Прекрасная эпоха

30 сентября 1888

      Джек пересек Коммершиал-Роуд, когда где-то в отдалении пробил колокол — приближалась полночь. Он редко заходил в этот район на юге Уайтчепела и потому плохо ориентировался, старался тщательно запоминать свой путь. Джек все еще боялся, что, если что-то пойдет не так, он не сориентируется быстро и не выберется из этой западни. Но жажда убийства уже взяла над ним верх в эту ночь, и страх был последним переживанием, что ощущал Джек.       Долго выискивать жертву ему не пришлось: он сразу приметил проститутку в компании какого-то пьянющего мужлана возле стены двухэтажного здания. Они о чем-то неразборчиво говорили, шутили, смеялись, целовались и обжимались на виду у всех случайных прохожих. Мерзость. Она и станет его третьей жертвой.       Но в этот раз жертва не пришла сама к нему в руки, в этот раз Джеку придется самому выжидать, чтобы нанести удар. Когда они разойдутся, и она останется одна, он неожиданно нападет. Джек спрятался неподалеку в тени одного из проходов во двор, где он мог беспрепятственно наблюдать за ними и не привлекать к себе внимания.       — Ты бы произнесла что угодно, но не молитвы.       Проститутка хихикнула, шутливо стукнула своего собеседника по плечу. В руке у нее была красная роза.       Потом они в обнимку пошли по улице, пошатываясь и пьяно смеясь. Джек не отставал. Он всюду следовал за ними, держась поодаль, наблюдал, как под полуночный звон колоколов они купили сверток фруктов в лавке, как обошли квартал и, снова вернувшись на Бернер-стрит, остановились у входа в зловеще темный двор.       Совсем рядом было трехэтажное здание какого-то клуба, из горящих окон которого доносилась тихая музыка и глухие голоса. Жизнь кипела даже посреди глубокой ночи, даже в такой дыре, даже в такое опасное время. Будет очень нелегко расправиться со шлюхой прямо у всех под носом, зато в каком же ужасе они будут, когда поймут, что убийца гораздо ближе, чем им все это время казалось, и убивает он не каких-то незнакомых женщин где-то там на задворках Лондона, а их соседок и близких. Ради этого чувства определенно стоило рискнуть.       Укрывшийся в тени напротив Джек все-таки осмотрелся: неподалеку от разговаривающей в проходе парочки у входа в здание клуба стоял какой-то мужчина и курил трубку. Со стороны Коммершиал-Роуд к ним приближался еще один. Свидетелей становилось слишком много, было бы самоубийством нападать на нее сейчас.       Джек мог бы плюнуть и развернуться, найти более уединенное место и более одинокую шлюху, но он уже твердо решил, что убьет сегодня именно эту. Он хотел убить именно ее, пускай и не знал, почему.       «Убей ее уже»       — Я жду! — процедил Джек сквозь зубы, от нетерпения царапая собственные ладони до крови и кусая губы. Ему самому было невыносимо тяжело ждать, ведь желание, копившееся в нем на протяжении трех недель, уже стало настолько сильным, что он с трудом мог думать о чем-то ином.       «Чего ты ждешь?»       «Ее убьет кто-нибудь другой»       «Неудачник»       Джек зашипел на них, стукнул себя по голове, чтобы хоть как-то отвлечься и сосредоточить все свое внимание на проститутке. Стоило только ему избавиться от голосов, как вдруг тот мужчина схватил ее за плечи и с силой толкнул в темноту двора. Женщина трижды громко вскрикнула. Джек бросился было к ней, но в последний момент удержал себя и остался в тени — как глупо он чуть себя не выдал!       «Торопись»       «Сейчас с ней разделаются без тебя»       «Он — твой враг»       «Убей его!»       Чего бы голоса ни добивались, у них это выходило превосходно: Джек нервничал сильнее, время все шло и шло, неизвестно, что тот мужик мог сделать с проституткой, а двое других свидетелей, казалось, и не обращали на этот беспредел внимания.       Но вот прохожий со стороны Коммершиал-Роуд слишком приблизился ко входу во двор и — слава Богу — замешкался, увидев странную сцену. Даже удивительно, что ему было не все равно на какую-то шлюху, другой бы просто прошел мимо, даже не повернувшись, как это делал другой мужчина, спокойно дымящий свою трубку. Тусклый свет от фонаря упал на прохожего, осветил его лицо, и Джек злобно ухмыльнулся совпадению — это был еврей.       Джек схватился за стену, чтобы удержаться и не рвануть вперед, шаркнул ногой о брусчатку, заскрипел зубами — он уже не мог стоять на месте, в нем билось желание, оно распирало его и воодушевляло на подвиги, он хотел прямо сейчас кинуться вперед и, расталкивая всех, вспороть шлюхе тушу, вырвать из нее внутренности голыми руками и вывернуть ее наизнанку, разбрызгать кровь по всей улице, утопиться в ней…       Его мысли прервал неожиданно повернувшийся к еврею нападавший. Последний стушевался еще сильнее, будто бы даже немного отступил, и тогда мужчина уверенно шагнул к нему.       — Липский! — зло крикнул он еврею. Тот попятился еще сильнее и бросился наутек, когда к нему вдруг начал приближаться другой мужчина, тот самый, что курил трубку у входа в клуб.       Двое из троих сбежали. Осталось разобраться с последним. Джек немедля рванул ко двору, схватил вновь склонившегося над лежащей в грязи проституткой нападавшего за шиворот и оттащил от нее.       — Пошел прочь! — зарычал он, выталкивая его на освещенную Бернер-стрит, где Джек мог хорошо рассмотреть и запомнить. Он бы не стал заявлять на него в полицию, потому что Джек слишком хорошо запомнил бледное полное лицо с небольшими усами, темные волосы, широкие плечи, шляпу охотника за оленями. Если что, можно будет во всем обвинить его.       Но тот все равно захотел было его ударить, но Джек увернулся и, сам того от себя не ожидая, что есть силы врезал ему по роже. Никто не смеет отбирать его добычу. Эта проститука — его и только его. Мужчина резко согнулся и схватился за лицо. Из-под пальцев у него быстро сочилась яркая кровь. Джек шагнул было к нему еще, но тот вовремя отскочил и бросился прочь. Дело сделано — теперь они одни.       Джек с облегчением выдохнул, провожая убегающего мужчину взглядом до самого конца улицы, убеждаясь, что тот не вернется в самый неподходящий момент. Вряд ли он захотел бы добавки к сломанному носу, но стоило удостовериться окончательно. Только тогда Джек повернулся к женщине. Она уже успела подняться с земли и отряхнуться и теперь смотрела на него безумным взглядом со смесью возмущения и благодарности.       — Ты в порядке? — спросил у нее зачем-то Джек.       — Да… — тяжело вздохнула она. — Да!.. Боже мой, если бы не ты… — проститутка многозначительно замолчала и сжала губы. Она правда считала, что смогла спастись и избежать чего-то страшного. — Зуб даю, это был он — Кожаный фартук!       Она слабо усмехнулась, и по количеству ее зубов Джек понял, что ошибалась она часто. Слишком часто.       — Ты думаешь? — с недоверием переспросил он. Сдержать ухмылку стоило больших трудов, но Джек справился. Проститутка активно закивала.       — Да, черт возьми! Это точно был он — я сразу поняла, как только его увидела. Уж больно злобная была у него рожа.       Джек все-таки ухмыльнулся. Он бы хотел, чтобы все было настолько просто, чтобы лицо каждого плохого человека отражало всю его гнилую натуру. Тогда было бы намного проще.       Он снова вспомнил Джейкоба, который всю жизнь казался ему хорошим человеком. Джейкоб был лучшим человеком, которого Джек знал за всю свою жизнь. Джейкоб всегда казался Джеку очень добрым и очень красивым, и он всю жизнь хотел быть похожим на неродного отца, а не на кого-то еще. Но Джейкоб, который всю жизнь был для него примером и предметом восхищения, оказался на самом деле жалким и отвратительным. Джейкоб оказался таким же, как и все они.       Джек совершенно не вовремя вспомнил, как Джейкоб запретил ему убивать вновь. Как обещал сдать его полиции, если Джек убьет еще хоть одну шлюху. Интересно, что тот подумает, когда прочтет завтрашним утром свежую газету? Это будет ужасно смешно. Поймет ли он сразу, кто убийца? Что будет делать? Правда что ли сообщит о нем Скотленд-Ярду? Это было просто невозможно, Джейкоб бы никогда и ни за что так с ним не поступил. Значит, Джек все еще волен безнаказанно делать то, что хочет. Джеку плевать на его запреты. Он убьет еще одну проститутку, а потом еще одну, и еще. И так будет, пока что-то или кто-то его не остановит. Пускай Джейкоб попытается его остановить, и тогда Джек покажет ему, на что способен Потрошитель.       — Зачем же ты решила с ним уединиться?       Проститутка что-то невнятно выдала в свое оправдание и пожала плечами, еще раз с облегчением выдохнула, решив, что опасность миновала. Как бы не так. То, что с ней уже случилось и еще случится, было заслуженной закономерностью. Если Джек не убьет ее сегодня, это обязательно сделает кто-то другой. Она не закончит свою жизнь в теплой постели и собственном доме, потому что, оказавшись однажды на дне, она уже не сможет с него выбраться и навсегда здесь и останется.       — Спасибо, — вдруг поблагодарила его она с искренней улыбкой. — Кем бы он ни был, мне страшно представить, что он мог со мной сделать.       — Тебе стоит быть осторожнее в следующий раз… — Джек прервался, вопросительно глядя на нее.       — Лиз.       — Лиз, — кивнул Джек. Завтра это имя появится во всех газетах на первых полосах. — Смотри, с кем водишься. Знаешь, настоящие мерзавцы редко похожи на мерзавцев.       Она усмехнулась и покачала головой.       — Это уж точно… Хочешь конфетку?       Лиз показала ему сжатый в руке пакетик с кашу. Джек не курил и дыхание освежать ему было незачем, но он все равно зачем-то согласился. Она вынула из пакетика леденец и вручила его Джеку. Он тут же почувствовал обжигающе холодный вкус мяты с терпкой примесью лакрицы. Интересно, какая на вкус кровь?       «Попробуй»       Джек попытался раскусить леденец, чтобы заглушить навязчивые голоса, но не смог — тот был еще слишком крепким.       — Куда ты сейчас? — спросил он ее, наверное, чтобы заполнить неловкую паузу в разговоре. А, может, ему и правда было интересно. Джек уже сам не осознавал и не мог обосновать большинство своих действий — он просто что-то зачем-то делал. Он стал лишь безвольным неразумным существом, руководствующимя одними лишь инстинктами. И кровожадным желанием убивать.       — Пойду выпью за спасение и снова пойду на улицу — надо чем-то зарабатывать, — пожала Лиз плечами и вдруг странно усмехнулась: — А ты что-то хотел?       Джек брезгливо хмыкнул. Что и требовалось доказать. Такие не учатся ни на чужих, ни на своих ошибках. Словно участь Лиз была давно предрешена, и та все делала для того, чтобы в итоге стать очередной жертвой Кожаного фартука. Первой жертвой Джека-потрошителя.       Джек кивком указал ей на улицу, чтобы та убиралась поскорее с глаз. Рука сама опустилась в карман, уже привычно крепко сжала рукоятку ножа. Как же давно он за него не брался — по спине прошла дрожь от будоражащего все естество предвкушения. Как же долго он ждал этого момента, когда снова сможет взяться за нож и будет убивать, резать и рвать, шарить в чужой плоти и воздавать по заслугам. О, как же он хотел испытать это вновь.       Стоило Лиз повернуться к нему спиной, как Джек уже привычно схватил ее сзади, затаскивая подальше в темноту узкого двора. Она безуспешно взбрыкнулась, снова несколько раз протяжно вскрикнула — вот же голосистая сука попалась в этот раз — и захрипела, когда заточенное лезвие встретилось с ее горлом.       Джек отпустил ее, и она мешком рухнула наземь, захлебываясь собственной кровью. Джек же с удовлетворением отметил, что в этот раз он даже ничуть не испачкался — опыт давал знать о себе — после третьего убийства он наловчился убивать так, чтобы кровь была где угодно, но не на нем.       Он громко выдохнул, катая леденец во рту, медленно подошел к все еще бьющейся в предсмертных конвульсиях проститутке, сел перед ней на корточки. Лиз посмотрела на него теми же глазами, как и Энни в последние секунды своей жизни, что-то невнятно пробулькала и закашлялась.       — Боюсь, ты ошиблась насчет Кожаного фартука, — усмехнулся Джек, пока из той с каждым рваным вздохом хлестала кровь. Леденец громко хрустнул на оскалившихся зубах. — Я — Джек. Джек-потрошитель. Ты узнаешь об этом раньше многих, потому как не доживешь до момента, когда об этом узнают все.       Она еще попыталась что-то сказать, но смогла только несколько раз прохрипеть, прежде чем окончательно испустила дух. Уже третья была мертва. Пятая проститутка, к смерти которой Джек был хоть как-то причастен. Сколько таких еще будет? Одна, две? Десять? Джек не знал. Никто не мог этого знать наверняка. И в этом была определенная прелесть — он мог убивать сколько угодно, пока не захочет остановиться, и он не знал, сколько еще это будет длиться.       Джек осмотрел ее, ухмыльнулся. Она лежала, и так какая-то слишком длинная, тощая и нескладная, вытянувшись вдоль стены, вся в крови и грязи, еще и вскинув руку выше головы. Раскрытые глаза пустым взглядом смотрели куда-то сквозь черное-черное небо. Нетронутое полотно, с которым можно сделать все, что угодно.       «Ты помнишь про уши?»       — Да, — кивнул им Джек, снимая с головы Лиз шляпку и присматриваясь к ее ушам. Сначала он хорошенько поработает над ней, а потом отрежет уши в подарок полиции. И Джейкобу.       Джек задумался. Возможно, если он отступит прямо сейчас, это убийство не свяжут с другими проделками убийцы из Уайтчепела. Мало ли за что могли просто прирезать нищую шлюху. Он мог бы изредка убивать их просто так, не уродуя, чтобы не привлекать еще больше внимания к Потрошителю. И Джейкоб ни о чем не узнает. Но Джек хотел, чтобы все знали, чьих рук каждое новое дело. Он будет потрошить их раз за разом, сделав это своей отличительной чертой, и никто больше не посмеет убивать шлюх именно так кроме него. И Джейкоб будет знать, что каждое новое убийство — дело рук его Джека, его сына. Монстра, которого он сам же и породил.       Джек мотнул головой, прыснул. Он уже представил, как податливо входит в ее тело лезвие, как оно режет толстую плоть и покрывается кровью, темной, горячей, вкусной кровью… Джек был так поглощен своими мыслями и мечтаниями, что не слышал ничего другого, даже воплей голосов в собственной голове.       «Беги!»       Джек так увлекся, что услышал цокот копыт совсем рядом, только когда уже было слишком поздно. Он повернул голову в сторону и увидел лошадиную морду уже совсем рядом с собой, на повороте с улицы во двор. Времени бежать на Бернер-стрит у него не было, и Джек наугад бросился вглубь двора, надеясь где-то там отыскать какой-нибудь проход на другую улицу. Но двор оказался непроходным, и Джек оказался в нем заперт.       Джек врезался в кирпичную стену дома, заскребся в нее, больно вгоняя под ногти каменную крошку, судорожно повернулся к единственному выходу из злосчастного двора с трупом, который перегородила телега. Либо возница сейчас обнаружит труп, либо он заедет во двор дальше и найдет тут забившегося в угол Джека. Джек был обречен на провал. Пони громко заржал и резко свернул в сторону от трупа, запротивился, отказываясь идти дальше. Послышалась ругань.       — Пошел! — мужчина стегнул пони прутом, но тот так уперся, что не двигался с места, как бы его ни хлестали. Возница снова сматерился и на этот раз попытался ткнуть прутом в преграждавшую путь кучу, как ему, видимо, показалось, мусора, но та была слишком тяжелой и никак не убиралась с пути.       Тогда он спрыгнул с повозки, подошел к телу. Во дворе было достаточно темно, чтобы он не мог разглядеть, что тело было уже трупом. Джек надеялся, что во дворе было достаточно темно, чтобы тот не смог разглядеть его. Мужчина зажег спичку, наклонился к куче мусора, которая была на самом деле телом Лиз.       Джек глубоко вздохнул. Вот сейчас он все поймет. Сейчас его поймают, и его путь убийств закончится. Возможно, так будет лучше, но Джек жалел, что успел убить так мало — всего-то троих. Он мог бы убить их три сотни или хотя бы десятка, но и этого было бы слишком мало. Нужно было выпотрошить сотни шлюх, прежде чем на что-то повлиять, но даже этих троих было достаточно, чтобы повергнуть огромный город самой огромной империи в бессильную панику. Как много Джек мог бы еще сделать, если его сейчас не поймают. Он убьет еще двоих — переполошится вся Европа. Еще десяток — слухи о нем перевалят за океан. Полсотни — и его будут обсуждать в каждом цивилизованном уголке мира. А когда Джек закончит свою карьеру — его будут знать все и все будут говорить о нем.       Когда-нибудь потомки скажут, что именно он породил двадцатый век.       Какое-то время возница присматривался к телу, а потом вдруг обронил спичку, двор снова окутала тьма, мужчина резко вскочил, отшатнулся от тела и бросился прочь куда-то на Бернер-стрит.       Джек продолжал стоять, вжавшись в стену, и боялся пошевелиться. Он своим глазам не верил. Его оставили одного, открыли ему дорогу на свободу, ему выпал шанс на спасение и шанс еще убивать! О, как это было невероятно, как это было прекрасно, это был словно дар свыше, послание от самой судьбы! Джек бесшумно, но быстро проскользил по двору, с сожалением в последний раз взглянул на лежащую у стены Лиз, с которой он так и не успел ничего сделать. Это убийство было напрасным, но он обязательно наверстает упущенную возможность.       Джек аккуратно протиснулся между стеной и телегой, выбираясь из двора. Запряженный пони беспокойно заржал, когда тот проходил мимо. Джек хотел было успокаивающе погладить его по морде, но тот боязливо отшатнулся от него, как от огня, и угрожающе зацокал копытом. Джек впервые слышал, чтобы столь безобидное животное рычало.       Не теряя больше времени, он повернул направо и, незамеченным миновав двери клуба, посетители которого сейчас наверняка должны были повалить на улицу, поскорее свернул на Фэркло-стрит, откуда, ускорившись, побежал подальше от проклятого двора на Бернер-стрит, в котором оставил свою третью жертву.       Он петлял, захаживал в темные дворы, нисколько не боясь встретиться там с чем-то более опасным, чем он сам, возвращался и поворачивал в другую сторону, чтобы сильнее запутать следы и сбить своих преследователей с толку. Он уходил все дальше и дальше от Бернер-стрит и все дальше от самого Уайтчепела, пока не остановился перед небольшой и совершенно пустой площадью. Джек взглянул на табличку — «Митр-сквер» — и понял, что забрался аж в самый Сити. Ну, можно было выдохнуть, ведь здесь ему ничего не угрожало: убийца из Уайтчепела не мог оказаться в другом районе огромного Лондона.       На всякий случай он все-таки обошел площадь и притаился в темном углу на пересечении Дюк-стрит и Черч-пассаж, чтобы окончательно перевести дух и прийти в себя. Убийство, пускай и немного неудавшееся, все равно ударило в голову, как лишняя стопка джина, и Джек слишком остро чувствовал, как сильно колотило его после незапланированного побега и такого долгожданного возвращения к своему призванию.       — Составить тебе компанию?       Джек вздрогнул всем телом и обернулся, но тут же вздохнул с облегчением: это был не констебль, а всего лишь очередная шлюха, которая забрела глубокой ночью куда ни попадя.       «Убей ее»       Добыча снова сама забрела прямо к нему в руки, даже не пришлось ее выслеживать и выжидать. Рядом не было ни души, все словно специально складывалось так, чтобы Джек снова убил. Судьба преподнесла ему щедрый подарок — возможность вдоволь отыграться на этой шлюхе за неудачу с Лиз.       Но ведь Джека и так уже чуть не поймали сегодня. Не лучше ли не искушать судьбу и не проверять удачу? Запутать следы и вернуться домой, пока не случилось что-то страшное?       — Запыхался-то как, — продолжила проститутка, усмехнувшись его виду. — Натворил что-то?       Джек махнул рукой и глубоко вздохнул, окончательно восстанавливая дыхание. Теперь ничто не напоминало о том, что последние полчаса он провел, петляя по району и заметая следы.       — Ерунда. Просто не хотел попасться бобби в такое время.       Проститутка хохотнула.       — Понимаю. Из-за этих мудаков я просидела несколько часов в участке, хотя могла бы весь вечер пить в Олдгейте.       Джек внимательнее посмотрел на нее. Она не очень-то и походила на проститутку, пускай и явно не шиковала: одетая в потертую куртку и дряхлую юбку, какие-то обноски и мужские ботинки, она вызывала только жалость, а не интерес. Впрочем, как и почти все проститутки, что встречались Джеку на его пути. Но что же привело ее сейчас к нему? Что толкнуло эту потрепанную жизнью женщину выйти на улицы и так зарабатывать?       — Кэтрин, — она протянула ему бледную тощую руку. Джек, немного подумав, пожал ее в ответ и тоже представился. Пока своим настоящим именем, пока бояться ему нечего.       — Тебе не страшно разгуливать вот так вот ночью совершенно одной?       — А почему мне должно быть страшно? — Кэтрин непонимающе приподняла брови. — Из-за этого безумного кретина, который режет шлюх? — Джек кивнул, и она, наклонившись к нему, заговорщически зашептала: — Открою тебе секрет: я знаю, кто такой Кожаный фартук на самом деле.       Джек вздрогнул, но вовремя взял себя в руки: они с Кэтрин видели друг друга впервые в жизни, разве что до сих пор где-нибудь на улицах случайно пересекались — большой Уайтчепел был до того переселен, что на его улицах постоянно встречались какие-то знакомые лица.       — Да что ты? — ухмыльнулся он.       — Ага! — Кэтрин вдохновленно закивала. — Но эти полицейские суки меня сегодня настолько выбесили, что я нихера им не скажу. Подожду, пока этот сукин сын перережет побольше шлюх. Может, тогда ко мне прислушаются.       Джек рассмеялся, покачал головой. Ее уверенность и правда его забавляла. Возможно, он бы даже и признался ей, кем он являлся на самом деле, просто чтобы потешиться над ее изумленным лицом. И это было бы последним, что она узнала.       — Не боишься стать одной из них, Кэтрин? — спросил он тихо и твердо, но не прекращая улыбаться. На лице Кэтрин на мгновение отразилось замешательство и даже толика испуга, и она будто бы пришла вдруг в себя, но тут же резко мотнула головой.       — Не боюсь, — уверенно произнесла она, смотря прямо Джеку в глаза. Они оба выдержали этот взгляд и в конце усмехнулись. Кэтрин шагнула к Джеку еще ближе, обдавая волной запаха выветрившегося дешевого алкоголя, положила руку ему на грудь. Джек сдержал порыв отскочить от нее и постарался изо всех сил улыбнуться.       Сзади послышались чьи-то шаги.       — Ты милашка, — протянула Кэтрин, глядя на него снизу вверх. — Так беспокоишься о чужих тебе женщинах. Пойдем отсюда, а? Немного пройдемся, выпьем в каком-нибудь пабе.       Джек нервно вздохнул. Он слышал, что прохожих было несколько, и побоялся, что те могли запомнить их. Запомнить его.       — И что потом? — так тихо спросил он, что сам едва расслышал собственные слова. Джеку хотелось раствориться в воздухе и исчезнуть отсюда, ему было до невозможности неудобно сейчас находиться здесь, разговаривать с Кэтрин, пока труп Лиз все еще вряд ли довезли до морга. Он хотел бы сбежать отсюда, пока не натворил большего.       Кэтрин многозначительно усмехнулась, подобралась еще ближе к нему. Джек судорожно повернулся, пытаясь удостовериться, что нежеланные свидетели уже ушли, но только встретился взглядом с одним из них и тут же поспешно отвернулся.       Он его видел. Он его запомнил. Он его сдаст. Нужно…       — Что скажешь?       Кэтрин отвлекла его и так и не дала закончить мысль. Группа мужчин ушла, и они снова остались одни. Наверное, они не обратили на них особого внимания, поскольку общающиеся проститутка и мужчина не были каким-то редким явлением в Ист-Энде. Может, они даже и не узнают ее, когда придется опознавать труп.       Джек быстро кивнул, и Кэтрин, крепко ухватив его за руку, тут же потащила его с этого закутка по длинному узкому проходу прямиком на Митр-сквер, на которой только-только затух яркий огонек от фонаря удаляющегося с площади констебля.       В южном углу Митр-сквер, где они оказались, пройдя по Черч-пассаж, было и вовсе настолько темно, что Джек с трудом различал бледное лицо Кэтрин. Никто и не узнает, если что-то произойдет.       — Подожди, — Джек вдруг притормозил, остановился прямо в этом густом вязком мраке, останавливая за собой и Кэтрин.       — Что такое? — спросила та, приблизившись к нему, чтобы хоть сколько-то видеть лицо собеседника. Достаточно близко, чтобы у нее не было ни шанса вырваться и сбежать.       Джек начал было говорить, но осекся. Какое-то чувство внезапно остановило его от неожиданной атаки, удержало на месте. Кэтрин была достаточно близко, чтобы он мог хорошо понять, насколько низко пала эта женщина, и его вдруг тронуло такое сочувствие к ней.       Она была самой беззастенчивой из всех шлюх, что ему довелось убивать, но при этом было в ней что-то такое, что удерживало Джека от убийства. Ведь она была лишь просто очередной несчастной женщиной, попавшей в такие условия не от сильно хорошей жизни.       Так стоило ли ее убивать? Джек и так уже убил одну сегодня. Стоит ли убивать их вообще? Есть ли от его убийств хоть какой-то толк, если шлюхи все продолжали выходить на улицу, даже когда некто так жестоко расправлялся с ними? Он посеял в них страх, но и его было недостаточно, чтобы удержать их в своих домах. Все, что Джек делал, было недостаточно.       — Знаешь что, Кэтрин? — Джек вдруг искренне улыбнулся ей. — У меня было паршивое настроение, но сейчас оно вдруг отчего-то похорошело. Так что я дам тебе шанс, — Джек не прекратил улыбаться, но Кэтрин заметно нахмурилась, когда он кивнул в сторону выхода с площади. — Пойдем, провожу тебя до дома, чтобы ты добралась без проблем. Хватит с них одной за ночь.       — Чего? — недоумевающе нахмурилась она, не понимая, о чем тот говорил. — Какой еще шанс? Какой еще «одной»? Что ты?.. — Кэтрин резко отдернула от него руку, попятилась. — Мне нужны деньги. И если ты мне их не дашь — я заработаю в другом месте.       Она помедлила, видимо, ожидая, что Джек передумает. Но Джек не передумал, а его намерение стало только тверже. Он напряженно кивнул, сделал шаг к ней, сокращая дистанцию. Кэтрин довольно улыбнулась, полагая, что переубедила его.       — Да что ж такое-то?.. — тяжело вздохнул Джек в пустоту, возводя глаза к небу. Он разочарованно покачал головой и пожал плечами. — Ну нет, так нет.       Он подорвался с места и кинулся на Кэтрин, резко прижал ее к холодной земле всем своим весом. Она пыталась сопротивляться ему, пыталась оттолкнуть его и закричать, позвать на помощь, но все бестолку: на площади было пусто и темно, а она была слишком слаба, чтобы противостоять молодому мужчине. Привычное движение руки — горячая кровь брызнула из вспоротого горла. Джек все-таки испачкался, но оно того стоило. Для Кэтрин все закончилось. Не будет больше в ее жизни ни радости, ни печали. Не будет ее жизни вообще.       — Я давал тебе шанс, — прошептал Джек, наклоняясь к ней. — Этого можно было избежать. Но ты сама выбрала свою судьбу. Сама предпочла умереть вместо того, чтобы вернуться домой.       Кэтрин хрипло выматерилась сквозь болезненные стоны и замолкла навсегда. Четвертая. Джек оборвал уже четыре жизни, четыре жалких ничтожных жизней, не стоящих ничего, и это было одновременно и так много для него самого, и так мало по сравнению со всеми оставшимися в Лондоне и на всем свете шлюхами.       Джек чуть отстранился, опустился рядом с ней на колени, внимательно посмотрел на ее безжизненное лицо, не выражающее абсолютно ничего, ни боли, ни разочарования, ни скорби. Просто бесчувственное неживое тело, минуту назад бывшее человеком с со своими переживаниями, заботами, мыслями. Джек так и не узнал, о чем она думала, когда вышла на улицу в эту ночь, и ради чего она это все делала.       Как и не знал, что теперь с ней сделать. На Митр-сквер, площади в восточном Сити, в самом сердце Лондона, все еще было пусто. У Джека была возможность и время сделать все, что он только пожелает. Претворить все свои недоступные ранее фантазии в реальность.       Он снова пристально посмотрел на нее, словно пытался убедиться, что Кэтрин точно мертва и она не восстанет внезапно из мертвых, как это произошло с Мэри Энн Николс, которая орала и хохотала, пока он впопыхах пытался добить ее. Впрочем, Джек уже не был уверен, что то не было жуткой галлюцинацией, порожденной перевозбужденным безумным мозгом, страдающим от постоянных укусов потусторонних тварей. Как он не был уверен, что все происходящее сейчас не было очередной галлюцинацией, а Джек просто трясся над какой-то кучей мусора, а не над мертвой проституткой. Будто бы была большая разница, ведь всех их принимали сначала за грязь: истекающую кровью на лестничной клетке Марту Тэбрем, пока Джек, затаившись, вжимался в стену совсем рядом с ней, исколотую Мэри Энн Николс, на которую сначала даже не захотели обращать внимания, Лиз, которая просто была перекрывающим дорогу повозке мусором.       Джек осторожно коснулся крови, все еще вытекающей из большой раны на ее горле, растер ее между пальцами. Остались следы. Тротуар вокруг распластавшегося тела Кэтрин уже был весь залит кровью, и это было реальностью, это было по-настоящему, и Джек снова по-настоящему убил уже в четвертый раз. Джек знал, что это было только началом. Не повезет же тому, кому придется отмывать землю от крови Кэтрин.       Время шло. Джек поувереннее взялся за нож и принялся за работу.       Сначала он вспорол ее по всей длине тела, как скот на разделке, как Энни Чепмен. Из неровного длинного разреза показались блестящие мокрые внутренности, но было слишком темно, чтобы он смог что-то разглядеть внимательнее. Как жаль, что ему приходилось орудовать вот так вот, украдкой выбираясь из дома по ночам на охоту, выбирая короткий момент. Как жаль, что Джек не мог остаться один на один со своим жертвами хотя бы на пару часов, при свете дня и со всеми нужными ему инструментами. Возможно, ему просто стоило один разок хорошенько поработать, чтобы навсегда утолить свою неуемную жажду расправы.       Джек наклонился ближе к разрезу, чтобы не действовать совсем вслепую, и поперхнулся. Как же она смердела. Только-только убитая, она уже источала приторный запах разлагающейся плоти, и это точно не было галлюцинацией, не было и случайно вспоротым от резкого движения ножа кишечником — она была насквозь тухлой и грязной, как и любая другая шлюха, слоняющаяся по ночным улицам Лондона в поисках очередного клиента.       Джек уже привычно выгреб из нее объемные кишки и отложил их за плечо Кэтрин, чтобы не мешались, выдрал из-под ребер легкие и, чуть ли не по локоть засунув в нее руку, нащупал сердце. В распотрошенном трупе было гораздо проще работать и найти что-то нужное, пускай он и не знал, что именно искал. У него уже была матка от Энни Чепмен, но и она начала подгнивать и портится со временем. Пока он резал и думал, случайно встретился с Кэтрин взглядом и замер — она будто бы все это время смотрела на него с укором и немым вопросом, за какие грехи он так с ней поступил и как ему не противно творить с ее трупом все то, что он уже сделал и еще только собирался сделать. Этот взгляд был невыносим.       Джек несколько раз остервенело ударил ее по лицу ножом, чтобы хоть как-то избавиться от этого неприятного чувства слежки, пока оно не превратилось в сплошное кровавое месиво и Кэтрин не перестала походить сама на себя.       «Отрежь ей уши»       — Точно, — кивнул Джек, и уже повернул было голову Кэтрин набок, чтобы добраться до уха, но что-то его остановило.       Совсем рядом снова послышались шаги. Джек замер, сцепил зубы. Это уже порядком надоело ему. Чувство постоянной тревоги, что кто-то его обнаружит, мешало ему расслабиться и нормально работать. Он не мог получать удовольствие, постоянно отвлекаясь, не следит ли кто за ним, не заметил ли его кто, не сдаст ли его кто. Ведь тогда Джек окажется взаперти и не сможет больше убивать. А это казалось ему страшнее участи быть повешенным или заключенным в учреждение для душевнобольных.       Он резко осмотрелся, пытаясь понять, откуда раздавались шаги и сперва увидел приближающийся к нему по длинному проходу свет лампы. Шаги становились все четче, все громче, свет становился ярче и ближе, и вот Джек уже мог разглядеть уставшее лицо констебля, который должен был вот-вот заступить на Митр-сквер и все увидеть.       Приблизься тот еще на пару метров, и констеблю предстанет поистине ужасное зрелище, которое он не сможет выкинуть из головы до самого конца своих дней. Развороченный труп и склонившийся над ним Потрошитель еще долго будут преследовать бедолагу, который просто оказался не в том месте в совершенно не то время. Если он вообще сможет выбраться отсюда после увиденного. Если Джек ему позволит.       Джек замер, так и сжимая нож одной рукой, а другую не вынув из тела Кэтрин, но вовсе не от страха, а от напряженной готовности напасть. Он был словно затаившимся в засаде хищником, готовящимся броситься на жертву, которая просто случайно попала на его территорию. И если раньше Джек боялся, что его обнаружат, разоблачат и сдадут, то сейчас он был уверен, что нападет первым и просто не даст случиться всему нехорошему. Он стал куда ожесточеннее, чем был месяц назад, когда еще от его руки не пала ни одна шлюха, действовал агрессивнее, резче и увереннее, ведь он многому научился за этот месяц и четыре убийства.       Пусть тот констебль только шагнет на Митр-сквер, пусть только посмеет поднять фонарь выше, пусть только ему покажется, что в отдалении площади происходит что-то неладное — Джек мигом разрешит все его сомнения. Пусть только тот преступит черту.       — Ну давай, — неслышно прорычал Джек, сжимая в кулаке что-то из плоти Кэтрин. — Подойди сюда. Подойди и увидь меня. Попытайся остановить меня, и я убью и тебя. Я убью всех, кто узнает про меня правду. Давай, соверши ошибку, стоящую тебе жизни. Давай же, подходи! Подойди и умри! Подойди ко мне!       Констебль еще раз для чего-то повертел головой, напряженно всматриваясь в плотную звенящую от тишины темноту, и ушел, так и не решившись ступить на площадь. Знал бы он, как ему повезло и что он миновал. Но куда важнее было то, что Джек снова остался безнаказанным.       Джек выдохнул со смесью облегчения и разочарования — он ведь уже был готов убить в пятый раз, но так и не пришлось. Интересно, кто станет его пятой жертвой? Такая же незнакомая проститутка или кто-то другой, кто-то, уличивший его в преступлении, кто-то случайный или кто-то знакомый? Джек мотнул головой, прогоняя мысли. Сейчас не время думать о пятой жертве, пока он вовсю занят четвертой. Время шло, и вероятность, что на Митр-сквер все-таки заглянет еще какой-нибудь полицейский, росла с каждым мгновением. Надо действовать быстро и заканчивать поскорее.       Джек снова нащупал что-то среди внутренностей Кэтрин, запустил туда же нож, верным движением отсек орган, как если бы он делал это слишком много раз. Он попытался рассмотреть его, но ничего не вышло, а определить на ощупь он не смог — все-таки все еще слишком мало он занимался потрошением и у него было все еще слишком мало опыта.       Тогда он просто оторвал кусок передника от ее одежды, завернул в него этот кусок плоти, убрал во внутренний карман пальто, туда же, где всегда лежал нож. Джек закончил, и пришла пора убираться отсюда.       Когда он выпрямился и еще раз посмотрел на то, что стало с Кэтрин, его взяла гордость. Она с трудом напоминала то, чем была минут десять назад. Она с трудом напоминала человека. Это была в самом деле хорошая работа. Она определенно стоила той неудачи с Лиз — вряд ли Джек бы стал также истязать ту, но с Кэтрин он просто не мог остановиться.       Джек скрылся в том самом проходе, по которому они с Кэтрин зашли на Митр-сквер, ровно в ту самую минуту, как на площадь с другой стороны ступил очередной констебль.       Он не стал больше сильно путать следы и направился прямо домой, но немного более длинной дорогой. Просто на всякий случай. Минут через десять Джек остановился у дома на Гоулстон-стрит, чтобы перевести дух и получше рассмотреть новый предмет в своей коллекции.       Это оказалась почка. Похожая на фасоль, гладкая и блестящая, немного испачканная кровью и еще какой-то слизью. Человеческие органы не оказались какими-то особенными, они не внушили в него ужас или отвращение. Если бы Джек не знал, что это человеческая почка, подумал бы, что, наверное, она была свиной.       Джек аккуратно вытер ее все тем же куском передника Кэтрин, а потом поменял его на свой носовой платок, в который он бережно, чтобы ничего не повредить, завернул почку и убрал ее в карман. Передником Джек вытер руки от крови и, пускай они все еще были грязными, а рукава его были все сырыми от крови, в таком виде уже можно было показываться случайным прохожим.       Джек бросил передник тут же, прямо у входа в подъезд, и хотел было уже возвращаться домой, но вовремя увидел царапающего мелом что-то на стене противоположного дома мужчину. Он притаился, подождал, пока тот закончит и скроется, и только потом вышел рассмотреть надпись.       Это могло быть небрежным рисунком или очередным оскорблением, которое бы смотрелось до невозможности гармонично на стене, где рядом с нацарапанным именем «Джон» была рифмующаяся с ним матерная приписка. Джек взглянул на надпись и усмехнулся. Она появилась здесь настолько кстати и настолько удачно, что он бы даже сам не додумался до такого. Да, все складывалось в его пользу как нельзя лучше. После такого никто и не подумает, что в страшных убийствах виноват он.       Джек поднял с земли кусочек мела и кое-что подправил в надписи. Вот теперь-то все так, как ему надо. Все выходило именно так, как он хотел, раз за разом он получал свое и избегал правосудия.       Джек отряхнул руки, еще раз взглянул на надпись и довольно усмехнулся. На сегодня он точно закончил — эта ночь вышла куда более кровавой и плодотворной, чем он мог только представить. Пора было возвращаться домой и залечь ненадолго на дно, пока все не уляжется, а потом — снова убивать, снова и снова испытывать этот головокружительный экстаз, когда горячая кровь пульсирует и мечется по венам, когда разум перестает отдавать себе отчет, уступая место чему-то неизвестному и животному.       А пока — нужно было еще со многим разобраться. У Джека было много дел. Нужно было решить, что делать дальше, где скрываться, случись что, как не привлекать к себе внимание и держаться, чтобы не начать нападать на шлюх при свете дня и людских взорах.       И как поступить с Джейкобом. Джейкобом, который единственный из всех об этом всем знал и единственный мог остановить его.       «Убей его»       Джек поморщился, стукнул себя по голове. Как бы плохо отец с ним ни обошелся, убивать его он не собирался. Нет, Джек еще не настолько помешался, чтобы причинить боль своим близким, которые ни в чем не виноваты. Джек убивает только тех, кто вреден и опасен.       «Тогда он сдаст тебя первым»       Если Джейкоб посмеет — Джек сделает все, что потребуется. Но Джек знал, что отец не посмеет, нет, ведь он все еще любил его, пускай и вырастил настоящим чудовищем. И Джейкоб ни за что не избавится от своего любимого сына, каким бы монстром тот ни был, за это можно было не беспокоиться.       «Они все равно все узнают»       — Не узнают, — хмыкнул Джек. — Они рисуют себе образ дикого зверя, скалящегося и хватающегося за нож при любой удобной минуте. Я не такой.       «Ты и есть этот зверь»       Джек нахмурился, протестующе зашипел на них. Но голоса все равно были правы. Он испытывал такое удовольствие от убийств, что его аж распирало, его широченная улыбка рвала рот, он постоянно держал нож при себе, всегда, даже когда ложился спать или выходил по нужде, он не смог удержаться и не убивать Кэтрин, хотя уже убил Лиз этой ночью, всего за месяц Джек превратился в того самого дьявола, которым его считали в округе.       Так или иначе, менять ничего он не хотел. Ему нравилось то, чем он занимался и во что превращался, — еще никогда раньше он не чувствовал себя таким свободным и настоящим, пускай ради этого и пришлось отказаться от разума и поддаться зову голосов. Джек сделал глубокий вдох и прислушался к знакомому, радостному биению сердца.       — Я есть, я есть, я есть.       Скоро все узнают, кто он такой. После сегодняшнего двойного события его письмо наверняка воспримут всерьез и, возможно, даже опубликуют. И тогда весь мир узнает, что Лондон теперь во власти Джека-потрошителя.