Coming Undone

      Следующий день проходит без происшествий. Стайлз поднимается первым, потому что ещё не ложился спать, и к тому времени, как его отец встает, чтобы собраться на работу, он уже внизу, ест миску хлопьев. Шериф бежит в школу, чтобы забрать пакет с заданиями для Стайлза, так что ему есть чем себя занять. Аддерал помогает.       Он хорошо помнит случай на первом курсе, когда кто-то пытался купить у него аддерал. Взглянув на парня как на психа, он сказал: «Пошел ты, я принимаю его не для того чтобы накуриться, мне нужно это дерьмо». Это было правдой. Стайлз без аддерала — зрелище, которое на самом деле никто не хочет видеть. Но это не значит, что он не злоупотребляет им время от времени, например, когда ему нужно было провести важное исследование на тему оборотней или избежать дурных снов.       Именно поэтому он сразу же погружается в химию, экономику и историю, и к концу учебного процесса пишет шестистраничную работу о женском избирательном праве, которая хотя бы слабо связана с темой, по которой на самом деле ему нужно было написать работу, — Чингисханом. По крайней мере, оба предмета — история; он получал хорошие оценки за более глупые идеи. Ему требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к печатанию мизинцем и безымянным пальцем левой руке в шинели, но он приспосабливается.       Он переписывается со Скоттом в течение дня — Элисон одета в рубашку с глубоким вырезом, поэтому Скотт первые три урока говорит бессвязно — и Стайлзу приходится отговаривать своего друга от прогулов тренировок по лакроссу, чтобы проведать его. Потому что он в порядке. У него гремит музыка и он вычисляет производные (несмотря на то, что он не занимался математикой), чтобы составить ему компанию. Все круто, он спокоен, а затем снаружи сигналит машина, и ему приходится практически отдирать себя от потолка.       Побродив по дому несколько минут, он пишет отцу смс.       «Есть новости о Питере Хейле?»       Проходит почти десять минут, прежде чем отец отвечает:       «Пока ничего. Мы выпустили собак на его поиски.»       Стайлзу приходит мысль, что если Дерек не может найти его, то собакам точно не под силам. Он ходит по комнате взад-перед, затем снова пишет отцу смс:       «Я могу что-нибудь сделать?»       На этот раз ответ приходит почти сразу.       «Ты в порядке?»       «Конечно, я в порядке, просто скучно», — врет Стайлз.       «Делай домашнее задание», — отвечает его отец.       Стайлз возвращается к написанию реферата о женском избирательном праве и добавляет раздел о пятнадцатой поправке, которая дала чернокожим право голоса, связывая все это воедино с гражданскими правами, а затем каким-то образом переходит к однополым бракам, потому что почему бы и нет? К тому времени, как отец возвращается домой, у него болят пальцы от печатания, но, по крайней мере, он весь день просидел на стуле, и в доказательство этого написал работу на одиннадцати страницах, так что отец доволен им и поощеряет сына мороженым. Они смотрят «Американская история 2: Фивел едет на Запад», а затем Стайлз просматривает Tumblr и Reddit, пока его отец не ложится спать.       Он готов употребить еще больше аддерала и не спать всю ночь, но засыпает перед компьютером, уронив голову на стол. Возможно, это и хорошо, потому что это означает, что, когда его одолеют кошмары, он проснется, упав со стула, прежде чем начнет кричать и разбудит отца. Ему снится Питер, который влезает в окно со словами: «Ты нужен мне в стае, Стайлз, мне нужно, чтобы стая стала сильнее». Затем за ним по лесу гонятся Скотт и Дерек, вылитые волки, наводящие ужас, а в следующую секунду он обнимает холодное тело Лидии, смотря в ее остекленевшие глаза, которые устремлены в пустоту. Сны бессвязные, переходящие с одного кошмара на другой, пока он наконец не просыпается и не ушибает копчик, упав со стула.       Сейчас три часа ночи, ведьмин час, и в доме было бы смертельно тихо, если бы не тот факт, что его iPod все еще играет. Он слышит скрип сверху и ставит музыку на паузу. Следующие десять минут он сидит на полу, прижав колени к груди, и беззвучно дрожит. На его лбу выступили капельки холодного пота. Он не может думать, не может сосредоточиться, не может двигаться, не может делать ничего, кроме как сидеть и напрягать уши в поисках любого другого шума и гадать, умрет ли он сейчас или еще что похуже.       Когда раздается еще один скрип, он чуть не теряет рассудок. Вскочив на ноги, он выходит из комнаты, берет фонарик и бейсбольную биту (от семьи Макколлов он наслышан, что это является основным средством защиты домовладельцев) и крадется по коридору к чердачной лестнице. Логика подсказывает ему, что нужно позвать отца, у которого есть огнестрельное оружие, но он ни за что не станет будить его из-за пустяка. Это сказывается на нем недостаток сна и слишком много мороженого, а еще его бурное воображение.       Поэтому он поднимается наверх в одиночку, свет, отбрасываемый фонариком, безумно колеблется в его дрожащих руках. Открыв дверь на чердак, он видит Питера, склонившегося над фигурой, скорчившейся на земле. На этот раз на нем нет ни белого одеяние, ни распущенных светлых волос, только серая футболка, испачканная кровью, и рука его отца, выброшенная вперёд, словно он пытался достать пистолет. Питер смотрит на него с пустым выражением лица, кровь стекает по его подбородку.       И Стайлз снова просыпается от собственного крика.       На то, чтобы успокоить его, уходит почти час, и на следующее утро оба Стилински не выспавшиеся и угрюмые. Отец нерешительно спрашивает, не стоит ли ему остаться дома, и Стайлз отвечает, хотя бы частично правдиво, что днем он в порядке. Проблемы у него возникают только ночью. Шерифа это не устраивает, но ему нужно сохранить работу, поэтому он уходит.       Это хорошо, потому что Стайлз покончил с этим дерьмом. Хватит быть слабым, хватит бояться. Если бы он просто позволил Питеру укусить себя, ничего бы этого не случилось. Он берет запасной ключ от джипа, который хранится у его отца, и едет к дому Хейлов.       Ему непонятно, как Дерек всегда оказывается там, когда они в нём нуждаются. Он сомневается, что Дерек действительно там живет. Мало того, что это было бы крайне удручающе, так еще и дом разваливается. Вряд ли здание могло защитить от дождя, и не похоже, что в нём есть электричество или водопровод. Но Дерек всегда оказывается рядом, когда появляется кто-то из них, и этот случай не стал исключением. Он встречает Стайлза на крыльце, бросая на него взгляд, который указывает на слабое любопытство.       — Все еще не нашел его? — спрашивает Стайлз, а Дерек лишь пожимает плечами в ответ.       Стайлз вздыхает и складывает руки на груди. Он сомневается, совсем не уверен в правильности поступка, но ему просто надоело бояться, поэтому выпаливает.       — Я хочу, чтобы ты меня укусил.       Брови Дерека поднимаются до самой линии волос, и Стайлз понимает, что это может иметь иной смысл, и чувствует, как румянец окрашивает его щеки. Он поспешно уточняет. — Нет, я имею в виду, я хочу, чтобы ты превратил меня в оборотня.       — Нет, не хочешь, — говорит Дерек. Его тон пренебрежительный, и затем он поворачивается и уходит в дом, не сказав больше ни слова.       Стайлз следует за ним.       — Хочу.       — Нет, — говорит Дерек и поворачивается. — Ты не хочешь. Ты не хочешь быть оборотнем, потому что, если бы ты хотел им быть, ты бы позволил Питеру обратить тебя.       — Может быть, я просто не хотел, чтобы этот мудак был моим альфой, — говорит Стайлз.       Дерек качает головой и отвечает:       — Или, может быть, ты все еще был напуган тем, что видел все, через что прошел Скотт, и тебе пришлось приковать его к батарее, чтобы он не убил тебя. Нет, Стайлз, ты не хочешь укуса. Ты просто напуган, и это влияет на твои суждения. Найди более эффективные механизмы преодоления.       Он указывает на дверь.       — Знаешь что, Дерек? — говорит Стайлз. — Ты — редкостный мудак.       К своему удивлению, Дерек слегка улыбается.       — Вот это Стайлз, которого я хочу видеть, — говорит он. — Кроме того, я не могу никого превратить в оборотня. Я всего лишь бета.       — Черт, — отвечает Стайлз, проводя рукой по волосам. — Я забыл об этом.       Дерек только качает головой.       — Давай, я отвезу тебя домой.       — Я приехал на джипе, — говорит Стайлз. — У папы есть запасной ключ.       — Хорошо, — говорит Дерек, — тогда ты можешь сам ехать домой, а я прослежу за тобой, чтобы убедиться, что ты действительно туда поедешь.       Стайлз подозревает, что где-то здесь есть скрытое «чтобы убедиться, что ты благополучно доберешься до дома», но это что-то, с чем он просто не хочет разбираться. Он показывает Дереку средний палец и покидает дурацкий дом Хейла с его дурацким отсутствием крыши и дурацким затхлым интерьером. Затем садится за руль джипа и едет прямо домой, а глупый Дерек Хейл и его глупая черная спортивная машина едут за ним хвостом всю дорогу. Он даже ждет, пока он вылезет из джипа и зайдет в дом.       Ну и ладно, всё равно пошли они к черту. Стайлз принимает аддерал и оглядывается по сторонам в поисках какого-нибудь занятия.

~ ~ ~ ~

      К четырем часам дом становится самым чистым за последний год. Стайлз даже двигает мебель, чтобы пропылесосить под ней. Аддерал и кофе — удивительное сочетание; если бы у него были необходимые запчасти, то он бы, наверное, построил робота-уборщика, который делал бы всю работу за него. После смерти матери, он создал что-то похоже, когда ему нужно было чем-то себя занять, а его отец явно не собирался в ближайшее время учиться чистить туалеты.       Поскольку в доме все сияет, он обращает свое внимание на перспективу ужина, хотя на самом деле был не голоден. Так бывает каждый раз, когда Стайлз злоупотребляет аддералом. Временами он забывал поесть, а просыпаясь обнаруживал, что во сне сделал и съел бутерброды. В холодильнике есть пара фунтов гамбургеров, и Стайлз размышляет об этом несколько минут. Он довольно прилично готовит, поскольку это еще одна вещь, которой его отец так и не научился. Его мать отнюдь не была слабой или глупой, но она была счастлива быть домохозяйкой, и подобные вещи были ее уделом. С тех пор как Стайлз подрос, он мирился с халтурной едой, которую ставил на стол его отец, пока ему не стали доверять самостоятельно работать с плитой. Тогда он начал разбираться во всем сам.       Порывшись на кухне, он находит лук и чеснок, два авокадо и кучу помидоров. После минутного раздумья он пишет Скотту сообщение:       «Хочешь поужинать? Я готовлю тако.»       Скотту практически всегда можно довериться в плане еды, поэтому Стайлз не удивился, получив утвердительный ответ. Затем он получает:       «Можно со мной придёт Эллисон? Она избегает своих родителей.»       Гамбургеров достаточно, поэтому Стайлз отвечает:       «Конечно. Можешь по дороге захватить тортильи и сыр? Я расплачусь с тобой.»       «Без проблем», — отвечает Скотт, и Стайлз возвращается к нарезанию лука и чеснока.       Его мысли блуждают, как это всегда бывает. Чтобы переключиться и не думать о неприятных темах, он решает включить телевизор в гостиной на полную громкость, чтобы его было слышно. На экране показывают хоккей, хотя данный вид спорта не был его любимый, он не стал переключать канал, по крайней мере, есть что послушать.       Для Стайлза появления Скотта оборачивается неприятными последствия, потому что он не слышит, как открывается дверь. Поскольку они оба пренебрегали привычкой звонить в дверь и свободно входили в дом, не оповещая о своём присутствии. Поэтому Стайлз продолжал нарезать салат, обернувшись, он видит Скотта, который уже стоит в дверном проёме. Подпрыгивая на три метра в воздух и, не задумываясь, он наносит удар ножом. Скотт поднимает руки, чтобы защититься, но скользящий удар задевает по ладони. Нож оказывается не слишком острым, но и не тупым, оставляя на руке Скотта внушительную рану. Их удивлённые взгляды встретились, наблюдая за тем, как рана затягивается, и тут до сознание Стайлза доходит последствия его поступка. А что, если бы это была Эллисон или его отец, тогда он мог бы действительно кому-то навредить.       — Эй, ты в порядке? — спрашивает Скотт, несмотря на очевидный ответ.       Стайлз прислоняется к стойке. Его грудь снова сжалась; он чувствует, как его сердце колотится в груди. Ему кажется, что у него сердечный приступ и он на самом деле напуган до смерти. Он с хрипом и жалобно хватает ртом воздух, но трахея словно сузилась до размеров булавочного отверстия. Воздуха не хватало. Он зажмуривает глаза и думает, что, может быть, просто исчезнуть, и никто не будет свидетелем его унижения.       Затем рука Скотта обхватывает его поясницу, и прежде чем он успевает испугаться, Скотт засовывает ему в рот кусок пластика и говорит:       — Дыши.       Стайлз пытается вздохнуть, машинально, и тут ему в рот попадает облако лекарства, и он отстраняется. Рвотные позывы переходят в хрипы и удушье. Спустя мгновения он приходит в себя, в основном из-за того, что только что произошло, выводя его из состояния паники.       — Неужели ты… — говорит он, его голос становится грубым, и ему приходится остановиться и выпить воды. — Ты только что дал мне затянуться из своего ингалятора?       Скотт несколько виновато пожимает плечами и говорит:       — Мне это помогло, когда у меня был приступ паники.       Стайлзу в голову лезут множество мыслей, которые опровергают логику его поступков, но понимает, что Скотт просто ответит «эй, это сработало», если он укажет на любую из них. Поэтому он пропускает реплику мимо ушей, потому что это действительно сработало, и есть более важные вещи, на которых стоит сосредоточиться, например, сможет ли он заползти под диван и притвориться, что ничего этого не было.       Они мгновение смотрят друг на друга, прежде чем Скотт говорит:       — О, Эллисон пошла за продуктами. У меня не было денег, поэтому она сказала, что зайдет в магазин. Она будет здесь через некоторое время.       — О, — отвечает Стайлз. — Хорошо. Отлично.       Снова наступает неловкое молчания.       — Слушай, эм… — говорит Скотт.       — Нет, — твердо говорит Стайлз. — Мы не будем об этом говорить.       Он возвращается к нарезанию салата, но его руки слишком трясутся, чтобы продолжать работу, и он подумывает о покупке нового ножа. Его голову занимает мысль о том, может ли ликантропия передаваться через кровь или что-то в этом роде.       — Я просто выпил слишком много аддерала, и это сделало меня немного нервным. Ничего страшного.       Скотт выдыхает.       — Стайлз, ты только что ранил меня ножом. Я не думаю, что мы должны избегать говорить на данную тему. Я, я знаю, что вы все напуганы тем, что Питер до сих пор не найден, но…       — Нет! — кричит Стайлз, удивляя их обоих. — Нет, ты не знаешь. Ты не можешь знать, потому что, потому что достаточно силен, чтобы, даже если не можешь бороться с ним, то, по крайней мере, сможешь убежать. Я же ничего не мог сделать, чтобы убежать от него, и ты не можешь этого понять, — слова вылетают так быстро, что он не может их остановить, — так что избавь меня от своего дерьмового сочувствия! Мы не будем говорить об этом, потому что я в порядке, черт возьми, я должен быть в порядке, так что оставь меня в покое!       — Но ты не должен быть в порядке, — говорит Скотт с ноткой разочарования в голосе. — Почему ты этого не понимаешь? Слушай, чувак, я, я не умею подбирать слова, ясно? Я знаю это. Но, но я здесь для тебя, все, что тебе нужно, хорошо? И если ты смущаешься или что-то вроде того, или более глупой причине, тебе не нужно. Потому что ты видел меня в самом ужасном состоянии, помнишь? Тебе пришлось поливать меня из шланга огнетушителем, приковывать к батарее, помогать мне, когда у меня случился дурацкий приступ паники, и ты делал все это без жалоб, ты делал все, что мне было нужно, даже когда ты бросал в меня мячи для лакросса, или простил за то, что я целовался с Лидией, или украл для меня браслет тренера — У браслета было название, но Стайлз считает, что сейчас не время указывать на это. — Так что, ради всего святого, позволь мне помочь тебе.       Внезапно Стайлз обнаруживает, что сидит на полу кухни.       — Как… как ты вообще можешь хотеть, чтобы я был рядом с тобой после того, что я сделал? После того, как я отдал все данные Питеру?       — Как ты можешь хотеть, чтобы я был рядом с тобой, после того, как я бросил вас двоих на той вечеринке и сбежал? — возражает Скотт. — Чувак, может быть, мы оба совершили глупые поступки, верно? Но если бы ты не помог Питеру, я не хочу думать о том, что бы он сделал с тобой. Я бы предпочел, чтобы ты был жив и помог ему, а не был предан и мертв.       Искренность в его тоне разрывает внутри Стайлза что-то, о чем он и не подозревает. Он открывает рот, чтобы выложить все как на духу: как он чувствовал себя беспомощным, как ненавидел быть слабым, как отказался от предложения Питера укусить его и жалеет, что не сделал этого, но в то же время рад, что сделал. Затем дверь с грохотом распахивается, и Эллисон кричит:       — Юху, мы здесь! — и момент упущен. Но прежде чем она входит, Стайлз протягивает руку и берет Скотта за предплечье, крепко сжимает его, давая Скотту понять, что это помогло, что он чувствует себя лучше. Часть напряжения покидает его тела, когда Скотт встает, чтобы поприветствовать Эллисон с характерной глупой ухмылкой.       Затем он переспрашивает:       — Мы? — и видит Лидию, вошедшую следом за Эллисон. Она все еще немного бледна, и ее рука забинтована, но выглядит она нормально. Стайлз поднимается на ноги, но, теряя равновесие, чуть не падает.       — Привет, э-э, привет, Лидия. Привет, Эллисон.       — Привет, Стайлз, — отвечает Эллисон с яркой улыбкой, которая делает ее такой красивой.       — Ты… эм, выглядишь великолепно, — говорит Стайлз Лидии, удивляясь, почему она здесь и почему его никто не предупредил, потому что на нем все те же старые джинсы и футболка, в которых он убирался в доме. Заползти под диван кажется все лучшим и лучшим вариантом.       Она слегка вскидывает голову, а потом говорит:       — Учитывая обстоятельства.       — Надеюсь, ты не против, — говорит Эллисон Стайлзу. — Просто мы тусовались вместе, когда Скотт спросил меня, и я подумала…       — Нет, нет, все в порядке, — говорит Стайлз. — Лидии всегда рады в доме Стилински.       Он пытается одарить ее обходительной ухмылкой, на что она отвечает надменным взглядом, который не соответствует стандарту. Он предполагает, что у нее тоже есть свои психологические шрамы после того, что произошло на поле для лакросса.       — Э-э, продукты, — добавляет Стайлз и принимает пакет от Эллисон. — Давайте начнём готовить.       Скотт выключает хоккейный матч, и на какое-то время все становится совершенно нормально и на удивление хорошо. Стайлз готовит и запрещает Скотту помогать, поэтому его место занимает Эллисон, которая разминает пару авокадо для гуакамоле, режет помидоры и салат, пока Стайлз занимается мясом для тако. Эллисон и Скотт, как обычно, строят друг другу телячьи глазки, а Лидия иногда вклинивается в разговор как нормальный человек. Она кажется немного взбалмошной, но это нормально. Стайлз восстанавливает свои навыки остроумия, когда Скотт предоставляет ему идеальную возможность для ужасной шутки, и дом наполняется светом и смехом. Шериф Стилински возвращается домой около шести, в обычный час, и если он и удивлен, обнаружив, что его дом полон людей, то увидеть Стайлза на ногах и улыбающегося вполне стоит того.       Тем не менее, ему следует сказать пару важных предостережений.       — Разве ты не должен был расслабляться, Стайлз? — спрашивает он, собирая второй тако.       — Да, и что с того, — отвечает Стайлз, едва вспомнив, что Лидия рядом и ему следует глотать, прежде чем говорить.       Стилински окидывает дом несколько пристальным взглядом.       — Похоже, ты весь день был на ногах, убирался.       Стайлз отвечает что-то невнятное, как будто это адекватный ответ.       — О, нет, мы все помогали, — быстро говорит Скотт, бросаясь ему на помощь.       Стилински смотрит на него суженными глазами.       — Вы. Пришли. И помогли моему сыну убраться в доме.       — Да, — решительно говорит Скотт. Элисон смотрит на шерифа Стилински широко раскрытыми, невинными глазами и кивает ему. Она пихает Лидию локтем, и та тоже кивает. Стайлз думает, что его друзья — самые лучшие, что они просто греют душу.       Стилински решает оставить все как есть.       — Уверен, что твоя мама будет в восторге, когда узнает, что ты умеешь убираться, Скотт, — говорит он и принимается за второй тако.       Они доедают почти всю еду на столе, а потом Эллисон рассказывает, что купила в магазине упаковку Oreos, и они устраивают соревнование, кто больше печенье положит в рот за один раз, в котором Лидия отказывается принимать участие (но Стайлз все равно застает ее за тихими экспериментами). Некоторое время они играют в видеоигры, и Эллисон доказывает, что она так же хороша в боулинге Wii, как и в реальном. К тому времени уже поздно, а у Элисон и Скотта на следующий день школа — у Лидии, как и у Стайлза, целая неделя выходных — поэтому все расходятся.       Стайлз чувствует себя хорошо, впервые после танцев, поэтому он принимает душ и решает лечь спать. Но как только он оказывается в постели, страх перед кошмарами возвращается. Он ругает себя за это, но страх не проходит, и он понимает, что в этот момент ему отчаянно нужен сон. В доме тихо, отец лежит в постели по меньшей мере час.       Он берет подушку и одеяло и пробирается по коридору в комнату отца, двигаясь как можно тише. Но, очевидно, Стайлз не учитывает тот факт, что у его отца чуткий сон, и он просыпается в тот момент, стоит только ему войти в его комнату.       — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он, включая прикроватную лампу.       — Э-э-э… — Язык Стайлза на мгновение приклеивается к нёбу. — Проверяю апноэ во сне? Я читал, что оно чаще всего встречается у мужчин среднего возраста, и, ну…       Стилински мгновение смотрит на него в теплом бассейне света, затем поднимает одеяла и говорит:       — Залезай.       Стайлз бросает одеяло и подушку на пол и забирается в кровать рядом с отцом, который протягивает руку и выключает свет. В комнате отца не слишком темно: прямо за окном горит уличный фонарь, и оранжевый свет пробивается сквозь занавески. В полумраке говорить намного легче. После минуты молчания Стилински говорит:       — Первые два года службы мне даже не приходилось доставать пистолет. Ты знал об этом?       — Нет, папа, не знал, — говорит Стайлз.       — Это довольно тихий район, если подумать, — говорит Стилински. — Штрафы за превышение скорости и случайные ограбления. Редко можно увидеть процесс преступление или преследовать нарушителя. Последние шесть месяцев были более захватывающими, чем шесть лет до этого. Затем, внезапно, произошла серия угонов автомобилей. Мы загнали парня в угол в магазине Circle K, и он взял в заложники кассира и покупателя. Он отказался ждать, пока прибудет переговорщик, и я пошел туда, чтобы попытаться уговорить его. Я пять минут находился под прицелом, глядя в дуло его пистолета, пока он наконец не опустил его.       — Звучит довольно страшно, — говорит Стайлз.       — Так и было, — отвечает его отец. — После этого мне несколько недель снились кошмары. Я даже переосмыслил свое решение стать полицейским из-за своей реакции на это. Но один парень постарше сказал мне, что иногда так бывает. Всем бывает страшно. Страх не делает тебя слабым. Я не пострадал, никто не стрелял в меня, ничего такого. Это было просто… смотреть на дуло его пистолета. Осознание того, что есть люди, которые действительно могут причинить тебе боль. — Он помолчал минуту, потом сказал: — Думаю, я хочу сказать, что, по-моему, ты хорошо справляешься. Не вини себя, ладно?       Стайлз вздыхает и прижимается ближе к отцу. Темно; он может это сделать. Они больше никогда не будут говорить об этом.       — Хорошо. — Он задумывается на мгновение. В голове крутятся слова, которые сказал Дерек. — Ты научишь меня стрелять из пистолета?       Он скорее чувствует, чем слышит, удивление отца. Стайлз никогда не проявлял интереса к подобным вещам, хотя его заставляли слушать все лекции по безопасности обращения с оружием, и в их районе много охотников.       — Конечно, — говорит он. — Завтра после работы я отвезу тебя на стрельбище.       — Спасибо, — говорит Стайлз. Лучшие механизмы преодоления, говорит он себе.       Он засыпает, прижавшись щекой к плечу отца, и хотя это не избавляет его от кошмаров полностью, когда он просыпается, но теперь из его рта не вырываются крики и он может снова заснуть, не разбудив отца.