Ушедший

"Я должен уйти".

      И вот он поспешил мимо всех с курткой в руке, в то время, как другой лихорадочно искал в карманах брюк ключи от машины. Он проломил стеклянную дверь плечом, чуть не споткнувшись о собственные ноги, но неутомимо поспешил дальше, его сердце в панике колотилось в груди.       Новость дошла до Уилсона всего несколько минут назад. Радио, которое он время от времени включал в своем кабинете грубо вырвало его из неспешной повседневной рутины и отправило прямиком в ад. Онколог все еще не мог поверить в то, что услышал собственными ушами.       На одной из главных дорог недалеко от местной больницы произошла авария катастрофических масштабов. Если можно верить заявлениям беззаботно звучащего диктора радио, произошла авария, в которой не только пострадали несколько автомобилей, но и пострадало множество людей, возможно стоявших на грани жизни и смерти. Каким бы трагичным ни было это событие, оно, вероятно, не обеспокоило бы его больше, чем подобает врачу. Если бы эта авария не произошла на дороге рядом с больницей, он бы уже уехал домой. И дорога, по которой Хаус, должно быть, возвращался домой.       Его лучший друг выписался из больницы всего двадцать минут назад. После освобождения из тюрьмы он отказался от езды на своем любимом мотоцикле. Уилсон хорошо помнил то утро, когда Хаус рассказал ему о своей первой поездке с тех пор. Теперь Уилсон пожалел, что он еще не вернулся к этому вопросу. Даже если он еще не знал, избежал ли Хаус аварии, он чувствовал себя неуютно. У человека на мотоцикле не было бы шансов против машины, не говоря уже о нескольких.       По этой причине Уилсон немедленно сел в свою машину и уехал. Его сердце колотилось в груди, а в голове возникали мрачные сценарии, которые, как он надеялся, ему не придется пережить в ближайшее время. Как врач, особенно по своей специальности, он привык сталкиваться со смертью. Кроме того, его оптимистичное сердце редко допускало предчувствия. Но после смерти его любимой девушки Эмбер, у Уилсона развилась небольшая склонность к паранойе, которая теперь жестоко развернулась в полную силу.       Не обращая внимания на окружающие ограничения скорости, он мчался по темным улицам Нью-Джерси, пока не увидел красные огни скорой помощи, светящиеся и мигающие вдалеке. Пока кровь пульсировала у него в висках, он припарковал свою машину и вышел. Вид сложенных машин, клубы дыма из разбитых радиаторов, и лужи крови раненых людей, на мгновение, парализовал мышцы Уилсона, в то время, как его разум послал безмолвное желание. Если бы бог существовал, он должен был убедиться, что его друг не попал в этот хаос, а был дома в целости и сохранности.       Постепенно его мышцы снова повиновались ему, он медленно ставил одну ногу перед другой и приближался к жестокой сцене. Его карие, широко раскрытые глаза осматривали окрестности в поисках знакомых вещей, пока он пытался не замечать бегающих вокруг врачей. Вдалеке он увидел, как один из парамедиков делает одной из жертв массаж сердца. Уилсон проглотил комок в горле. К его облегчению, он быстро понял, что пациент не был его другом. Поэтому он отвернулся, пытаясь закрепиться в суете, в то время как его мысли продолжали неумолимо мчаться. В этой суматохе найти хоть одного человека казалось ему невозможным, но с каждым ударом сердца в нем росла надежда, что Хауса не найдут на месте происшествия, потому что его там не было.       Уилсон собирался вытащить свой мобильный телефон из кармана и набрать номер своего лучшего друга, задаваясь вопросом, почему он не сделал этого раньше, когда краем глаза заметил едва заметное движение, которое заставило его остановиться. Он медленно повернул голову и посмотрел на тело, которое лежало на умеренном расстоянии от остальной части действия. И тогда он понял, что звонок Хаусу больше не понадобится. Потому что там был он. С его телом, лежащим на земле, окутанным пугающим спокойствием, Уилсон едва ли мог сказать, померещилось ли ему это движение или, возможно, его друга уже нет в живых. Тяжелыми шагами он приблизился к неподвижной фигуре, хотя все инстинкты в нем кричали убежать и притвориться, что он никогда не видел этого ужаса. Даже, когда он стоял прямо перед ним, его внимательный взгляд больше не мог видеть никакого движения, даже легкого подъема и опускания его груди. Уилсон почувствовал, как будто его сердце остановилось именно тогда, и он хотел закрыть глаза на то, что теперь казалось неизбежным. Тем не менее, он присел на корточки рядом с другом, приложил два пальца к его шее в немой надежде и напрягся, чтобы найти пульс. И действительно, он нашел его, хотя это не вызвало у него никакой радости, потому что его сердцебиение было настолько слабым, что это было лишь вопросом времени, когда сердце полностью остановится.       С его собственным сердцем, колотящимся в панике, он повернулся и позвал на помощь. Он не хотел снова оставлять своего друга, который, к счастью, был еще жив, наедине с самим собой и вместо этого осмотрел его израненное тело, чтобы выявить сильное кровотечение и суметь остановить его. Однако, раздраженный Уилсон отметил, что его друг получил несколько царапин, но ни одна из них не была очень глубокой или опасной. Пока он все еще недоумевал, как такие легкие травмы могли быть возможны при аварии такого масштаба, он схватил Хауса под мышки, чтобы подвести его поближе к парамедикам. Но затем он погрузил руки в липкую, еще теплую кровь. Уилсон был потрясен, обнаружив, что Хаус ранен сильнее, чем казалось на первый взгляд, потому что только сейчас он обнаружил большую кровоточащую рану на затылке. Уилсон немедленно застыл на месте, немедленно отказался от попыток переместить Хауса и вместо этого, в приступе отчаяния, прижал куртку к поврежденной части его черепа. Ткань, пропитанная кровью, очень быстро потемнела, Уилсон уже обдумывал, какие другие предметы одежды ему придется переделать, чтобы его друг не истек кровью до смерти. Но затем он услышал позади себя быстрые шаги двух парамедиков, которые подбежали к нему с разумным оборудованием и немедленно позаботились о пациенте. На короткое мгновение, Уилсон позволил себе расслабиться, предоставив докторам пространство для выполнения их работы, и просто наблюдал со стороны.       Пока они накладывали повязки на самые глубокие раны Хауса, молодой фельдшер засыпал Уилсона всевозможными вопросами, на которые он не мог ответить. Что случилось? Почему он ушел с места происшествия? Насколько сильно он пострадал?       Но Уилсон не ответил, его взгляд был прикован к своему другу, когда он заметил, как его черты изменились, как его спокойное, расслабленное выражение напряглось от боли. Казалось, ему потребовалось усилие, чтобы открыть веки, и когда он, наконец, это сделал, его синие глаза передали безмолвный крик о помощи.       Уилсону казалось, что его сердце вырывают из груди. Редко, кто видел Хауса в состоянии, в котором боль была настолько невыносимой, что он больше не мог скрывать свои страдания.       "Не волнуйся, все будет хорошо", - услышал Уилсон свой дрожащий голос, хотя должен был признать, что он звучал неубедительно. Он, едва, мог поверить своим собственным словам, потому что как он мог заверить Хауса, что все будет хорошо? В то время, как Уилсон ненадолго погрузился в свои сомнения, Хаус, казалось, снова ускользал. Его веки затрепетали в попытке остаться в сознании. Уилсон начал неловко разговаривать с ним, затем сел рядом, и, осторожно, положил руку ему на плечо, чтобы как-то успокоить его.       Но Хаус просто устало уставился на него. Его лицо потеряло выражение, но он, вероятно, пытался что-то сказать, когда открыл рот. Сначала не было слышно ни звука, вместо этого он был ошеломлен внезапным кашлем, который заставил его харкать пыль из легких. Когда он, наконец, смог заговорить, его голос звучал грубо и прерывисто, но не это вызвало у Уилсона холодный шок, который заставил его сердце замереть. Это был смысл самих слов. "Кто ты?"