Il gambetto (Гамбит)

      Через несколько дней на горизонте показалась Венеция. В лучах вечернего солнца её острова казались одним рыжим пятном посреди моря, но с приближением корабля к городу контуры домов становились чётче и светлее.       После небольшого крюка судно пришвартовалось.       Первое, что заметили флорентийцы при спуске с борта — отвратительный запах помоев, от которого все сразу сморщили носы. Однако было непонятно, откуда доносилась вонь. Улицы города едва не блестели от чистоты, и распространявшийся смрад с этим явно контрастировал.       Затем делегация заметила, как много людей было на портовой площади. Среди них мелькали иностранцы необычной внешности с большими тюрбанами на голове; турки же гуляли по плацу Венеции, словно прежде не было тех войн.       Однако Беатриче больше всего поразил облик венецианок. Он сильно отличался от внешнего вида флорентийских синьор. Повсюду ходили светловолосые красавицы, что скрывали своё лицо под чёрной вуалью. Их волосы жгутами были заколоты на темени, а спереди спадали на лоб мелкими кудрями.       В толпе горожан выделялись высокие синьоры, около которых стояло по нескольку служанок, придерживающих госпожу и её шлейф. За женскими процессиями по пятам шли мужчины, пытающиеся угодить прекрасным дамам. Последователи то читали стихи, то спрашивали, чего желает их синьора. Высокие дамы на всё это только усмехались и отводили взгляды в сторону.       Заметив наряды этих синьор, Беатриче рефлекторно ухватилась за края своей чоппы на груди и стянула их поближе. Мало того, что в таких платьях дамам холодно, так эти одеяния были непозволительно вульгарны. Искусно отделанные декольте гамурр были сильно занижены и открывали вид не только на камичу, но и на груди. Даже лёгкие целомудренные коверчере, лежавшие на открытых плечах, отнюдь не прикрывали срам. Сами платья были сшиты из дорогих тканей и роскошно украшены. Во Флоренции подобное надели бы только по особому поводу.       От наблюдения за невообразимым зрелищем синьорину отвлёк Никколо. Он взял её за локоть и подвёл к гондоле.       Лишь они сели в лодку, как вонь стала сильнее.       — Dio! — Беатриче помахала двумя пальцами около носа. — Как только венецианцы это терпят? Тут пахнет хуже, чем в бедных районах Флоренции!       Казалось, столь отвратительный запах шёл от воды, и синьорина протянула туда руку, дабы убедиться.       — Синьора, не стоит подобного делать, — гондольер одёрнул её. — Вода в каналах подобна отраве.       Гондола поплыла вслед за остальными.       Свита с нескрываемым восхищением любовалась фасадами домов, казавшихся немыслимо высокими — почти бесконечными. Их внешний вид говорил не только о богатстве Венеции, но и о её торговых связях. Повсюду можно было ощутить веяния Востока: например, в геометрических узорах и зубчатых рядах килевидных окон. И вся эта изумительная красота была отделана мрамором и живописными фресками. В цветущей Тоскане люди никогда бы не стали кичиться своим богатством.       То тут, то там покачивались скучковавшиеся лодки и небольшие баржи с накрытыми парусином мешками и ящиками. Их похожие на охапку хвороста мачты заменяли деревья.       Непривычны были и небольшие мосты, по которым проходили люди и стояла стража. С улиц доносился звон колоколов с башен, что мелькали меж зданиями, и шум толпы. Глашатаи сообщали о заболевших чумой в различных районах города и постановлениях правительства республики.       — Внимание: сообщение о казни, — вещал мужчина. — Купец Медардо из Сан-Поло был признан виновным в предательстве Светлейшей Республики и через три дня будет публично наказан в Палаццо Сан-Марко при первых лучах солнца.       — Похоже, нас примут не раньше вторника, — усмехнулся Никколо.       Гондолы подъехали к не такому пышному, но не менее красивому четырёхэтажному дому. Он больше походил на небольшое палаццо, ибо был отдельным зданием среди секций другого, более длинного. Его двери не выходили на небольшой портик, но рядом был мост, дальше которого был только Гранд-канал.       Посол первым скрылся за дверьми здания, за ним — остальные. С кухни доносился шум, и местная прислуга уже вовсю хлопотала, что-то готовя. Однако на просторном первом этаже делать было нечего, и господа поднялись наверх. Там, в общих залах, были расположены ещё одни двери, которые вели в столовую и другие покои.       Шум нового дома для Беатриче был невыносимым. По комнатам ходила обслуга и разносила вещи; каждый их шаг по полам из мраморной крошки отдавал глухим грохотом. Казалось, ещё чуть-чуть и что-то свалится прямо на неё.       Пытаясь скрыться от топота, Беатриче спряталась в новых покоях. Там она уже положила шкатулку и с разбега плюхнулась на мягкую кровать.       В день перед казнью Асканио отправился во дворец. По правилам, каждому новоприбывшему послу необходимо было вручить копию посольских грамот венецианскому министру. Вернулся он только вечером, сообщив, что в четверг будет официальный приём.       Макиавелли это было только на руку. Пока Асканио готовился к церемонии, а Беатриче обживалась в новом доме, он решил связаться с местными ассасинами, но времени на это оставалось не так много. Ла Вольпе сказал, что один из них является главой венецианской гильдии воров. Однако Лис решил не уточнять, как его зовут, ограничившись фразой: «Воры тебя приведут».       Поиск предводителя воров — дело не только подозрительное, но и опасное. Никколо не мог гарантировать, что стражники не погонятся за ним, когда заметят с врагом дворянства. По этой причине под симару пряталась кольчуга, а на поясе — кинжал.       Отыскать воров на улице несложно, если знать их повадки. Они прятались в закоулках или стояли около зданий, смешиваясь с толпой. Однако не каждый вор мог состоять в гильдии. К тому же довольно часто, стоило Никколо подойти, они либо шустро убегали в страхе быть пойманными, либо просто отказывались отвечать. Медленно шагая по дороге, он поглядывал то на стражников — не преследуют ли они его? — то наверх, в надежде увидеть ассасина.       — Вы ищите главу гильдии воров, так? — прошептал сзади голос. Никколо не знал венецианского, но из-за похожести некоторых слов догадался, о чём спрашивали, и кивнул. — Зачем он вам?       — У меня есть предложение, которое может ему понравиться, — он посмотрел на незнакомца, однако тот ничего не понял.       — Вы из знатного рода или служите правительству?       — Né l’uno né l’altro.       — Тогда следуйте за мной, но не привлекайте внимание стражи, иначе вам несдобровать.       — Мне вы доверять можете, но как я могу убедиться, что вы не заведёте меня в ловушку?       В ответ мужчина лишь отбежал на несколько кавеццо вперёд. Никколо медленно последовал за ним. Шагая по улицам и пытаясь не потерять человека из виду, он старался запомнить дорогу, чтобы потом привести туда Беатриче. Вор уходил вглубь квартала Санта-Кроче, где их поселили. Значит, не надо будет пересекать Гранд-канал.       Постепенно широкие улицы сменялись более узкими, богатые фасады — простыми, с обвалившейся штукатуркой, а замысловатые окна — прямыми и заколоченными ссохшейся древесиной. Среди толпы уже не было знатных горожан в дорогущих нарядах. Вместо них вдоль стен сидели бедняки с протянутой рукой.       — Вот она, притворная роскошь Венеции! — криво усмехнулся Макиавелли.       В отличие от дорогой для его сердца Флоренции, где за простыми каменными фасадами домов скрывалось её внутреннее благородство, тут за пышным убранством он видел только скудость и лицемерие.       Никколо достал платок и приложил его к лицу, дабы не подхватить какую-нибудь заразу. Сколько бы Светлейшая Республика не поклонялась святому Себастьяну, в тёмных закоулках то и дело попадались прокажённые.       — Благородный синьор, прошу Вас, помогите, — внезапно ухватила его за подол женщина. — Мы не ели несколько дней, а мой ребёнок страдает от жара. Прошу Вас, не дайте моему малышу погибнуть.       Никколо равнодушно взглянул на неё: на женском теле не было язв — в избавлении от одежды нет необходимости. Он кинул несколько монет, лишь бы отпустила и дала дальше пройти.       — Grazie Signore, — нищенка подняла с земли деньги. — Che Dio te protegi!       Макиавелли оглянулся. Всё же он потерял проводника среди изгибов домов. Но поворачивать назад поздно, когда цель близка. Пришлось немного побегать по подворотням. Благо стражники тут не ходили.       Подходя к каждому из поворотов, Макиавелли дважды раздумывал, куда идти и стоит ли развернуться в другую сторону. Свернув налево, потом — направо и пробежав через ещё один мосток, он вновь повернул направо. Только улица ещё больше петляла. Никколо же начал жалеть, что решил надеть ненавистную ему теперь кольчугу. Его тело пока не привыкло к ношению доспехов.       После очередной арки незнакомец нашёлся внутри небольшого двора, где по периметру стояли полуразрушенные строительные леса и небольшой колодец с на удивление свежей водой.       Сам вор топтался около каменных ступеней и о чём-то болтал с другими членами гильдии. Они посмеивались, похлопывая друг друга по плечу, и с жаром делились рассказами. Однако черты лица одного паренька были слишком нежны. Когда же Макиавелли подошёл к своему проводнику, то странный парнишка сверкнул на флорентийца глазами.       — Уго, che cazzo xe questo? — послышался грубый женский голос.       Уго лишь указал на дверь под лестницей. Ещё раз про себя усмехнувшись, юноша последовал указанию.       Назло затхлым улицам с полуразвалившимися домами, в хорошо обустроенном помещении было тепло и пахло неизвестной восточной пряностью. Слишком уютно для главы Гильдии воров.       Первым, что бросилось в глаза — множество огромных книг. В толстых кожаных переплётах, с массивными бинтами на корешках эти фолианты по своему содержанию могли поспорить с редкими изданиями в библиотеке Лоренцо, которые Никколо частенько подворовывал на пару ночей.       Рядом с фолиантами на полках стояло несколько вазонов. Недалеко от ещё тёплого камина висела картина с дамой в жёлтом, а на деревянном полу, рядом со столом из тёмного дуба и расписным сундуком, лежал персидский ковёр.       Напротив Николло, опершись на столешницу с макетом, стоял тот, кого он искал. То был чуть худощавый мужчина лет сорока. Его засаленные, но всё ещё вьющиеся тёмные волосы свисали, прикрывая тонкие черты лица. Соответствуя званию вора, он был одет блекло. Но усы, над которыми каждый бы посмеялся, и ярко-жёлтый плащ на плече говорили о необычности мужчины.       Заметив гостя, венецианец добродушно прищурился — под глазами у него появились небольшие морщинки — и вышел вперёд, поприветствовать гостя. Этот человек явно нередко общался с флорентийской гильдией, раз смог коряво перейти на язык Тосканы.       — Уго сказал, вы меня искали.       — Да, — Никколо в своей привычной манере сложил руки за спину. — Лисица на хвосте принесла, что в Венеции проживает некий глава Гильдии воров, по совместительству являющийся членом ассасинского братства.       — Ah, maledeta volpe! — усмехнулся мужчина, провёл пальцем по усам и поднял тот вверх. — Надо было догадаться, что это его рук дело. Антонио де Магианас.       — Никколо ди Бернардо деи Макиавелли.       — Никколо, — глава гильдии дружески положил ему на плечо руку. — Не могли бы вы рассказать, что творится в Тоскане, а то Вольпе был непривычно скуп на подробности.       — С удовольствием. Вся Флоренция кишит мелкими распрями, что раздирают прекрасный город на части, и это чудо, что она ещё выстояла. Мессер Лоренцо же, не скупясь, тратит деньги на её развитие и редкие празднества, не замечая, как пустеют его карманы. Даже не видит разницы между городскими и личными деньгами и не чурается брать у родственников взаймы. Временами он страдает мстительными припадками на графа Имолы и Форли.             Глава гильдии отошёл к камину и стал возиться с невиданным для гостя угощением — кофе. Он надеялся, что хоть кто-то оценит необычный вкус благоухающего напитка, который итальянцы переняли у турок. Никколо лишь махнул рукой на предложение дорогого питья.       Рассказывая последние новости и воспевая Флоренцию, Макиавелли медленно расхаживал вдоль стеллажей и рассматривал книги. Когда одна из досок скрипнула, он недовольно скривился. Антонио тоже это услышал и посмотрел на скрипнувшую половицу.       — Тем не менее вашим коллегам из Флоренции ничего не мешает. Государь держит Синьорию на коротком поводке. Она и головы не повернёт без его ведома.       От подобной новости глава гильдии засмеялся, как мог смеяться только человек в его возрасте. Его радовало, что товарищам по гильдии хоть где-то не мешают. Ещё раз отпив, он отставил кубок.       — А теперь перейдём к делу. Что вас привело сюда?       — Ла Вольпе сказал мне, что из-за проблем в борьбе с нобилями вам пришлось залечь на дно.       — Да, четыре года назад мы потерпели поражение. Это был сильный удар по гильдии, однако сейчас мы почти восстановили силы. Всё благодаря нашему другу, Эцио Аудиторе, — с улыбкой заявил глава гильдии. — Это он всё время помогает нам.       — Я наслышан об этом молодом человеке. И каков он в своём деле?       — Умён и хитёр, но слишком быстро рвётся в бой.       — Видно, всё же не совсем умён. Основа всякой мудрости есть терпение. А в нашем братстве мудрость — важный союзник.       — В гильдии все поначалу думали, что ошиблись в младшем Аудиторе. Но теперь поняли: всё придёт со временем.       — Кто знает, — Никколо остановился около макета квартала и провёл пальцами по модельке дома. — Не думал, что глава венецианских воров увлекается архитектурой.       — О нет, друг мой! Это скорее необходимость. Он помогает помнить расположение лучников. Во время кампании против Феррары стражников на улицах города поубавилось, что также помогло нам. Однако они опять стали появляться. А богатеи всё больше притесняют простой народ, и мы не знаем, что делать.       — Неужто простой народ так важен для вас? Тот народ, который ваши товарищи по ремеслу сами ежедневно обворовывают?       — Наша гильдия ворует не у простых горожан, а у зарвавшихся патрициев! — возмутился Антонио.       — Но народ этого не знает, — пресно ответил Макиавелли. — Ему достаточно того факта, что кого-то опять обворовали и неважно кого: благородного дворянина или простого лавочника.       — Да, в ответ на добро мы получаем всего ничего. Однако именно этого и требует от нас кредо: действовать в тени, не ставя Братство под подозрения.       — Не в этом дело. Люди больше судят на взгляд и по своим представлениям, чем на ощупь. Поэтому народу в принципе всё равно на государство, в котором они живут. Им важно лишь, чтобы судьба была милостива. А это, как мне кажется, не делает последним чести.       — Ваши мысли очень странны, Никколо. Кто был вашим наставником?       — Не самая молодая хозяйка борделя. Паола.       — Это…       — Да, это та дама, которую синьор Джованни спас в суде.       — Паола — мудрая женщина. Но это не похоже на неё.       — Я всего лишь следую, чему меня учили: отречение от предубеждений и объективный взгляд на мир; что ничто не истинно, — ещё больше приосанившись, отвечал Никколо. — Всё, что я вижу, это власть крупных семей, которые поднялись к вершине благодаря почестям и подкупам, и обыденную покорность простого люда, о котором эти семьи знать не желают.       — Народ может быть покорным и не таким умным, как знать, но доблести ему не занимать. Он смел и находчив; он может найти выход в любой трудной ситуации.       — Тогда, где вся эта доблесть венецианского народа, коль кучка отщепенцев, коими вас и считают, занимается восстановлением справедливости в городе? — надменно вопрошал он.       — Никколо, а что делать, если народ живёт своей жизнью, а правительство — своей? Если очень долгое время властители делают всё возможное, чтобы народ оставался таким же покорным и не смел думать о чём-то высшем? — вместо былого жара в голосе главы гильдии появилась скорбь. — Тогда любого человека можно назвать глупым и безвольным.       На это Макиавелли ничего ответить не смог. Даже немного ссутулился, почувствовав укол совести.       — Вот поэтому для меня борьба с подлыми дворянами в стенах правительства — всё ещё задача первой важности. Я не могу допустить, чтобы люди страдали ещё больше. В Палаццо Дукале мне, как главе гильдии, вход заказан, и я не могу предвидеть следующий ход патрициев. Каждый день с их негласного позволения стражники бесчинствуют в квартале Сан-Поло, тем самым нанося оскорбление порядочным людям. В том числе и мне.       — Не думал, что воры — порядочные люди, — сухо протянул юноша, вернув себе былую уверенность.       — Никколо, не все воры таковы, как кажутся. И Вольпе тому пример.       В ответ Никколо кивнул, давая понять, что сам знает это.       Глава гильдии, устало закатив глаза к потолку, посмотрел на фигурку стражника. Покрутив её в руках, он стал переставлять остальные фигуры, еле слышно комментируя.       Пока вор размышлял о делах насущных, Макиавелли наконец смог спокойно взять одну из книг. Хоть его домашняя библиотека была немаленькой, Никколо успел всю её перечитать. Мелкому юристу не всегда хватало денег на покупку новых книг.       С особой осторожностью и любовью, что перешла ему от отца, Никколо рассматривал тяжёлый фолиант. На титульном листе было написано «Corpus iuris civilis». Он открыл ещё пару книг с названиями «De sex principiis» и «Graecismus». Такие книги вряд ли бы нашлись у простого горожанина. Усмехнувшись своим мыслям, Макиавелли посмотрел на главу Гильдии воров. Было совершенно ясно, что кто-то в своё время обворовал университетскую библиотеку.       — Esattamente! — внезапно Антонио поднял ладони к потолку, словно к нему пришло божественное озарение. — Вольпе написал мне, что прибудет шпион от семьи Медичи. Не вы ли это?       — Шпион сейчас в доме посла, — Никколо быстро поставил на место очередной фолиант. — Позднее я вас с ней познакомлю.       — С ней?       — Вас что-то удивляет? Разве не у вас среди воров есть девушка, что бранится не хуже подпитых мужей?       Антонио лишь смиренно кивнул. Роза всегда была исключением, и он любил её как дочь.       — И когда вы её представите?       — У нас в четверг официальный приём у дожа. Мы можем прийти на следующий день. Но нет ли другого к вам пути? Не думаю, что синьоре будет приятно лицезреть… больных людей.       — Уго может отвезти вас на гондоле.       — Тогда после воскресных месс синьора будет приходить и сообщать вам с ассасином о действиях тамплиеров в Синьории.       — Это замечательно! Сейчас лишняя информация о тамплиерах нам не помешала бы. Ci stanno dare lo sgambetto.       Взамен Никколо попросил передавать все её письма ему во Флоренцию. Он с радостью бы оценил торжественную часть города, но надо было продолжить обучение и пройти посвящение в ассасины.       — Кстати, ваша подопечная знает о нашем Братстве?       — Она имеет о нём некое представление, — Никколо недовольно прищурился, вспомнив истерику Беатриче на корабле. Ох, избавь бог женщин от истерии, жизнь сразу стала бы легче! — Однако синьору трудно убедить в опасности Ордена Тамплиеров из-за её богобоязненности.       Подобная новость вызвала у главы воров бурю возмущения, и он стал разгуливать по кабинету. Теперь будущее его предприятия было сомнительным. Мало того, что шпион — девушка, которая, как любые синьоры, может проболтаться, так ещё и способна примкнуть не к тому люду.       — Она патрицианка, так ведь?       — Дворянка.       От его ответа взгляд главы гильдии стал ещё больше лютым. Он в принципе редко доверял аристократам из-за их двуличия и коварства. Хоть Лоренцо тоже был дворянином, из-за сотрудничества с Братством его считали более благоразумным человеком.       Взором матери на неразумное чадо Никколо посмотрел на Антонио, нашёптывая:       — Медичи способны на всё, если это им выгодно. А Лоренцо невыгодно предавать Братство. Он мошенник и сказочник, но не перебежчик.       — Тогда почему же Лоренцо отправил её?       — Мессер посчитал, что юная особа пригодна для такого дела. Я же просто её наставник и не смею перечить государю, — ответил Макиавелли, на что глава гильдии закусил ребро ладони. — Вы не волнуйтесь! Синьора не предаст нас и не присоединится к людям с прогнившей личиной. Как мне кажется, у неё самой могут быть личные счёты с ними.       Антонио не мог понять, какие могут быть счёты у подопечной Медичи. Тем не менее других вариантов, как узнать о замыслах лжепатрициев пока что не было. Успокоившись, он в знак согласия сжал два пальца и отвёл руку в бок.       — Va ben. Я позднее передам Эцио.       — Где он сейчас?       — Эцио редко сообщает о своих перемещениях, если они не требуют чужого вмешательства, — пожал плечами Антонио.       — Тогда в пятницу, в полдень, мы будем ожидать вас тут, — Никколо указал на место на макете.       Макиавелли попрощался с новым знакомым. Благо ему более не нужен был проводник, и он смог сам дойти до каса.       Поднявшись по неприятной жёлтой лестнице на свой этаж, Никколо остановился около двери в общий зал. Из-за неё доносились голоса. Никого поблизости не было, что давало возможность подслушать разговор.       В комнате тем временем находились Асканио с Беатриче и обсуждали её положение. Посол был недоволен поручением Лоренцо. Государь хотел, чтобы синьорина при любом удобном случае присутствовала в коридорах Палаццо Дукале, не удосужившись пояснить причину такого решения. Схожего с Асканио мнения были и венецианские чиновники, но неисполнение распоряжения пугало. В свите мог находиться ещё один шпион Лоренцо.       — Министр был не рад, что в моей свите женщина, — посол тяжело шагал по половицам. — Но позволил вам ходить во дворец.       — Это замечательно.       — Не радуйтесь. Помимо того, что вам поручил Его Великолепие, вы будете исполнять обязанности моего второго помощника. Нахлебников я не терплю, а это должность не такая высокая.       — Каковы мои обязанности?       — Носить письма и документы, иногда разбирать их; помогать с организацией встреч, сопровождать меня с советниками в Сенате.       Мужчина не успел договорить, как в дверь постучали. Беатриче сразу встала со своего места и подбежала с расспросами к вошедшему Никколо. Посол же решил удалиться в свой кабинет.       — Никколо, друг мой, где ты был? — допытывалась она.       — Я прогуливался.       — Ты редко выходишь на прогулки без особой причины. Что же ты делал?       — Я обязательно всё расскажу, но не сегодня.       — Poi quando? — с надеждой посмотрела синьорина.       Макиавелли ответил лишь:       — Скоро.