Il gambetto (Гамбит)

      После той партии в поведении Никколо ничего не изменилось. Он, как и раньше, учил синьорину, составлял ей компанию и с той же неприязнью и неодобрением смотрел на Лоренцо, когда тот не видел. Однако Беатриче заметила, что юноша при ней прекратил ухмыляться, из-за чего стало комфортнее проводить с ним время.       Совсем недавно окончилось очередное занятие, и Беатриче возвращалась из библиотеки в свои покои. Её взгляд цеплялся за ранее невиданные полотна. Синьорина остановилась напротив картины с нимфой и кентавром.       В одной руке женщина держала алебарду, в другой — волосы существа, что покорно взирало на неё и в руке держало лук для стрельбы. Позади них расположились древние развалины, а за ними простиралась река, по которой проплывало небольшое судно.       Размышляя над скрытым смыслом картины, Беатриче обернулась, услышав голоса мужчин. Один из них принадлежал Лоренцо. Коридор заканчивался дверью в кабинет государя.       — …и наши войска держат оборону около Имолы, а неаполитанцы недавно отправились в сторону Кремоны. Однако этих сил недостаточно… — послышался второй голос.       Мужчины обсуждали политику — точнее ход войны в Ферраре. Беатриче и ранее слышала про неё, но при женщинах о ней говорили поверхностно, а отец называл её просто «соляной конфликт». Находясь в борьбе со своим любопытством, синьорина старалась не вслушиваться разговор господ, как тому учила Дафна.       — … даже если Папа наложит на них очередной интердикт, венецианцы просто махнут рукой и продолжат использовать папское оружие, — продолжал незнакомец.       Подобная новость привела Беатриче в недоумение, и любопытство всё же пересилило. Придерживая подол гамурры, синьорина тихонько вошла в преддверье кабинета и прислонилась к краю стены, превратившись в слух.       — Я приеду в Порта-Джовиа, и мы всё обсудим, — ответил Лоренцо. — Однако, как я думаю, Вы хотели попросить меня о чём-то другом.       Второй хотел, чтобы Флоренция, помимо финансирования войск в Романье, помогла и в Милане. Хоть неаполитанские войска покинули город, часть из них осталась мародёрствовать. Взамен он предлагал предоставить большую защиту Флоренции, нежели его предшественник.       Государя такое устраивало, но он попросил ещё одну услугу: по завершении войны ослабить пошлины для провоза флорентийских товаров по миланским дорогам. Многие купцы потеряли немалые суммы из-за войны, а высокие поборы могли совсем их разорить. Долго размышляя, второй всё же согласился.       Поняв, что ещё чуть-чуть и придётся объясняться, Беатриче обернулась и тихо пошла в сторону выхода. Однако дверь предательски скрипнула, и она в страхе побежала, не слыша, что сказал Лоренцо.       В покоях уже ждала деревянная ванна с тёплой водой и множеством бутылочек. Не обращая внимания на действия слуг, Беатриче рефлекторно вытянула руки, дабы девушки сняли платья, и села в ванну на расстеленные простыни. Всё, что её волновало в тот момент — как Неаполь мог ограбить своего союзника, Миланское герцогство, и как Венеция осмелилась пойти против папской воли.       Размышляя об услышанном, Беатриче не заметила, что прислуга вновь обтирала её ароматным мылом. Ей не нравилось, когда дамы использовали для своего тела пахучие масла, отвары или крема. Даже когда мать протирала руки эфирными маслами, она неодобрительно смотрела на родительницу.       Тем не менее Беатриче следовала кодексу здоровья. Она ежедневно чистила зубы порошком из мастики и дроблёных косточек, омывала лицо розовой водой, а по субботам мыла голову и тело простыми отварами и бараньим мылом.       Сегодня у Его Великолепия юбилей, и Беатриче должна быть одета под стать статусу своего опекуна. Поэтому служанки принесли несколько дорогих вещей: красная гамурра, сшитая из шёлкового бархата с узором цветка граната, и рукава покрытые петлями из золотой нити. Они же вплели жемчуг в волосы госпожи. Беатриче не одевалась так со времён своей свадьбы.       Через окно её комнаты с раннего утра доносился шум улиц. Горожане веселились, играли музыканты. Около таверн, где пиво и вино лились рекой, уже валялись подпитые мужи. Дочери Флоренции танцевали вокруг столбов с лентами или хороводили, а сыны были не прочь помериться силой или прытью.       Само семейное торжество начиналось вечером. В кортиле, где стояли статуи римских богов, собиралась не только вся флорентийская знать, но и могущественные фамилии из других республик-союзниц. Туда же спустилась и синьорина.       — Беатриче! — вдруг окликнул её родной голос.       Беатриче оглянулась и, заметив брата, воскликнула:       — Джованни! Неужели ты приехал?! Ты же писал, что не успеешь.       — Come puoi vedere, ci sono riuscito, — он развёл руки и улыбнулся.       Полная радости, она подбежала к Джованни и крепко обняла за плечи. Он же стал расцеловывать её в румяные щеки. За год, что они не виделись со времён последнего празднества Его Великолепия, Джованни успел ужасно соскучиться по сестре — и даже сильный буран не помешал бы ему приехать.       — Как я тебе? Bello? — он отошёл и повертелся.       Беатриче взглянула на дорогой наряд брата. Его бирюзовое догалине с тёмно-синим узором волнами развивалось на повороте, а из-под широких рукавов с шёлковой подкладкой виднелись другие от фарсетты. Особую игривость образу юноши придавали и двухцветные кальце с золотой лентой.       — Очень красив.       Найдя синьору Клариче с дочерями, родственники встали подле них.       Все дамы Медичи были одеты намного богаче брата и сестры Филато: жемчужные косы, золотые перстни и парчовые верхние платья. Один только головной убор жены Лоренцо чего стоил! Это была куффья на жёстком каркасе, по периметру расшитая небольшими перьями павлина и блёстками. Поверх неё была накинута мантия из тончайшего льна с отделанными золотой нитью краями.       Сама мадонна Медичи весь вечер приветствовала гостей: семейство Петруцци, д’Арценто с женой, родственники Торнабуони. Возле неё крутился, мешаясь, старший сын. Когда Клариче захотела дать Беатриче с Джованни наставление, Пьеро вновь её отвлёк. Однако продолжить ей уже не позволил супруг, подошедший вместе с высоким синьором.       — Клариче, дети, позвольте представить вам Лодовико Сфорца иль Моро, регента герцогства Миланского.       Мессер был солидным не только в рост, но и в ширь: за слоями одежды виднелись двойной подбородок и большой живот. Однако Лодовико с гордостью показывал и даже подчёркивал свою состоятельность. Поверх длинной накидки с меховым воротником была массивная цепь с драгоценными камнями, что ещё больше утяжеляла и так грузный вид гостя.       Пока мессер Сфорца знакомился с главными членами семьи, внимание Беатриче привлекла фигура в белом, что мелькнула вдали, среди крыш, и скрылась. Когда Лоренцо назвал её имя, Лодовико восторженно заявил:       — Беатриче! Ваше имя подобно деве, что встретила Данте в Раю.       — Похоже, вы ценитель «Божественной комедии», — выдержав паузу, вымолвила она. — Род Филато также почитал деятельность Алигьери, особенно это произведение…       — Довольно, — перебил Лоренцо. — Пойдёмте к столу. Там уже накрыли.       Государь взял супругу под локоть и повёл её с детьми в сторону входа, а Джованни — сестру. Только он пошёл чуть медленнее, из-за чего оба затерялись среди гостей. Толпа пестрила яркими нарядами и дорогими головными уборами — в подобном блеске и вправду можно было запутаться.       — Как я вижу, занятия с Никколо идут тебе на пользу. Ты перестала заикаться и дрожать при знакомстве. Даже смогла произнести больше, чем своё имя!       — Sì fratello, — улыбнулась она.       Поднимаясь по лестнице, Беатриче вновь увидела в толпе ту фигуру с крыш. Скрытая белым капюшоном макушка выделялась среди голов, но страда будто не замечала. Вдруг фигура исчезла.       — Ты видел фигуру в белом?       — No. Наверное, тебе показалось, — весело ответил Джованни и положил вторую руку на её ладонь. — У тебя всегда была богатая фантазия.       За поворотом фигура мчалась по тёмному коридору, ведущему в картинный зал. Помимо белого одеяния, на её плече красовался красный плащ с гербом Медичи.       Главный зал, куда поднимались гости, был украшен с помпой. На стенах висели цветочные гирлянды и златотканые полотна, по углам — вазы с белыми лилиями и кованые канделябры.       По периметру помещения расставили столы, ломящиеся от яств. Рядом с запечёнными фазанами и заморскими фруктами стояли закуски на палочках. Около гостей находились прислужники, готовые по мановению руки налить в кубок хорошего вина. Из-за обилия пряной еды, скопления людей и множества свеч в зале было трудно дышать. Даже приоткрытые окна не спасали ситуацию, и некоторые дамы теряли сознание, не приступив к трапезе.       В самом центре, подобно королю, расположился Лоренцо с женой. Он периодически поглядывал на супругу и кидал ей влюблённые взгляды, пока она легонько водила пальцами по его пурпурному одеянию.       Брат с сестрой уселись недалеко от Медичи. На расписных блюдах им принесли небольшую птицу, фаршированную овощами, а в покрытые яркой глазурью стеклянные бокалы налили ароматный напиток. Только Беатриче было всё равно. Она вновь водила вилкой по блюду и размышляла о причине появления незваного гостя. Это не прошло мимо внимания Джованни. Синьорина принялась за печёную курицу, что лежала на её тарелке, вот только кусок в горло не лез.       — Non c'è bisogno. Давай лучше потанцуем. Saltarello! — крикнул ей брат.       Джованни знал, что Беатриче нравится этот весёлый танец с незамысловатыми движениями. Взяв сестру за руку, он молнией вышел в центр зала. За ними поднялись и остальные.       Заиграла музыка, и пары с привычной для танца весёлостью начали двигаться. Они ходили то вперёд, то назад и симметрично друг другу отводили левую ногу вправо, а правую — влево. Лишь один этап танца закончился, как пары поклонились и, взявшись за руки, с ещё большим жаром повторили все движения.       Танцуя уже в ускоренном темпе, Беатриче периодически наступала на длинный подол платья, что причудливо следовал за хозяйкой. Однако она словно не замечала этого, как и Джованни — мешающие танцу широкие рукава. Синьорина наслаждалась редким моментом, когда могла находиться с братом. Казалось, мелодия разливается по всему телу Беатриче и дарит ей небывалый приток энергии, дабы она без устали танцевала всю ночь.       — Да благословит Бог хозяина, что устроил подобный праздник, и дам, на нём присутствующих! — выкрикнул миланский регент.       Смутившись, синьорина отвела взор на Лоренцо. Государь, смотря мимо них, улыбнулся и кивнул. На другой стороне, за портьерой, пряталась та фигура в белом. Теперь её можно было рассмотреть получше.       Светло-серое соттовесте с красными полосами указывали, что фигура мужская, а красный шёлковый ворот — на дворянское происхождение. Поверх такого же красного кушака был закреплён ремень с пряжкой непривычной формы в виде буквы «А». Однако лицо мужчины было скрыто каппой, открывающей вид лишь на широкую, лукавую улыбку.       Незнакомец тоже кивнул и скрылся.       Последующие дни Беатриче пыталась вновь увидеть того человека, однако он больше не появлялся.       Торжество же только набирало обороты. С каждым днём закуски становились более пряными, вина — крепкими, а гогот и непонятные стоны из коридоров — более громкими. Проводились рыцарские турниры, столь обожаемые Лоренцо, и ставились театрализованные постановки, от которых полупьяные гости были в восторге.       Чаще всего актёры высмеивали бытовые хлопоты времён Римской империи — в частности измену супругов. Если же исполнители пошло шутили или актрисы обнажали груди, толпа начинала безудержно радоваться, смеяться и биться в экстазе. Кто-то хлопал, кто-то кидал фрукты или, как Джованни, каштаны. Беатриче же только закатывала глаза и хмурилась от подобного зрелища, ибо не понимала, в чём смысл выставления на показ непотребств.       Под конец празднования все гости начали разъезжаться, а Лоренцо стал собираться в Порта-Джовиа по делам. В день перед отъездом Беатриче позвали к нему и дали наставления. Также государь предупредил о прибытии художника, работавшего при дворе Медичи, для создания её портрета.       Выслушав Лоренцо и поблагодарив его за подобную щедрость, синьорина хотела выйти. Однако её глаза зацепились за необычную чашу на камине. Сделанная из синего стекла с массивной рельефной ножкой и крышкой, что своей формой напоминала приплюснутый купол Санта-Мария-Дель-Фьоре, она выделялась среди прочего антиквариата.       — У вас вроде бы не было подобной чаши, — подметила синьорина.       — Да, mio amico подарил её мне, — с теплотой ответил государь, — Он привёз вазу из Венеции. Это муранское стекло. Оно настолько дорогое, что мастера хранят в тайне приёмы его изготовления.       Беатриче нахмурилась. На её памяти никто из присутствующих на празднике не был подданным Светлейшей Республики.       — Разве вы не воюете с Венецией?       — Так оно и есть. Но откуда ты знаешь про это?       — В храме мессеры обсуждали.       Врать нехорошо, это грех, но Его Великолепию не стоило знать, что подопечная подслушивала его разговор с миланским регентом. Беатриче было страшно подумать, что сделает государь, если узнает. Тем не менее её желание знать больше о происходящем было сильнее страха.       Когда Лоренцо уехал, Беатриче стала искать обходные пути, ибо понимала, что ей больше так не повезёт и стража не будет отсутствовать у входа. Пока художник рисовал её портрет, Беатриче размышляла о возможных способах подслушивания. У неё было предположение, что в зале с картинами должен располагаться тайный проход, через который незнакомец добрался до кабинета.       Однако ничего подозрительного не попадалось, а за картинами не обнаружилось тайных дверей. Беатриче готова была сдаться, пока в один день не нашла то, что так старательно искала.       Тогда она с детьми играла в прятки и, когда наконец наступил её черёд прятаться, побежала в сторону того зала, скрывшись за дверной портьерой. Неожиданно там оказалась небольшая дверная ручка, повернув которую Беатриче обнаружила потайной ход.       В тёмном тоннеле трудно было угадать, куда идёшь, а через его стену слышались крики и топот детей, ищущих брата. Повсюду летала пыль и стоял слегка затхлый запах, от которого так и пробирало чихнуть. Путь заканчивался тупиком. Вторая ручка нашлась наощупь, и через открытую дверку на лицо полился солнечный свет от окон кабинета Лоренцо.       Вход в тайник находился за одной из статуй и был слабо виден издалека. Оставив себе небольшую щёлку, через которую было видно стол, — а большего не надо — Беатриче вернулась в зал. Внезапно из-за спины раздалось:       — Eccola!       Беатриче едва ли не подпрыгнула от страха. Обернувшись, она заметила старшую дочь Медичи, что потряхивала рукой с сомкнутыми пальцами.       — Мы тебя уже обыскались. И где ты пряталась, что твой подол весь в пыли?       — Я спряталась в кладовой, — смотря в сторону, вновь соврала Беатриче.       — Ну, ладно… — Лукреция прищурила глаза. — Переоденься, и пойдём в лоджию вышивать. Ты обещала показать необычные виды стежков.       Теперь под видом детской игры Беатриче искала пути для незаметного прохода к тайнику. Она пряталась от сестёр и слуг за статуями, шторами и углами, ждала, когда те отойдут, дабы продолжить путь; стала носить гамурры более тёмных цветов, чтобы скрыть грязь на подоле.       На следующий день после приезда государя Беатриче побежала к тайнику. Только ничего нового не произошло. Война с Венецией продолжалась. Тем не менее синьорина не сдавалась и часто притворялась больной.       К Лоренцо приходили различные послы и просили о помощи, и он помогал, не забывая про выгоду, которую могла получить Республика. Всё это подтверждало слова, которые изредка бросал Никколо — Флоренции интересно всё, что её касается. Сидя в своём кабинете и читая донесения, Лоренцо был подобен пауку, что находился в самом центре шпионской сети и контролировал не только город, но и другие регионы.       Вместе с тем, как Беатриче узнавала новое о своей стране, выбираться становилось труднее. Наставник жаловался, что она прогуливает занятия, а домочадцы пытались попасть в её покои. Увеличилось количество слуг, что ходили по залам. Однако синьорина снова и снова ускользала, дабы подслушать государя.       В один из дней Лоренцо по обычаю медленно про себя зачитывал донесения послов, с особой ехидцей комментируя их.       — Боже, столько договоров было подписано, а эти государства-выскочки никак не утолят свою жажду наживы. Не ради этого мой дед создавал Итальянскую лигу, чтобы потом её участники грызлись меж собою как собаки. А если бы и знал, — он провёл ладонью по лицу и горько усмехнулся, — То всё равно подписал бы. Не думаю, что и этот договор надолго продержит Италию в состоянии покоя.       Государь отбросил депешу о мирном соглашении между Миланом и Венецией. Среди других писем его заинтересовало то, что пришло из Папской области.       — Похоже Сикст IV оказался настолько недоволен договором в Баньоло, что подагра решила его дальнейшую судьбу, — пробормотал он и перекрестился. — Да упокоит Бог его душу.       Лоренцо ещё раз прочитал текст и, отбросив листок в сторону, облокотился на спинку кресла. По лицу растянулась довольная улыбка.       — Ne vale la pena. Кровь Джулиано и на его руках. Сколько не скрывайся за папской юбкой, Господь видит всё. Надеюсь, этот старый маразматик будет долго мучиться в Чистилище.       Эти слова повергли стоящую в тайнике синьорину в шок. Трудно было поверить, чтобы Папа вместо прощения грехов организовывал убийство. Однако она не подала ни звука и продолжила наблюдать.       Ещё немного позлорадствовав, государь взял очередное письмо. Оно было из Венеции, от сына его друга. Обычно в каждом своём письме Эцио сообщал о выполненных заказах и смертях заговорщиков. Однако в последнее время проскальзывали просьбы помощи в борьбе с нобилями-тамплиерами, что скрылись среди правительства Светлейшей.       Лоренцо отозвав слуг и пододвинулся поближе к столу. Лицо стало более хмурым, а на лбу появилась морщинка. Едва успев сесть, государь вскочил со стула и начал расхаживать по кабинету. Его взгляд обращался то к письму, то вращался по сторонам, словно надеясь отыскать там ответ. Лоренцо не мог лично помочь Аудиторе, иначе подставит не только себя, но и Флоренцию. К тому же это влекло риски для недавно заключённого мира со столь непредсказуемыми соперниками.       — Как же тебе помочь, юный ассасин?       — Assassino? — обронила синьорина и вмиг прикрыла рот рукой, но поздно. Этого было достаточно, чтобы дать себя обнаружить.       — Кто здесь? — поднял голос он. — Выходи!       Откинув письмо, государь взял клинок и стал обхаживать помещение. Беатриче на всякий случай отшагнула подальше от дверки. Внезапно государь заявил:       — Юная особа, прошу вас выйти из тайника.       Лоренцо ранее догадывался, что с Беатриче что-то не так. Один из его слуг заметил, что дверь в потайной проход приоткрыта, а о нём мало кто знал. После приезда из Порта-Джовиа Клариче постоянно повторяла о болезненности подопечной, которая практически не выходила из покоев. Но, когда Лоренцо уезжал, Беатриче сидела на занятиях или с сёстрами до позднего вечера. Если она выйдет, то все его догадки подтвердятся.       — В любом случае я узнаю правду. Итак, я считаю до трёх. Раз…       Синьорина оглянулась в сторону тоннеля. Даже если она сбежит, Его Великолепие всё равно про это узнает.       — Два…       Сердце бешено заколотилось, а ноги онемели от страха.       — Три.       Дверка за статуей открылась, и Беатриче де Филато вышла из тайника, пристыжённо опустив взор. Государь гневно взирал на неё, всё ещё держа в руках клинок.       — Объяснись, — отчеканил он.       Синьорина подбежала к Лоренцо и ухватила подол его малахитовой симары.       — Ваше Великолепие, прошу простить меня грешницу. Я просто желала ведать, что происходит в других государствах. Синьоры обсуждают только поэзию, своих мужей и хозяйство. Им редко интересно происходящее в стране. Мне же хотелось знать больше.       Лицо Беатриче покраснело и опухло, а по щекам потекли дорожки слез. Лоренцо отобрал подол из её рук, дабы она не испачкала его в своих слезах. Заплаканные глаза смотрели в лицо опекуна. Его полный безразличия взор был направлен в сторону, а спина была как никогда ровной.       — Я понимаю, что воспользовалась Вашим доверием и подвела Вас, — задерживая дыхание, продолжала Беатриче, — Я приму любое наказание, только не лишайте меня жизни.       — И как много ты знаешь?       — Достаточно.       Государь ничего не ответил. Он не знал, как поступить с провинившейся и, вернув оружие на место, велел слугам отвести Беатриче в покои, где её и заперли.       К синьорине не подпускали домочадцев, а прислуга появлялась только, чтобы принести еду и сменить постель. Беатриче корила себя за безрассудство — что не подумала о Джованни, которому тоже достанется. Еженощно погружённая в свои мысли она сдирала кожу с потрескавшихся губ — гадкая привычка, от которой её так и не отучили.       В это же время Лоренцо редко сидел в раздумьях и больше занимался делами государственной важности. Тем не менее он был оскорблён шпионской выходкой.       На пятый день Беатриче, как арестанта, повели в кабинет. Все её мучения только усилились.       Стоя у окна, Лоренцо наблюдал за Маддаленой с Лукрецией и Джованни: как они бегают друг за дружкой и смеются, когда догнали кого-то. От приятного занятия отвлёк стук закрывающихся дверей.       — Подобно своему покойному деду Козимо, — не поворачиваясь, начал он, — Я всегда с теплотой обращался со своими детьми и временами прощал даже серьёзные оплошности. Точно так же я относился к своим друзьям и творцам, что были под моим патронажем. Однако достойна ли такого же снисхождения приёмная дочь, что из-за простого желания нагло пользовалась моей добротой и следила за мной в моём же доме? Если у тебя есть более существенное оправдание твоих действий, то огласи его.       — У меня его нет. Я всё сказала Вам тогда.       — Раз других оправданий нет, я решил, как поступлю с тобой.       — Я приму любое ваше наказание.       — Persino la morte?       От подобных слов девичье сердце пропустило несколько ударов. Беатриче прикусила губу и опустила взор. Хоть спина была ровна, саму синьорину вновь трясло. Неужели ей всё-таки предстоит умереть? Руки сжали юбку платья, дабы убрать напряжение.       — Даже смерть, — сглотнула Беатриче.       Лоренцо взял со стола документ с описанием финансового положения его семьи. А оно было не радужным. Последняя война сильно урезала доход городской казны, и Лоренцо самому пришлось платить чиновникам, лишь бы они не взбунтовались. Если бы не бизнес семьи Филато, он бы давно подошёл к черте банкротства. Это был бы скандал: богатейшая семья банкиров задолжала всем и вся.       — Ты продолжишь обучение у Никколо, — с прохладой заявил Лоренцо и отложил листок.       Синьорина подняла голову. Её голубые глаза были подобны золотым флоринам.       — Твоё любопытство ещё может сыграть службу. Ты говорила, что тебе интересны политические распри. Что ж, будешь присутствовать на всех моих встречах. Стоя за перегородкой. После их окончания ты обязана вкратце рассказывать всё, что мы обсуждали. Однако ты больше не сможешь отсылать брату письма.       Из-за шока и неверия услышанному Беатриче не почувствовала, как её вывели в коридор, где уже поджидал Никколо. Он подхватил синьорину под руку и повёл в сторону библиотеки.       — Интересный человек, Лоренцо де Медичи, — протянул юноша.       После того судьбоносного разговора Беатриче проводила дни то в кабинете государя, то в библиотеке. У Лоренцо она сосредотачивалась и внимательно слушала разговоры с послами, пытаясь понять, чего они желают. Периодически он поручал чтение расшифрованной корреспонденции — в основном из Венеции. Благодаря этому синьорина узнавала примерное устройство Светлейшей Республики.       Одновременно с этим Никколо учил её юриспруденции и Римскому праву, читал историю государей из других стран и разных столетий. Вот только Беатриче было тяжело всё усвоить. Знания шли нескончаемым потоком, под которым можно было утонуть и захлебнуться.       А Макиавелли терял терпение и считал, что Лоренцо так наказывает её за оплошность. Никколо не устраивало, что столь необходимые во все времена знания синьорина не могла усвоить. В перерывах от занятий, пока никто не видит, он ругал всех и вся, и только важность задуманного государем не давала всё бросить.       В конце января, после очередной мессы, Лоренцо позвал подопечную прогуляться. Беатриче была крайне удивлена, но и нескончаемо рада такой новости. За эти полтора года она дальше базилики Медичи не выходила.       Сам Лоренцо ожидал свою подопечную в кортиле. Погружённый в свои мысли он всё ещё обдумывал правильность своего решения. Стоит ли Беатриче во всём участвовать, или лучше оставить её в семье и не злить общество? Руки рефлекторно водили по меховому воротнику ярко-синей симары и поправляли фестоны капуччо.       Будто где-то вдалеке, шурша юбкой, спускалась Беатриче. Однако государь и глазом не повёл, продолжая любоваться статуей римской богини любви — Венеры.       Сама синьорина хоть и презирала внешний вид статуи, всё же периодически сравнивала себя с ней. Втайне, по утрам, пока не пришла прислуга, она скидывала камичу и рассматривала своё тело в небольшом зеркале. Плавны ли линии её фигуры, как у скульптуры, широки ли бедра? Такие же прекрасные у неё ноги — стройные, с сильными икрами и небольшими ступнями? Подобны ли её груди тем, что у богини Венеры?       — Долго ль вы меня ждали?       — Нет, пару минут, — взор Лоренцо отпрянул от лица богини, — Мы можем идти.       В зимнее время Флоренция всегда выглядела ужасно. Крыши домов и деревья полностью покрыл снег, а небо затянуло тучами. Город сливался в отвратительную, серо-жёлтую массу.       Пока государь с Беатриче медленно прогуливались меж домов, горожане занимались своими делами. Но как только они замечали Лоренцо, то расступались и в знак уважения кланялись.       — Никколо говорит, что ты стала хуже учиться. Неужели история и юриспруденция настолько тяжкие предметы?       — Они не настолько тяжкие, насколько объёмные. Слишком много надо запоминать за одно занятие.       — К сожалению, я ограничен в сроках. Полгода недостаточно, чтобы должным образом подготовиться, — пробормотал государь.       — К чему подготовиться?       Однако Лоренцо словно не слышал Беатриче. Он обхватил подбородок двумя пальцами и посмотрел себе под ноги. Его брови сдвинулись, и на лице вновь появилась морщинка.       Господа прошли в полном молчании от базилики Медичи до площади с кафедральным собором и свернули под арку. За вторым поворотом государь остановился напротив одного из домов.       — Siamo venuti.       Синьорина взглянула на здание. Переходы в облицовке фасада, карнизы с лепниной и арочные окна, — дом будто подражал палаццо Медичи. Но при внимательном рассмотрении можно было обнаружить различия: более широкий верхний карниз с фигурами львов и креста, камень не столь грубый и простые формы окон. По углам палаццо расположились фамильные гербы. Жёлто-красные диагональные полосы с правой стороны, жёлтый орёл на красно-белом фоне с другой и снизу фамилия семьи Аудиторе, что ранее тут проживала.       — Помнится, я обещал рассказать тебе про эту семью. Но сначала расскажи, что сама знаешь.       Беатриче так давно не слышала про это семейство, что было трудно вспомнить что-либо:       — Семья Аудиторе была близким другом вашей семьи. Её глава был банкиром и обучал своему делу сыновей. Однако их предали.       — Я это ранее тебе сам говорил. Мне интересно, что ты узнала, шпионя за мной.       — Выживший средний сын, да, Эцио Аудиторе, è un assassino. Вы говорили, что он продолжает отцовское дело. Значит, глава семейства также был ассасином. Хоть его родные находятся на вилле, сам он живёт в Венеции, — она медленно выговаривала каждое слово. — Он подобно своему отцу выполняет ваши поручения.       — Недурно, — государь отвернулся. — Наверное, ты слышала про заговор Пацци. Эти bastardi покушались на меня и Джулиано. Они убили брата. Меня ждало то же, если бы не юный ассасин. Эцио спас меня и отомстил заговорщикам. За это я перед ним в неоплатном долгу. Однако это не вернёт мне брата…       Голос Лоренцо изменился и был полон боли и неутолимой ненависти. Неудивительно. Джулиано был дорог Его Великолепию. Все в семье Медичи знали об этом, и Беатриче — не исключение. На мессах Клариче нередко вспоминала покойного в своих молитвах.       Слушая рассказ Лоренцо, Беатриче сопоставляла ранее им сказанное: друг Медичи, ассасин, Венеция.       — Эцио был на празднике и подарил вам эту вазу! — выпалила она догадку.       Государь кивнул.       Задерживаться больше не было смысла. Всю обратную дорогу синьорина смотрела себе под ноги и теребила края рукавов. Она не замечала, как били колокола и как чуть не споткнулась о ступеньку.       — Тебя что-то беспокоит? Ты всё время хмуришься.       — Д-да. Я не понимаю, зачем вы решили устроить эту прогулку и рассказать про семейство Аудиторе? Зачем давали депеши из Венеции? Неужели я должна буду туда отправиться?       — Как бы начать… Нет-нет, вечером всё, — замахал руками Лоренцо.       Ничего не оставалось, как ждать. Удручённая Беатриче поднялась покои и, когда прислуга скрылась, взяла бумагу с пером.       Первые недели синьорина следовала запрету Лоренцо: получала послания от брата, но не отвечала. Однако с каждым разом текст в письмах становился более печальным. Джованни словно вопрошал, почему сестра больше не пишет ему. Сердце не выдержало, и Беатриче втайне стала отвечать брату. Однако многое — например, слежка за Лоренцо — в письмах умалчивалось. Каждое из них оканчивалось словами:       «После прочтения, прошу тебя, сожги это письмо и ответь, словно его не было.       Твоя дражайшая сестра, Беатриче».       Закончив с текстом, синьорина спрятала листок в шкатулке, где среди документов лежали прошлые письма брата.       Колокола огласили закрытие ворот. Вечерняя молитва только началась, когда Беатриче позвали. Оставив дела на потом, вся в предвкушении, она летела по знакомой дороге.       Как и в первый раз, в кабинете было темно, и только огонь освещал его. Лоренцо точно так же сидел около камина, опершись о спинку кресла. Его руки покоились на подлокотниках, а усталый взор был направлен на пламя. Он был в том же одеянии, что и днём, но без красного капуччо.       Беатриче села напротив, на то же самое место.       — Вчера мне пришло письмо из Венеции о том, что полномочия нынешнего амбассадора заканчиваются в следующем месяце. А также очередное — от Эцио, с просьбой помочь. Стараясь изо всех сил узнать, что замышляют враги из патрициата, он не может.       — И вы хотите, чтобы я туда проникла. Ma come? Неужели я буду, подобно вам, представительствовать в Республике? Я? Я, дочь обыкновенного торговца без специального образования — женщина! — буду послом Флоренции?       Государь спокойно смотрел на возмутившуюся подопечную. Её руки активно жестикулировали, а глаза нервно бегали по полкам и лицу опекуна. Чуть успокоившись, Беатриче вспомнила, перед кем находится, и стыдливо опустила глаза.       — Я понимаю твоё возмущение. Но теперь ты выслушай меня внимательно. Да, ты дочь торговца. Но я твой официальный опекун и имею огромное влияние и связи. Более того, моя супруга, как и ты, женщина. Однако, когда Клариче в других государствах, с ней все считаются. Ты не будешь послом, ибо совершенно не готова к этой должности. Поэтому поедешь туда в дипломатической свите. Твоя задача — присутствовать рядом с послом и сообщать ассасину и мне, что замышляет Синьория.       — Но что я могу узнать, если Венеция не дозволяет совать нос чужакам в свои дела?       — Многое. В Сенате, где посол периодически будет давать аудиенции, мало чего узнаешь. Там чаще всего решают общие вопросы: развитие города, законы, политика в отношении других государств. А вот в коридорах здания правительства и на приёмах чаще всего происходят судьбоносные решения, — он протянул указательный палец. — Назначение чиновников и раздел сфер влияния, подкупы и заговоры.       — Не думаю, что меня будут посвящать в подобное.       — Поэтому тебе предстоит втереться в доверие «узкого круга» правительства: дож, его советники и Совет Десяти. Тогда они перестанут видеть в тебе опасность.       — Но не все.       — Но многие, — подчеркнул Лоренцо. — В любом случае тебе станет легче шпионить.       — Почему тогда я, а не кто-то из ваших детей? Они бы больше выведали, да и лишние связи им бы не повредили, — синьорина сжала запястье и посмотрела на огонь.       Языки пламени двигались в быстром танце, сменяя друг друга. Они крутились, струились, подобно шёлковому атласу, и исчезали, достигая своего предела. Дрова потихоньку становились белыми, превращаясь в пепел, а огонь стихал. Государь пошевелил кочергой поленья и кинул одно в камин. Жар сразу возрос.       — Ты права. Однако перед нами другая задача — слежка, — Лоренцо откинул железку. — А в таком деле мои дети вызовут большее подозрение.       — Come mai?       — Сирота может быть либо благодарен опекуну, либо не любить его. Во втором случае он будет стараться насолить любыми возможными способами. Например, сболтнуть лишнего о нём недругам. Это поможет тебе втереться в доверие. Если венецианцы будут спрашивать про Флоренцию, отшучивайся и меняй темы, — государь соединил пальцы и слегка повернул голову на бок, пристально смотря на неё. — К тому же у тебя уже есть опыт в хранении тайн.       Беатриче стало не по себе от этих слов.       Вскоре синьорину стали готовить к отъезду. К ней звали врача для осмотра и портных для примерки новых нарядов.       Слуги Лоренцо собирали сундуки с подарками для венецианцев и другими вещами. Сам он, пока ещё было время, пояснял, какой будет дорога до Светлейшей Республики.       — Пока вы будете ждать корабль, в Форли вас примет племянница Лодовико. По прибытии в Венецию вам предоставят одно из государственных зданий. Обычно наших послов они селят в квартале Сан-Марко. И да, хоть вам на проживание будут выделены средства из городской казны, получать вы их будете из венецианского филиала банка Медичи. Если же ты захочешь что-нибудь приобрести, будешь пользоваться своей частью наследства.       — Вы дозволяете? — удивилась синьорина.       — Ti permetto.       Беатриче познакомили с будущим послом, Асканио Стораро. Мужчина был того же возраста, что и государь, и ранее работал клерком в посольствах Флоренции. Ему и передали все необходимые документы: посольские грамоты, приглашения в морскую республику и справки о здоровье.       Дни летели так незаметно, что Беатриче чуть не забыла исповедаться перед отъездом. Для этого была выбрана одна из отдалённых церквей города. Помимо мнимого ощущения приватности, синьорина хотела ещё раз взглянуть на родной город.       Шум улиц был сродни удивительной мелодии, а их запах более не смущал. Впервые тёмные закоулки, где прятались торговцы живым товаром, ей казались неотъемлемой частью города, а не его вырождением. Многие здания ещё только строились, и повсюду висели краны с материалами. Город рос и менялся на глазах. Несомненно, когда дела в Венеции закончатся, Флоренцию будет не узнать.       Ночью перед отъездом Беатриче не могла уснуть. Её мучило чувство неизвестности того, что ожидало в Венеции, и сожаления, что больше не сможет писать брату.       Несмотря на то что поздно заснула, Беатриче проснулась рано. За окном было темно, но луна уже скрылась за горизонтом. Запалив свечи в покоях, прислуга принесла таз с водой, и синьорина, не торопясь, стала приводить себя в порядок. Одевшись потеплее, Беатриче повязала на пояс дорожную книжицу, а в руки взяла заветную шкатулку.       На лестнице её встретил Лоренцо, одетый в зелёные платья. Размеренно шагая рядом, он вспоминал свои юношеские годы:       — Когда мне исполнилось пять лет, мой дед Козимо впервые позволил мне принимать дипломатический визит. С тех пор я довольно часто присутствовал на подобных встречах. Однажды к нам прибыл даже Папа Римский и наследник Миланского государства. Мы с Джулиано, не садясь за стол, прислуживали наследнику Сфорца.       Беатриче внимательно слушала рассказ о политических поручениях и празднествах в честь послов; о том, как Лоренцо предотвратил заговор против отца. За его сказаниями они незаметно спустились в кортилью.       — А в твои годы бремя правления перешло на меня. Все остальные лета я делал всё возможное на благо нашей Республики, прекрасной Флоренции, и развивался вместе с ней. На всех своих ошибках и успехах я создавал самого себя. Поэтому человек — это не только раб Божий, но и результат собственных усилий; творец мира своего.       Синьорина повернулась в сторону государя, который в последний раз давал философские наставления. Он по-отцовски положил руки ей на плечи, поцеловал в лоб и обнял. В ответ на подобный жест Беатриче положила ладонь на плечо Лоренцо. Как бы ей хотелось, чтобы на его месте оказался отец или матушка. Вот только представить, что это они, Беатриче не получалось.       Так, не произнеся ни звука, они простояли несколько минут. Отступив, государь ещё раз посмотрел на свою подопечную и пошёл в сторону выхода.       Около ворот стояла карета с гербами Флорентийской республики, окружённая гвардейцами, прислугой, а также мулами, груженными сундуками. Часть свиты, проверив вещи, уже садилась на места и дожидалась сигнала Его Великолепия.       Самих господ встретили Клариче со старшими детьми и Асканио.       — Не думала, что и ты поедешь, — сказала Беатриче, разглядев среди свиты Никколо.       — Я только первые дни буду сопровождать тебя, дабы убедиться, что всё хорошо. После я уеду. Надо продолжить обучение.       Синьорина усмехнулась. Для него учёба всегда была превыше всего.       — Будь осторожна и береги себя, — мадонна Медичи поцеловала Беатриче в обе щеки. — Пусть Господь хранит тебя.       Так же с ней попрощались Лукреция с Пьеро. Лоренцо сказал сухое: «Удачи». Его лицо не выражало эмоций, но во взгляде читалось сомнение.       Дверца кареты стукнула, пересекая обратный путь. Повозка тронулась.       Беатриче продолжала следить за семьёй, что её приютила, пока экипаж не свернул за угол.       По улицам эхом проносился топот копыт и стук колёс. В темноте мелькали вывески лавок, белая лепнина на зданиях и очертания стражников.       С другой стороны показалось Оспедале дельи Инноченти. Иронично, что оно находилось недалеко от борделя. Флоренция заботилась о сиротах. В этот приют чаще всего попадали дети проституток и сироты горожан. Там девушек обучали женским привычкам и умениям, а в конце могли сосватать, отправить в монастырь или же оставить в приюте навсегда. Для Беатриче подобная судьба казалась хуже смерти, и она благодарила Господа, что родилась в купеческой семье и что Лоренцо приютил её и брата.       Ворота уже были открыты. Прощаясь с родным городом, Беатриче поглядывала на его герб, пока кибитка не скрылась за сводом башни. Даже когда экипаж выехал в сторону гор, она всё ещё продолжала следить за Флоренцией.