Любовь и Панки

      Она в панике всматривалась в темноту и ничего не понимала.       Не помнит, как заснула, но до сих пор тело хранит касания мужчины, который укачивал её вчера словно ребенка. Такую слабую, расстроенную, нуждающуюся в объятьях и поддержке. Сейчас же эйфория прекратилась после того, как крэнги дезориентированную повели её куда-то по коридорам, а после, завязав руки и глаза, толкнули в машину, потому что по звукам дверка хлопнула, зажужжал мотор, заскрипели шины.       Куда её везли? Где был сейчас Саки? Почему от неё решили избавиться? Миа планировала достучаться, поняла, что получилось хоть капельку, но проникнуть в мозг. Значит не всё потеряно и эти браслеты хоть какой-то процент, но не могут сдержать магии, рвущейся наружу.       Пальцами снова подцепила браслетик, дернула, постаралась содрать, хоть с кожей срежет, но снимет проклятые оковы, чтобы восстановить справедливость — не получилось. Мертвой хваткой вцепились в запястья, вросли, не давая их безболезненно оторвать. Последняя надежда, последний рывок, но результата ноль. Отвратительно!       Обычная девушка, простая служанка миру, ничтожество.       Машина затормозила. Она потеряла счет времени пока старалась снять с рук украшения, но это бы ей и не помогло. Куда ей бежать? Сильные руки дернули девушку, толкнули так, что она почти упала, а затем пальцы прикоснулись к майке. Той самой, рваной, в которой она вчера заснула и сдернули, как ненужный аксессуар.       — Нет! — взвизгнула она, почувствовав кожей холод. Симпатичная грудь оголилась, соски от прохлады помещения, куда её завели по эху, встали в стойку смирно. — Не надо…       Хотела попятиться, ничего не понимая, как уперлась в стенку или во что-то твердое, может шкаф, захотела исчезнуть, сгореть от стыда и непонимания ситуации. Трусики с шортами затрещали. Кожу неприятно резануло нитками. Бедра покрылись мурашками. Что сейчас будет?       Её раздели догола, облапав, не дали даже шанса на сопротивления или побег, а после сильнее затянув веревки на руках, поторопили. Шаги давались тяжело. Кто-то дыхнул ей в живот горячим воздухом от чего Ми подпрыгнула, удерживаемая сзади, не смогла отступить. Пальцы грубо схватили ногу и постарались стянуть носки, как девушка пнула со всей дури куда-то вбок, пытаясь попасть в цель.       Промазала, ведь со сторон послышался гогот. Их было тут вроде бы трое, но из-за эха слышалось словно несколько десятков человек хохотали сейчас над ней. Ягодицу обожгло резко и больновато, раненая вчера Джо лодыжка дала о себе знать и заныла с новой силой, ведь так грубо отодрать пропитавшуюся кровью и присохшую ткань от раны — варварство. Миа заскулила, кусая губу, почти прокусывая и жмурясь.       — Иди, не выделывайся, — толкнули вновь, приказали и она пошла по ледяному полу пока дверь не закрылась и её не отпустили.       Сняв повязку, Миа выдохнула. Было темно. Со всех сторон неизвестность. Ничего не видно. Страшно и, откровенно говоря, непонятно для чего всё это. Она притихла, заставила себя вслушиваться в тяжелые вздохи, передвигаемые стулья, шаги и хлопки. Что происходит? Куда привели её?       Девушке ведь почти удалось, ещё бы немного и он бы вспомнил, понял кто он есть на самом деле, все те приключения с ними, которые они выдумывали себе сами или создавали свои собственные. Крис любил сочинять сказки, чтобы избавиться от навязчивых, навязанных мыслей этими дурацкими препаратами. Рассказывал про лошадей, принцесс и принцев, рыцарей и бои на мечах, представлял, как бы дрался за руку Ми и после того, как выиграл стал бы её телохранителем, а после они бы сбежали вместе куда-нибудь далеко-далеко.       Она каждый раз слушала с упоением, надеждой, что что-то да может сбыться. Мечтала создать семью, поскорее уйти из страшного места. А ещё сердце каждый раз болело по Дэниалу, по её любимому братику, который скучал и искал её на свободе, но и Кристофера она не могла бросить. Если уж сражаться, решать бороться и сбегать, то только с ним.       Один раз удалось выйти за пределы школы, выскользнуть на задании, прорваться через стену, купол, которым ограждалась зона. Крис нашел быстро девчонку, схватил за руку, разрезая запястье и вытаскивая чип, а после сразу же залечивая ранку волшебными бинтами. Всё было прекрасно, почти спаслись, но…       Не прошло и суток, их обнаружили, а затем долго-долго били, проводили процедуры, от которых сходил с ума. Ми никогда в жизни столько не кричала от того, какой сильный разряд тока пускали по её венам, как заставляли раз за разом смотреть дурацкие картинки и насиловать мозг. Это было ужасно. Её связали и бросили в комнату, чтобы не трогала себя, думала над поведением и не убирала ошейника с шеи, который специально выдавался провинившимся и вкалывал автоматически каждый раз, когда мозг пробуждался от действия лекарства, новую дозу.       Кри приполз, в прямом смысле этого слова. Сказал, что зубами отгрыз веревки, попросил не плакать от его ран на запястьях и развязал девушку, стащил ошейник и целовал обколотую кожу, поглаживал дрожащими пальцами синяки и извинялся, что не уберег. Миа же понимала, что сбежать было её идеей, поэтому прикрикнув на Криса, удобно приобняла парня и постаралась загладить вину, тратя свои силы и залечивая его раны.       Ми догадалась, что нужно делать, чтобы Саки вспомнил — прошлое. Чем больше говоришь о нем, тем больше мужчина беситься, а значит что-то внутри там шевелиться и пытается слезть с дозы, освободиться от действия наркотика. И что вот теперь ей делать с этим открытием? Хана здесь нет и, наверное, быть не может. Он специально не приехал туда, куда отправил её. Зачем, если его присутствие здесь не требуется? Вон, мужики постарались.       Взглянуть в черноту и осознать — вот он финал… Жестокий, драматичный, заставляющий сходить с ума. Несправедливо. За что он так с ней? Когда же откроются закулисы, чтобы она смогла понять, что всё еще хуже, чем Ми твердит у себя в голове? Когда Хантер Бон Ороку Саки посмеет добить её, избавиться или убить?       Резко включился свет, прожектор скользнул по сцене и ослепил глаза. Миа дернулась, связанными руками прикрывая лицо. Кто-то засмеялся, заулюлюкали гости и завывание словно волка раздалось вдалеке. Она попятилась, но бежать было некуда — луч света следил за каждым движением, шагом, вздохом.       Ми была на ладони, маленькая, несуразная букашка, с завязанными крылышками, перетянутыми веревками, заплетающимися лапками и жалостливыми глазами, смотрящими на человека и просящими дать ещё один шанс, последний. В этот раз она точно не ошибется, покажет себя во всей красе, только еще один шанс…       — Кто же купит такое милое красноволосое создание? — послышалось из динамиков и сердце Ми забилось как сумасшедшее.       Нет. Нет! Он не может продать её, отдать на съеденье этим тварям в темноте, опасным животным, знающим только что такое деньги и желания, не подчиняющимся слову — нет. Почему осталась? Почему не ушла со всеми ещё тогда? Почему поверила в себя и положила карту на Криса, не на Хана?       Громкий ропот раздался со всех сторон, полетела парочка банкнот к ней под ноги, огромные розы с колючими шипами осыпались с потолка, царапая, и девушка оказалась окружена сзади и по бокам незамысловатой ловушкой. Только вперед, только к своей смерти.       — О, мистер Ван, как приятно вас видеть, — провозгласили динамики. — Десять тысяч? А не маловато?       Что? Сколько? Она не товар! Никакой нормальный человек не будет оценивать жизнь парочкой баксов. Никто не смеет решать судьбы и жизни людей, указывать как поступать, вертеть словно марионеткой. Это рабство, принуждение, насилие над психикой и телом. Никто не должен терпеть такое и Миа отказывается тоже!       — Двадцать?       — Сто тысяч! — завизжали из зала.       — Как интересно, мистер Дарнелл. Сто тысяч раз…       — Пятьсот, — оглушающе неправильно и глупо.       — Ого, да вы в ударе, мистер Ван, — посмеялись. Это был Хан? Это Саки говорил из динамиков? Он всё-таки был здесь?       — Два миллиона!       — Прекратите! — запаниковала Миа. — Я не шлюха. Я человек!       Словно никто не слышал и не слушал. Сами с собой, а она пустое место, игрушка для зверей, жертва, та, которая вертится в клетке под любопытными взглядами, но укрыться не может от них, потому что некуда.       — Два миллиона раз! Два миллиона два…       — Пять, — мистер Дарнелл не хотел сдаваться. Такое чудо должно было достаться ему.       — Пять миллионов раз. Пять миллионов два.       — Доллар, — скупое, грубое и грозное. — Она не стоит и цента, но я решил не обижать даму.       Повисло молчание. Удушающее, до дрожи в коленях и гулкого сердца отравляющее. Миа приоткрыла рот. Собака перестала рычать где-то слева, заскулила, кто-то шумно глотнул, динамики пощелкивали, но не издавали ни звука.       Нет, вот именно этот голос принадлежал ему.       Хантеру Бон Ороку Саки.       — Да вы азартный игро…       Выстрел. Сначала один, громкий, почти оглушающий, подвывание пса, шевеление, а затем ещё один. Он или она заскулила, прекращая видимо мучения, но люди не кричали, те, кто хотел её купить молчали и даже не шевелились.       Перезарядка. Вздох. Выстрел.       Тело вздрогнуло, интуитивно голова вжалась в плечи, и она закричала, оседая на жесткие деревянные доски, когда автоматная очередь прошлась по залу. Пару раз громыхнул, наверное, дробовик, ведь Реб как-то показывал, как стрелял Гоуст. Просил никогда к такому не прикасаться, плечо повредить может точно. Хотелось прикрыть уши, но мешали веревки на руках.       Еще одна перезарядка, пули летели в разных направлениях. Она не видела, зажмурилась, стараясь абстрагироваться от мира, считать секунды, молиться на конец кошмара. Ничего не слышно, кроме громких раскатов оружия. Ни криков гостей, ни беготни и отстреливаний, ни падающих гулко стульев с железными ножками — совсем ничего.       Казалось это не прекратиться вообще. Ми никогда в жизни бы не подумала, что попадет в такую ситуацию, даже панки со своими пушками не пугали на столько сильно, а здесь… Уязвленная, полностью обнаженная, не защищенная и шальная пуля может задеть её ненароком или могут выстрелить специально в неё, убив и избавив от мучений. Но она жить хочет! Увидеть Ноэль, Джейн, брата… семью. Кто так жесток по отношению к людям даже таким отвратительно грязным, похотливым и зажравшимся?       Всё резко прекратилось и показалось будто бы ничего до этого и не было. Миа сглотнула, поняв, что голос сорван, а горло неимоверно болит. На щеках слезы, соленый дождь не прекращается, и она не понимает почему продолжает до сих пор плакать. Закончилось ведь, правда? Больше не будет? Скажите, что правда…       — Браво, принцесса, — зааплодировал Хан, лениво хлопая в ладоши и разнося неприятный звук по пустому помещению. Он эхом отходил от стен, ударялся, двоился, сводил с ума. Что происходит? Что он наделал? — Не думал, что ты настолько дорогая. Но если честно, если бы я ставил цену, то попросил бы ещё и чек, чтобы не просрать гребаный бакс на твоё бесполезное тело. Попользовался и вернул, нечего дома хлам хранить.       — За что ты так? — рот открылся и закрылся, Миа хрипела и щурилась, смотря на темный силуэт. Закашлялась, руками прикрывая грудь и сводя ноги вместе.       Широкие плечи расправились в стороны, он одним точным движением прыгнул на сцену, и массивная подошва стукнула по скрипучей доске так, что девушка аж подпрыгнула на месте. Серые глаза нашли её фигурку, ухмылка расползлась по лицу. Она смотрела олененком снизу вверх, глаза горели слезами, красные щеки стали болезненно бледными в одно мгновение. Губы сухие, искусанные и дрожит сама того не осознавая.       — А чего ты ожидала от мафии? Думала останешься и я буду на руках носить? Целовать, преклоняться, делать всё, что ты попросишь? Думала полюблю? Ты обычная шлюха! — зарычал. — Осталась у меня, не сбежала и автоматически приобрела статус моей потаскушки. На что ты рассчитывала? А? Миа?       Думала вспомнишь. Может я зря стараюсь?       — Заставила убить бедных людей. Как некрасиво, — покачал головой, укладывая руки на пояс и на глаза попалась кобура с пистолетом. Значит если включить свет будет гора трупов — от страха передернуло. Или это не он? Он же не может… Кристофер не такой! — За это тебя ждет наказание.       Красноволосая поползла назад, наткнулась ногой на розу и шип вошел в кожу. Она зашипела, двинулась в сторону, снова попадая на другой цветок. Окружена, но еще не сломлена. Хан приблизился неспеша, расстегнул ширинку и начал стягивать с себя брюки.       — Ты не сделаешь этого, — закачала головой в ужасе. Скорее сама себе сказала, чем ему. — Нет, не можешь. Ни за что. К… — осеклась.       Кристофер! Крис. Пожалуйста.       Уставилась на мужчину, перевела взгляд в темноту, оступилась, прежде чем произнести ещё хоть что-нибудь.       — Как мне лечь? — выдавила из себя.       Он пронзил её изучающим взглядом, серые скалы треснули, показывая, что за горами ничего, абсолютно ничего нет и снова сомкнулись.       — Ого, принцесса, удивляешь, — улыбнулся, подходя ближе к обнаженному телу и кивнул подбородком на розы. — Спиной опустись.       — Ты сумасшедший? — взвизгнула, стараясь подняться, вскочить и сбежать восвояси, но мужчина, опустившись на колени, одним рывком опрокинул её назад.       Миа завизжала, несколько шипов разорвали кожу, царапая и вызывая такую нестерпимую боль, что проще застрелиться из того самого пистолета, который был отложен в сторону Ханом. Судорожно задышала, её тело словно парализовало, руки занемели и замерзли, в глазах заплясали черные пятна. Хотелось подняться, слезть с этих иголок, но под его взглядом всё меркло и заставляло подчиняться только лишь для того, чтобы доказать, что она может сделать это только из-за Криса, но никак не Хантера.       — Только поняла?       Ответа вопрос не требовал.       Хан провел пальцами по бархатной коже, вызывая мурашки. В голове возникло, что так поступать с ней неправильно. Но почему? К чему эти сомнения? Чертова девка, к которой каждое прикосновение ожог или удар током точно в лоб. Затылок заболел, поэтому настроение моментально пропало. Эти её глазки, которыми она пронзает душу, заставляет передумать и переворачивает все его планы, наоборот, шиворот-навыворот.       Мужчина нахмурился. Целовать не хотел, но провел губами по бедрам, обжигая горячим дыханием. Чмокнул живот, опустился ниже, чувствуя, как напряжена, как трясется куколка, как сжимается. Взглянул на лицо — жмуриться, дышит рвано словно сейчас задохнется. Нижняя челюсть стиснута сильно — больно.       — Эй, — огромная ладонь шлепнула по ягодице, и девушка в немом крике распахнула рот. Выдохнула, всхлипнула, оглядела его таким взглядом будто бы не она самовольно пришла на произвол судьбы, не он предупреждал, что бежать надо было раньше. Сама же осознавала, что будет так если оставаться у врага, так какого хуя так поступила? Дура. — Не зажимайся.       — Позволь касаться тебя, — прошептала одними губами, смотря в потолок, не на него. — Прошу.       Не знает, что сподвигло, но откинутым вместе со штанами ножом Хан разрезал веревки. Фиолетовые запястья с запекшейся на них кровью, вспухшие, пережатые и до безумия красивые с этими браслетами, что приносили дополнительный дискомфорт. Какой же скот, сам признается.       Нанятые парни постарались связать тщательно, профессионально, ржали над девчонкой, рассказывали, что трогали грудь и ноги, жаль не между, потому что Саки запретил. Если бы не камеры, пустили бы по кругу, заставили бы кричать, но получили бы удовольствие за пару минут до аукциона. Хан расправился с ними первыми, когда подъехал на мероприятие. Сам отослал, раздал приказы, но не смог остаться в логове, не позволил забыть о ней после того, как машина скрылась, не разрешил купить и полакомиться другим. Пять лямов просрал и сам не понимает нахрена всё это сделал.       Самому захотелось трахнуть, прикасаться, быть первым, судя по реакции тела на мужчину. Храбриться, не признается, что девственница, но к черту, плевать хотел с высокой башни только вот она снова с ног на голову переворачивает своим личиком, этим измученным выражением. Блять, какого хрена, Миллер?!       Её маленькие ладошки прижались к его груди, к белой рубашке, так осторожно словно он пропадет сейчас. Пробрались к плечам, слабо цепляясь о ткань и застыли словно изваяние. Пускай так. Пусть от этого ей будет легче, раз думает, что Хан сжалиться над ней.       Саки засунул пальцы в рот, облизал и притронулся к лону, пробираясь внутрь. Узкая, горячая внутри и до сих пор зажатая. Не расслабиться, сама себе навредит. Его рука прошлась по животу, поглаживая, пальцы двигались с трудом внутри девушки пока та вновь, прикрыв веки, шипела, но не сопротивлялась.       Красноволосая вцепилась мужчине в плечи сильнее будто почувствовала прилив сил, коготками стараясь причинить такую же боль, как и эти проклятые розы. Спиной чувствовалось, что струйка крови где-то слева сбоку потекла, окрашивая белоснежную кожу и пропитывая доски. Она сглотнула, передвинула руки на шею и зарылась в соломенные волосы. Хан нашел её лицо, осмотрел, приблизился, ловя тяжелый вздох, болезненный стон, тихое шипение.       — Расслабься, девочка, — она качнула на это неопределенно головой, задышала судорожно словно сейчас разрыдается, в очередной раз хватая панику ладошками и не давая ей уйти.       Миа так желала быть с Крисом, так хотела чувствовать его всего и полностью, любить и понимать, что любима тоже. Две израненные души, тела, избитые и пережившие столько насилия, что и не снилось и вот они разные пути. Он хищником кидается на неё, не признает маленькую трусливую зайку, которая пошла его искать. Самостоятельно режет и уничтожает, хотя ведь обещал обработать, заклеить и зацеловать.       Она мечтала о жизни после той ужасной школы. Тихом домике где-нибудь подальше от людей, собачку или кошечку, ленивые поздние утра в обнимку друг с другом и горячий кофе. Но получилось совершенно не то, что хотелось. Неужели можно просто забыть всё то, что произошло с ними, выкинуть, зачеркнуть, изрезать и никогда не открыть пыльную коробку под кроватью.       Нечестно! Обидно! Больно!       И когда член рывком вошел внутрь, она горько зарыдала, обхватывая голову Хана и притягивая неосознанно ближе. Скрестила ноги вокруг торса, сжалась на нём, заключая член в теплые стенки влагалища. Зажмурилась, вдыхая запах мужчины и понимая, что не Крис. Захлебнулась, захрипела из-за заложенного носа, глотнула с трудом.       Глубокие толчки причиняли не такую сильную боль, как разбитое сердце и порванная душа, колючие цветы стали чем-то вроде отвлечения от реального мира. Всхлип вырвался из горла опасно громко, и она почти задохнулась, когда его голос достиг воспаленного разума в этой суматохе ощущений. Она запуталась, затерялась в водовороте, не верила в происходящее и бесконечно жалела, что поверила сама себе, придумала сказку, вернее её продолжение, когда всё закончилось после того, как они с черепашками, Дэном и Джи сели в самолет до Нью-Йорка ранним рейсом.       — Как меня зовут?       Карие распахнулись и Ми уставилась в лицо главаря, моментально выпуская его шею из пальцев. Дернулась, словно ударили, ошпарили кипятком, могла бы, отскочила и, развернувшись, не оборачиваясь, побежала бы. Руки упали безвольными тяжелыми конечностями словно у тряпичной куклы. Эти глаза. Мокрый асфальт. Темное сырое небо после дождя.       Как он смеет спрашивать?!       — Хан, — вымолвила она с трудом, ощущая, что теряет сознание.       — Нет, по-другому, — и голос как когда-то давно, ласковый, выпытывающе любопытный.       Не может быть.       Нет!       Капли слез скатились в очередной раз по щекам. Голова разболелась неимоверно сильно, но искусанными губами, еле-еле шевеля, девушка произнесла по четким слогам:       — Хантер. Бон. Ороку. Саки.       Темнота окутала, и она поняла, что всё закончилось. Как стало легко и свободно. Теряя разум, тело, себя, Миа отключилась.