Чёрная Мадонна

      Бенхамин не часто бывал в больницах. В первые минуты внутри здания он нервничал и оглядывался. Благо, что пока он шел к палате, он успел освоиться и вошел в нее уже привычно уверенным в себе.       Мануэла очень удивилась, увидев его. Она неловко закрыла книгу, которую читала и небрежно положила ее на колени. Бенхамин очень постарался улыбнуться ободряюще. Мануэла принялась убирать волосы, сначала просто за уши, а потом вообще назад. Раньше она красиво распускала русые пряди, которые струились и блестели, будто на них всегда светит солнце.       Бенхамин моментально вспомнил ту ночь и ту грязь, и кошмар из которого они вытащили Мануэлу. С каким удовольствием он потом разрядил не одну обойму внутри притона. Здание сожгли со всеми, кого они там положили.       Мануэла показалась ему тогда настолько маленькой, настолько худой. Она весила не больше, чем ребенок, лет одиннадцати. Странно, но она прижималась к нему так, будто чувствовала себя в наибольшей безопасности в своей жизни, хотя ее на руках нес парень из банды. Тогда никто еще не знал, что Мануэла пострадала из-за разборок Альфредо с Бенхамином и ее парня Лукаса с Ронни Эспинозой.       А потом Бенхамин получил эти фотки. Попадись ему Альфредо тогда, то он бы его, наверное, голыми руками расчленил. Когда Зик заполучил его при помощи Бальестероса, волна чувств уже схлынула и Бенхамин смотрел на Альфредо как на презренное существо, слизняка о которого марать руки не хотелось.       К тому же, Бенхамин знал, что его кольцо будет похоронено под толстым слоем бетона. Ангел внутри кольца продолжает существовать. Это далеко от полноценной жизни, но ты там чувствуешь, переживаешь эмоции, хранишь воспоминания. Умирая Альфредо как самоуверенный говнюк, точно надеялся, что его вытащат оттуда. Можно себе только представить какое разочарование его постигло, когда он понял, что похоронен под толщей бетона. Это гораздо хуже того, чтобы быть даже порезанным в мелкие лоскутки.       — Я не знал, что можно, а что нет, поэтому вот, — Бенхамин поднял в воздух пакет из плотной бумаги. — Там фрукты и сладкое. Я не особенно разбираюсь в больницах, но, что девчонки любят конфеты, знаю точно.       — Поставь сюда, — сказала Мануэла, она указала кивком на тумбочку возле кровати. Там уже были цветы, книги и мягкая игрушка.       Бенхамин сделал как было сказано, затем огляделся, пододвинул стул и сел рядом с кроватью. Мануэла молча наблюдала за его действиями.       — Что читаешь? — спросил Бенхамин, бросив взгляд на книжку.       Мануэла развернула ее передней обложкой, сама туда глянула, будто могла забыть, что это за книга. Бенхамин прочел название — «Птичка и ягуар».       — Знаю такую, — усмехнулся он. — Там девушка влюбилась в наследника бандита.       Мануэла сдавленно улыбнулась.       — А еще осталась с разбитым сердцем, — сказала она. — Читаю эту историю ради профилактики. Какой бы красивой ни была история любви, она может закончиться несчастьем.       Мануэла грустно опустила взгляд куда-то в сторону. Бенхамин подумал, что «Птичку и ягуара» стоило бы вслух и с пояснениями почитать Пачо. Вот уж кто рискует так рискует остаться с разбитым сердцем или без него.       — Может стоило выбрать «Алису в стране чудес»? Она хотя бы веселая, — сказал Бенхамин.       Мануэла улыбнулась.       — Врач тоже считает, что я зря читаю грустную историю, но по правде говоря, я его не очень слушаю в этом вопросе, — сказала она. Бенхамин заметил, появившиеся у нее более жесткие интонации в голосе.       — А как ты… ну вообще? — спросил неуклюже Бенхамин.       — Меня должны выписать завтра или через день, — ответила Мануэла. — Физически я чувствую себя хорошо и хочу уже поскорее убраться отсюда.       — Значит Сильвия хорошо постаралась, — сказал Бенхамин.       — Это та самая брухо? — спросила Мануэла. Бенхамин кивнул. — Я бы хотела ее как-то отблагодарить. Мне кажется, что она не только с моим телом что-то сделала…       — Ты, о чем? — нахмурился Бенхамин.       — Я почти ничего не помню, — сказала Мануэла. Она одной рукой сжала книгу с силой. — Если я даже напрягусь, то никакие толком подробности и детали не всплывают. Все как в тумане.       — Если хочешь, она сотрет эти воспоминания вообще, — почему-то Бенхамину показалось предложение логичным.       — Нет, не нужно, — твердо сказала Мануэла. — Я, конечно, не хочу, чтобы это событие определяло всю мою дальнейшую жизнь, но и забывать не считаю нужным. Я думаю, что, когда Сильвия скрывала неприятные мне подробности она делала это аккуратно и со знанием дела. Если она не скрыла сразу все, то у этого были какие-то причины.       — Твоя правда, — сказал Бенхамин. Он немного помедлил. — Я пришел не только, чтобы проведать тебя, но, и чтобы сказать, что ублюдок, приказавший тебя похитить, мертв.       Мануэла поджала губы и как-то странно закивала головой.       — Я рада, — сказала она, внезапно резко посмотрев на Бенхамина. — А второй?       — Ты про Ронни Эспинозу? — спросил Бенхамин.       — Да, — сказала Мануэла. — Сильвия не смогла стереть из моей памяти его запах, голос и то, как он своими пальцами…       — Эспиноза пока жив, — прервал ее Бенхамин. Да и сама Мануэла чуть затряслась. От того, что ей не пришлось договаривать, она удержалась, чтобы не расплакаться. — Мы решили поговорить с Лукасом на счет того, что с ним делать. Он ведь был твоим мужчиной. По нашим законам он должен мстить.       Мануэла будто не совсем одобрила их решение. Она прищурилась, но ничего не сказала. Бенхамин понимал, что она делает вид, что не помнит Эспинозу в том числе, чтобы его настигла какая-то страшная кара. Другое дело, что она не думает, что отсидка для него покажется страшнее смерти. Бенхамин прекрасно понимал ее гнев.       — Если Лукас решит заявить, поможешь ему засадить Эспинозу? — спросил Бенхамин.       — Не знаю, — ответила Мануэла. — Но думаю к тому времени смогу определиться.       — Это правильно, — сказал Бенхамин. Он посмотрел на часы. — Мне пора.       Бенхамин встал со стула.       — Спасибо, что пришел, — сказала Мануэла. — Приятно было поговорить с тем, кто не смотрит на меня как на хрустальную. Все вокруг боятся сказать лишнее слово, будто я сорвусь и начну крушить мебель.       — Мне ты как показалась хорошенькой и с твердым характером, так такой и кажешься, — пожал плечами Бенхамин. Мануэла смутилась. Она при этом впервые просто стыдливо опустила ресницы.       — Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — сказала Мануэла. — В тот вечер в баре, я сразу поняла, к какому миру ты и Пачо принадлежите, хотя засматривалась на тебя в этих джинсах…       Бенхамин почувствовал, как краска подступила к лицу.       — И когда ты стала такой откровенной? — сказал он.       — Плюс того, что ты — жертва: можно нести всякое без страха, что заденешь чьи-то чувства, — сказала Мануэла с хитрым и зловещим блеском в глазах. — Но я не планирую этим злоупотреблять, не хочу становится злой.       Бенхамин улыбнулся.       — Отличная ты все-таки девчонка, — сказал он уже почти на пороге. — Надеюсь, у тебя все в жизни сложится.       — Также, как и у тебя, Бенхамин, — Мануэла посмотрела на него загадочно.       Бенхамин уходил с полным ощущением того, что они попрощались навсегда. Правильное решение с ее стороны — не иметь дела с бандитами, которое надо было принять значительно раньше. Хотя Либертад стал таким местом, в котором летают шальные пули. Ты можешь хоть затворником быть, но одна такая легко достанет тебя даже дома. И стреляют далеко не только бандиты.       За рулем машины Бенхамин подумал совсем не о пулях и стрельбе. К этому он привык еще в детстве. На зеркале заднего вида висела жемчужина на цепочке. Первым порывом, после того, как чувство утраты немного улеглось, было закопать жемчужину где-нибудь в красивом месте. Бенхамин уже нашел такое, но в последний момент передумал.       Он так и не попрощался с ней нормально. Марипоса говорила ему о своих чувствах, а он как идиот все твердил что-то там, про то, что он ей платил. Так или нет, какая вообще была разница? Ему эта девушка нравилась сильнее, чем просто та, кому он платит.       Бенхамин никого не видел в своей жизни, кроме Асусены. Он даже убедил себя в том, что раз так, то какие-то еще женщины не могут хотеть с ним больше, чем пара-тройка ночей. Вот и с Марипосой вышло так.       Она навсегда останется в его сердце, как теплое и горькое воспоминание. Бенхамин задел жемчужину пальцем. Она стала покачиваться мерно, как маятник. Ему казалось, что Марипоса ушла, чтобы его оберегать. Виделась в этом какая-то магия. Или он просто так хотел.       Бенхамин вздохнул. И когда он успел стать таким же романтичным балбесом, как Пачо? А может быть, это происходит от того, что Бенхамин получил шанс на Асусену. Об этом, он только начинал думать, так сразу накатывала такая волна, что казалось с ног собьет. Да и вообще Бенхамин старался слишком не мечтать. Очень страшно было разочароваться, если что-то пойдет не так.       Еще одно, что изменилось — ему стали не интересны все эти его связи, девчонки из бара, разные любительницы бандитов, просто симпатичные девушки, которых легко подцепить. Все это стало сухим, пресным, ненужным, так что пока Бенхамин только и делал, что вел дела бара и картели, да слонялся просто так.       Торговля оружием продолжалась и Зик не планировал сбавлять обороты, хотя делать это стало в разы сложнее чем раньше. К тому же, атаковать их стали настолько часто, что приходилось постоянно озираться. Количество их врагов не намеревалось существенно уменьшаться.       Бенхамин осел в Либертад окончательно. Провинцией Пальмас занимался Зик лично. Бенхамин прекрасно понимал это решение. С его сознанием все еще творилось что-то неладное, да еще и какие-то странные страшные сны добавились. Однажды он видел во сне образ незнакомого парня с зашитым ртом.       Он вспомнил это стоя под пасмурным небом. Мужики выкапывали схрон с ящиками с автоматами. Так они теперь стали прятать партии, которые предстояло отправить не скоро.       — Еле шевелятся, — бросил Бенхамин через плечо. Пачо ходил плавно и, как следствие, тихо. Особенно здесь, где вокруг столько влажной травы.       — Нас от дороги скрывают деревья, так что не парься, — сказал Пачо.       — Не знаю… — протянул Бенхамин. — Как-то не по себе от того, что становится так тяжело их прятать и переправлять.       А это действительно было так. Склады у полиции были под прицелом. Оно — логично. Лишить их товара, значит лишить денег и влияния. Однако все в организации прекрасно понимали, что агенты под руководством капитана Падильи, гоняются за складами, потому что пока не могут атаковать банковские счета, хотя пути к этому точно ищут.       Благо, что бухгалтеры и адвокаты работали хорошо и полностью оправдывали те деньги, которые им платят. При этом абсолютно все заметно нервничали и старались как-то обеспечить себя средствами на всякий случай. Пачо и Бенхамин исключением не были.       — Благо, что, хотя бы с нашими аэродромами пока все в порядке, как и с фабриками, — сказал Пачо. Он как всегда остановился, положив руки в карманы. При слове «аэродром» Бенхамин воодушевился. Он подумал о том, что куда-то туда к подножию гор должен был в итоге прилететь самолет с Асусеной. Пачо заметил его взгляд и сказал:       — Об этом я толком ничего не знаю. Эдуардо где-то в Монтанье, но как всегда все у него таинственно. Брухо, ну ты понимаешь!       Он так характерно взмахнул ладонью, будто это качество брухо ему докучало. Бенхамин хоть и не услышал того, чего хотел, почувствовал, как дыхание перехватило. Он в смятении отвернулся и принялся смотреть на то, как работники поднимают ящики на поверхность.       Поднялся ощутимый ветер. Начал накрапывать дождь.       — Шевелитесь там, парни! — сказал Пачо. Как-то он умудрялся не кричать, но все-равно быть услышанным даже на расстоянии.       — Да, дон Пачо, — отозвались мужики.       — Что, боишься намочить одну из своих крутых рубашек? — сказал Бенхамин смерив Пачо взглядом.       — Это дизайнерская вещь, между прочим, — невозмутимо ответил Пачо. Он прищурился. — А у тебя чувство юмора как-то изменилось с тех пор как ты стал целомудренным.       — Берегу себя для единственной, — важным тоном ответил Бенхамин, отчего Пачо только головой покачал.       — Я надеюсь только на то, что она вместе с заклинанием уничтожит все твои узкие джинсы, — сказал он. — А если серьезно, то вот ты встретишь Асусену и что?       Бенхамин покосился на рабочих. Они принялись тащить ящики в грузовик, припрятанный в тех же кустах ближе к дороге. Бенхамин старался не думать об этом, по правде. Пачо невольно задел щекотливую тему.       — Мне можно на нее только смотреть, братишка, — сказал он с досадой. — Мне об этом все подряд твердят. Осталось только, чтобы в уголовном кодексе появилась статья, которая бы меня за одно прикосновение к Асусене наказывала.       — Мне жаль, Бенха, правда, — сказал Пачо. — Я думаю это все очень несправедливо.       — Может быть, но я не уверен, что мог бы, например, поцеловать Асусену в первые же минуты встречи, — сказал Бенхамин. — Я ее столько лет не видел, что от одной мысли об этом меня парализует.       Пачо посмотрел на него очень грустным взглядом. Как бы то ни было, но каждый из них прекрасно понимал, что творится на душе у другого. Жаль только, что в последнее время у них задушевные разговоры происходят в каких-то кустах, пока их рабочие то грузят оружие, то таскают, то производят.       Как только последний ящик был загружен, все прыгнули по машинам. Бенхамин и Пачо на этот раз ехали вдвоем на машине Бенхамина, как в старые добрые времена. Их охранники ехали чуть впереди.       Вместо обычных складов оружие теперь хранили закопанным или спрятанным в слепых для полиции зонах на трассах между производствами и транспортными узлами. Мороки было много, но так они теряли меньше.       — Мне все не дает покоя то, как были организованы последние нападения на нас: стрельба в Дос Хардинес, похищение Мануэлы и Кристины, — сказал Пачо. Он мрачно смотрел вперед на усиливающийся дождь.       Бенхамин был с ним солидарен. Ему это тоже покоя не давало.       — Да, как-будто люди это сделавшие не просто следили, а наверняка знали, где и когда бить, — сказал Бенхамин. Пришлось немного сбавить скорость, потому что асфальт заметно намокал от крупных дождевых капель.       — Мне иногда кажется, что нас предает кто-то особенно приближенный, Бенха, — Пачо сказал это и медленно повернулся к Бенхамину.       Он озвучил то, о чем они оба давно думали. Проговорить вслух — значит официально признать. Теперь это так, кто-то вхожий в «Эль Хоселито» распускает язык.       — Иначе, откуда бы они знали такие подробности, например, как-то, что Мануэла садилась ко мне в машину, — Бенхамина давно это съедало. Вот кто, кроме водителя, мог знать, что он ее тогда подвез. Альфредо не имел в арсенале настолько хитроумных шпионов. Это точно слил кто-то, кто слышал от кого-то, кто знает наверняка.       — А про то, что Кристина нашла работу и где, вообще кроме ее водителя, никто не был в курсе, даже я, — последнее Пачо сказал обиженным тоном. Никак не может отделаться от мыслей о том, что Кристина натворила.       — Водителей уже потрясли, — сказал Бенхамин. — Они кристально чисты.       Пачо замолчал ненадолго. Он думал. Бенхамин чуть пристальнее сосредоточился на дороге.       — Заниматься этим делом и раньше-то было тяжело, а сейчас тем более, — сказал Пачо странным тоном, будто с нотками сожаления. Бенхамин посмотрел на него краем глаза и увидел, что взгляд у него какой-то странный, будто чуть более ясный чем обычно.       — Ты никогда не думал, что будет, если ты унаследуешь полное главенство? Станешь боссом всех боссов? — спросил Бенхамин.       Пачо заметно напрягся. Он помедлил с ответом, делая вид будто смотрит в окно. Интуиция кольнула Бенхамина в области легких. Раньше Пачо сразу отвечал на подобные вопросы, без раздумий.       — Не знаю, Бенхамин, — наконец сказал Пачо. — Единственное, что я знаю, что я должен буду занять место Зика, но… Тогда он должен будет быть мертв. В тюрьму он не сядет, ты же знаешь.       — Знаю, а как же, — отозвался Бенхамин. — Иногда я думаю, что в частности, чтобы этого не случилось Зик готов умереть.       — Я настолько привык, что он есть, что мне кажется, что скорее море пересохнет, чем Зик Айрес покинет этот свет, — сказал Пачо с мрачной улыбкой.       — Не хочу, чтобы все закончилось его гибелью, — сказал Бенхамин.       — Я тоже, братишка, и не потому, что не хочу принимать его обязанности, — сказал Пачо. — Он хоть и твердит все время какой он нам не отец, единственный который был у меня с детства.       Как собственно и у Бенхамина. Своих настоящих родителей он уже почти не помнит. Зик их заменил и Росса тоже. Да, семья у них вышла странная, но Бенхамину она нравится. Однако, центр его семьи для него всегда был Пачо.       Бенхамин ударился было в воспоминания и чуть не проскочил поворот с дороги. Сегодня груз до «фабрики» удалось доставить без проблем. Нередко это рутинное мероприятие сопровождалось перестрелками, погонями и взятками, если повезет наткнуться на непринципиального полицейского. В последнее время кадры на службу стали подбирать тщательнее. Создавалось впечатление, что обязательным пунктом у соискателя шло наличие личной драмы на почве бандитских разборок и, как следствие, желания мстить.       После инспекции «фабрики» Пачо поехал домой, к своей Кристине. Бенхамин предпочел остаться в сельве. Делать ему тут было особенно нечего, просто не хотелось сидеть в баре в гордом одиночестве. Бенхамин устроился прямо на земле, неподалеку от теплицы с дурманом. Он закурил, глядя на мерцающие газовым светом растения.       Наверное, магия Асусены заставила его сознание уплыть глубоко в прошлое. Он буквально видел перед глазами те дни, когда решалась его судьба, кем быть человеком или ангелом. Отчетливо вспомнились диалоги, запахи, звуки, чувства. Казалось, что сейчас он моргнет, а всей его прошедшей жизни не было. Будто бы он все еще подросток, еще пока только друг и почти брат Пачо.       По правде, они определились с тем, что их дружба — навеки, буквально сразу же после того, как хоть сколько-то подружились. Что же касается того, что Бенхамин должен поменять свою сущность, то к этому привел ряд мелких и не очень событий.       Решение о том, что Бенхамин станет ангелом, возникло после пустякового случая. Они с Пачо в дождь катались на велике и сильно упали. Росарио сказала Пачо, что, если бы Бенхамин упал не удачно, он мог бы умереть. Тогда-то он и стал просить Зика, чтобы тот дал Бенхамину сферу. Пачо делал это методично, каждый день, аргументируя, не надоедая. Он старался выбирать моменты, когда Бенхамина не было рядом, но пару раз Бенхамин случайно натыкался на них с Зиком в моменты таких разговоров. Однажды Бенхамин услышал, что Пачо говорил Зику: «Я знаю, что я проживу много, больше, чем положено обычному человеку. И я хочу, чтобы у Бенхамина было столько же. Мне не нужны все эти годы, если его не будет рядом».       Бенхамин прослезился в первый раз в своей жизни. Он вдруг вспомнил, как мечтал, чтобы его братья играли с ним, относились хорошо и обращали внимание на него, когда ему было четыре года. В его прежней семье старшие братья были нужны только за тем, чтобы говорить ему, чтобы не мешался под ногами.       Он думал, что раз родные братья не хотят иметь с ним ничего общего, значит у него их никогда не будет. Оказалось, что брата можно найти и что он сам может выбрать тебя. Тогда Бенхамин решил, что сколько бы лет ему не предстояло прожить, он хочет быть рядом с Пачо. И дело тут вовсе не в том, что он ему обязан.       Зик согласился на то, чтобы Бенхамин вступил в ряды ангелов. Но с условием, что они дождутся пятнадцатилетия обоих парней. Если никто из них не передумает, то тогда Зик проведет ритуал. С тех пор Пачо в таких красках расписывал как здорово иметь силу, крылья, что не страшно пораниться. Буквально за несколько недель до дня рождения Бенхамина он впервые привел аргумент, что, будучи загадочным ангелом, легче нравиться девчонкам. Бенхамин слушал его, но, по правде говоря, он и так был согласен. Никаких минусов, в том, чтобы быть ангелом, он не видел.       В тот день он проснулся, осознавая, что уже совсем скоро, его жизнь изменится окончательно и бесповоротно. Буквально вчера Зик собрал их в своем кабинете и еще раз спросил точно ли они хотят, чтобы Бенхамин стал ангелом. Оба дали утвердительный ответ. Тогда Зик дал Бенхамину деревянную резную коробку, в которой хранились разные драгоценные камни. Бенхамин должен был выбрать основу для воскрешающего кольца.       Он долго перебирал камни за завтраком. Бенхамин был из бедной семьи и совершенно не разбирался в драгоценностях. Он не понимал сколько они стоят, насколько редкие, мог делать выбор только исходя из того, как они выглядят.       Бенхамин выбрал коричневый, прозрачный, с дымчатым оттенком. Дымчатый топаз. Сейчас именно этот камень блестит в его кольце.       Позже в этот же день они сбежали за пределы асьенды. Пачо стащил табак, бумагу и зажигалку у Рекса. Друзья решили, что сегодня самое время начать курить. Никто из них понятия не имел, как отреагирует Зик. Хотя с чего бы ему ругаться, если абсолютно все в поместье за исключением Красавицы, курили при мальчиках столько, сколько они оба вообще существуют.       Они вышли на край утеса, с которого открывался вид на океан, сели на густую траву. На несколько минут их затянул вид моря. Вода переливалась оттенками бирюзового, потягивал соленый морской бриз. Так красиво как в Колумбии не может быть нигде в мире.       Потом Пачо кое-как скрутил две корявые самокрутки. Они раскурили табак. Бенхамин почувствовал, как закружилась голова, легкие обожгло, а вот выдыхать дым оказалось приятно. Появилось состояние покоя и умиротворения, какого Бенхамин не знал раньше.       — Нервничаешь? — вдруг спросил Пачо.       — Я никогда не был так спокоен как сейчас, — медленно проговорил Бенхамин. Он не сообразил зачем спрашивать о беспокойстве в такой момент.       — Да я не про сейчас, — Пачо был настроен говорить серьезно. — Я про то, что… Ну, будет через два месяца…       Почему-то он заговорил таким тоном, как будто переживал. Как будто чувствовал себя неловко от того, что Бенхамин перестанет быть человеком.       — Иногда да, — Бенхамину захотелось ответить честно. — Всегда страшно, когда толком не знаешь, что тебя ждет. С твоих слов знать — одно, а вот самому…       Наверное, в тот момент он бы поддался нервозности, если бы не воздействие табака. Сейчас он понимает, что в пятнадцать лет он еще толком не мог осознать происходящее. Он хотел быть таким же как Пачо, будто это могло сделать из них настоящих братьев. Он не задумывался о том, что согласился на то, чтобы из одной сущности перейти в другую, понятия не имея какие будут последствия.       Однако в день ритуала он все-таки почувствовал, как его одолевает паника. Бо́льшая часть событий из-за этого стерлась из его памяти. Бенхамин запомнил, что все происходило ночью на улице. Зик появился уже придерживая одной рукой небольшой шар, светящийся иссиня-белым. Бенхамин стоял будто прирос к земле. Он смотрел на сферу округлив глаза.       Зик выглядел даже серьезнее, чем обычно. По поводу обращения Бенхамина собралась сходка. Выглядело необычно. За спиной Зика стояло восемь мужчин. Все они были одеты по последней бандитской моде — дорогие рубашки, обувь, волосы зачесаны и уложены гелем, все носят массивные украшения в виде цепей и колец, а еще у каждого за пояс заткнут пистолет. У ног Зика сидит огромная собака, которая скорее внушает страх, чем умиление. Все происходит на асьенде, которая находится за городом и по территории которой ходит охрана. Бенхамин и Пачо знали, что в доме есть тайники с наличными и товаром. Но сейчас все ждут, что мальчишка пятнадцати лет обратится в ангела.       Пачо нервничал не меньше, чем Бенхамин. Он сжал руку Бенхамина, почему-то за запястье. От этого никому не стало спокойнее. Зик подошел к ним и опустил сферу на ладонь Пачо.       — Я доверяю твоего друга тебе, — серьезно сказал Зик. Впервые в жизни он смотрел на Пачо как на взрослого мужчину. Бенхамину от этого сделалось еще тревожнее, чем было. — Пачо, ты принял решение создать ангела из человека, тебе и нести ответственность за его дальнейшую судьбу. Пятнадцать лет для ангела — возраст, когда он может и должен становится взрослым.       — Я готов принять ответственность за свои решения, — Пачо старался говорить твердым тоном, но голос дрогнул пару раз.       — Тогда возьми сферу и помести ее в сердце Бенхамина.       Пачо повернулся, и они с Бенхамином встретились взглядами. Им обоим было страшно, но они старались держаться изо всех сил. Бенхамин не чувствовал своего тела, его только бил озноб. Пачо подошел к нему, уперся одной рукой ему в плечо, а другую со сферой потянул к его грудной клетке.       Тем временем Зик говорил слова клятвы, которую Пачо повторял, глядя прямо в глаза Бенхамину.       «Бенхамин Паэс Коста, готов ли ты принять эту сферу, как знак особого к тебе отношения от меня — Франсиско Геррера Флореса?»       «Готов»       Его грудь лизнуло электричеством. Температура мгновенно вскочила. Он толком не понимал, чей голос слышит — Пачо или Зика.       «Готов ли ты стать частью легиона, что владеет мощью Небес?»       «Готов»       Сфера оказалась внутри наполовину. Бенхамин перестал ощущать границы своего человеческого тела. Горло перехватило, сердце замедлилось, в ушах стоял странный свист. Он ясно видел только темно-карие глаза Пачо и то, как взметнулись сотканные из света крылья у него за спиной.       «Готов ли ты служить, как всякий ангел? Отринуть все человеческое? Принять свою силу как дар? Уважать ее и ее законы?»       «Готов»       Бенхамин думал, что умрет. Он чувствовал, как весь накалился, будто его нутро выжигают. Взгляд Пачо — пристальный и гипнотизирующий — не давал ему отключиться.       «Так прими же сферу и переродись ангелом по воле моей».       Разряд, будто Бенхамин стал частью линии электропередач. И тут же весь жар прошел. Он сузился до объемов точки внутри его грудной клетки. Бенхамин глубоко вдохнул. Он ощутил, что Пачо убирает руку с его плеча.       — Да будет так, — прозвучал отчетливый голос друга, но будто бы повзрослевшего. Бенхамин зажмурился. Он четко увидел картинку, будто кадр из фильма — они оба взрослые мужчины сидят в каком-то баре. Пачо откинулся на спинку дивана. Бенхамин присел на подлокотник. Оба смотрят в сторону входа. У Бенхамина в руках пистолет. Они здесь главные. Возникло ощущение чего-то большого. Будущего, которое неминуемо.       Он открыл глаза. Секунда и он почувствовал, как сквозь позвоночник распространяется тепло. Бенхамин видел яркий свет. Он посмотрел на Пачо. Друг выглядел удивленным, а потом секунда и по его лицу медленно поплыла улыбка. Бенхамин чуть повернул голову и увидел, что свет струится из-за его спины. Все получилось.       Они бросились друг к другу с радостными воплями. Бенхамин чувствовал, что он счастлив. Его накрыла эйфория, от которой напрочь стерлись все другие чувства. Первые несколько часов в роли ангела он не запомнил, потому что все время бродил будто в тумане. Когда эйфория закончилась Бенхамин вдруг осознал, что в их тандеме с Пачо — это он теперь ответственный. Что бы ни делал друг — он должен быть жив и в безопасности.       За спиной Бенхамина один из работников уронил небольшой ящик и рассыпал патроны. «Проклятье!» — принялся ругаться он. «Аккуратнее надо быть, бестолочь драная!» — на него налетел кто-то из тех, кто видел, что он сделал. «Ты кого драным назвал? Слышь, сам петушара!» — голоса рабочих набирали все более высокую тональность.       Бенхамин нервно выдохнул. Он был недоволен тем, что ему помешали ностальгировать о прошлом. Тем более, что он думал о таком судьбоносном ее периоде. Именно тогда они с Пачо стали братьями в прямом смысле этого слова. Может быть именно в этом и заключался план Зика, а не в ответственности и прочем таком.       — Эй, вы там, заткнитесь и соберите долбаные патроны! — Бенхамин встал и пошел к мужикам. — Мы вам не за бабские перепалки платим!       — Да, хозяин, — пробубнили мужики, которые уже успели друг в друга вцепиться.       Бенхамин испепеляюще посмотрел на них, чтобы они приступили к делу быстрее. В душе он так и остался голодранцем из Буэнавентуры, поэтому работяги вроде этих его слушают.       Вдруг до него дошло, что во время ритуала Бенхамин действительно увидел картинку из будущего. Он увидел их вдвоем в «Эль Хоселито». В пятнадцатилетнем возрасте приемлемое будущее казалось ему именно таким. Быть боссами, носить оружие, иметь влияние и прочие атрибуты этого образа жизни. Да и они прекрасно знали, что Зик это одобрит. Сейчас Бенхамин понимал, что ему что тогда, что сейчас — не важно, лишь бы брат был рядом.       Он провел ночь в машине на территории «фабрики». Под звуки насекомых и прочей живности уснуть не получилось. Бенхамин дремал, пока не наступил рассвет. С первыми лучами солнца он завел мотор и вернулся в Либертад. А там он погрузился в дела. Их было как всегда по горло.       Недавно дочка Марсело Ходояна подкинула им кое-какие полезные сведения на тему деятельности мексиканцев. Речь шла об орудовавшем в Либертад киллере картели Хуарес. Виола оказалась права, когда обратилась именно к ним с просьбой что-то узнать. Имея на руках осведомителя аж из четвёрки боссов Хуареса, выяснить что-то о киллере оказалось гораздо проще чем ждать, когда очнется полиция.       Пачо смог связаться тем колдуном. Федерико Арельяно. Когда Бенхамин услышал это имя странным образом перед глазами довольно четко возникло его лицо. На вид — совсем молодой парень с грустным лицом. Возникло такое чувство, будто он его откуда-то знает. Оно было таким навязчивым, что пришлось серьезно потрудиться, чтобы его отогнать. Знать этого колдуна Бенхамину было попросту неоткуда.       Арельяно рассказал, что киллера которого они ищут называют Десятка, якобы за то, что он очень меткий. Он работает на Хосе Карлоса де Пальму и принадлежит к клану ягуаров. Узнать Десятку можно было легко — по татуировке, подвеске в виде когтя, да яркой одежде.       К поискам Десятки подошли основательно, однако все понимали, что его защищает магия, а поэтому легко это сделать не получится. Хайро вновь задействовал своих уличных осведомителей, которые в итоге навели на названия заведений, где по слухам мексиканцы или бывают, или которыми даже владеют.       После визита в первое же из них Хайро пришел в бар весь дерганый. Он с налета принялся рассказывать Пачо и Бенхамину о том, что произошло в «Сангре и ви́но». Бенхамин постоянно следил за окружающими. Разговаривали прямо за хозяйским столиком, так как Хайро слишком торопился все изложить, даже не подумав уйти в сторону кухни.       — Они нас или засекли, или знали, что мы будем там, — Хайро размахивал руками. — Когда мы уже думали, что тревога ложная и никаких мексиканцев, они принялись палить. Если бы не Хесус, так мы бы там все полегли.       Последнее он сказал с таким восхищением, будто Хесус был чудом небесным. Бенхамин с отцом Кристины не общался, но со слов Пачо слышал о нем в основном хорошее.       — Кстати, он видел Десятку, — продолжил Хайро.       — Значит этот тип и сейчас в Либертад, — Пачо сощурился. — Другие адреса, к которым он может иметь отношение нужно проверить без шума, это ясно?       Хайро поспешно кивнул. Он тут же принялся искать в кармане сигареты, а потом и вовсе вышел, чтобы покурить. Пачо проводил его взглядом. Причем весьма настороженным, каким на Хайро никогда не смотрел.       — Неужели ты думаешь, что он может быть предателем? — спросил Бенхамин, у которого даже волосы зашевелились на затылке от такой мысли.       — Нет, я не поэтому так смотрю, — ответил тот. — Вон видишь? Опять пришла его эта Марица. Бенхамин посмотрел в сторону входа, где и правда увидел Хайро в компании Марицы. Чем дальше, тем больше она напоминала помесь бродяжки и дешевой шлюхи своим внешним видом.       — И что только он в ней до сих пор находит? — проговорил Бенхамин, глядя на то, как Марица очень развязно целует Хайро. Он поморщился.       — У меня такое ощущение, что сейчас это больше ее инициатива тереться возле него, — сказал Пачо.       — А как еще она будет возле тебя, и Кристины ошиваться? — усмехнулся Бенхамин. — Ясное дело, что в баре это проще, а вход сюда — только через твоих приближенных.       — Я не хочу, чтобы Кристина с ней имела дела, — Пачо злобно сверкнул глазами. — Они уже даже на подруг не похожи, а она продолжает надеяться на что-то там.       — Думаешь, Марица может Кристине что-то сделать? — спросил Бенхамин.       — Не знаю, но что-то с ней не так, — ответил Пачо.       Бенхамин понимающе кивнул. Пачо боится за Кристину так, что готов в каждом камне видеть желающего причинить ей вред. Его друг пребывал в безнадежной ситуации. Пачо сам пока не осознает, что он в шаге от того, что его сердце будет вновь вдребезги.       С Кристиной сложно. Она хоть и пыталась, но так и не приняла то, кем Пачо является. В ее голове он и босс мафии — это какие-то отдельные люди. Со стороны, к сожалению, уже стало заметно. А им самим чувства затмевают мозг.       Бенхамин ничего не имел против Кристины. Он все еще видел, что она сильно любит Пачо, чего он ему всегда желал. Но он считал, что Кристина не протянет слишком долго в роли женщины криминального авторитета. Она не так воспитана. Ее внутренние ориентиры, например, никогда не будут давать ей соглашаться на то, что крысу нужно наказывать выстрелом в голову. Пачо просто не имеет никакой возможности эти ее принципы учитывать.       — Ладно, братишка, поеду на квартиру, — сказал Бенхамин вставая с места. — Я весь пропах джунглями. Да и спать в машине мне не понравилось.       — Конечно, езжай, вдруг Асусена случайно из-за угла на тебя выскочит, а ты недостаточно красивый, — сказал Пачо с непроницаемо серьезным лицом.       Бенхамин сначала округлил глаза, а потом до него дошло, что это очередная шутка.       — Между прочим, она меня любит за богатый внутренний мир, — сказал он, поставив руки на пояс. — А ты молчал бы со своей идеальной укладкой.       Пачо улыбнулся. — Мы оба как подростки, до сих пор пытаемся впечатлить девчонок не тем, чем надо, — сказал он.       На этом они попрощались. Бенхамин вышел на улицу и сел в машину, воспроизводя в мыслях красивое лицо Асусены — веснушки, скулы, аккуратный носик. Как же он заждался… Такое ощущение, что Эдуардо Очоа над ними издевается. Бенхамин ехал привычным маршрутом, но город казался ему другим из-за того, что его немного затянуло туманом из-за прошедших ливней. Свет сквозь него проникал тусклым и таинственным.       Асусена не шла из головы. Он так о ней размечтался, что чуть не позабыл о предостережениях Зика. Им с Пачо откровенно надоело, что он им читает нотации и буквально запрещает даже помышлять о романах, будто каких-то бандитов это когда-то смущало. Однако в его словах была правда. Она касалась сгущающихся вокруг них проблем и опасностей.       Бенхамин подумал, что если уж ему выпал шанс вновь встретиться с Асусеной и провести с ней хоть какое-то время, то он просто не спустит с нее глаз. Случись что с ней и проще будет удавиться. Однако, справедливости ради, такой самодеятельности какую позволила себе Кристина, Асусена не допустит.       Размышления о женщинах напомнило Бенхамину еще об одном наблюдении, которое касалось Виолы Ходоян, с которой Пачо успел довольно быстро подружиться. Его интуиция сработала на эту девушку, когда она вошла в кабинет. Разгадать знак полностью Бенхамин пока не смог, но он четко уяснил, что Виоле можно верить по одной простой причине — она не желает конкретно Пачо быть посаженным за решетку.       Виола показалась Бенхамину очень красивой внешне и, тем не менее, он не позволил себе никаких выпадов в ее отношении, даже простого комплимента. Дело все было в том, что он чувствовал повисшее в воздухе напряжение и далеко не от того, что они имеют дело с дочерью Ходояна, а также не между ними троими. Это касалось двоих.       Бенхамин припарковал машину. Он глянул перед собой через лобовое стекло. Улица казалась размытой из-за тумана, а еще не обычно пустой. Бенхамин почувствовал себя усталым. Он знал, что частично это из-за влияния заклинания, однако было еще что-то. Впервые он не мог понять, что еще его так напрягает. Бенхамин всегда так жил — будто постоянно куда-то бежал. Опасностей вокруг тоже всегда было полно, так что же тогда?       В тумане прямо по курсу зрения Бенхамина кто-то появился. Он тут же позабыл обо всех своих размышлениях, нахмурил брови и прищурился. Рука потянулась к пистолету, но интуиция отчетливо сказала нет.       Бенхамин пригляделся еще. Перед ним был широкий тротуар перед многоэтажкой, где он жил. Возле дома — металлический забор и аккуратные кусты. В тумане, в свете желтых фонарей он увидел знакомую фигуру и не поверил своим глазам.       Она стояла далеко и сквозь туман он видел не отчетливо и все-таки: тонкая фигура, округлые бедра, покатые плечи, изящная шея, волосы волнами падают на плечи. Бенхамин вдохнул и воздух так и застрял у него в легких. Он вцепился в руль так крепко, что хрустнули пальцы. Бенхамин ничего не слышал, не видел, но, самое обидное, ничего не мог сделать. Он даже с места двинуться не мог. Перед ним, там в тумане, также не двигаясь стояла Асусена.       Сердце тяжело отбило несколько раз, в глазах защипало. Нет, не могло ему в жизни так повезти. А вдруг ему только кажется? Вдруг опять сознание играет с ним злую шутку? Где-то в кармане издал жужжание мобильник. Бенхамин пришел в себя.       Он поспешно вышел из машины, захлопнул дверь и вновь оцепенел. Асусена была все там же, так близко и далеко одновременно. Бенхамин сделал пару неуверенных шагов навстречу. Он вышел на тротуар так, что был теперь напротив своей ведьмы, все еще окутанной туманом.       — Асусена? — не своим голосом позвал Бенхамин.       Она почему-то сделала пару шагов назад. Бенхамин понял, что, если сейчас ничего не сделает, она ускользнет от него. Он так этого испугался, что оттаял и уже хотел было двинуться вперед. Позади залаяла собака, потом сработала чья-то сигнализация. Бенхамин инстинктивно посмотрел назад. Оказалось, что там чей-то пес напугал кошку, которая забралась на крышу авто.       Не обнаружив ничего опасного, Бенхамин с облегчением вздохнул. Он повернулся назад и не обнаружил Асусену нигде перед собой. Моментально одолела досада. Значит ему все-таки показалось, что он ее видел. На сердце наползла тягучая тоска. Бенхамин постоял еще немного на улице, глядя не сквозь туман, а куда-то в пустоту.       Как же так, она ведь была такой реальной! Асусена была здесь, стояла перед ним. Он мог даже разглядеть ее лицо, острый подбородок и карие глаза.       Ничего не поделаешь, наверное, все-таки это было не, по правде. Бенхамин понурил голову и пошел домой. Он приступил к выполнению того плана, который озвучил Пачо, собираясь домой. После душа, под струями которого Бенхамин изо всех сил старался не думать ни о чем, он понял, что никак не сможет уснуть. Укутавшись в полотенце по пояс, он вышел в гостиную, которая и раньше то ему казалась холодной и пустой. А сегодня, когда его накрыло такой волной счастья, здесь, один, он готов был лезть на стену от тоски. Так уж он устроен, что какое-либо место имеет для него значение, только тогда, когда там его ждет важный человек.       Бенхамин подошел к окну. Оно выходило на другую сторону от того места, где была припаркована его машина. Да он и не надеялся увидеть там Асусену. Вместо нее в стекле он увидел собственное отражение. На Бенхамина смотрел угрюмый парень с растрепанными влажными волосами. От такого он бы и сам сбежал.       Рядом с окном стоял комод. На нем была пепельница и дежурная пачка сигарет. Бенхамин закурил. Однако жгучий сигаретный дым не вернул его в реальность. Мыслями он был далеко. В том времени, когда он встретил Асусену.       Его большая история любви, начиналась в мире людей. А переживать ее пришлось и после того, как Бенхамин оказался в мире магии. Тогда у них с Пачо был, перерыв на учебе, поэтому они вернулись в Буэнавентуру и, в основном, занимались тем, чем велел им Зик. В дни затишья они слонялись по городу, ходили в бары или занимались каждый своими делами. Бенхамин вынужден был признать, что у них мало занятий, которые они с Пачо делали не вместе. В частности, это касалось его самого. Если Пачо был чем-то занят, Бенхамин начинал скучать без дела.       Когда становилось совсем нечего делать, Бенхамин приставал к Росарио. Женщина непременно начинала ворчать, если кто-то вклинивался в ее бесконечные дела. Все, что связано с хозяйством в доме было на ней и находилось под ее тотальным контролем. Россе помогали несколько служанок, тоже из брухо. Всем им Зик платил за работу.       Своих мальчиков Росарио привлекала к домашним делам редко, с тех пор как они повзрослели и поступили на учебу. Но, когда Бенхамин начинал крутиться вокруг нее, Росса в итоге находила ему занятие, чтобы он не «разрушил все тут». Часто поручения Росарио означали поездку в город, на рынок и еще куда-нибудь.       В тот раз Росарио доверила ему поход на рынок волшебных предметов, который располагался в небольшом поселке за городом. В человеческом мире такие рынки называли ведьмиными в порядке суеверий. Особенно популярны такие места всегда были в Боливии, где жители поголовно и по сей день верят в силу местных шаманов и ведьм. В Колумбии они встречаются значительно реже, а если и есть в каком-нибудь городке, то там по большей части закупаются настоящие ведьмы.       Бенхамин должен был купить несколько видов трав и каких-то порошков для Росарио. Он взял свой недавно купленный мотоцикл и отправился в сторону гор, которые начинались за пределами Буэнавентуры.       Колумбию называют страной вечной весны потому, что весь год здесь что-нибудь цветет и всюду зелень. Бенхамин ехал вдоль изумрудно-зеленых полей в свете солнечных лучей, которые огромными полосками пробивались из-за плотных облаков. Грунтовая дорога извивалась в тени арки из высоких деревьев. Вдруг у Бенхамина перехватило дыхание без видимой на то причины. Он почувствовал, что скоро, возможно сегодня случится что-то судьбоносное и важное лично для него.       Его интуиция обычно срабатывала, но никогда еще не давала таких четких предсказаний. Стало даже немного не по себе. Правда не на долго. Бенхамин приехал в деревушку, оставил мотоцикл у здания администрации, в надежде на то, что его никто не стащит и отправился на рынок пешком.       Типичная захолустная деревушка сплошь состояла из каменных одноэтажных домов с темно-коричневой черепицей. Главная улица — мощеная камнем, остальные — грунтовые. Во дворах лаяли собаки, скрытые за высокими плотными заборами. Из палисадников торчали густые кусты и цветы разнообразных оттенков. В кроне дерева закричал попугай. На входе на рынок Бенхамин увидел алтарь.       В стене дома была встроена ниша. В углублении располагалась скульптура — девушка, высеченная из белого камня и в раскрашенных эмалью одеждах. Руки скульптуры небрежно воздеты вверх, скорбная голова склоняется на один бок.             Бенхамин узнал Черную Мадонну. Невольно он задержался возле алтаря. В мире людей веру в нее не так скрывали, как после в мире магии. Все вокруг Мадонны было уставлено различными подношениями — цветами, свечами, какими-то бусами, едой, алкоголем, деньгами и фотографиями.       Бенхамин подошел ближе к алтарю. В нос ударил терпкий запах горящих церковных свечей, разлитого на алтарь алкоголя и цветов. Среди роз, гардений и других цветов аккуратно завернутыми в пучки лежали листья коки — свидетельство того, что этой Мадонне приносят подношения брухо. Бенхамин протянул руку и коснулся пальцем короны на голове статуи. Венец Деве приделали, чтобы не мучиться с тем, как обыграть нимб. Как бы на континенте не почитали свою святую, скульпторы оставались ленивы и непритязательны в вопросах эстетики. Корона была покрыта золотистой краской. Оттенок такой, будто это дорогой красный сплав. Однако дело тут было вовсе не в краске. Бенхамин надавил подушечкой пальца на острый зубец. Он почти не почувствовал боли. Надо было быстрее, пока палец не зажил провести пальцем по короне и оставить там свой кровавый дар Деве.       Бенхамин попросил ее о большой любви. Он сам не знал почему это сделал. Никогда никто из ангелов ни о чем Мадонну не просил. Сам Бенхамин верил в ее силу лишь отчасти. И именно он только что своей кровью заплатил за весьма абстрактное желание. Бенхамин точно знал, что никогда не расскажет об этом Пачо. Он просто даже знать не хотел его реакцию.       Постояв немного еще у Мадонны, Бенхамин отправился на рынок. Прежде, чем купить то, что просила Росса, Бенхамин прогулялся бесцельно разглядывая витрины со статуэтками духов и святых, мешками с травами, дохлыми полевыми мышами, черепами непонятного происхождения и прочим таким. Он замечал, что ведьмы и колдуны за прилавками провожали его недобрым взглядом — чуяли кто он такой.       Когда он уже шел к выходу из рынка он обратил внимание как худенькая высокая девушка закидывает себе на плечо огромный холщовый мешок. Бенхамин притормозил. Он даже ничего сказать не успел, просто посмотрел на нее вопросительно, а она в ответ одарила его таким независимым взглядом, в котором явно читалось то, что он даже касаться не смеет ее мешка. Девушка гордо выпрямилась, вытянула длинную шею и пошла как ни в чем не бывало.       Так получилось, что Бенхамин пошел за ней. Он сделал это неосознанно, просто и ему, и ей надо было покинуть рынок. Она была одета просто — светлые джинсы, подчеркивающие стройные ноги, майка с рубашкой поверх, массивные резиновые сапоги. Мешок перекрывал добрую часть спины, но Бенхамин смог рассмотреть, насколько она изящная и с выправкой, характерной для наездниц. Каштановые волосы подпрыгивали на ветру. Небрежная укладка со       вплетенными в одну маленькую косичку шнурками выдавала в ней местную фермершу или фермерскую дочку.       Через несколько метров после выхода с рынка, девушка свернула к обочине, где была привязана одинокая лама, предположительно бежевого цвета. Бенхамин сообразил, что сейчас девушка погрузит мешок на спину ламе и пойдет домой пешком. Его догадка подтвердилась, когда она поставила мешок возле животного и стала поправлять крепление у него на спине.       — Может быть я все-таки провожу тебя домой? — спросил Бенхамин, внезапно сам для себя.       Девушка резко повернула голову в его сторону. Она недоверчиво посмотрела на него.       — Я справлюсь и без городского мальчика, — сказала она и принялась дальше спокойно грузить мешок на ламу.       — У меня есть мотоцикл, — Бенхамин почему-то решил использовать этот аргумент.       Девушка улыбнулась, продолжая заниматься своими делами.       — Спасибо, но я не могу ее бросить, — девушка кивнула в сторону ламы. Она явно смягчилась, видимо посчитав Бенхамина забавным.       — Так это тоже сеньорита, — Бенхамин улыбнулся. Он не спешил подойти ближе, чувствовал, что еще не до конца прошел проверку.       Девушка рассмеялась. Лама сначала посмотрела на нее, а потом на Бенхамина. Ему показалось, что она осуждает его чувство юмора.       — Из нас двоих ее манеры лучше. Ее, кстати, зовут Акация, — девушка закончила погрузку товара и аккуратно повела ламу за собой.       — Красивое имя, — сказал Бенхамин. В этот момент девушка и лама поравнялись с ним. Акация посмотрела ему прямо в глаза, вытянула губы, а потом просто отвернулась. Бенхамин выдохнул.       — Ты в ее вкусе, — обыденным тоном констатировала девушка. Она прошла мимо Бенхамина и устремилась по дороге в сторону от рынка. Бенхамин опять пошел следом. Его мотоцикл был припаркован в том же направлении.       — Я хотя бы знаю, как ее зовут… — со всей надеждой в голосе сказал Бенхамин, нагнав девушку и поравнявшись с ней.       Девушка ответила не сразу. Она повернулась в сторону Бенхамина, взмахнула ресницами и устремила взгляд своих карих глаз на него. Она смотрела с таким умным, взрослым и, как ни крути, чертовски сексуальным взглядом. Бенхамин почувствовал, как мурашки по коже побежали.       — Асусена, — сказала она. Бенхамин не сразу понял, что она произнесла свое имя и какое-то время улыбался как дурак. — А тебя как зовут?       — Бенхамин, — ответил он изрядно покраснев. Асусена загадочно улыбнулась. Бенхамин не нашел, что еще сказать. Наверное, стоит пару уроков взять у Пачо, хотя харизме научить нельзя.       — Мне пора, — сказала Асусена. Она не стала дожидаться, пока он что-то скажет или сделает, дернула ламу за уздцы и пошла прочь.       — Я тебя еще увижу? — Бенхамин все-таки очнулся.       «Оглянется, значит я ее зацепил!» — с надеждой подумал Бенхамин. Асусена сделала еще пару шагов.       — Вот уж не знаю… — игриво сказала она и чуть обернулась в его сторону.       Бенхамин после этой встречи являлся на рынок под любым предлогом в надежде вновь увидеть Асусену. Эти походы продолжались несколько недель. Однако Асусена так и не появилась ни в один из них. Бенхамин уже было расстроился. Он заинтересовался Асусеной, которая отличалась, пожалуй, ото всех девушек, которые составляли его привычный круг общения. Он хотел поближе узнать ее.       В тот момент, когда Бенхамин уже хотел сдаться, ему наконец повезло. Бенхамин уже разочаровано уходил с рынка, когда услышал со спины знакомый голос.       — Привет, Бенхамин! — просто и радостно окликнула его Асусена.       Бенхамин сначала встал как вкопанный, а потом только обернулся. Вроде бы он поздоровался в ответ. По крайней мере Асусена продолжила ему улыбаться, значит все в порядке. Сам Бенхамин разволновался, поэтому не смог осознать, что произносит.       Асусена опять несла большой мешок. Одета опять также просто, а вот волосы оказались убраны в небрежную косу.       — Вот мы и увиделись, а ты боялся, что этого не произойдет, — сказала она тоном философа.       — Конечно, — ответил Бенхамин. — Я попросил об этом Черную Мадонну.       Асусена рассмеялась. Бенхамин тоже, хотя и не шутил вовсе на эту тему. Тем временем Асусена обошла его и направилась грузить мешок на свою смешную бежевую ламу Акацию. Последняя повернула голову в сторону Бенхамина. Она лишь пошевелила ушами и отвернулась обратно.       — Может быть позволишь сегодня проводить тебя?       — Тогда тебе придется возвращаться, чтобы забрать свой мотоцикл, — ответила Асусена, как и в тот раз продолжая как ни в чем не бывало грузить мешок на спину своей ламе.       — Готов пожертвовать своими ногами, — сказал Бенхамин так поспешно, будто от этого зависела его жизнь.       — Тогда пойдем, — сказала Асусена и счастливый Бенхамин зашагал с ней рядом.       Всю дорогу он выполнял чисто формальную функцию, потому что мешок тащила на себе лама, а от того, чтобы ее вел Бенхамин она отказалась на отрез. Акация просто встала и с невозмутимой мордой никуда не шла. Еще и отворачивалась, когда Асусена стала ее уговаривать.       Бенхамину только оставалось идти и разговаривать с Асусеной. В общении она была на редкость интересной. Она говорила просто, лаконично и в то же время создавалось впечатление, что она знает значительно больше чем ты. Бенхамину нравилось сочетание простоты, загадочности и ума. А еще сквозь все это пробивалась такая типичная сельскость, которая характерна для всех фермеров живущих на склонах Анд. Асусена воспринимала шутки на каком-то своем уровне, то есть могла посмеяться тому, чего не следует, говорила двузначные вещи тоном полной серьезности и по-своему объясняла некоторые вещи. Оставалось только удивляться тому, что Бенхамину удалось это узнать за одну короткую прогулку.       О том, что Асусена из брухо, Бенхамин узнал быстро. Не менее скоро выяснилось, что ее отец — Маурисио Солер — не из поклонников Зика, а потому будет против их отношений на все сто процентов. Не рад был бы и Зик, да и Росса тоже. Она не одобряла связи ангелов с брухо в тот период времени особенно сильно. Поэтому Бенхамин и Асусена условились встречаться тайно. Они делали это на склонах гор, на пастбище, где Асусена следила за стадом лам.       Бенхамин обычно приезжал к пастбищу и укрывался в тени деревьев возле простенькой и хилой ограды, нужной лишь для того, чтобы никто не заезжал сюда. Он ждал, пока Асусена сама не придет к условленному месту. Иногда она заставляла его понервничать и долго не появлялась. Сперва он замечал, что вдали маячат ламы, будто сбежавшие волосатые кочки, потом уже мог разглядеть, что вокруг стада бегает белая пушистая собака похожая на медведя. Наконец, появлялась Асусена. Она часто возникала будто из воздуха, не позволяя ему заметить, как она приближается.       Асусена перебиралась через ограду, расстилала на траве плед, вместе они садились и разговаривали. У нее всегда с собой был термос с матэ или кофе. С тех пор вкус этих напитков у Бенхамина вызывает ассоциации именно с Асусеной, хоть он и пил их и до этого.       Их разговоры местами сводились к беззаботной болтовне, местами касались важных тем, хоть Бенхамину и было неважно, о чем говорить — он получал удовольствие в любом случае. Общение строилось открыто: Асусена не стала скрывать кто она и какие порядки в ее общине, Бенхамин рассказал свою историю настолько полно, насколько было возможно.       За все это время Бенхамин лишь раз позволил себе взять ее за руку, а Асусена — однажды положила голову ему на плечо. Взглядами они метали друг в друга искрами, но не спешили заходить дальше этого. Бенхамин не мог сказать точно, что за отношения у них сложились. Он предпочитал думать, что у них свидания, но не хотел спрашивать напрямую, потому что слишком боялся, что она не разделяет его взглядов на их отношения.       Так продлилось чуть больше недели. И вот однажды Асусена осталась по ту сторону забора. Весь ее вид свидетельствовал о том, что что-то не так и ей нужно сказать ему плохую весть. Бенхамин подошел вплотную к забору. Он не улыбался, потому что мгновенно перенял ее эмоции.       — Послушай, Бенхамин, — начала Асусена тяжелым тоном. — Я не хочу тебе это говорить, но я также не хочу тебя обманывать. Не хочу давать тебе ложные надежды и дело не в том, что ты мне не нравишься.       На всякий случай она выразительно заглянула ему в глаза. Бенхамин почувствовал впервые в жизни как к горлу подступает ком. Он промолчал, давая ей возможность высказаться.       — Мой отец никогда не позволит мне быть с тобой, а я сейчас не готова пойти против него.       — Потому что не хочешь делать этого ради преступника? — на всякий случай напрямую спросил Бенхамин. Он понятия не имел сможет ли он ей простить, если вдруг это так. Асусена посмотрела в сторону, будто собираясь с мыслями. Ветер легонько трепал ее волосы, а шея красиво изогнулась при повороте. Бенхамин хотел бы пропустить ее волосы через свои пальцы, а затем губами исследовать ее шею, вместо того, чтобы выслушивать то, почему он не имеет на это права.       — Нет, — ответила Асусена. — Я с первого дня знала, кто ты. Я же из брухо, а мы тут знаем многое, что касается Зика Айреса. То, что он воспитывает двух сирот давно уже известно всем. Только Бенхамин Паэс — приемыш Зика мог закупаться чем-то на рынке ведьм, молиться Черной Мадонне и носить пистолет в рюкзаке. Тем не менее, это все не помешало самой назначить тебе свидание.       — Что же тогда? — спросил Бенхамин. Ему полегчало, но лишь немного.       — Мне сложно объяснить тебе все точно, просто сейчас мы должны остановиться, пока не дошло до беды. Я понимаю, что разбиваю тебе сердце, но знай, что и себе тоже.       Вдруг она протянула руку и прислонила ладонь к его щеке. Прикосновение получилось таким чувственным и нежным, что Бенхамин закрыл глаза. На сердце, правда, стало тяжелее. Она вложила в это прикосновение столько чувств, что у Бенхамина не осталось сомнений, что она также влюблена, как и он.       — Мне все равно, какие причины мешают сейчас. Я буду ждать тебя, сколько потребуется. Я к этому готов, — Бенхамин взял ее ладонь и прижал к своей груди. Вдруг у Асусены на глазах выступили слезы. Она замерла, глядя на их руки.       — Не надо так, Бенхамин, — сказала она, сдерживая горечь в голосе. — Я не могу тебя просить, потому что не уверена, что наши судьбы вновь переплетутся. Будущее слишком туманно. А ты… Ты ведь не свободен. Не по-настоящему, то есть…       — Что ты имеешь ввиду?       — Не могу я тебе сказать. Ты не поверишь мне, потому что тут такая магия… — она не могла найти нужных слов, путалась и видно было, что ей сложно. Бенхамин не мог обижаться на нее, потому что в том, что делала Асусена не было подвоха. Она не пыталась обмануть, а витиеватость в выражениях появлялась от того, что она нашла причины, мешающие им быть вместе на том магическом уровне бурхо, который недоступен Бенхамину. Проще говоря она не имела права ему рассказывать.       Вдруг Бенхамин, поддавшись чувствам потянул ее к себе ближе. Между ними все еще был забор и у него не получилось её к себе прижать. Асусена остановилась, когда их лица почти соприкоснулись.       — Не надо, — сказала она. — Так будет лишь больнее.       — Больно будет в любом случае, — ответил Бенхамин. — Какая разница сильнее или нет?       Асусена промолчала. Потом она вдруг передумала. Сначала ее рука опустилась ему на затылок, а потом она очень осторожно прикоснулась к его губам. Асусена будто боялась раствориться в нем и передумать вообще все, что сказала до этого. Бенхамин ответил на поцелуй уверенно, даже немного дерзко. Он хотел, чтобы она почувствовала серьезность его намерений и чувств. В тот момент он понял, что его влюбленность — не прихоть. Она пришла действительно к той девушке, которая того заслуживала. Он понимал, что он будет отвечать за свои слова рано или поздно.       — Прошу тебя, просто будь жив и счастлив, Бенхамин, — сказала Асусена прижавшись к его лбу своим. По ее щеке текла одинокая слеза. — Не надо ждать.       На этом они расстались. Бенхамин чувствовал себя будто порванным на части. Одна — стремилась за ней, а вторая — должна была быть там, где велит ему Зик. Наверное, это и есть та несвобода, о которой она говорила.       Сколько воды утекло с тех пор, сколько всяких глупостей Бенхамин совершил, думая, что сможет ее забыть, а так ничего и не получилось. Он думал, что бандитская жизнь его ожесточит, сердце станет черствым, но время шло, а такого не происходило. Потом Бенхамин пытался потеряться в объятиях многочисленных женщин, что тоже не помогало. Надежда на то, что Асусена станет его женщиной, появилась, но ой как не вовремя.       Бенхамин докурил, затушил сигарету о пепельницу и все-таки отправился в спальню, чтобы проворочаться всю ночь до утра.       Казалось, что все произошедшее вчера было не с ним. Бенхамин ощущал себя так, будто надежды встретить Асусену у него все еще нет. Появилось знакомое чувство пустоты и одиночества, которое так глубоко затягивало его раньше, в те минуты, когда он был ничем не занят.       Бенхамин отправился в бар, решив, что надо бы уделить заведению более пристальное внимание, чем в последние дни. Он всеми силами старался ни о чем не думать, а еще вести себя так, будто он просто владелец бара и не имеет никакого отношения к тому оружию, которое разбросано по всей территории Коломбианы. Даже, когда к Пачо пришел их бухгалтер, Бенхамин не пошел наверх, чтобы участвовать в разговоре.       Почему-то он не смог себя заставить. Бенхамин долго слонялся по помещению клуба, а потом подошел к стойке. Бармен тут же поставил перед ним «Куба Либре» как обычно. Бенхамин сделал глоток, погруженный в свои мысли. Он стоял спиной к залу, где находились гости бара. Только здесь, за стойкой Бенхамин понял, что чувствует себя не на месте из-за разбушевавшейся интуиции. Причем вела она себя более чем странно.       Это было не предупреждение, не намек на что-то хорошее — она просто сорвалась с цепи. Бенхамин огляделся на всякий случай, но все было как обычно. Ничего примечательного. Вокруг люди, которые танцуют, пьют и общаются под звуки кумбии.       Бенхамин отвернулся обратно к «Куба Либре», решив, что он, наверное, медленно съезжает с катушек. Он представил себе, как становится таким же неуравновешенным как Мигель. Благо, что в его случае Зик и Пачо скорее сами застрелятся, чем убьют его.       — Что-то не так, Бенхамин? — голос Пачо прозвучал так неожиданно, что Бенхамин вздрогнул и чуть не подавился коктейлем.       — Нет, здесь все спокойно, — ответил Бенхамин, постаравшись не заглядывать другу в глаза.       — Это я и сам вижу, — Пачо было и не нужно пристально смотреть, чтобы понять, что с Бенхамином не все ладно. — Я спрашивал о тебе самом.       Бенхамин все же аккуратно посмотрел на Пачо, который опирался на стойку одной рукой, а другой закинул пиджак за плечо.       — Не знаю, братишка… — протянул Бенхамин. Он прикидывал, можно ли ему рассказывать о вчерашнем. Сочтет еще Бенхамина спятившим.       — Тебя заклинание продолжает изводить? — Пачо сурово сдвинул брови.       — Не совсем, — ответил Бенхамин. Он решил все-таки не утаивать. — Мне кажется, я вчера видел Асусену. Прямо возле дома.       Пачо, будто это и ожидал услышать. Он молчал и внимательно смотрел на Бенхамина.       — Я хотел к ней подойти, но она исчезла… Вот я и думаю, может, это было не по правде, — продолжил Бенхамин.       — А может и нет, — ответил Пачо с совершенно невозмутимым лицом. — Эдуардо сказал, что Асусена сбежала из Монтаньи. А ты сам прекрасно понимаешь, куда она в таком случае поехала.       Бенхамин застыл, широко раскрыв глаза. Значит она и правда может быть здесь. Только от одной этой мысли Бенхамин почувствовал, как усилилось сердцебиение.       — Она с ума сошла шататься по этим улицам одна? — сказал он.       Пачо очень коротко улыбнулся.       — Думаю, она не одна, — сказал он. — Эдуардо намекнул, что ей кто-то помог с перемещением.       И все же было весьма тревожно. Бенхамин теперь уже не мог нормально стоять на месте.       После того, как Пачо ушел, он сначала поднялся наверх, попытавшись унять эмоции скучной работой. Когда ничего не вышло, он вновь спустился в зал, где провалил попытку успокоиться опять.       Пачо ему на что-то намекал. Наверное, призывал искать Асусену. Бенхамин остановился посреди зала. Он в каком-то странном ступоре оглядывался по сторонам. Лица и фигуры мелькали перед ним. Ни одно не было знакомым.       Вдруг среди толпы мелькнули знакомые темно-каштановые волосы. Они взметнулись и тут же исчезли куда-то в направлении двери. Сердце сжалось, а потом будто попыталось взлететь. Бенхамин рванул за ней, не желая допустить повторения вчерашней ситуации.       Он еле продирался через танцующих, то и дело натыкаясь на выставленные в разные стороны ноги и руки. Бенхамин искал ее глазами, но не находил, зато он чувствовал, что она здесь. Он думал, что вот сейчас настигнет ее у двери, но нет. Там привычно стояли охранники и больше никого.       С сумасшедшим видом он посмотрел на них, не видя смысла что-то спрашивать. Бенхамин резко вышел на улицу. Огляделся. И снова — никого. Точнее сказать, людей возле бара было предостаточно, но вот Асусены нигде не было видно.       Бенхамин сдавленно взвыл от досады. В прохладном вечернем воздухе, ему казалось, что он закипает. Возвращаться внутрь бара сейчас Бенхамину не хотелось. Он повернул направо и пошел в сторону сквера неподалеку. Почему-то ему показалось, что там ему будет спокойнее.       Сквер представлял собой вытянутое пространство между зданиями. На этой площадке мог тесниться дом, а то и два, но вместо этого — лежала брусчатка, росли низенькие деревья, стояли скамейки. Бенхамин свернул туда, дошел до одной из скамеек и закурил, не садясь на нее. Вокруг стояла такая тишина, что ему казалось, будто он слышит, как течет кровь по его венам.       — Бенхамин, — послышался из-за спины женский голос.       Каждый волосок на его теле зашевелился от того, что он этот голос узнал. Бенхамин медленно повернулся, чтобы вновь оцепенеть от того, что Асусена стоит перед ним на расстоянии в несколько шагов.       Сигарета выпала из руки недокуренной. Бенхамин сделал шаг к ней скорее инстинктивно, а потом застыл. Асусена смотрела на него широко раскрыв глаза в которых блестели слезы. Губы чуть приоткрылись от вздоха.       — Асусена, — почти прошептал Бенхамин. Ему вдруг вновь будто стало двадцать — куда-то девалась решительность, знание того, какой он на самом деле привлекательный. Будто этого и не было никогда.       Асусена дрогнула и попятилась. Это заставило Бенхамина будто проснуться. Он преодолел расстояние между ними стремительно и взял ее за плечи, так бережно как мог.       — Не убегай, пожалуйста, — сказал Бенхамин.       Асусена была совсем близко. Бенхамин видел каждую ее ресничку и веснушку. Одной рукой он осторожно дотронулся до ее волос. Гладкие и упругие, какими он запомнил.       — Это правда ты, — выдохнул Бенхамин.       — Я тоже не верю, — сказала Асусена надломившимся голосом. — Что вижу тебя вот так, на самом деле.       Асусена положила руку ему на грудь совсем как в день их последней встречи. Если бы не футболка, то на коже Бенхамина ожог бы остался от того, как сильно жарко ему от этот стало.       Бенхамин нередко представлял себе эту встречу. В мыслях он всегда знал, что сказать или сделать, вел себя правильно. На деле не получалось ничего, кроме того, чтобы стоять вот так, смотреть на нее и прижимать ладонь к ее щеке.       — Я не знаю, что сказать. Я уже почти не надеялся, что это случится, — сказал Бенхамин. — Думал ты вышла замуж за колдуна, так что мне и не светит ничего.       — Духи мне назначили тебя, — ответила Асусена. Взгляд ее шоколадных глаз столько всего выражал, что разобрать было сложно. — Я не была и не хочу быть кроме тебя ни с кем.       Сердце в груди Бенхамина подпрыгнуло от осознания того, что это именно с ним происходит. Он потянулся к ней, но не смог довести движение до конца. Они соприкоснулись лбами, переплели ладони в районе груди, да так и остались стоять счастливые от возможности слышать дыхание друг друга.