Потерянное облако

      Место, ставшее ему домом, встречает каскадёра пугающей пустотой. Там никого нет, словно все разом решили оборвать связи с особняком.       Скалл с трудом — в детском теле справляться с монокулярным делом оказалось ещё сложнее, залезает по лестнице, идёт по коридору. Смотрит на двери, теперь такие высокие, ставшие такими чужими, ощущает, как пустота внутри опутывает его своими скользкими щупальцами. Мерзость. Каскадёр подходит к одной из дверей. На ней нарисованы красные водовороты — раньше это была комната Фонга. Скалл бы не посмел заглянуть внутрь, но сейчас Ураган не ощущался не то, что в особняке, казалось, что он находится за сотни километров от него, а Облаку хотелось увидеть хоть какое-то подтверждение того, что ещё не всё закончено, что в его жизни, наконец, наступит белая полоса. Комната встречает его почти полностью выветрившимся запахом чая и… пустотой. Там не было практически ничего, что могло бы напомнить о том, что это место раньше принадлежало Фонгу и понимание этого оседает горечью на языке. Комната кажется совсем обезличенной и Скалл чувствует, что в его теле появляется какая-то пугающая слабость. Находиться тут он больше не может.       Следующей является комната Реборна. Сицилиец бы убил его за то, что он вторгся в его владения. Если бы он был здесь, конечно. Но тут не было ничего: ни идеальных костюмов в шкафу, ни запаса кофе, ни запасного пистолета, лежащего на тумбочке. Ничего.       Скаллу кажется, что он сходит с ума. Он ходит по пустому коридору, заходит в обезличенные комнаты, кусая губы в кровь. Нетронутыми оказываются комнаты только его и Луче. Каскадёру кажется, что между ним и остальными Аркобалено появилась пропасть и она расширяется с каждым шагом. Неотвратимо, неизбежно. Бесконечная чёрная полоса его жизни, что началась в тот момент, когда городская акушерка ударила его по заднице и он издал первый крик.       В конце пути он заходит в лабораторию Верде. Его не встречает навороченная система защиты, яркие огни помещения, ультрафиолетовые лампы и звуки работы разных механизмов. Не пахнет какими-то непонятными реактивами, машинным маслом и железом. Скалл чувствует, как в горле встаёт ком и с трудом выдавливает из себя звук, похожий на тихий скулёж. Столы, обычно заваленные различными чертежами, сейчас покрыты разве что тонким слоем пыли, опустели ёмкости с деталями, пропала вся техника, полуразработанные механизмы. Каскадёр чувствует, что от его щёк утекает кровь, убивая любой намёк на румянец. Ему становится смертельно холодно, конечности ощущаются ватными. Насколько же Верде хотел сбежать, раз смог собрать всё, что скопил здесь и унести это всё за неделю. За жалкую неделю.       Облако чувствует себя призраком. Он вновь идёт по этому коридору, на этот раз спускается с лестницы. Выходит в гостиную. Смотреть на место, где когда-то по ощущениям совсем давно все они были вместе, пускай и не совсем счастливые, пускай и связанные контрактом, почти физически больно. Скалл подходит ближе к столу, проводит кончиками пальцев по лакированному дереву. Смотрит на полку, где стоят чашки. Они никуда не делись, словно продолжают ожидать своих владельцев. Каскадёр подходит ближе, берёт с полки чашку с нарисованным сердечком, она принадлежит (принадлежала, не обманывай сам себя, жалкое Облако) Лар, а кривой рисунок сделал Колонелло, проводит кончиками пальцев по стенке, смотря на то, как потихоньку начинает трескаться краска. Скалл вновь прикусывает губу. И ставит чашку обратно, подправляя её в то положение, в котором она стояла до этого. Он не ощущает за собой право разрушать эту картину. Пускай хоть один кусочек этого дома верит в то, что всё станет, как раньше.       А после каскадёр вновь идёт на второй этаж. Уже не с целью обмануть себя. Раз все ушли отсюда, то и он уйдёт — в конце-концов он не выживет в пустом доме, сойдёт с ума, замкнувшись в собственном мирке. Скалл ненавидит обманываться. Он надеется найти что-то, что будет напоминать ему о ставших ему вопреки всему близкими людях. Каскадёр идёт по комнатам в обратном порядке. Сначала лаборатория Верде. Скалл ползает по грязному полу на коленях, пачкая в пыли мотоциклетный костюм. Рукава закатаны, чтобы скрыть оборванный край одного из них, но бледную кожу полностью скрывают перчатки. Каскадёр с трудом находит крошечный обрывок бумаги с какими-то невнятными надписями и несколько полуржавых гаек, пропитанных тем самым запахом машинного масла. На боковой стороне каждого из кусочков металла виднеются крошечные цифры маркировки и тонкая гравировка буквы V — сокращение от имени учёного. Скалл прячет гайки в карман, туда же отправляется и комочек бумаги.       Из комнаты Вайпер он забирает тоненькие тёмно-синие цепочки. Туман не забрал их только из-за того, наверное, что они лежали далеко-далеко под кроватью. Там оказался настолько огромный слой пыли, что каскадёр счёл этот вариант единственным разумным. Одна цепочка выглядит более потрёпанной, её запах слегка отдаёт ржавчиной, но, почему-то, это делает потеряшку только более важной для Облака. Хотя они обе важны, несомненно. Такие же потерянные, как и он. Заброшенные в долгий ящик.       Из комнат Лар и Колонелло он выносит забытую кем-то из них фотографию, где оба солдата улыбаются и обнимают друг друга и чёрт знает как там оказавшийся кристалл голубого цвета. Цвета пламени дождя. Фотография отзывается тупой болью в районе сердца, но Скалл засовывает её в карман к остальным вещам и идёт дальше.       Найти что-то в комнате Реборна ему оказывается проще всего. На подоконнике, словно ожидая, пока её заберут, лежит жёлтая лента, одна из тех, которыми обычно украшена шляпа киллера. От полоски ткани пахнет кофе и порохом, а с внутренней стороны вышита подкова — Скалл вспоминает, что она символизирует удачу и чувствует, как на губах появляется болезненная улыбка. О, Мадонна, а Реборн оказался суеверным.       Найти что-то в комнате Урагана оказывается сложнее всего. Скалл задерживается там на добрые минут десять, пытаясь выцепить хоть что-то, что будет рядом с ним в знак памяти о времени с Ураганом. В итоге он находит на кровати спрятанный под покрывалом небольшой амулет на удачу. Красный, как пламя Фонга. Скалл смотрит на тонкую гравировку кандзи на железном кружке и понимает, что на этом всё и закончилось.       Каскадёр выходит из особняка, не поворачиваясь. Он не забирает ничего из своих вещей, полностью оставляя это место в прошлом.

Его пропажи никто не заметит и на картах координат не найдёт.

      Скалл чувствует, что проходит через все стадии принятия. Он всё обдумывает. Злость на Луче отступает, обижаться на Кавахиру тоже нет смысла — будто бы шаману есть хоть какое-то дело до обид Аркобалено. Болью отзываются лишь воспоминания об остальных членах команды, но и она отходит на второй план. Скалл живёт с болью всю жизнь, а то, что происходит сейчас, не самое ужасное, на самом деле. Какая разница, боль физическая или моральная? Никакой. И когда на его исполосованную до кровавых лохмотьев кожи спину лилась вода с разведённой в ней солью ему было куда больнее. Это не говоря о принятии проклятия. Ему почти не больно — он привык.       Поэтому вскоре он собирает сумку, в которую кидает несколько книг и комплектов одежды, после чего выходит из убежища и отправляется в особняк Джиглио Неро.       Живот Луче за это время, кажется, становится ещё больше, напоминая, что должно пройти ещё совсем немного времени и на свет появится новая ячейка общества. Скалл не поднимает взгляд, боясь увидеть чужой, но после слышит тихий сдавленный всхлип и не успевает сделать ровным счётом ничего, когда Небо заходится хриплыми рыданиями, падает перед ним на колени и прижимает к себе, с трудом и едва ли не задыхаясь щепча извинения. Каскадёр неловко замирает, не зная, как реагировать — перед ним никто и никогда не извинялся, однако кладёт крошечные ручки девушке на плечи, приобнимая. Кто прошлое помянет — тому глаз вон.       Скаллу выделяют отдельную комнату, по сути, ничем не отличающуюся от его комнаты в особняке за исключением того, что расцветка стала более светлой, но при этом почернели шторы. И у него всё так же есть своя ванная. Всё не так плохо, разве нет? Луче вновь зовёт его к себе готовить, что происходит уже чаще, а каскадёр лишь напряжённо смотрит за чужими движениями, не понимая, как Небо может так ловко и аккуратно передвигаться с таким огромным животом, и старается помогать ей по максимуму. Девушка отвечает ему такой ласковой улыбкой, словно ничего не произошло, а они все в их общем особняке. Обманывайся больше, Облако.       Каскадёр учится обращаться пламенем с нуля. Теперь ему вновь с трудом и истощением даётся созидание даже простых фигур или сотканных из пламени облаков. Это прилично подбешивает, но, в конце концов, Скалл этим уже занимался, поэтому он просто долго и упорно работает. Учится увеличивать объекты. А в какой-то момент решается на ту ещё авантюру и пытается расширить собственное пламя. Приходит в себя он, правда, в лазарете и под гневным взглядом Луче, эмоционально говорящей о том, что он не «каскадёр, которого ненавидит смерть», а «идиот, которого ненавидит мозг». Но от идеи он не отказывается.       Через неделю он чувствует, что устаёт гораздо меньше при использовании пламени.       Скалл совершенствует свой контроль над пламенем, создаёт фигуры с множеством крошечных деталей, пытается заставить их двигаться одновременно, но в разные стороны и с разной скоростью. А ещё у него впервые получается чуть-чуть уменьшить лежащее перед ним яблоко. Ненадолго, правда, но это уже было достижением! Потом Скалл использует больше пламени и яблоко лежит в уменьшенном состоянии несколько часов. А ещё он делает незамысловатые браслеты из найденных в комнатах напарников вещей. Нанизывает гайки на зелёный шнурок, разбивает на части голубой кристалл и оплетает осколки камня плотными нитками. На его руке расцветает незаконченная радуга. Красный — амулет Фонга, переплетёный так, чтобы не спадал с тонкого запястья. Оранжевого нет, потому что рыжий — цвет Неба, а Небо Аркобалено его не покинуло. Жёлтый — лента Реборна. Зелёный — шнурок с гайками Верде. Голубой — один из браслетов с камнем то ли Лар, то ли Колонелло. Синий — цепи Вайпер. Фиолетовый… Место фиолетового заменяет второй браслет дождя. Потому что Лар — гораздо более удачное Облако.       На его полке появляется несколько книжек про воспитание детей — каскадёр соглашается стать крёстным малышки Арии, которая скоро должна родиться. Правда, он открывает их всего один раз, читает, чувствуя, насколько там бесполезная информация, после чего закидывает ненужное чтиво куда-то под стол. Потому что Скалл знает, как воспитать счастливого ребёнка. К сожалению. Это не так сложно, на самом деле — достаточно вести себя с ребёнком противоположно тому, как вели себя с каскадёром в детстве. И никакого цирка.       А ещё он пытается разобраться с проклятием. Не фундаментально, залезая куда-то глубоко — для этого у Аркобалено есть Верде, а поверхностно, но при этом пытаясь найти какой-то основной фундамент, на чём держится Три-Ни-Сетте. Или хотя бы понять, почему Аркобалено рано умирают. Небеса, по крайней мере. Скалл не спрашивает что-либо у шамана, не говорит об этом с Луче, пока что пытаясь разобраться сам. Сделать хоть что-то полезное в своей жизни. В комнате в убежище появляется большая пробковая доска, на которой, словно в фильме, развешены разные фотографии и вырезки бумаги, соединённые красной нитью.       В итоге ему всё же приходится поговорить с шаманом. Тот отвечает на вопросы абсолютно спокойно, будто бы это не что-то, от чего может рухнуть вся система мира. На удивлённый взгляд каскадёра Кавахира улыбается, говоря, что тот первый, кто вообще решает спросить. Скалл искренне не верит, что мафиози — такие идиоты. Шахматоголовый смотрит на него взглядом, в котором так и читается, что надежда умирает последней.       Через неделю Луче внезапно заявляется в его комнату с криком «с днём рождения». Скалл честно не знает, как реагировать, потому что для него момент, когда он родился был, пожалуй, самым несчастным, ибо он стал спусковым ключком для его дальнейшей жизни. А ещё он вообще не уверен, что это несчастный день августа — его день рождения! Возможно это вообще случайная дата, которую решили написать его родители на маленьком листочке, когда оставляли корзинку со своим ребёнком рядом со входом в цирковой шатёр.       Но Луче смеётся, пытается завязать ему глаза, говоря что-то о сюрпризе. Сюрприз?..       От первого в его жизни подарка от хотя бы чуть-чуть близкого человека едва ли не заставляет его заплакать. Нет, он получал подарки от поклонников и поклониц, будучи относительно известным каскадёром, но они были обезличенными и не вызывали в душе какого-то отклика. Это были не подарки ему — Скаллу, это были подарки адреналиновому наркоману, внезапно иронией судьбы оказавшегося любимчиком удачи. А сейчас перед ним стоял новый мотоцикл, частично выкрашенный в фиолетовый цвет и с маленькой подвеской осьминога на руле. Каскадёр с трудом удерживается от шутки о том, что теперь он, наконец, может легально водить транспорт в любой стране мира.       — В него встроены накопители пламени, чтобы он внезапно не стал маленьким прямо под тобой. — Луче улыбается ему тепло и нежно, а Скалл чувствует, что не может сказать ровным счётом ничего. Он лишь судорожно вздрагивает, после чего крепко обнимает Небо за ногу — выше не дотягивается, дрожит, сжимая край чужого платья в пальчиках.       Байк словно подстроен под него. Пламя мерно урчит, наполняя собой накопители, после чего его излишки впитываются в саму технику, уменьшая, подгоняя под размер Аркобалено. Скалл облизывает губы в нетерпении, после чего запрыгивает на сидение. Руль идеально ложится в руки, каскадёр заводит байк, но трогаться с места не решается. Они, конечно, на улице, но вдруг на газоне не трава, а «уникальный газон, привезённый из магической деревушки Шотландии моей пра-пра-прабабушкой». Мало ли, с мафиози станется. Но Луче кивает ему головой, а сторож открывает ворота, поэтому Скалл, издав резкий задорный крик, дал по газам, выезжая на улицу. Он забывает дома шлем, поэтому чувствует, как горячее солнце августа обжигает его кожу, но чувство эйфории захватывает настолько, что он не может думать о чём-либо другом. Ветер сдувает прядки с лица, ерошит и без того растрёпанные волосы, вьёт из них невнятное гнездо, словно уносит от Аркобалено все проблемы, заставляет глаза слабо слезиться. Он пропадает почти на неделю, объезжая даже самые маленькие улицы знойной Сицилии, игнорирует напрочь скоростной режим и заезжает лишь на заправки. Адреналин зашкаливает, заставляя кровь кипеть, отгоняет сон, заставляя каскадёра нестись дальше по пыльной дороге.       Скалл возвращается в особняк Джиглио Неро уже под ночь, паркует байк у входа, игнорируя все рамки приличия, забирает со столика в гостиной тарелку печенья, оставленную ему Луче, после чего едва ли не заползает в свою комнату, падает на кровать, размазывая грим по покрывалу, почти сразу вырубается. И спит впервые за долгое время без кошмаров, его не преследуют разочарованные голоса семпаев, не раздаётся визгливый крик хозяина цирка, не трещит горящее дерево и не хрустят падающие балки. Ему вообще ничего не снится, но это, по сравнению с тем, что обычно происходит, — просто дар всех возможных богов и удачи. Тарелка с печеньем остаётся лежать рядом с кроватью.       Через две недели на свет появляется малышка Ария, а на руке Луче впервые появляются кровавые пятна после того, как она заходится кашлем, пытаясь отдышаться.