***
Цзян Яньли умеет нравиться окружающим. Милая, женственная, добрая — о таких девушках поэты слагают стихи, а барды посвящают им песни. Идеальная дочь, жена, мать, будущая хранительница домашнего очага… О ней могут думать многое, но Цзян Яньли знает — в глубине души она та еще сволочь. Нет, она не будет намеренно кому-то вредить. Не в ее правилах гадить исподтишка или распускать грязные слухи. Она позволит восхищаться собой, не подпуская кого-то ближе, а если подпустит — разочарует своим цинизмом. Ей только двадцать один, но жизнь уже заебала, и лишь несколько близких людей заставляют ее держаться. А-Сянь говорит, что зря она так. Мир бывает жесток, но прекрасного в нем все же больше. А-Чэн переубедить ее даже не пытается, лишь улыбается грустно (потому что хочет, чтобы в жизни сестры было больше улыбок и меньше боли) и понимающе (потому что жизнь прошлась по ним катком, и от внутренней боли просто так не избавиться). Яньли каждого из братьев целует в лоб и говорит, что завтра у них начнется счастливое будущее. У А-Чэна, у А-Сяня, у отца с матушкой — у кого угодно, только не у нее. Жизнь в Детройте прекрасна тем, что за ней никто не следит. В Пекине каждый ее шаг контролировался родителями, и когда из-за таинственных проблем, связанных с бизнесом, семья Цзян отправляет их с А-Сянем в Детройт к А-Чэну, Яньли наконец-то вздыхает полной грудью. Здесь она может сидеть в интернете, не нервничая из-за матушки, которая бесцеремонно заглядывает в ноут. Здесь можно немного — совсем чуть-чуть, чтобы не быть отчисленной! — подзабить на учебу, которая со школьных лет сидит у отличницы Яньли в печенках. Здесь можно разговаривать с рандомными людьми, а не только с теми, которых одобрят мама и папа. А самое главное, здесь никто не запретит ей купить успокоительные, которые — надо же, мама, а ты говорила, что нет! — помогают. Яньли довольна тем, что происходит, пока какой-то придурок не начинает подкидывать ей любовные записки. Сначала это кажется чьей-то шуткой, потом — начинает напрягать. Воздыхатель пишет о ее прекрасных глазах, шелковистых волосах, изумительной фигуре, разносторонней личности (где он ее увидел, если Яньли о своем прошлом и увлечениях особо не распространяется?), а еще время от времени желает всякие приятности. «Удачи на сегодняшней контрольной.» «Шикарного тебе вечера.» «Желаю хорошо выспаться на выходных.» Яньли в шестнадцать такое бы порадовало. Яньли в двадцать один крутит пальцем у виска и пытается вычислить своего воздыхателя. Первый нюанс, бросающийся в глаза — в конце записок воздыхатель ставит точки. С одной стороны, ничего такого, а с другой — в век интернета точка в конце вызывает настороженность. Да, это записка, а не сообщение, но все равно выглядит странно! Комплименты у воздыхателя, кстати, тоже бывают странными. Когда на большой перемене одногруппницы устраивают конкурс «Самый стремный комплимент, который мне когда-либо делали», Яньли произносит свой, незаметно поглядывая на одногруппников. — Мои глаза сочетаются с моими волосами, — по аудитории, где занимается семьсот тридцать пятая группа, вихрем пролетает хохот. Яньли ищет странности в поведении одногруппников, но, как назло, замечает лишь смеющиеся физиономии. Воздыхатель не мог не узнать собственные слова, но мог ли он посмеяться сам с себя? Яньли на его месте обиделась бы, даже понимая, как стремно звучит ее комплимент. Варианта два — либо записки действительно шутка, которая затянулась, либо воздыхателя сегодня нет. — Если бы Лань Ванцзи проявлял к кому-нибудь интерес, я бы подумала, что это он тебе комплимент сделал, — внезапно говорит Мянь-Мянь. — У него брат препод, и в прошлом году Ванцзи часто приходил к нему на работу. А когда студентки пытались познакомиться, он выдавал фразочки наподобие этой. Яньли бросает в холодный пот. Она внезапно замечает: Лань Ванцзи нет в аудитории. Они с Вэнь Нином собирались в деканат, потом — в буфет, а тему комплиментов подняли, когда их уже не было. Вспоминается единственное сообщение, которое он отправил в беседу группы еще до записочек. Дрожащими руками Яньли открывает ватсапп и запускает поиск по сообщениям. Лань Ванцзи, 8:05 Меня сегодня не будет, иду к врачу. Лишь закаленная трудной юностью выдержка позволяет не привлечь к себе ненужное внимание. Точка. Чертова точка в единственном сообщении единственного одногруппника, который их ставит. Неужели Лань Ванцзи положил на нее глаз? И как теперь убедиться в этом? Можно, конечно, попросить А-Чэна поговорить с другом, но Яньли не хочет впутывать в эту историю брата. Вдруг они с Ванцзи поссорятся из-за нее? Нафиг, нафиг! Она должна сама это выяснить, и возможность выпадает уже на следующий день. До конца пары остается пятнадцать минут, когда после громкого стука дверь открывается, и тридцать пар глаз устремляются в сторону мистера Не. Важная шишка из министерства приехала в академию учить молодежь уму-разуму, и по приказу ректора Цзиня весь первый курс собирается в актовом зале. Мозг тут же генерирует план. На первом курсе пять больших групп, и вряд ли каждого будут проверять пофамильно. «Им главное массовку собрать, — вспоминаются слова А-Чэна. — А так эти сборища нафиг никому не нужны. Половина моей группы спокойно прогуливала их в буфете, и им ничего не сказали». — Надеюсь, в этом году ничего не поменялось, — шепчет Яньли, выходя из кабинета самой последней. Дойдя с однокурсниками до лестниц, она сворачивает в сторону туалетов, и, выждав немного времени, бежит обратно в кабинет. К счастью, дверь оказывается закрыта, но не заперта. Осталось спрятаться так, чтобы ее никто не заметил, зато она замечала все. «А если воздыхатель не объявится? Мне что, при всей группе выходить? — запоздалая мысль приходит, когда Яньли уже прячется в шкафу. — Нет, он точно объявится. Когда еще ему выпадет шанс так беспалевно подкинуть мне записку?». Воздыхатель действительно объявляется. Яньли чуть челюсть на пол не роняет, понимая, кто это. Сначала кажется, что сын ректора (вроде бы его зовут Цзысюань) просто сбежал с невероятно умного и безусловно важного выступления министерской шишки. Когда он вырывает из блокнота лист и что-то на нем задумчиво пишет, Яньли все еще сомневается. Но когда он направляется в сторону ее парты — сомнений не остается. Яньли выходит из шкафа в тот момент, когда Цзысюань растегивает ее сумку. Не ожидавший ее появления воздыхатель дергается назад и болезненно шипит, ударяясь пятой точкой о парту. Они смотрят друг на друга молча: Цзысюань от стыда готов провалиться сквозь землю, а Яньли от всей этой ситуации становится смешно. Значит, все-таки не Лань Чжань. Значит, сыночек ректора. Она мало что знает о Цзысюане — тот, несмотря на статус, старается не выделяться, — но в искренность его симпатии не верит. — Так и будешь молчать? — обреченно спрашивает Цзысюань. У Яньли на языке крутятся важные вопросы, но нервы подводят. — Твои глаза не сочетаются с твоими волосами! — выдает она первое, что приходит на ум. Глаза Цзысюаня становятся большими и охуевшими. — Тьфу, блин, то есть, сочетаются! Как тебе в голову пришло сделать такой комплимент? И зачем ты подкидываешь мне эти записки? Я жду объяснений, Цзинь Цзысюань!***
Ни к одной встрече в своей жизни (что прошлой, что настоящей) Цзинь Цзысюань не готовился так тщательно. Мать стучится в дверь и требует освободить ванную, которую ее сын-чистюля занимает почти час. Ругается, что счет на воду придет огромный. — Твоими карманными за него расплачусь! — угрожает мама, на что Цзысюань отвечает: — Расплачивайся. Плевать ему на эти деньги — пусть хоть съедят их. А вот на Яньли не наплевать, и перед встречей (свиданием?) он должен привести себя в порядок! Цзысюань до сих пор в шоке с того, что она предложила погулять. Яньли выходила из шкафа удивленная и недружелюбная, его неловкие объяснения слушала, нахмурившись, а потом внезапно заявила: — Ладно. Раз уж я тебе понравилась, пойдем гулять. Встретимся сегодня вечером в центральном парке. Цзысюань не верит своим ушам. Даже про прошлую жизнь рассказывать не пришлось, а этого разговора он хотел избежать всеми силами. Не важно, что было в прошлом, важно, что есть сейчас. Яньли дает ему шанс — пока что очень туманный и неопределенный, — и Цзысюань хватается за него, как за спасительную соломинку.
***
Не подозревая, что творится в голове у этого странного Цзиня, Цзян Яньли ждет его в парке. Нет, она не собирается присматриваться к нему и, тем более, встречаться. Яньли недолюбливает мужчин, на это есть весомые причины, и Цзысюаня она зовет гулять лишь для того, чтобы он понял: не надо в нее влюбляться. Не важно, есть у него чувства или нет. Важно то, что Яньли на парах — ангельское создание, покоряющее всех невинной улыбкой, но это всего лишь маска, которую очень удобно носить в академии. Цзинь не знает ее настоящую, и лучше бы ему не узнавать. Яньли приоткроет завесу тайны и уйдет, сняв его розовые очки. Нарядный Цзысюань появляется на горизонте и, если честно, действительно завораживает. Ему очень идет золотой костюм, и Яньли в простом синем платье чувствует себя куропаткой перед павлином. Впрочем, какая разница? Лучше быть искренней куропаткой, чем лицемерной павлиншей. Тем более, на этого павлина она не претендует. — Я боялся, что ты не придешь, — говорит Цзысюань, оглядывая ее с ног до головы. Как ни странно, в его взгляде нет богатенькой презрительности, которую ждешь от сына богатых родителей. Вполне себе живой интерес, от которого становится неуютно. — Не смотри на меня так, пожалуйста. Как будто взглядом раздеваешь. Мне это не нравится. — Извини, — щеки Цзысюаня становятся пунцовыми. — Мне просто понравилось твое платье. Тебе идет синий. «Как и тебе золотой» — думает Яньли, вслух этого, впрочем, не говоря. Центральный парк — огромный парк. Цзысюань ведет ее вдоль по набережной, рассказывая много интересного о Детройте, об учебе, о кино, о книгах — новой информации так много, что у Яньли кружится голова. В какой-то момент ей даже становится стыдно: она отвечает либо на отъебись, либо вкладывая в ответ весь имеющийся цинизм, а Цзысюань мало того, что рассказывает интересные вещи, так еще и не давит на нее. Кажется, Яньли действительно ему нравится, и, как ни странно, он не вызывает у нее раздражения. Внимание, вопрос — что с этим делать? — Хочешь, возьму нам по мороженому? — спрашивает Цзысюань. Яньли отвечает согласным кивком. — Тебе какое? — Фисташковое, если есть. Цзинь уходит за мороженым, оставляя Яньли в раздумьях. С самого начала все идет по пизде. Прогулка проходит не так, как она ожидала, и Яньли уже не знает, какого исхода на самом деле хочет. Прежний образ Цзысюаня рушится, его личность обретает настоящие живые черты, но… Но. Опять это чертово «но», мешающее нормально жить. Цзысюань кажется хорошим, порядочным человеком. Господин Чэнсан тоже казался им, и к чему их отношения привели? — А вот и я, — Цзинь возвращается с двумя рожками мороженого. — Малиновое для меня и фисташковое для моей дамы… Это что, мистер Не в фонтане?! Яньли едва мороженое не роняет, когда слышит фамилию их с Цзысюанем куратора. Проследив за ошарашеным взглядом своего спутника, она тоже замечает мистера Не. И да, он в фонтане. Точнее, залез на него и наворачивает круги по камешкам. — Нихуя… — если Цзысюаня и удивило матерное слово, вырвавшееся у Яньли от удивления, то виду он не подает. — Ашалеть, — комментирует он. — Не каждый день увидишь своего куратора, залезшим на фонтан. — И это абсолютно нормально, — говорит Яньли. — Захотел залезть — и залез. Каждый борется со скукой, как может. — Это да, но он все-таки взрослый человек… — Кто тебе сказал, что в двадцать три нельзя залезать на фонтан? Покажи мне закон, регламентирующий это, и я, так и быть, изменю свое мнение. В следующую прогулку она сама залезет на фонтан, и пусть Цзинь охреневает, видя, как ловко она перепрыгивает с камешка на камешек. Возраст — всего лишь цифра, и лучше иногда дурачиться, чем превращаться в скучного сноба. — Ну, я не против, просто мистер Не всегда казался таким серьезным, и сейчас он открывается с новой стороны. Главное только, чтобы он в воду не грох... А что тут делает Вэнь Нин?! Цзысюань должен был охуевать с далеко-не-милашки Яньли, но охуевает почему-то сначала с куратора, а потом и с появившегося на горизонте старосты. Вэнь Нин оглядывается по сторонам, кого-то (понятно кого) выискивая, и, увидев куратора, улыбается. — Я вас ловлю, я вас ловлю! — говорит он, подходя к фонтану. Яньли не привыкла завидовать чужому счастью. У каждого своя боль и свои проблемы, поэтому, видя счастливые парочки, она радуется за них. Нельзя переносить свою боль на чужих. Но Яньли смотрит на старосту и куратора, мило о чем-то беседующих, и чувствует укол болезненной зависти. Не Хуайсан еще никуда не падает, а Вэнь Нин уже готов его ловить. Кто поймает саму Яньли, когда она будет падать? — Пойдем отсюда, — говорит она, хватая Цзысюаня за рукав. — Если нас заметят, будет неловко всем. Цзысюань, еще не отошедший от внезапного открытия, позволяет себя увести. — Что думаешь об этих двух? — спрашивает он спустя какое-то время. — Что они очень милая пара, — отвечает Яньли, пожимая плечами. Что здесь еще можно думать? — Возможно… — задумчиво протягивает Цзысюань. — Я только одно понять не могу. — И что же? — Как они вообще смогли до такого дойти? А-Яо говорил, что мистер Не в кого-то влюбился, но я и подумать не мог, что это мой одногруппник. — Сердцу не прикажешь. — Это понятно, но вокруг столько интересных людей, неужели нельзя было найти кого-то постарше? Вэнь Нину всего семнадцать, а мистеру Не двадцать три! — Вэнь Нину уже семнадцать, — Яньли закатывает глаза, — а мистеру Не всего лишь двадцать три. Возраст согласия достигнут, значит, все легально. А что касается разницы… Яньли останавливается, вспоминая господина Чэнсана. Ненависть, боль и тоска сжимают сердце одновременно. — В шестнадцать лет я была влюблена в мужчину, старше меня в два раза. Он казался таким взрослым, умным, ответственным. А сейчас я вспоминаю себя в те годы и понимаю, что у нас не было совершенно ничего общего. Да, он заботился обо мне, дарил подарки, строил планы на будущее, но в то же время пытался слепить из меня идеал и очень злился, когда я ему не соответствовала. Он ждал от меня непонятно чего и бросил в тяжелой ситуации, а я просто хотела любви и понимания. — Яньли… — Цзысюань хочет ее утешить, но не знает как, поэтому берет за руку. — Все нормально, — Яньли аккуратно вытаскивает руку из-под его ладони. — Я делюсь этим с тобой, желая донести: отношения не определяются одним только возрастом. Отношения — прежде всего о личностях, которые учатся понимать, доверять и заботиться. Если Вэнь Нину и мистеру Не хорошо друг с другом, стоит ли рушить то, что есть, из-за стереотипов о возрасте и статусе? Цзысюань молчит, обдумывая ее слова. — Ты же тоже старше меня, — произносит он. — Да, — кивает Яньли. — Мне двадцать один. — А мне восемнадцать… — Вот-вот, а еще ты — сын ректора, я — простая студентка, так что не нам судить о разнице в возрасте и статусе. О том, что ее семья одна из самых богатых в Пекине, Яньли умалчивает. Да и их с А-Сянем родители отправили к А-Чэну, потому что влипли в непонятную историю, связанную с бизнесом, так что, может быть, никаких богатств больше нет. — Ты очень умная девушка, Цзян Яньли, — говорит Цзысюань. — Погуляем завтра? — Нет, — Цзинь расстраивается, но лишь до того, пока Яньли не произносит: — Слишком много дел. Раньше следующей недели не зови. Она не собиралась давать Цзысюаню шанс, но почему-то хочет снова его увидеть. Не в аудитории, не в коридорах или буфете, а в этом парке, где впервые за много лет Яньли ощущает покой.
***
Зачем нужны кафе и рестораны, когда есть круглосуточный магазин? Накупив вкусняшек, Вэнь Нин с Не Хуайсаном отправляются во дворы на поиски лавочки. Да будет пир! — Вы так часто меня угощаете, что мне даже неловко, — смущается Вэнь Нин, от вкусняшек, впрочем, не отказываясь. — Мне нравится тебя угощать, — улыбается Хуайсан. — Вы тоже угощайтесь! Я булочки купил, продавец говорит, что в них много шоколадной начинки! Начинки и впрямь оказывается много, но почему-то только в одной булке. В трех других шоколада кот наплакал, и Вэнь Нин (съевший ту единственную булку) ворчит, что их наебали. — Да ладно тебе, — у Хуайсана слишком хорошее настроение, чтобы расстраиваться из-за булок. — Давай лучше бананы поедим. Они едят бананы, сосиски в тесте, пьют сок и болтают обо всем на свете, наслаждаясь хорошей компанией, а после дворового пира отправляются гулять по ночному городу. Хуайсан не помнит, когда Вэнь Нин предложил ему гулять под ручку. Кажется, это было на четвертой или пятой прогулке, и пару часов спустя рука Хуайсана оказалась в кармане Вэнь Нина, а пальцы переплетены. С тех пор они так и ходят, и, главное, всех все устраивает. Не нужно думать, что говорить — темы для разговора находятся сами. Вэнь Нин рассказывает про свою семью — сестру, которая окончила медколледж, бабушку и маленького племянника А-Юаня, которого после смерти кузена взяла под опеку сестра. Хуайсан показывает свои рисунки и делится забавными моментами из жизни деканата. Они говорят об одном, о другом, о третьем, и доходят до вопроса, который задает Вэнь Нин. — Вы когда-нибудь любили? Расскажите об этом. О, Хуайсану есть, что рассказать — как жаль, что ничего хорошего в этих воспоминаниях нет. Хуайсан может хвастаться успехами в карьере или творчестве, но в личной жизни он патологический неудачник. Он любил шесть раз. Кого-то сильнее и дольше, кого-то недолго, но ярко. Кто-то знал о его чувствах и отвечал равнодушием, а кто-то уходил из его жизни, так и не раскрыв болезненную тайну. Хуайсану двадцать три, и он не знает, что это такое — чувствовать любовь человека, дороже которого никого нет. Но теперь у него есть А-Нин — добрый, понимающий, принимающий и не осуждающий, — и хочется верить, что в этот раз все будет иначе.
***
В тот же вечер, когда Яньли с Цзысюанем осторожно друг друга узнают, а Хуайсан с Вэнь Нином продолжают узнавать капитально, в китайском ресторане на юге Детройта Ванцзи ждет Вэй Усяня. Лань Чжань хмурится, поглядывая на часы. Вэй Ин опаздывает уже на десять минут, а обменяться номерами они не догадались. Хочется встать и уйти, но дело касается лучшего друга Ванцзи, поэтому приходится ждать. — Ты опоздал на пятнадцать минут, — чеканит Лань Чжань, когда Вэй Ин наконец-то приходит. — Не сердись, — говорит Усянь, открывая меню. — Я в этом районе первый раз, и понятия не имел, что тут такие пробки. — Мгм. Заказав себе целую кучу еды, Вэй Ин откидывается на спинку стула, фокусируя взгляд на угрюмо молчащем Лань Чжане. — Я обещал ответить на все твои вопросы, когда мы окажемся наедине. Задавай. «Ты прекрасно знаешь, какой вопрос у меня сейчас самый главный» — думает Ванцзи, повторяя его. — Почему Ваньинь сбежал в другую страну? И как с его побегом связан ты? Вэй Усянь, кажется, проверяет терпение Ванцзи на прочность. Рассматривает столовые приборы, делает комплимент официантке, зевает широко и нагло — занимается чем угодно, но не тем, ради чего он сюда пришел. Лань Чжань прожигает его недобрым взглядом, но молча ждет, когда Вэй Ину надоест паясничать. — Не думаю, что он сбежал из-за меня, — Усянь возвращается к теме тогда, когда приносят закуски. — Скорее, из-за нашего отца. — И что же он сделал Ваньиню? — Настаивал на том, чтобы мы поженились. Опешивший Ванцзи чуть не роняет чашку с чаем. Впервые в жизни он познает искренний ахуенез. Ваньинь признавался, что поступил в академию, сбегая от своего прошлого. Он говорил, что с отцом и братом были какие-то проблемы, но не признавался, какие именно. Лань Чжань догадок не строил, считая, что друг сам расскажет, когда придет время, но он представить не мог, что все настолько серьезно… — Ничего не понимаю, — бормочет Ванцзи. — Вы же братья, пусть и сводные. Почему он так настаивал на том, чтобы вы поженились? — Считал, что лучшей партии для А-Чэна не найти, — усмехается Усянь. — Меня усыновили, когда мне было семь, и дядя Цзян почему-то всегда выделял меня больше родных детей. Видел во мне потенциал, которого не хватало А-Чэну, и о-о-очень сильно скандалил из-за этого с мадам Юй. Мы с А-Чэном и шицзе сблизились вопреки всему, потому что обстановка в доме не располагала к дружелюбию. Так прошло несколько лет, а потом я влюбился. Они оба чувствуют себя странно: Вэй Ин — потому что впервые делится с кем-то настоящими чувствами, которые испытывает к брату, Лань Чжань — потому что у него в голове не укладывается эта ситуация. В голове мелькает картинка, где Ваньинь, помирившийся с Вэй Усянем, страстно целует его. Ванцзи думает об этом, и ему почему-то становится больно. — Ты хочешь, чтобы он был твоим, верно? — лишь тот, кто знает Лань Чжаня хорошо, почувствует в его вечно холодном голосе угрозу. Вэй Ин не знает, поэтому не чувствует. — Хочу, — честно признается он. — Но понимаю, что желаю слишком многого. Я бы душу продал лишь за то, чтобы разговаривать с ним нормально, но А-Чэн от меня закрылся. — Что ты ожидал после той сцены, которую устроил месяц назад? Думаешь, Ваньиню приятно было слышать твои наезды? — Да черт возьми! — голос Вэй Усяня так громок, что на них начинают коситься окружающие. Хлебнув китайского вина, Усянь продолжает. — Я увидел вас двоих, таких милых и улыбающихся! Естественно, я приревновал! Ты не представляешь, как это обидно, Лань Чжань: встретить дорогого человека через год разлуки и видеть, что кому-то он искренне улыбается, а тебя даже знать не желает! Да, я вспылил! Мне очень за это стыдно, и я пытался извиниться перед А-Чэном, но он меня избегает! Лань Чжань не знает, что чувствуют те, от кого отказываются близкие. У него не так много родных, и в каждом он уверен, как в себе самом. Но он пытается представить себя на месте Вэй Ина и понимает, что его состояние — адовый пиздец. От Ванцзи никогда не откажется брат, любой другой родственник — тоже вряд ли. Он пытается представить, что от него отказывается Ваньинь, и ему становится очень больно. И ведь они с Ваньинем дружат всего полгода. А каково Вэй Ину, который с ним рос? — Расскажи о себе, Лань Чжань, — внезапно просит его Усянь. — Зачем? — удивляется Ванцзи. — Мне интересно, что ты за человек. «И почему Цзян Чэн выбрал именно тебя» — остается невысказанным. Лань Чжань пытается Вэй Ина прочитать, найти в его просьбе подвох, но видит лишь живой интерес отчаявшегося человека. Что ж, он удовлетворит его любопытство. Вот только вряд ли от знания, какой человек Лань Чжань, Вэй Ину станет легче.