Но на свете нет дороги, чтобы нас вела друг к другу

У нас очень мало минут для прощанья, Просто поверь моим обещаньям. Ты скоро поймешь, что счастье — Дорога вперёд. А. Рейнолдс

      Босые ступни обжигает острой болью, будто я иду по раскаленным углям, но какая-то неведомая сила толкает меня вперед, не позволяя остановиться. Я вздрагиваю при каждом следующем шаге, стараясь ступать как можно мягче, чтобы сгладить болезненные ощущения. Воздух вокруг меня горячий и густой, поэтому ровное дыхание дается с трудом. Путь кажется мне бесконечным: под ногами возникает ступень за ступенью, а глаза не могут отыскать ту точку впереди, которой я так отчаянно стремлюсь достигнуть.       Позади я слышу нарастающий шум, но его природу почему-то сложно определить: это гул толпы или звуки волн, размеренно накрывающих берег. Я силюсь обернуться, но почти сразу понимаю, что могу смотреть только вперед. Мое тело двигается так, будто оно мне не принадлежит, а я заперта в этой глухой коробке из плоти, и могу лишь наблюдать за происходящим со стороны — беспомощный зритель, перед которым разворачивается действие по кем-то заранее продуманному сценарию.       Шум, преследующий меня, постепенно догоняет, обволакивает, проникает в затуманенное сознание и сплетается в чей-то знакомый шепот.       Я ждала тебя так долго. И вот ты здесь. Наконец-то ты здесь.       Перед глазами мгновенно возникает образ Калигхата: прямо передо мной вход, а там, впереди, — темнота. Я преодолеваю последнюю ступень резко, решительно, словно вхожу в ледяную воду. На уши сразу же начинает давить непроницаемая тишина, хочется обхватить руками голову, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Сначала глаза мои ничего не видят, но потом постепенно привыкают к темноте. Стены храма одновременно такие знакомые и такие пугающие, свечи не горят, а от аромата благовоний в воздухе остался едва ощутимый приторно-сладкий след. Я делаю глубокий вдох и опускаюсь на колени. Прямо передо мной — стена с изображением Кали, в полумраке кажется, что глаза ее сверкают огнями. Богиня улыбается мне, кажется, самой жуткой из своих улыбок.       То, что должно свершиться — свершится сегодня.       Я вздрагиваю, ощутив в правой руке холодную рукоять. Пространство вокруг меня резко наполняется звуками и светом: вспыхивают десятки свечей вдоль стен, откуда-то сверху начинает звучать музыка. Нестройный, неправильный, сбитый ритм. Он окружает меня, обволакивает, звучит внутри моей головы, внушая панический страх. В нос ударяет густой и дурманящий аромат благовоний, вызывая тошноту и резкое головокружение.       Я опускаю взгляд вниз, понимая что я там увижу — в моей дрожащей ладони зажат ритуальный кинжал. Мне кажется, что я уже видела его раньше. На свадьбе Саны. Кинжал, которым был убит Ману.       Я делаю попытку расслабить пальцы, но они не слушаются, а холодный металл зловеще блестит в тусклом свете свечей. Рукоять вдруг начинает быстро нагреваться от тепла моей руки, а потом становится и вовсе нестерпимо горячей — я зажмуриваюсь от острого болезненного ощущения, пронзающего ладонь.       Сопротивление вызовет только боль.       Я поднимаю глаза на изображение Кали. Она по-прежнему улыбается, и улыбка ее больше похожа на оскал. Богиня поднимает одну из своих рук и выставляет ее вперед. Внутри меня все холодеет. Я хочу отвести взгляд, но не могу.       Тонкие пальцы Махадеви Кали грубо сжимают копну темных спутанных волос. Длинные пряди беспорядочно свисают вниз и кажутся влажными. Но взгляд приковывают не волосы, а то, что скрыто за ними — бледная кожа щеки, часть уха. Человеческого уха. В руке богини зажата отрубленная голова.       Я не могу рассмотреть мертвого лица, но то, что предстает моему взору, уже вызывает во мне ужас. Я судорожно хватаю ртом воздух, снова и снова тщетно пытаясь отвернуться. Кали запрокидывает голову, и помещение наполняет ее громогласный хохот. Рука богини дергается, а вместе с ней приходит в движение и мертвая голова.       Темные пряди на мгновение разлетаются в стороны, и я вижу застывшее бледное лицо и глаза, словно бы смотрящие прямо на меня.       Две черные обсидиановые безды. Застывшие. Остекленевшие.       Смотри. Смотри. Смотри. ***       — Госпожа Чаухан ответила на звонок, но связь прервалась. Звонили из больницы, где лежит бабушка. Мы должны перезвонить. Прямо сейчас, — Киран стоит у окна моей комнаты и смотрит на меня встревоженным взглядом.       — Окей, мы перезвоним, Кир. Дай мне две минуты.       Я сижу на кровати и смотрю на свои руки — ладони дрожат. Две минуты назад брат вбежал в мою комнату без стука со словами, что мы срочно должны узнать новости о бабушке. Сам того не подозревая, он вырвал меня из цепких лап ночного кошмара, от воспоминаний о котором у меня перехватывает дыхание, а к горлу подступает тошнота.       Я пытаюсь взять себя в руки, разглаживаю рукой складку на пижамных штанах — простые действия немного успокаивают.       Киран делает несколько шагов ко мне, на лице его застывает извиняющееся выражение.       — Ты прости, что я… так внезапно. Ты ведь спала, ты вчера была такой разбитой, усталой, а я… Я просто волнуюсь. За бабушку волнуюсь. И за тебя… тоже.       — Ничего, Кир. Это ничего. Все хорошо. Подожди меня внизу, ладно? Я сейчас спущусь.       Киран кивает и выходит из комнаты, тихо закрывая за собой дверь.       Я встаю с кровати, покачиваясь подхожу к окну. На мгновение ладонь обжигает знакомым ощущением — словно в ней зажата горячая рукоять. Я вздрагиваю и непроизвольно дергаю рукой.       Никакого кинжала нет. А это сон. Просто сон. ***       Мой разговор с лечащим врачом бабушки Индиры длится несколько минут. Я кладу трубку и закрываю глаза, облегченно выдыхая. Киран стоит рядом и судорожно сжимает и разжимает ладони, его немигающий взгляд прикован к моему лицу.       В моей голове снова и снова звучат слова доктора, словно впечатанные в сознание. Я повторяю их для Кирана в точности так, как услышала: "Ночью показатели значительно улучшились, состояние стабилизировалось. Мы пока не решаемся делать уверенные прогнозы, но, кажется, опасность миновала. Это казалось невозможным, но это так. Она очень сильная, она борется. Мы делаем все возможное, чтобы помочь".       Киран то ли вздыхает, то ли всхлипывает и порывисто обнимает меня, а я чувствую, как его тело расслабляется, дыхание выравнивается. Я с готовностью обвиваю его руками, крепко прижимая к себе. Мне хочется разрыдаться от облегчения, но слез почему-то нет. На месте прежнего беспокойства разрастается пустота, пронизанная десятками вопросов о том, что нас ждет дальше.       — Мала, ты меня задушишь, — слышу я сдавленный голос брата и сразу же размыкаю объятия.       Киран немного отстраняется от меня, и поначалу неуверенная улыбка все ярче расцветает на его бледном лице, а я внутренне даю себе обещание, что когда все закончится, я больше не позволю ему переживать что-то подобное, справляясь в одиночестве. Все не должно было быть так.       И теперь все будет хорошо.       — Мы все равно должны ехать, — вдруг серьезно произносит Киран.       — Мы уедем, — коротко киваю я ему в ответ.       Брат отводит взгляд, в глубине которого словно бы снова начинает зреть тревога.       — Я не буду тебя расспрашивать. Ты обещала, что все будет хорошо. И, наверное, ты знаешь, о чем говоришь. Я просто… верю тебе. И люблю тебя. Ты — моя семья, — голос Кирана подрагивает.       Я снова обнимаю его, не сразу находя нужные слова.       — Я тоже люблю тебя.       Киран устало вздыхает и отступает от меня на один короткий шаг.       — Я поднимусь к себе. Хочу немного почитать и… прийти в себя. А ты позавтракай, ладно?       На прощание брат легко касается моей руки и уходит.       Я медленно прислоняюсь спиной к прохладной стене и устало опускаю взгляд в пол. В моей голове пульсирует болезненная мысль о том, что подвергая себя опасности, я подвергаю опасности и Кирана.       А даже если и нет, то случись что-то со мной… что станет с ним? Хорошие сестры, наверное, поступают иначе. Смогу ли я когда-нибудь поступать как хорошая сестра?       Пронзительный телефонный звонок избавляет меня от необходимости немедленно найти ответы на свои вопросы. Я не задумываясь снимаю трубку.       — Дом семьи Чаухан.       — Голос бодрый. Что ж, это радует, — звучит в трубке вместо приветствия.       — Господин Дубей, — подчеркнуто вежливо произношу я и слышу сдавленный смешок в ответ.       — Хотел убедиться, что ты в порядке, — голос Амрита на мгновение кажется мне обеспокоенным.       О, ну это только кажется, разумеется.       — Очень мило, спасибо. Я уже в порядке. Так целью вашего звонка являлось только это или… есть какие-то новости?       — Над тобой сейчас стоит Приянка Чаухан или ты просто никак не можешь определить для себя степень нашей близости? — на том конце провода снова слышится тихий смешок, — Мне казалось, что мы оставили формальности.       Я готова поклясться, что на лице Амрита сейчас играет одна из его коронных ехидных ухмылок.       — Нет никакой близости, никаких степеней. Это чистая вежливость. Дань уважения, если хочешь, и… вот это все, — сквозь зубы говорю я.       — Уважения? Хорошо, звучит довольно правдоподобно, — Амрита, похоже, забавляет наш разговор, и я чувствую, как постепенно начинаю закипать.       Но прежде, чем я успеваю придумать ответную колкость, Дубей вдруг резко становится серьезным.       — Амала, я думал о ритуале, о деталях, месте проведения. И я думаю, что Калигхат отлично подойдет, ритуалы с жертвоприношениями для его стен привычны. Тем более, что это будет удобно для всех нас. И помогать мне будет проще, если ты выберешь храм Махадеви Кали.       Имя Темной Матери звучит у меня в ушах тревожным набатом, и я в ту же секунду проваливаюсь в воспоминания о своем недавнем сне. Внутри мгновенно холодеет, и мне хочется прямо сейчас сказать Амриту, что Калигхат не подходит, что нам нужно найти какой-то другой храм. И вообще весь этот ритуал нам не подходит, а я просто не смогу в нем участвовать, потому что это все слишком… страшно, слишком тяжело.       Но еще вчера, произнося те пугающие слова, которые Амрит с силой вытягивал из меня, я обещала себе, что буду сильной. Да, пусть описание ритуала повергло меня в шок, в ужас, в оцепенение, но… лишь то, что мы смогли найти это описание уже дарило надежду. И эта надежда теперь теплится у меня внутри. За эту надежду я держусь, потому что ничего другого мне просто не остается. И сейчас, разумеется, я понимаю, что Дубей прав — нам действительно будет удобнее всего использовать прибежище богини Кали.       — Наверное, так действительно будет лучше, — неуверенно произношу я.       — Не сомневайся. Просто поверь мне, ладно? — в тоне Амрита чувствуется напряжение.       — Я хочу поговорить об этом с Рэйтаном. И если он тоже решит, что Калигхат — хороший выбор, то...       Мы замолкаем на несколько секунд, и мне мерещится, словно я слышу в трубке сбивчивое дыхание Амрита.       — Господин Вайш не хочет лично взглянуть на книгу? — с какой-то необъяснимой досадой прерывает тишину Дубей.       — Я… еще не сказала ему.       — Тогда тебе лучше поспешить. И, да, если вдруг он захочет сам ознакомиться с содержанием книги или, например, проверить ее подлинность… — Амрит хмыкает, — То он может найти ее там же, где ты вчера прочла ее. Но выносить книгу за пределы фамильной библиотеки я по-прежнему запрещаю.       — Спасибо, — сдавленно произношу я.       В трубке снова повисает тишина.       Я не могу избавиться от тяжелого ощущения, что в словах Амрита про нашу связь есть какая-то доля истины. В момент, когда в мою голову приходит мысль о том, что я хочу чтобы на книгу взглянул Рэйтан, Дубей предлагает это вслух. Если бы я сама попросила об этом Амрита открыто — он мог бы обвинить меня в недоверии. Мог бы разозлиться, мог бы отказаться помогать. Но он решает предложить сам, словно предугадывая мои действия, читая мои мысли.       Негромкое покашливание из трубки заставляет меня вынырнуть из потока размышлений.       — Я знаю, что ты мне не доверяешь. И знаю, что ты согласилась на мою помощь лишь потому, что у тебя не было других вариантов. И знаю, что ты ждешь, когда я озвучу цену за все, что для тебя сделал. Хотел бы я сказать, что тебе не стоит ожидать от меня ничего плохого, но тебя не переубедить, да?       — Я благодарна тебе за помощь, — повторяю я единственные слова, которые сейчас могу себе позволить произнести.       — Пока этого хватит, — тон Дубея вдруг меняется на привычный насмешливый, — Я мастер по части убеждения, но на тебе мой талант прямо-таки дает сбой. Ну, по крайней мере Яшви всегда со мной соглашается.       Я закатываю глаза и качаю головой, телефонная трубка едва не выпадает из моей руки.       — Я не знаю, что тебе на это ответить, — стараюсь говорить отстраненно, хотя чувствую, что внутри поднимается волна противоречивых эмоций.       — Не отвечай. До свидания, Амала. Дай знать, когда вы, — Амрит делает паузу и только потом продолжает, — все решите.       — До свидания, господин Дубей, — я едва успеваю договорить фразу, а из трубки уже раздаются короткие гудки. ***       Завтрак дается мне с ощутимым трудом, аппетита нет, но Приянка, сидящая напротив меня, кажется, твердо намерена убедиться в том, что к концу трапезы моя тарелка опустеет. Я отправляю в рот последний кусочек лепешки и собираюсь встать из-за стола, но госпожа Чаухан жестом призывает меня оставаться на месте.       — Амала, девочка… ты стала такой бледной. Я понимаю, это сказывается беспокойство за бабушку, такой стресс, — Приянка качает головой и поджимает губы, — Болезненный вид не прибавляет красоты молодой девушке. Сегодня чудесная погода, возьми брата и отправляйтесь на прогулку. В парке в это время не слишком многолюдно. А пешие прогулки и свежий воздух должны пойти вам обоим на пользу.       Я смотрю на госпожу Чаухан и понимаю, что у меня нет сил для того, чтобы спорить с ней. И нет абсолютно никакого желания что-то ей объяснять. Мои губы медленно растягиваются в подобие улыбки и я медленно киваю.       — Спасибо за прекрасный завтрак. Идея с прогулкой отличная. Я сейчас поднимусь к Кирану и приглашу его. Думаю, нам действительно нужно немного развеяться.       Приянка удовлетворенно кивает в ответ.       Поднимаясь по ступеням, я думаю о том, что, возможно, выйти из дома действительно необходимо. Как и провести немного времени наедине с Кираном, который, кажется, чувствует себя здесь не в своей тарелке, не понимая, что происходит и не получая от меня никаких объяснений.       Я останавливаюсь перед дверью в комнату брата и легонько стучу костяшкой указательного пальца по ее поверхности.       — Киран, это Амала. Могу я войти?       Ответом мне служит тишина. Я осторожно приоткрываю дверь и заглядываю внутрь комнаты. Киран лежит на кровати, уронив голову на открытую книгу.       Я на цыпочках прохожу в комнату, и чем ближе я подхожу к кровати, тем отчетливее слышу мерное посапывание.       — Ты спишь? — шепотом спрашиваю я, наклоняясь прямо к уху Кирана, но он никак не реагирует на мои слова.       Я улыбаюсь, смотря на спящего брата. Удивительно, он стал таким взрослым, но во сне по-прежнему выглядит совсем юным мальчишкой: волосы растрепались, разметались по лбу, на щеках играет едва заметный румянец.       Я осторожно поднимаю с пола упавшее покрывало и бережно накрываю им брата, затем убираю растрепавшиеся пряди волос с его лба.       Еще несколько секунд я зачарованно смотрю на спящего Кирана, надеясь, что ему снятся хорошие сны, а потом тихо выхожу из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. ***       В парке действительно немноголюдно, по узкой затененной аллее я пробираюсь к его окраине и нахожу одиноко стоящую скамью, которую с удовольствием занимаю. Когда-то мы гуляли в этом парке вчетвером: Лима, Киллиан, я и Киран. При мысли о коллегах у меня почему-то тоскливо щемит в груди. Мы через многое прошли, стали почти друзьями. А теперь я даже не знаю где они, все ли у них хорошо. Я так погрузилась в собственную историю, что перестала замечать все, что выходит за ее пределы.       Интересно, сможем ли мы встретиться вновь? Могли бы мы общаться в другой, мирной жизни? Хозяйка индийского магазина с образованием индолога, криминолог и военный атташе — та еще компашка.       Я улыбаюсь своим мыслям и твердо решаю связаться с Лимой и Киллианом в будущем. Тогда, когда для этого наступит благоприятное время.       — На мой вкус, в этом парке слишком мало цветов. А цветы, как известно, радуют взор. Хотя, признаться, твоя улыбка радует мой взор так, как не способен ни один цветок на свете. Я рад тебя видеть, моя июньская лилия, — Рэйтан легко выходит из тени деревьев и останавливается рядом со скамьей, на которой я устроилась, — Ты позволишь присоединиться?       Я продолжаю улыбаться и медленно поднимаю взгляд на Рэйтана, щурясь от яркого света.       — Да у вас прекрасные манеры, мистер Вайш. Но что если я отвечу вам "нет"?       — Тогда я позволю себе сам, — пожимает плечами Рэйтан и усаживается рядом со мной.       — Ужас, как самонадеянно, — притворно ворчу я и ловлю его ответную улыбку.       — У тебя хорошие новости, — произносит Рэйтан и кончиками пальцев касается моей руки.       — Звучит как вопрос, но это не вопрос. Ты сам уже знаешь обо всем, да? — я постепенно начинаю привыкать к тому, что Рэйтану всегда известно больше, чем я ожидаю.       — Не знаю. Вижу по твоей улыбке, по расслабленной позе.       — Что ж, ты не ошибаешься, — я задумчиво провожу рукой по шершавой деревянной поверхности скамьи, — Сегодня звонили из больницы, где лежит бабушка. Ее состояние значительно улучшилось.       — Я счастлив это слышать. Это действительно хорошие новости, — говорит Рэйтан и делает долгую паузу, после которой продолжает уже совсем другим тоном, — Но есть еще что-то. Ты нашла описание ритуала, так ведь?       Я поднимаю глаза на Рэйтана и киваю.       — Книгу нашел Амрит. Он нам поможет. Да, собственно, уже очень помог. И он предлагает проводить ритуал в Калигхате, так у нас возникнет меньше сложностей. Мне нужно многое с тобой обсудить, но сначала ты тоже должен прочесть, я…       Рэйтан вдруг перебивает меня, его голос звучит непривычно резко.       — Уверена, что хочешь принимать его помощь? Я говорил тебе, что если вы будете видеться чаще, то ваша связь будет крепнуть. Не находишься ли ты под ее воздействием уже сейчас? — Рэйтан вдруг осекается и замолкает, будто понимая, что переступил черту.       Я подсаживаюсь к нему ближе, аккуратно отвожу одну из прядей волос от его лица, заправляя за ухо. Затем ласково прикасаюсь к его прохладной щеке кончиками пальцев. Рэйтан хмурится, и мне на секунду кажется, что он хочет отстраниться.       — Не нахожусь. Нет. Поверь мне, Рэй. Я все держу под контролем. Я принимаю помощь, потому что она сейчас нам жизненно необходима.       — Ты думала о том, зачем все это нужно Амриту Дубею? Он играет в игры по одному ему известным правилам, Амала. И, кажется, ты не видишь странной его неожиданную благосклонность.       — Я думаю об этом постоянно, но я не знаю что именно он задумал… и задумал ли вообще что-то. Но если отказаться от его помощи, что нам останется? Ждать неизбежного, готовиться к катастрофе?       — Ты летишь на его пламя, оно может опалить твои крылья. Но если ты выбираешь этот путь, то я пройду его вместе с тобой, — Рэйтан будто внезапно успокаивается, и теперь голос его звучит сдержанно, а губы трогает легкая улыбка.       — Ты словно знаешь что-то о намерениях Амрита, — я непроизвольно хмурюсь и вглядываюсь в лицо Рэйтана, — Если знаешь, то скажи мне.       — Его намерения мне неизвестны, но мне кое-что известно о божественных намерениях. Некоторые предначертанные события нельзя отменить или предотвратить, они в любом случае произойдут. И иногда я вижу, как вращается колесо и выстраивается путь, как по этому пути люди делают свои первые несмелые шаги. И даже если схватить такого человека за руку, заставить его сойти с предназначенной ему дороги, он рано или поздно вернется на нее. И все произойдет так, как должно было произойти, как задумано было богами, — Рэйтан вздыхает, — Амрит идет по своему пути. Возможно, в какой-то момент, его дорога пересекла твою.       Я ненадолго прикрываю глаза и делаю глубокий вдох, это помогает немного собраться с мыслями.       — Рэйтан, у меня нет никакого желания идти какими-то путями, предназначенными мне. Я хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Хочу, чтобы ты остался жив. И больше ничего. Ничего мне не нужно. Дубей поможет нам, и больше я надеюсь никогда с ним не встречаться. Моя дорога — это то, что я выбираю сама.       — И да, и нет, — Рэйтан качает головой, — Я просто хочу, чтобы ты знала. Я поддерживаю любое твое решение. Я буду рядом столько, сколько смогу. На твоем пути. На том, который ты выбрала сама. Ты будешь не одна, Амала.       — Спасибо, — произношу я одними губами.       Какое-то время мы молчим и смотрим в разные стороны, пребывая в глубокой задумчивости. Мне совсем не хочется пока продолжать наш тяжелый и немного странный разговор. Я уверена, что Рэйтан знает больше, чем может мне рассказать. И больше, чем я могу постичь. И я совсем не уверена, что мне хотелось бы обладать всеми этими знаниями. Мне достаточно знать, что сейчас мы рядом, мы вместе, и мы можем защитить друг друга, если это потребуется. Что у меня хватит сил помочь, хватит сил спасти то самое дорогое, что сейчас у меня есть.       — Я хочу, чтобы ты прочел книгу о ритуале. Она в фамильной библиотеке Дубеев. Выносить ее оттуда нельзя, но Амрит сказал мне, что ты можешь ее прочесть. А еще… удостовериться, что она подлинная. Я, правда, не знаю, доступны ли тебе такие проверки, но…       Рэйтан мягко прерывает меня, легко взмахивая рукой.       — Я пойму, если она поддельная. Дубей прекрасно знает об этом. Поэтому, вероятно, книга подлинная, раз он без страха предложил тебе показать ее мне.       — Откуда ты знаешь, что он сам предложил?       Рэйтан не моргая смотрит куда-то в сторону и, кажется, не планирует отвечать на мой вопрос, но потом вдруг поворачивается ко мне.       — Какие-то вещи кажутся тебе неочевидными. Но не мне.       — Да уж. Загадочно звучит, как и многое из того, что ты мне говоришь. И Дубей, кстати, тоже, — я хмыкаю.       — Дубей — всего лишь человек. За маской его загадочности порой легко увидеть простые и понятные мотивы, если внимательно смотреть. Ты, — Рэйтан бросает на меня острый прищуренный взгляд, — не можешь внимательно смотреть на него, поскольку взгляд твой затуманен. И Амрит Дубей это знает, как знаю это я.       Рэйтан замолкает, обдумывая что-то, а потом снова начинает говорить.       — Я буду в библиотеке Дубеев сегодня. А после, уже вечером, приду к тебе, чтобы все обсудить.       — Хорошо, — легко соглашаюсь я, а потом очень тихо произношу, — Обними меня.       Рэйтан ни секунды не сомневаясь разворачивается ко мне всем телом и раскрывает объятья, и я сразу же прижимаюсь к нему. Мы сидим так некоторое время, я вдыхаю его такой знакомый запах, темные пряди его волос щекочут мое лицо.       — Знаешь, вчера я читала о ритуале и мне было жутко страшно. Это ведь я? Тот человек, который так же искренне хочет, чтобы ты навсегда был отделен от божественной сущности, которая наделила тебя жизнью? Там сказано, что участвовать должен такой человек, либо жрец храма, который уже проводил подобные ритуалы.       Рэйтан прижимает меня к себе еще крепче.       — Боюсь, что ты права, Амала. Твое желание отделить мою человеческую суть от Махадева Шивы содержит в себе огромную силу. Эта сила поможет ритуалу свершиться так, как должно.       — Мне страшно, Рэй. Мне страшно, потому, что я не знаю… смогу ли. А если смогу, то получится ли все так, как мы хотим, — я внутренне сжимаюсь от мысли, о том, что мне предстоит сделать, — Ты ведь еще не знаешь… а я боюсь даже просто произнести эти детали вслух.       — Я собирал информацию по крупицам, и пусть она никогда не складывалась в цельную картину, но я имею некоторое представление о ритуалах, подобных этому. Переродиться всегда означает знакончить один путь и начать другой. В каком-то смысле перерождение — это всегда смерть. Но это не конец, Амала, это начало. И я вижу, насколько ты была упорна и бесстрашна все это время в попытках найти для нас возможность обрести желаемое. Я верю, ты со всем справишься. Я буду рядом, я помогу.       Рэйтан с неохотой размыкает объятия и бережно берет мое лицо в свои ладони. Он внимательно смотрит на меня, и я буквально тону в бездонных черных озерах его глаз. Его спокойный голос, уверенные движения, расслабленное лицо — все это действует на меня успокаивающе. Все это заставляет меня поверить — я справлюсь, мы справимся.       Рэйтан наклоняется ко мне так близко, что я ощущаю его теплое дыхание на своем лице. Неотрывный взгляд, черный обсидиан, мерцающий драгоценными переливами, легкое поглаживание по щеке, тонкие пальцы, спускающиеся к шее, легко задевающие ключицы, оглаживающие грудь. Я с шумом выдыхаю, прикрываю глаза и чувствую головокружение. Рэйтан касается моих губ своими и сразу же отстраняется, но я уже тянусь к нему, влекомая жаждой близости, жаждой прикосновений. Но его губы неуловимы, они скользят по моей щеке, находят мочку уха, едва ощутимо целуют. И я слышу жаркий шепот, будто бы звучащий прямо у меня в голове.       — Открой глаза.       Я в ту же секунду выполняю эту просьбу, больше похожую на приказ. Лицо Рэйтана так близко, взгляд подернут поволокой. Его сухие горячие губы сначала касаются уголка моего рта, затем подбородка, после снова скользят по щеке. Мне начинает казаться, что если он не поцелует меня прямо сейчас, то я просто упаду без чувств. Наверное, он успевает подумать о том же, потому что в следующее мгновение его жадный рот накрывает мой.       Поцелуй получается глубоким, рваным, почти болезненным. Так часто бывает, когда чему-то до боли желанному предшествует пусть кратковременное, но томление. Я исступленно цепляюсь за плечи Рэйтана, стараясь прижаться к нему как можно ближе. Его шумный выдох становится моим прерывистым вдохом. Ощущения переплетаются, превращаются в единый танец, наполненный взаимной страстью: мои саднящие от его напора губы, его горячий язык, сталкивающийся с моим, мои неуверенные покусывания, ненастоящие попытки отстраниться, чтобы ощутить, как он с чуть слышным рычанием притягивает меня обратно.       Когда мы прерываем поцелуй, я отворачиваюсь от Рэйтана и делаю несколько глубоких вдохов. Губы нестерпимо горят, словно от ожога.       Рэйтан поднимается со скамьи, и я бросаю на него взгляд снизу вверх.       — Ты уходишь?       — Мне пора, Амала. У меня пока еще есть обязанности, которыми я не могу пренебречь. Но я приду к тебе вечером, как и обещал, — он делает паузу и я вижу, как напрягаются мышцы на его шее, — Мы все обсудим, поговорим о наших дальнейших действиях.       — Я буду ждать, — киваю в ответ.       Рэйтан коротко улыбается мне, чуть склонив голову.       Следующие несколько минут я наблюдаю за его удаляющимся силуэтом, который в какой-то момент словно растворяется в воздухе.