Время после убийства Энни Чепмен летело незаметно. Джек все еще мучился от болей в голове, вызванных противоречивыми мыслями, и все еще достаточно остро ощущал свою вину за совершенные убийства. Но не настолько, чтобы это выбивало его из колеи.
Он продолжал жить, выходил на улицу и ел в пабах, встречался с Аликс и иногда с Мэри, которая постоянно увязывалась за той, благо, хотя бы Хелен он больше не видел, читал газеты, в которых все больше и больше статей было посвящено нераскрытым убийствам в Уайтчепеле, спал по ночам больше обычного и реже видел кошмары. Словом, он жил самой нормальной, практически полноценной жизнью, как это было с ним год назад.
После того, как он примирился со своими внутренними демонами и перестал им сопротивляться, все стало намного легче. Джек позволял им брать верх над собой, а те взамен не терзали его. На самом деле, все было так просто, а он никак не мог этого понять.
В очередной раз бесцельно слоняясь вечером по району, он невольно забрел на Вулф-стрит. Он давно здесь не был и не знал, что привело его сюда. Он хотел было зайти домой, повидать Джейкоба, но потом представил, как взглянет ничего не подозревающему отцу в глаза. Джейкоб точно не мог ожидать от него того, что он натворил за последний месяц.
Джек боялся, что Джейкоб мог обо всем как-то догадаться. Джейкоб не был особо сообразительным, но вдруг ему хватит одного лишь взгляда на сына, чтобы понять, что с ним что-то не так. И это что-то куда страшнее всего возможного.
Но больше всего он боялся, что Джейкоб, узнав обо всем, неправильно поймет его и отвернется. Джейкоб не будет слушать объяснений и даже пытаться понять, что то, чем занимается Джек — правильно, нет-нет, он, как и все простые людишки, которым неведом высший замысел, осудит его и с презрением отвернется, ведь Джек для них — всего лишь убийца, а не факел, освещающий в час тьмы и презрения дорогу к лучшей жизни.
Джек много думал о том, как поступит Джейкоб, узнав, кто его приемный сын на самом деле. Будет ли он его защищать или обвинять? Поймет или отвергнет? Сдаст полиции неуловимого убийцу из Уайтчепела или укроет его в собственном доме? Джек не знал. Но будто бы хотел узнать.
И как бы не отговаривали его голоса, Джек впервые не мог противиться не им, а самому себе. Будто бы к нему вновь вернулся здравый смысл, а пролитая им кровь смыла все сомнения и помутнения. Будто бы став убийцей, Джек наконец-то после долгих лет мучительных изменений стал собой. И это так радовало его, что он не мог больше держать эту радость в одном лишь себе, это было жутко эгоистично, не поделиться своим счастьем с самыми близкими ему людьми.
Дома было привычно пусто — Аликс, наверное, опять засидится допоздна, а то и до самого утра останется у Мэри или опять болтается в каком-нибудь загаженном пабе со своей непутевой мамашей — Джеку было плевать, он слишком устал все контролировать.
Зато он сможет поговорить с Джейкобом наедине. Он бы не хотел ждать, пока Аликс свинтит куда-нибудь, или вовсе пытаться признаться во всем, когда та была рядом. Джек не то чтобы не доверял ей, но все равно ужасно боялся рассказывать всю правду о себе. Мало ли.
Джейкоб привычно сидел в своем кресле, развернув перед собой большую вечернюю газету, которую он всегда покупал у Агаты на углу с Флауэр-и-Дин-стрит, и держал между зубов массивную трубку. Он рассказывал, что она досталась ему еще от его отца. Джейкоб хотел когда-нибудь подарить ее самому Джеку, правда, тот не курил. Джек думал, что Джейкобу следовало бы передать ее Аликс — сохранить семейную традицию и трубка бы зря не пропадала, но Джейкоб отчего-то так не считал.
Джек тяжело опустился на диван и вздохнул. Как бы ему хотелось расслабиться, вытянуть ноги, накрыться пледом и, попивая теплый чай, постепенно задремать в этом умиротворенном спокойствии. Но Джек не был ни спокоен, ни расслаблен, ему было холодно несмотря на трещащий совсем рядом камин, у него дрожали от напряжения во всем теле ноги, а чай был слишком горячий — настолько, что обжигал, а не согревал.
— Что пишут?
— Ничего особенного, — покачал головой Джейкоб, поджигая свою трубку. Комнату наполнил тяжелый едкий запах, но сейчас Джеку уже было все равно: раньше он попросил бы отца не курить. И было даже удивительно, что Джейкоб за столько лет не запомнил, чего Джек не любил.
— Про убийства есть что-нибудь? — тихо спросил Джек, вертя в руках чашку с кипятком. У себя он редко пил что-то горячее, поэтому сейчас наслаждался каждым глотком почти безвкусного чая и жаром, исходящим от чашки.
— Нет, — все так же безразлично ответил Джейкоб, разворачивая огромную газету, в которой просто не могло ни строчки не быть про потрясшие весь Ист-Энд убийства.
Джек подумал, как это странно. Весь Уайтчепел был встревожен из-за последних убийств. Бродя по улицам, он то и дело слышал сплетни, опасения, видел, как увеличилось число констеблей на улицах по ночам и насколько реже стали попадаться вечерами одинокие женщины. Это правда было, город жил с этими убийствами. Джек же это не выдумал? Все вокруг напоминало ему об убийствах: и даже тонкий запах мертвечины из тайника в собственном доме, к которому Джек настолько привык, что уже не понимал, как раньше жил без него.
А Джейкоб словно жил не в этом городе. Даже из газет, которые он неизменно читал каждый вечер, он ничего не узнавал. Наверное, так жить было проще: меньше забот и лишних волнений. Джейкобу и так с лихвой хватало забот. Джек бы не хотел, чтобы тот волновался больше нужного.
— Джейкоб, — тихо позвал его Джек.
Джейкоб вопросительно промычал, не отрывая взгляда от газеты и даже не пошевелившись. Голоса истерично нашептали, а то и вовсе кричали Джеку, что это знак остановиться, пока не стало поздно. Но для Джека и так уже было слишком поздно останавливаться. Он махнул рукой над ухом, как если бы там назойливо жужжал комар, и голоса замолчали.
— Джейкоб, мне надо тебе что-то рассказать.
«Замолчи!»
«Идиот, он же сдаст тебя!»
«Тебя вывернут наизнанку, точно так же, как ты делал с теми женщинами»
«Заткнись-заткнись-заткни…»
— Я слушаю тебя.
Вся его уверенность, с которой он шел сюда, улетучилась и растворилась в плотном от напряжения воздухе, как серый дым над головой Джейкоба расползся по потолку. Он не мог во всем так просто признаться, просто не мог. Это было глупо и неразумно.
Джек сам не понимал, чего он на самом деле хотел, мысли и желания запутались настолько, что перестали казаться настоящими. Будто кто-то открыл его черепную коробку, пока он беспокойно спал, и что-то там накрутил с мозгами.
— Ты же… ты наверняка слышал про убийства в Уайтчепеле, да?
— Что-то было такое, да, — равнодушно бросил Джейкоб, будто бы столь жуткие убийства были чем-то привычным. Может, он и не знал вовсе, насколько жуткими они были, решив, что его подобное не касается. — А что?
Еще не поздно было передумать и заткнуться. Сказать, что он просто напуган всем этим и страшно переживает. Возможно, так ему и стоит поступить, так будет лучше всего. Лучше продолжать молчать, потому что если кто-то узнает — его обязательно поймают. Но Джек не мог. Джек хотел сказать. Джеку нужно было сказать.
— Это был я, — беззвучно произнес Джек, виновато опустив взгляд в пол.
«Замолчи!»
Голоса встрепенулись, за секунду наговорив ему столько гадостей, сколько не говорили, пожалуй, с начала осени. Джек игнорировал их — он знал, что несколько дней спустя они снова будут хвалить его за хорошую работу. Очередную хорошую работу. Они всегда так делали: сначала оскорбляли и угнетали, потом хвалили и подбадривали.
— Что-что? — переспросил Джейкоб с такой интонацией, которая значила, что он просто не расслышал ответа, а не недопонял его смысл. — Что ты сказал?
Еще один шанс. Судьба посылала Джеку столько возможностей, а он все никак не пользовался ими — идиот. Некая высшая сила оберегала его от поимки и преследования, а он своими руками подписывал себе смертный приговор.
Ведь если Джейкоб узнает…
«Он сдаст тебя!»
— Это был я, — повторил Джек громче, но все так же глядя вниз, а потом он вдруг резко поднял голову и посмотрел прямо на отца, произнес громко и четко: — Это я убил их.
Взгляд Джейкоба над ровными столбиками текста в газете остановился, остекленел, как у статуи, и не шевелился. Джек ждал, что тот в ужасе посмотрит на него, но выражение лица отца ничуть не изменилось. Казалось, он почему-то не мог посмотреть на сына.
«Ты ему отвратителен»
«Грязный убийца»
«Мы же говорили молчать»
Джек снова виновато потупил взгляд и понял, что дрожит. У него даже зубы стучали от страха перед чем-то, и дергалась нога. Пальцы болезненно сжали горячую чашку.
«Теперь и его придется убить»
«Да-а, хе-хе-хе, он же обо всем знает»
Джек сжал зубы. Почему они не могли сказать такого раньше? Если бы он знал, что они начнут предлагать ему расправиться с собственным отцом, разве стал бы он тогда признаваться ему во всем и ставить его под удар?
Это было невыносимо.
Но отступать было некуда — сказать, что он просто пошутил, было бы самым идиотским решением. Теперь придется разбираться с последствиями.
Он взглянул на Джейкоба. Прошло секунды три или час, как он впервые все произнес вслух, Джек не считал, а Джейкоб все никак не реагировал. Казалось, слова Джека сразили его, обездвижили, лишили всего человеческого. Словно перед ним сидела неживая безмозглая статуя, никак не откликающаяся ни на что.
— Это я убил их, Джейкоб! — повторил Джек еще громче, обхватив чашку в руке до неприятных обжигающих ощущений. — Я, слышишь?
Джейкоб молчал, словно и не слышал его.
Джек подорвался с места, кружка выскользнула из руки и звонко ударилась о пол, а он подпрыгнул к Джейкобу, уселся перед ним на колени на полу и все повторял:
— Это я убил их! Я — убийца! Это все я сделал, я! Ты слышишь меня? Слышишь?! Скажи же что-нибудь, хоть что-нибудь! Умоляю, не молчи, Джейкоб!
Джейкоб молчал. Джек почувствовал, как в нем закипает злость: как смел тот игнорировать его? И это после того, как Джек ему добровольно во всем признался, душу излил? Чаша терпения переполнялась.
Джеку захотелось срочно убить кого-нибудь. Он остро чувствовал, как в предплечьях скапливалась огромная сила, которую срочно нужно было куда-то выплеснуть, иначе она разорвет его и не оставит ничего. Джек сжал кулаки, удерживая это в себе, и только потом понял, что вцепился в свитер Джейкоба.
Джейкоб медленно повернул голову к нему, посмотрел с каким-то наигранным недоверием.
— Ты что такое говоришь? — только и смог произнести он хрипло, неотрывно глядя на сына. — Что ты говоришь?
Джек помотал головой, пожал плечами. У него задрожали губы, и он чувствовал, что может вот-вот расплакаться не пойми из-за чего. Он протяжно вздохнул, переходя на отчаянный стон, не в силах вымолвить и слова. Джейкоб взял его за плечо и хорошенько тряхнул.
— Я не знаю, что я говорю, — проскулил Джек, всхлипывая. — Но я правда убил их, Джейкоб. По-настоящему.
Джейкоб тихо выдохнул, его пальцы на плече Джека расслабились и разжались, и он убрал от него руку. Словно не хотел его касаться.
«Он больше тебя не любит»
«Зря ты ему во всем признался»
«Он бросит тебя»
— Нет, — покачал головой Джейкоб. — Не говори глупости, ты не мог их убить. Не мог.
— Но я же убил их.
Джек поднял непонимающий взгляд на отца, надеясь, что тот сейчас все объяснит ему. Но во взгляде Джейкоба смятения было чуть ли не больше, чем у самого Джека. И Джек понял, что тот так туго реагировал просто потому что не знал, как именно стоит реагировать. Джейкоб не ожидал, что его сын окажется убийцей, и не мог того поддержать.
— Зачем? — только и спросил Джейкоб все с тем же выражением лица. — Зачем ты их убил?
Джек начал было говорить, но осекся. Только после второго убийства он придумал ему оправдание, когда же он только начал убивать, то совсем не понимал, зачем делал это. Он много думал об этом. Какая-то неведомая сила руководила его действиями и направляла его руку с занесенным ножом. Кто-то, чью волю он исполнял.
— Это все они, — сказал вдруг Джек, резко дернув головой. — Это они, — он ткнул пальцем в висок, словно показывал на него, — сказали мне. Без них я бы ни за что никого не убил, ты же знаешь.
«Мы ничего не говорили тебе»
«Ты сам убил их»
«Это ты хотел убить их»
— Без кого? — переспросил Джейкоб, не шевелясь, не дыша, не двигая даже зрачками. В его глазах застыл безграничный ужас. Джеку казалось, что тот ничуть не отличался от выражений лиц его жертв в тот самый момент перед смертью.
— Без
них, — Джек настойчиво постучал пальцем по виску. — Они здесь.
Джейкоб не пошевелился. Он ведь прекрасно понял, о чем тот говорил, он не хуже Джека знал, что они жили в его голове уже долгие годы, может, всю жизнь, может, они были еще даже раньше Джека, а когда тот появился на свет, просто выбрали его своим хозяином. И своим рабом. Джейкоб знал, какие кошмары они могли насылать по ночам и какие зверства нашептывать днями. Джейкоб знал про них все, но все равно зачем-то спросил, словно надеялся, что ошибался:
— Они?
Джек несколько раз судорожно кивнул.
— Они как мысли, а может, они и есть мои собственные мысли. От них нигде не укрыться и не спрятаться, они достанут везде. Они везде. Они всюду и они были всегда. Они теперь редко молчат, они все что-то бормочут и нашептывают, а иногда и вовсе кричат и стонут. Они неистово мечутся, навсегда запертые в моей голове, как в тюрьме, из которой нет выхода, и бьются о стенки черепа, скребутся когтистыми лапами по нему, и звук этот в разы хуже скрипа гвоздя по стеклу. Я пытался выпустить их, Джейкоб, но они словно не хотят оттуда вылезать, словно доставлять мне боль для них — удовольствие, которым они подпитываются. А еще они питаются страхом, раздражением и злостью, я это давно понял. Их голоса особенно сильны, когда мне особенно плохо. Тогда-то все и началось: когда все пошло наперекосяк, они почувствовали свою силу надо мной и вцепились острыми зубищами мне в мозг, чтобы никогда уже не отпустить. Они жрут мой мозг там внутри, я точно это знаю: я уже туго соображаю и разучиваюсь делать все то, что когда-то умел. Я превращаюсь в такого же обезличенного монстра, какие сидят внутри меня. Они стерли меня, оставили лишь призрак от того, что было когда-то, они сделали из меня бесплотную тень, которую никто не замечает и которая потому может творить что угодно. Они заставили меня делать то, что было угодно им, но куда хуже то, что это же теперь угодно и мне самому. Они ведь не приказывали мне прямо убить их, но все равно, я сделал это из-за них. Это они надоумили меня, да, я сам ни в чем не виноват. Так я если что и скажу, если меня поймают… Это был не я… И никто ничего не докажет — следов-то они не оставили!
Джейкоб шикнул на него, притянул к себе и крепко обнял за плечи. Джек не понимал, почему он так сделал, но не возражал. В объятиях отца стало так тепло и уютно и совсем не страшно. Каким глупцом Джек был, когда посчитал, что отец может сдать его полиции. Джейкоб защитить его ото всех: от полиции, от страшных людей в лечебницах для душевнобольных, от голосов и от самого себя. Пока он рядом с Джейкобом, его никто не достанет и не тронет. Но Джейкоб будет рядом не всегда.
— Что теперь будет? — глухо всхлипнул Джек, уткнувшись лицом ему в свитер. — Мне так страшно, Джейкоб. Вдруг кто-то еще узнает.
— Никто не узнает, — мрачно произнес Джейкоб над ухом, и Джек почему-то поверил ему, так уверенно прозвучали эти слова, пускай и не было никаких гарантий.
Он кивнул, не размыкая объятий, напротив, Джек еще крепче стиснул руки вокруг него, словно пытался то ли слиться с Джейкобом, то ли протолкнуть себя сквозь него. Джек бы хотел где-нибудь раствориться прямо сейчас и навсегда исчезнуть. Тогда-то он точно никого больше не убьет, и никто не узнает о нем. Как жаль, что для этого нужно было умереть самому.
А потом Джейкоб все испортил, когда снова спросил:
— Еще кто-то был?
В памяти Джека снова всплыли все те образы. До выпотрошенной Энни Чепмен и заколотой Мэри Энн Николс была мертвая Марта Тэбрем и умирающая Эмма Элизабет Смит. Разве это считалось? Он не убивал их, не сделал им ничего дурного. Так почему их голоса тоже иногда слышатся ему среди беспорядочной какофонии в голове?
Джек отстранился от Джейкоба, потер лоб и мокрые глаза, сделал вид, что что-то тщательно вспоминает. Он думал, стоило ли говорить об этих двух никчемных жертвах, павших не от его руки, но так прочно въевшихся в его память, что он тоже считал их своими работами.
— Да, — произнес виновато Джек, и он был готов поклясться, что видел, как изменился взгляд Джейкоба в одну секунду. — Марта Тэбрем.
— Ее тоже ты убил? — нетерпеливо спросил Джейкоб, и Джек не удержался от того, чтобы не поморщиться с отвращением. Да за кого отец его принимает? Он что, считает его безумным убийцей, который изнывает от жажды крови?
— Нет, — мрачно ответил Джек, немного отстраняясь от отца. — Она уже была мертва. Я лишь… всадил в нее нож. Просто хотел попробовать, узнать, каково это. Мне было просто интересно.
Джейкоб снова шумно вздохнул, возводя глаза к потолку, словно в немой молитве. Джек криво оскалился, то ли изображая ухмылку, то ли пренебрежение.
Бог ничем не сможет помочь, ибо здесь давно всем заправляет Дьявол.
Джек продолжил:
— Еще была Эмма Элизабет Смит, — глухо произнес он, вновь погружаясь в воспоминания той ночи, когда он впервые лицом к лицу столкнулся с убийством. — Пару дней спустя после Пасхи ее за что-то избили несколько ублюдков, а я наблюдал за этим всем. И ничего не сделал. Она все еще была жива, когда я подошел, чтобы разглядеть ее получше, и она просила, молила меня о помощи. Я не помог. Она показалась мне такой гадкой, скользкой и липкой, что мне смотреть-то на нее было противно. Она и на человека не была похожа, хотя ей явно повезло больше, чем последней, — Джек вдруг резко замолчал и чему-то коротко усмехнулся, — да-а, с Чепмен я потрудился на славу. Все были просто в ужасе от моей работы. Все теперь так боятся меня. Но ведь это все ерунда, можно было бы сделать гораздо больше, будь у меня больше времени и уверенности, что никто не поймает…
— Хватит!
Джек вздрогнул от неожиданности и вопросительно посмотрел на отца. Джек не очнулся от его резких грубых слов и потому совсем не понял, почему Джейкоб так не желал послушать рассказ о его работе. Она ведь стоила того, чтобы о ней говорили, — нечасто в Лондоне находят столь изуродованные трупы. Джек так постарался, а тому было все равно.
Что-то поменялось в облике Джейкоба. Он не казался больше Джеку защитником и спасителем, он был каким-то холодным и чужим, словно перед ним сидел не его самый близкий родственник. Взгляд Джейкоба снова потяжелел и посуровел под нависшими над глубоко посаженными глазами бровями, он сжал зубы до того, что по лицу заходили желваки, а черты лица до неузнаваемости заострились.
— Был еще кто-то? — без единой эмоции спросил он не своим голосом, но Джек четко слышал в этом вопросе злость и попытку призвать к ответу.
«Он сдаст тебя»
Джек мотнул головой к явному огромному облегчению Джейкоба. И все снова стало как прежде, в Джейкобе снова стали угадываться знакомые черты, а потом и вовсе от былого изменения не осталось и следа. Все прошло.
«Он не сдаст меня, — подумал Джек наперекор всем голосам в гудящей башке. — Он ни за что не сдаст меня, потому что не сможет».
— Как все это началось?
Для этого Джеку стоило понять, когда все началось. Когда он впервые задумался над тем, чтобы убить человека? А задумывался ли он над этим вообще? Действительно ли Джек хотел убивать или это была вынужденная необходимость? Почему он вообще вдруг пришел к этому? Что предшествовало развитию его желания или необходимости, и что послужило толчком? Из-за чего и кого Джек начал убивать? А главное…
— Зачем?
Зачем Джек стал убивать? Разве мог он в одиночку справиться с тем грузом, что водрузил на свои плечи? Выдержит ли он все это? Сможет ли дойти до конца? И какой ценой?
— Я не знаю, — признался Джек, пожав плечами. — В смысле, конечно, я думал об этом. Много. Правду сказать, я только об этом и думаю в последнее время. И… ничего не понимаю. Это просто началось. Без каких-либо причин и предпосылок. Я просто однажды ночью вышел из дома, наткнулся на нее, совершенно случайно, я никого не выслеживал и намерений таких не имел, и все случилось, — голос Джека на мгновение дрогнул, но он прочистил горло и снова заговорил ровно. — Я вдруг перерезал ей горло пару раз, но мне все равно показалось, что она все еще была жива, и я просто хотел добить ее, чтобы она никому не рассказала про меня. А очнулся весь в крови на мертвой шлю… проститутке. Прости.
— Я не требую от тебя извинений, — спокойно сказал Джейкоб, коснувшись его поникшего плеча. — Ими делу не поможешь. Я просто хочу понять, что пошло не так. С чего ты вдруг начал… заниматься этим. Чтобы предотвратить новые случаи.
Джек невесело кивнул. Что толку было разбираться в том, что уже произошло? Как же Джейкоб был наивен. Джека уже нельзя было остановить.
— Ты всегда был… другим.
Было просто смешно, как Джейкоб всеми силами избегал слова «странный». Джек знал, что он был странным, ему об этом всю жизнь твердили все: Аликс, в которой странностей было не меньше, и Мэри, которая считала странностями самые нормальные вещи, и Хелен, которая не выносила все, что хоть немного отличалось от ее представлений о норме, и Найтли, который со своими странностями считал именно Джека странным, и многие, многие другие, случайные встречные и хорошие знакомые, близкие и чужие, все всегда считали его немного странным. Как же сильно все они ошибались.
«Ты здоров»
«Все больные — они»
«С тобой все в порядке»
Джек знал, что с ним все совсем не в порядке. Но пока другие не знали этого, он просто оставался для них «немного странным».
— Но ты же никогда не пытал животных, не ломал бродячим кошкам хвосты и не кидал в птиц камни. Ты даже ни с кем не дрался толком, — всплеснул руками Джейкоб, так резко поднявшись с места, что Джек вздрогнул от неожиданности. Джейкоб встал и попытался пройтись по комнате, но его отчего-то мотнуло и повело в сторону, и он смог только успеть опереться о высокую спинку кресла, тяжело вздохнув. Джеку казалось, что тот постарел на пару лет, а то и на весь десяток.
Он всегда представлял отца молодым и полным сил. Тем самым Джейкобом, что выдрал его из лап смерти почти что восемнадцать лет назад. Джек хорошо помнил тот день, слишком хорошо. Чувства, которые он испытывал тогда, были по силе и яркости сопоставимы с тем, что он ощущал в момент убийства. Его накрывало с такой силой, что он переставал быть в себе. И только сейчас Джек ясно понял, насколько же все изменилось за эти годы, как они все изменились. Не было больше ни того Джейкоба, рискнувшего всем ради несчастного оборванца и разрушившего тем самым остатки собственной, и так не слишком счастливой семьи, ни его самого, того самого невинного оборванца, впервые столкнувшегося со смертью и так и не сумевшего с ней расстаться.
— Ты не мог начать убивать, — глухо произнес Джейкоб, что Джек даже не сразу разобрал всех слов, только когда он развернулся и повторил громче: — Ты не мог! Почему, почему это произошло? Что случилось?
Джек молча пожал плечами. Джейкоб выругался.
— Я же так старался… Всегда пытался сделать так, чтобы ты не знал больше лишений, дать тебе все самое лучшее, что только было возможно. Я заботился о тебе, как о родном… — на лице Джейкоба на мгновение отразилось самое сильное из его сожалений, но он тут же мотнул головой, отгоняя его прочь. — Нет, я заботился о тебе гораздо сильнее, нежели о родном. Так что я сделал не так?
Джейкоб сделал многое не так, как следовало бы, но какой был толк обсуждать это сейчас, когда уже ничего нельзя было исправить? Джейкоб не был всесильным, и были вещи, исправить которые не мог даже он при всем своем желании и рвении.
— Боюсь, ты просто не мог что-то сделать, Джейкоб, — грустно усмехнулся Джек, давно свыкшийся со своей участью, с которой до сих пор не смог примириться Джейкоб. — Твоей вины в случившемся нет. В этом нет ничьей вины. Просто так вышло. Цепочка событий или же просто совпадение, которые мы не в силах обосновать. А, значит, и думать об этом нечего.
Джек замолчал. Он почувствовал, будто с души упал огромный камень, и ему стало намного легче, просто выговорившись отцу, самому его близкому и любимому человеку, который всегда его поймет, утешит и ни за что не предаст.
— Все это время я и не догадывался, насколько ты болен, — когда Джек поднял глаза на Джейкоба, тот был словно неживой: настолько бледный, замерший и истерзанный. — Если бы я только знал… Мне не стоило бояться отдавать тебя в лечебницу, вряд ли бы там тебе сделали хуже.
— Нет! — вскрикнул Джек, в одно мгновение подскочив с пола. — Пожалуйста, не говори так! Я не хочу в больницу!
Страдание на лице Джейкоба сделалось еще более отчетливым.
— Джек, — мягко начал тот, попытавшись дотронуться до сына, но Джек отскочил от его протянутой руки в самый угол, оскалился, как зверь, готовящийся напасть, и зачем-то дотронулся рукой до места в воздухе, где в кармане пальто должен был лежать нож, но пальто висело в другом углу комнаты на крючке. — Джек, — Джейкоб поднял руки, показывая, что не причинит тому вреда, — я не желаю тебе зла. Я все еще верю, что тебя можно исправить. Вылечить. Избавить от этих голосов и видений. Там тебе помогут, правда.
— Никто не в состоянии помочь мне, Джейкоб, — прошептал Джек, вжимаясь в стену так сильно, словно он пытался провалиться за нее и сбежать. Он медленно сполз по стене до пола, весь сжался и зажмурился, заткнул уши, обхватил голову руками.
Ему впервые в жизни было настолько страшно. Ведь сейчас родной отец был готов отказаться от него и сдать в сумасшедший дом.
«Мы же говорили тебе»
— Джек, — Джейкоб осторожно дотронулся до его выпирающего локтя, который закрывал голову, погладил по руке, пока Джека всего трясло от ужаса. — Я не буду никуда тебя сдавать против твоей воли, слышишь? Ну, посмотри же на меня.
«Лжет»
«Сразу полиции сдаст»
«Или и тем, и другим: разрубит тебя на две половины»
«А мы все равно с тобой останемся»
«Ха-ха-ха!»
Джек осторожно поднял голову из-за колен, недоверчиво посмотрел на него. Джейкоб больше не казался ему коварным злостным обманщиком, он выглядел дружелюбным и сочувствующим. Все это могло оказаться лишь оболочкой.
— Обещаешь? — всхлипнул Джек, утирая слезы. Джейкоб улыбнулся, потрепал его по волосам, как в детстве.
— Обещаю, Джеки. Разве я могу навредить тебе?
Джек помотал головой.
— Конечно, не могу. Я все сделаю, чтобы ты чувствовал себя как можно лучше. И потому не сдам тебя в лечебницу, потому что ты этого не хочешь. Но есть одно условие.
Джек поморщился. Он так и знал. Джейкоб не хотел его не сдавать, иначе зачем бы он стал ставить ему условия? Что это могло быть за дурацкое условие?
— Ты прекратишь убивать, — Джейкоб все еще казался доброжелательным, но в голосе его звучала сталь, а в глазах был лед. — Ты понял меня?
Жизнь без убийств? Когда он нашел в них свое призвание? Это было слишком жестоко — лишать его единственной радости и смысла в жизни. Как Джейкоб мог так с ним поступать?
— Джек, — Джейкоб коснулся его плеча в приободряющем жесте, но Джек все равно чувствовал, что рука чуть сжалась до легкого дискомфорта. — Все будет хорошо. Я никому ничего не скажу, Джек. Никто не узнает об этом кроме нас двоих. Но ты должен прекратить убивать, слышишь? Иначе я не смогу тебя защитить, — Джейкоб осекся, лицо его стало вдруг до невозможности скорбным. — Джек, если ты не прекратишь убивать, я… — он снова замолчал, опустил глаза, сглотнул. Джеку показалось, что Джейкоб незаметно утер слезу, когда тот принялся массировать переносицу. — Я буду вынужден сообщить о тебе полиции, понимаешь?
«Он сдаст тебя!»
«Мерзкий предатель»
«Не доверяй ему»
«Никому нельзя доверять»
«Только нам можно»
— Ты знаешь, я желаю тебе только всего самого лучшего, но… — Джейкоб осекся, громко шмыгнул носом, покачал головой. — Но я не могу допустить, чтобы ты продолжал заниматься подобным. Возьми себя в руки, хорошо? Договорились?
Можно же просто сделать вид, что он согласен. Совсем не обязательно соглашаться искренне, когда он этого не хочет. Просто сделать так, чтобы Джейкоб не думал сдавать его. А если все прогорит — Джек что-нибудь придумает, скажет, мол, голоса довели и надоумили или он не в себе был. Джек сделает что угодно, лишь бы избежать правосудия. Потому что он сам творит свое правосудие.
— Договорились, — безвольно кивнул Джек. У него просто не оставалось выбора.
— Хорошо, — довольно улыбнулся ему Джейкоб. — Но ни одного убийства больше, понял? Только еще хоть одно убийство — и тут же заявляю обо всем в полицию.
***
25 сентября 1888
Когда Джек в следующий раз пришел домой, он нашел там в компании Аликс Мэри, которая так живо несла какую-то очередную чепуху, что не сразу заметила его присутствие. Аликс с таким страдальческим видом посмотрела на него, что Джек понял: продолжалось это уже порядочно долго.
Джейкоба еще не было, хотя он пообещал Джеку после их разговора не задерживаться на работе слишком долго и возвращаться раньше, чтобы почаще видеться. Джейкоб пытался все контролировать, когда было уже слишком поздно.
— Это сущий кошмар какой-то.
Джек повесил пальто, проверил, на месте ли нож, который он до сих пор почему-то носил с собой, пускай и пообещал Джейкобу никого не убивать. Будто бы нельзя было убивать голыми руками. Так, должно быть, еще приятнее, когда ты в прямом смысле лишаешь человека жизни своими руками, чувствуешь, как угасает под ними жизнь. По спине пробежались мурашки, и у Джека закружилась голова.
— Поменьше общайся со всякими подозрительными типами, которые выглядят как убийцы.
— Вы обсуждаете… — Джек на мгновение осекся, не решая, заговаривать об этом или нет, а потом неуверенно продолжил: — у-убийства?
— Только не говори, что ничего не слышал про них, — цыкнула Мэри. — Даже птичка слышала. Какой-то мудак режет женщин по ночам в Уайтчепеле. За месяц только троих прирезал. Последнюю, кстати, совсем недалеко от тебя, на Хэнбери-стрит.
— Да, знаю, — кивнул Джек, опускаясь в кресло и разворачивая лежащую там газету.
Но сконцентрироваться на чтении он все никак не мог: под причитания Мэри в голову наперебой с голосами лезли собственные мысли, напечатанные строчки с выскакивающими из них буквами плыли и дергались, не давая прочитать себя. Джек зажмурился на мгновение, потер глаза. Текст статьи закрутился и расплылся по листу, буквы перемешались в кучу и тоже прыгали из угла в угол, пока не сложились в центре листа в одно слово. «Убийца».
Джек резко перевернул страницу, буквы высыпались из газеты на пол и разбежались, кто куда, как тараканы. Джек напряженно замер над пустым листом, изо всех сил стараясь не привлечь внимание Мэри и Аликс к рассыпавшимся буквам — мало ли что они могли подумать — но те будто бы ничего и не заметили. Он осторожно выдохнул с облегчением, когда опасность, казалось, миновала, и с удивлением отметил, что буквы вернулись на свое место. До чего же это было странно.
Но куда страннее было то, что люди до сих пор так живо обсуждали его проделки. Люди боялись его и того, что он может с ними сделать.
— Все эти убийства, — тревожно вздохнула Мэри, — это так ужасно. Будто бы мы не в девятнадцатом веке живем, а в Средневековье.
Джек подумал было, что в Средневековье все было еще не настолько плохо. Мир еще не преисполнился всей существующей в нем грязью, и не за что было наказывать грешников.
— И ведь страшнее всего не то, что люди умирают — люди каждый день умирают, — продолжала причитать Мэри, — страшнее всего, что это происходит вот здесь, совсем рядом, с людьми, которые ходят вокруг нас. Чепмен постоянно торчала в «Британии», кажется, я даже пила с ней пару раз, — Мэри замолкла и снова вздохнула. — Она показалась мне потерянной теткой, но не плохой. Жаль, что с ней все так вышло, она бы и так скоро померла, но хотя бы не так… унизительно. И кто знает, кто окажется следующей жертвой? Может, я?..
— Мэри, — Аликс поморщилась и потерла переносицу. — Прекращай наводить суету.
— А что? — пожала плечами Мэри. — В чем я не права? Не думаю, что все эти женщины когда-нибудь подумать могли, будто бы закончат свою жизнь не в теплой постели в преклонном возрасте, а как-то иначе? Опасность совсем рядом. Мы и не догадываемся, насколько она близко. Может, убийца ходит прямо среди нас, замышляет очередное зло, высматривает себе новую жертву в толпах знакомых нам людей. Может, убийца — наш знакомый.
Аликс протяжно вздохнула и закатила глаза. Конечно, ей это не нравилось. Но она куда меньше заботилась о судьбах каких-то незнакомок, чем, казалось, все в районе. Аликс убийства не касались — и ей было плевать.
Мэри же была обеспокоена убийствами куда больше, чем ее обычно занимали какие-то случайные происшествия. Возможно, потому что убивали проституток, а не обычных женщин. Мэри не была перебирающейся по клоповникам сорокалетней алкоголичкой с неудавшейся жизнью и пожитками, которые можно уместить в карманах одной лишь юбки, но все равно, как и все другие, она в меру боялась стать очередной жертвой Кожаного фартука. Впрочем, именно Мэри была в относительной безопасности: она не работала прямо на улице и уж точно не ошивалась в компании сомнительных мужчин. Мэри не имела с убитыми ничего общего, кроме профессии.
Аликс старалась не замечать, что Мэри с каждым днем становилась все более похожей на тех несчастных женщин. Мэри по-прежнему оставалась красоткой, но Аликс не замечала пару новых синяков, тщательно скрытых пудрой. Мэри всегда просто любила виски, но Аликс не придавала значения тому, что с недавних пор ее стали штрафовать за пьянство и разгульное поведение. У Мэри была своя комната, но Аликс не понимала, что с каждым днем той было все труднее наскребать на нее жалкие гроши. Мэри всегда с легкостью находила клиентов и даже имела привилегию выбирать, но Аликс не замечала, что только в последнее время все они стали более жалкими и мерзкими. И выбирать Мэри больше не приходилось. Мэри слишком много говорила об убийствах и даже шутила на этот счет, но Аликс не подозревала, насколько Мэри была к ним близка.
— Что еще слышно про убийства? — вдруг подал голос Джек. Мэри посмотрела на него и с подозрением прищурилась.
— Что, например?
— Что-нибудь, — пожал плечами тот и поджал губы. — Не знаю… Про убийцу. Его нашли?
Мэри странно хмыкнула и внимательно посмотрела на Джека, склонив голову к плечу, будто пыталась разглядеть что-то припрятанное позади невинного вопроса. Джек почувствовал себя неуютно, будто его выставили экспонатом на Всемирной выставке и на него глазели тысячи.
— Нашли, — вдруг ответила Мэри, но с какой-то неохотой, продолжая смотреть на Джека с откровенным недоверием. — А ты что вдруг заинтересовался?
— Серьезно? — переспросила Аликс. — Подожди, тогда какого хрена ты уже вторую неделю рассказываешь мне, как боишься, что тебя прирежут в какой-нибудь подворотне?..
— Просто интересно, — снова пожал плечами Джек и опустил взгляд в газету. — Об этом пишут постоянно, — сказал он, смотря на статью про какое-то новое чудодейственное средство от облысения. — Невозможно не замечать.
— Не знаю, мне как-то удается, — снова произнесла Аликс.
— Так кто убийца? — повторил Джек, подняв глаза на Мэри. Ему показалось, будто бы та на мгновение даже стушевалась от его напора. Потом он случайно глянул на стену за Мэри. Рядом с дверью в комнату Джейкоба кроваво-красными буквами было нацарапано «убийца». Джек снова посмотрел на Мэри.
— А может, это ты — убийца? — вдруг ухмыльнулась Мэри. Джек, казалось, за секунду побледнел. — Что ты так на меня смотришь? Посмотри на себя: ты же прирожденный маньяк…
Джек резко посмотрел на стену, где красовалась жуткая надпись — вдруг Мэри могла ее увидеть и обо всем догадаться? Но надпись рядом с дверью растворилась, словно ее там и никогда не было.
«Ты все равно остаешься убийцей»
«Мы знаем, кто ты на самом деле»
«Грязный выродок»
— Мэри, прекрати, — вздохнула Аликс. Но Мэри так просто было не унять.
— Вот только «Кожаный фартук» — это пускай и жутко, но как-то несерьезно…
«Заткни ее!»
— Сейчас убийцы давно перестали пользоваться псевдонимами, предпочитая использовать свои настоящие имена в моменты злодеяний, не знаю, почему.
«Пусть замолчит»
— Возможно, осознание, что они ничего не скрывают, представляясь своим именем, а их все равно не могут поймать, окрыляет их и доставляет невообразимое удовольствие…
«Нет, дай ей договорить»
— Дай-ка подумать, — задумчиво протянула она, с явным удовольствием упиваясь очередной возможностью хоть как-то подтрунить над Джеком. — Джек-прыгун у нас уже есть. А ты кто — Джек-убийца? Нет, херня какая-то… Джек-Джек-Джек… горло-перерезчик? Может, Джек-душитель? Чепмен, кажется, придушили. О, я знаю!
Джек мрачно посмотрел на нее исподлобья, но ничего не сказал. Если бы Мэри была чуть внимательнее, она бы заметила, как побелели костяшки его пальцев, легко держащих газету. Мэри убедилась, что ее точно все слушали, и тихо, но с напускной торжественностью провозгласила:
— Джек-потрошитель.
Аликс фыркнула, Джек же несколько секунд в полном молчании сверлил Мэри тяжелым взглядом. Аликс приготовилась к худшему. А потом Джек задумчиво хмыкнул и… улыбнулся, тут же залившись каким-то неестественным смехом.
— Что? — недоумевая не меньше подруги, переспросила Мэри. Она явно не подобной реакции добивалась и потому теперь была немного смущена. — Тебе нравится?
— Очень, — осклабился Джек, натянув непривычную для себя широкую улыбку. Аликс вдруг подумала, что у него были необычайно острые клыки, как у настоящего хищника. Она не помнила, чтобы они были такими всегда, но и в то, что они вдруг без причин выросли и заточились, не верила. — Джек-потрошитель, — повторил он, растягивая звуки, смакуя прозвище на кончике языка. — Да… Да, мне нравится. Очень.
Мэри прыснула и покачала головой. Аликс просто была рада, что все обошлось, а ей не пришлось опять выбирать чью-то сторону, но все равно ей было немного не по себе. Джек прекратил смеяться, но улыбка с его губ не пропала.
— И все-таки, что говорят про убийцу? — повторил Джек вопрос, на который Мэри так и не ответила, в запале шутки бросившись придумывать ему псевдонимы.
— Что, Джек-потрошитель, хочешь выяснить, насколько близок Скотленд-Ярд к тому, чтобы надрать тебе жопу?
Джек непривычно мягко улыбнулся, словно уловил правила игры. У Аликс эта улыбка почему-то вызвала подобие легкого ужаса.
— Именно, — совершенно спокойно и от того до мурашек жутко произнес Джек, не прекращая улыбаться. Он казался искренне интересующимся, но кротким и непременно невинным, как агнец, и было в этом что-то неправильное, словно ненастоящее. Мэри же не обратила на это внимания.
Она только вздохнула и покачала головой. Но все же продолжила делиться сплетнями:
— Можешь не переживать: эти кретины нихрена не делают. Они арестовали Пайзера, но у того гада было алиби, и его отпустили с горой извинений. Чертов еврей!..
— Мэри! — укоризненно зашипела Аликс на подругу, которая не упускала возможности лишний раз кого-то осудить.
— Мне плевать, что он не убивал их, эта сволочь виновата в большем! Он ничуть не лучше убийцы. Он может убить других, его нельзя было так просто отпускать! — взъярилась Мэри. — Но кому до нас есть дело? Всем насрать, если в трущобах Ист-Энда помрет еще одна шлюха или ее убьют — разница для них невелика. Никто не заступится за нас и не придет на помощь… Сраные евреи. Не зря же их все так ненавидят.
— Ты-то за что?
— Я? Я просто рада, что в этой стране ненавидят кого-то больше, чем ирландцев, — горько усмехнулась Мэри и тут же опустила взгляд. Она лгала, но не хотела в том признаваться. — Все в Уайтчепеле убеждены, что убийца — еврей. Какому еще подонку придет в голову в крысу расправляться с беззащитными женщинами? Эти сволочи убили русского царя. Думаешь, жизнь какой-то шлюхи для них имеет значение?
Аликс что-то задумчиво промычала, а Мэри больше не говорила. Джек был доволен услышанным: пока в убийствах подозревали евреев — он в безопасности. Пусть и дальше так будет продолжаться. Надо будет придумать, как подлить масло в огонь и отвести от себя все подозрения еще сильнее в сторону жидов.
— Так, значит, настоящий убийца все еще остается на свободе?
— Да, — мрачно кивнула Мэри. — Полиция же только смогла установить, что убийцей однозначно был врач — никто другой бы просто не смог сделать с Чепмен то, что за столь короткое время сотворил он.
— Врач? — переспросил Джек, усмехнувшись.
Его и правда забавляло то, как далека от правды была полиция. Хотя он, казалось, всегда был у нее под носом: совсем рядом с местом смерти Марты Тэбрем сновал констебль, Мэри Энн Николс нашли почти сразу же после того, как Джек скрылся с места убийства, за убийством Энни Чепмен мог наблюдать целый трехэтажный дом. Но его никто не видел. Над Джеком словно был защитный купол, который надежно скрывал его от других, пока он занимался своим праведным делом.
Его не поймают никогда, и имя его останется навсегда неразгаданной загадкой в истории.
— Ага. Хирург или что-то вроде того. Может, мясник — так тоже говорят. Но на деле ни полиция, ни народ ничего не знают о нем наверняка. Он словно злой темный дух, который растворяется в ночи так же неожиданно, как возникает в пустых закоулках.
Джек снова усмехнулся. Это было как игра в кошки-мышки, прятки и догонялки одновременно. Он скрывался, оставаясь на виду, а все вокруг искали его и не могли найти. Близость опасности быть раскрытым распаляла и подстегивала Джека сделать больше. Что-нибудь, что точно не даст выследить его, но знатно встряхнет их всех.
Нужно было дать им какую-нибудь маленькую зацепочку, пока они не ушли совсем далеко в другую сторону, великодушно подарить им надежду на близкую разгадку, и снова ускользнуть в последний момент, пока не поймали. Джек будет водить их за нос и безнаказанно творить, что захочет, пока полиция будет бессильна.
— Дай мне листок, — вдруг потребовал, обратившись к Аликс, Джек. Та непонимающе посмотрела на него.
— Какой? Зачем?..
— Обычный листок, — раздраженно повторил Джек, указав на тетрадь на ее коленях. — Просто дай мне его!
Не задавая лишних вопросов, Аликс поспешно вырвала двойной листок, чтобы Джек уж точно наверняка отстал от нее, правда, немного порвав его посередине, но того это ничуть не смутило — Джек молча забрал листок и зашагал прочь из комнаты, остановившись только чтобы спросить, где взять чернила.
— В столе есть, — бросила Аликс. — Там, правда, только красные…
— Сойдет, — отмахнулся Джек, окончательно скрывшись на лестнице. Красные чернила были как нельзя кстати. Можно было написать, что это кровь, чтобы перепугать их там всех. Здорово он придумал.
Но что скажет Джейкоб, когда узнает о его шалости? Он, наверное, придет в ярость от такой неосмотрительности. Но Джек будет осторожным. С другой стороны, он же пообещал отцу просто никого не убивать, о переписке не шло и речи. Джек просто немного позабавится и успокоится — это пойдет ему на пользу.
Джек зашел в комнату, в которой провел почти всю жизнь, плотно затворил дверь, а потом, немного подумав, зацепил старый ржавый крючок за петлю на стене — чтобы уж точно никто не проник к нему за спину и не подглядывал из-за плеча, пока он занимался своим делом.
Он сел за небольшой старый стол, распрямил спину и занес кончик пера над пустым листом. Что именно писать и с чего же начать, он не знал. Не знал он и кому будет адресовано это письмо. Просто до зуда в ладонях хотел его написать и выплеснуть все накопившееся с самого апреля, когда он увидел Эмму Смит.
Для начала он аккуратным, ровным почерком написал в правом углу дату —
25 сентября 1888. Не то чтобы сейчас она имела какое-то значение, но все равно ему хотелось оформить свое послание наиболее подобающим образом. В конце концов, кто знает, сколько людей его прочитают — ударить в грязь лицом никак нельзя.
Будет здорово, если о его послании станет известно хотя бы трети населения города. Тогда его будут по-настоящему бояться многие, и страх этот, как зараза, медленно расползется по всему городу, а потом и объяст всю страну. Каждая крыса в самой дальней подворотне будет трепещать от одной лишь мысли о нем и трястись по ночам в ужасе. О нем прознает сама королева Виктория, и, Боже, храни ее, потому что откормленная старуха в своем огромном дворце и представить не может, что творится с ее подданными на задворках столицы.
Потому, Джек решил, что направлять письмо полиции будет не самым выгодным решением. Там его, скорее всего, предпочтут замять, чтобы не сеять среди и так взволнованного народа смуту. Нужен кто-то, кто живет безумными новостями, кто-то, кто воспримет его откровение всерьез. Например, газетчики. О, газетчики любят сплетни, они не упустят такого шанса нажиться на всеобщем горе и страхе. Из газет пошел слух, что убийца — еврей, им он обязан своим алиби. Они не упустят шанс привлечь в свою газетенку побольше читателей. Джек не знал, к кому именно обращаться.
«Дорогой начальник», — написал он строчкой ниже, старательно выводя каждую букву. Он всегда писал непривычно красиво, и Джейкоб всегда хвалил его за каллиграфически понятный почерк.
«Я все слышу, что полиция поймала меня, но им не исправить меня так просто».
Было до нелепия смешно, как полиция утверждала, что всеми силами занимается поимкой опасного преступника, но на деле безуспешно топталась на месте. Они были так уверены, что преуспевают в расследовании, но только Джек знал, насколько далеки те была от истины. Может, стоит развеять их призрачные иллюзии?
«Я смеялся с того, какими умными они выглядели, когда сказали, что встали на правильный путь, — они были где угодно, но не на правильном пути. Они считали его евреем, врачом, мясником — все было мимо. Ему дали прозвище Кожаный фартук, но Джек надевал его лишь однажды! —
Я бился в конвульсиях с той шутки о Кожаном фартуке».
Джек опять в подробностях вспомнил, как убивал Энни. Раннее утро, погруженный в туман и мрак Уайтчепел, задний двор двадцать девятого дома, выпученные от ужаса глаза жертвы и тут же ее теплые блестящие кишки, брызги крови и податливость принимающего в себя нож и его руки мертвого тела. Вот бы повторить это все однажды.
«У меня заканчиваются шлюхи, но я не перестану потрошить их, пока меня не поймают. Последняя работа была просто шикарна. Я не дал леди и пикнуть».
В его ушах все еще стоял слабый протестующий вскрик Энни, прежде чем он распорол ей горло. Она была так жалка и беспомощна, она просто не смогла бы ничего сделать, даже попытайся изо всех сил.
Джек снова подумал, насколько же ему повезло в ту ночь. Жители дома могли услышать странную возню во дворе, увидеть его, орудующего над безжизненным телом, но этого не случилось. Злодеяние Джека осталось безнаказанным. Его словно было просто невозможно поймать.
«Как они могут поймать меня? Я люблю свою работу и хочу продолжить. Скоро вы услышите обо мне и моих маленьких веселых шалостях».
Джек подумал, что стоило бы упомянуть и другие его невинные шалости:
«С прошлого раза я оставил немного красной жидкости в бутылке из-под имбирного пива, чтобы ей писать, но она стала густой, как клей, и я не могу больше ее использовать. Надеюсь, красные чернила сойдут, ха-ха».
Вот же умора. Как бы еще над ними подшутить?
«Ты помнишь, мы хотели отрезать следующей уши?»
— Помню, — кивнул Джек, постучав пером по краешку банки, чтобы смахнуть лишние чернила. — Поделиться с ними своими планами?
«Да!»
«Это будет чертовски весело!»
«А потом пошлем им ухо по почте»
«Ха-ха»
«В следующий раз я отрежу леди уши, — под диктовку голосов написал Джек, —
и пошлю их полиции просто ради забавы».
О, они оценят его веселый розыгрыш по достоинству. Кого волновало, что у Чепмен не было куска матки? А вот отрезанные уши — это уже что-то более серьезное. Жаль, он не додумался до этого раньше. Оставалось надеяться, что его письмо не распугает народ раньше времени, прежде чем он совершит задуманное. Может, не стоит пока отправлять его? Но ведь после очередного убийства эффект будет уже не тот, сразить наповал не выйдет… Джек внезапно улыбнулся: ему пришла идея. Он по-хорошему попросит о маленьком одолжении взамен на сенсацию. Равноценный обмен.
«Приберегите это письмо, пока я занят работой, а потом обнародуйте его. Мой нож такой хороший и острый, я хочу заняться делом сразу же, как появится возможность».
Мысли у Джека закончились, и он почувствовал, что пора заканчивать и ставить точку в этой очередной главе безумной истории.
«Удачи», — с издевательской ухмылкой приписал в конце он и поставил точку.
Письмо дорогому начальнику было закончено. Осталось как-то подписаться. Но как? И ставить ли подпись вообще? Вдруг его смогут вычислить по подписи? Каким тогда именем подписаться?
«Джек-потрошитель»
Черт его побери, это звучало просто потрясающе! Пожалуй, никакое другое прозвище не смогло бы так точно описать то, что он делал.
— Джек-потрошитель, — повторил Джек вслух, по слогам растягивая слова. Что-то внутри откликнулось и приятно потеплело от этих слов, разлилось по всему телу волной удовольствия. — Джек-потрошитель, — повторил он, прикусывая кончик языка, прошедшийся по кромке острых зубов. Во рту появился железный привкус собственной крови, Джек облизнулся и повторил имя в третий раз, словно ставил точку: — Джек-потрошитель.
Он обмакнул кончик пера в чернильницу и медленно, ровно подписался:
«Искренне ваш, Джек-потрошитель». Джек в голос усмехнулся. Его забавляло все это. Это было увлекательной игрой, правила которой знал лишь он один и потому его никто не мог догнать.
Он подписался своим именем. Как же смешно будет, если и так они его не найдут.
«С вашего разрешения под псевдонимом», — добавил он в конце, криво усмехнувшись. Его охватил такой экстаз от совершенного, какой он не испытывал раньше никогда. Джеку нравилось делать это. И он не прекратит.
Его пальцы были все перепачканы красными чернилами.
«Прямо как кровь», — показалось на мгновение Джеку, но он тут же дернул головой и смахнул наваждение. Вряд ли кто-то подумал бы, что это была кровь, но все равно стоило перестраховаться. Джек попытался оттереть пятна о штанину, но не преуспел. Тогда стоит повременить с отправкой письма, пока он не избавится от улик окончательно.
«P.S. Не отправлю это письмо, пока не сотру все красные чернила с рук, чтоб их. Пока безрезультатно, — приписал он ниже, развернув листок. Немного подумав, иронично добавил: —
Сейчас они говорят, что я доктор. Ха-ха».
Джек нашел в столе и конверт, на котором тут же вывел получателя и адрес —
«Начальнику. Центральное информационное агентство, Лондонский Сити». Нужно будет постараться отправить письмо так, чтобы его никто не приметил и не запомнил, иначе у него могут возникнуть проблемы. Надо быть осторожным и не спешить, все тщательно продумать и не рисковать лишний раз, хотя Джек уже в который раз убедился, что на него общечеловеческие законы не действуют — его просто не могут поймать.
Два дня спустя, когда Джек наконец-то избавился от вызывающих подозрение красных пятен на руках, он анонимно отправил письмо. Он думал, что люди из агентства, испугавшись, тут же перешлют его полиции, а те сразу же опубликуют. И его найдут.
Но прошло еще два дня — газеты все еще молчали. Джек ухмылялся — они сделали все именно так, как он их попросил, решили не публиковать письмо до следующего убийства. Стоило поощрить их за это. Нельзя заставлять их долго ждать.
В этот раз они узнают, на что он способен.
