Корабли мои разбиваются вдребезги,
На песке их бросаю без жалости.
Ты прости, но мне даже не верится,
Что мы войдем в закрытую дверь.
А в этой башне истинное волшебство,
И та, что с глазами речной воды.
А я жду беды, но прежде всего,
Это что-то есть в моем сердце.
Е. Гопенко
— О, ты не понимаешь, Мала, она скоро задушит меня своей заботой, — Киран подтягивает под себя ногу и удобнее устраивается на моей кровати, откидываясь на подушки у изголовья. Я сижу совсем недалеко на полу и задумчиво расчесываю пальцами свои волосы, стараясь скрыть постепенно охватывающее меня волнение. Тугие прохладные пряди скользят в руках, то и дело призывая ненужные ассоциации, извлекая из недр памяти воспоминания, которые лишь усиливают тревогу. — Госпожа Чаухан просто беспокоится о тебе. Думаю, она бы хотела иметь такого сына, как ты, — я рассеянно улыбаюсь брату. — Ну нет, я бы не хотел быть ее сыном. Уж лучше твоим… — Киран немного молчит и добавляет, — братом. Хотя это тоже не сахар. Я прищуриваюсь, поднимаю с пола небольшую подушку и бросаю в Кирана, притворно хмуря брови. — Хэй! Кто-то слишком много болтает! Киран легко ловит подушку и обнимает ее с таким видом, словно это он попросил меня передать ее. Я усмехаюсь. — Амала, — вдруг как-то обеспокоенно произносит Киран. — Когда мы поедем домой? Комната погружается в почти осязаемую напряженную тишину. Я ловлю себя на короткой мысли о том, что отчетливо слышу свое дыхание — тяжелое и неглубокое. Время словно бы замедляет свой ход, как это часто бывает в случаях, когда хочется, чтобы оно, наоборот, ускорилось. Мой взгляд бессмысленно скользит по полу, но поднять его на брата я не могу. Не могу посмотреть в глаза, потому что мне нечего ответить на этот простой и прямой вопрос, я просто не знаю ответа. Скрывая от Кирана важную часть своей жизни, я загнала себя в ловушку, из которой теперь не выбраться просто молчанием, избеганием, игнорированием. Я мрачно усмехаюсь про себя, понимая, что теперь почти ничем не управляю в ситуации, которую сама же и создала. Уже предчувствую эмоциональную бурю, которую выдаст Киран, если я продолжу молчать. Невинные семейные посиделки закончатся очередной ссорой, а я в который уже раз почувствую себя отвратительной сестрой. Я рассуждаю об этом как-то отстраненно и холодно, словно это не мой брат, не я, не моя жизнь. Это просто какой-то глупый сериал, при просмотре которого я морщусь, как от боли и, разумеется, кричу в равнодушный экран: "Ну скажи же ему, идиотка! Расскажи ему все!". Когда я успела стать такой? Что меня такой сделало? Я бросаюсь в пучину, не оглядываясь назад, ни с кем не советуясь, не думая о близких, не беспокоясь о себе. Поступаю ли я правильно? Я не знаю. Хочу ли я так поступать? Да, определенно, это мой выбор. Киран, наверное, уже по второму кругу прожигает во мне дыру своим пытливым взглядом, который я отчетливо ощущаю на себе. Но прервать затянувшуюся паузу я по-прежнему не могу. — Что с тобой происходит, Амала? Я тебя не узнаю. Хочешь, я полечу один? — в голосе брата я слышу смесь беспокойства и раздражения. Я наконец поднимаю глаза и вижу, что от расслабленной позы Кирана не осталось и следа: он сидит ровно, выпрямив спину, его руки не находят себе места, нервно перебирая складки покрывала, которым застелена моя кровать. Наши взгляды встречаются и Кир хмурится. Я легко качаю головой и снова опускаю глаза. Слышу легкий шорох, едва слышный скрип кровати, твердые шаги по направлению к выходу, звук открывающейся двери. А потом все пространство комнаты заполняет оглушительный грохот — мне кажется, что даже стены дрожат — Киран, разумеется, не придерживает дверь. Я уверена, что через секунду на этаж прибежит Приянка и уже готовлюсь отвечать на ее вопросы, но в коридоре ни звука. Тишина. Я закрываю глаза и откидываюсь назад, ложась на пол. *** Минуты ожидания кажутся бесконечными. Я отказываюсь от ужина, потому что просто не ощущаю голода. Не находя себе места, я бездумно перемещаюсь из одного конца комнаты в другой. Чувствую, как постепенно мной овладевает беспокойство, все яростнее и острее, но не могу остановить эту лавину, сорвавшуюся вниз и сметающую все на своем пути. Возьми себя в руки, Амала! Возьми себя в руки, черт возьми! В своих спутанных фантазиях я уже в сотый раз представляю, как Рэйтан приходит ко мне и говорит, что книга не подлинная, а Амрит лжец. А потом он гладит меня, рыдающую, по голове и плечам, тихо шепча, что нам следует смириться. Что достаточно и тех прекрасных мгновений, что мы уже провели рядом друг с другом. Я тону в горячих и злых слезах, понимая, что смириться не смогу. Каждый раз в конце этого болезненного видения мое тело будто пронзает электрический разряд, я вздрагиваю и обнимаю себя руками, — уже в реальности — безуспешно пытаясь избавиться от пугающих картин того, что еще не произошло. После этих навязчивых фантазий в сознании медленно и неотвратимо прорастает горькая уверенность в том, что если книга и впрямь окажется поддельной, то Рэйтан будет вести себя именно так. И моя уверенность — я это знаю — даст наконец трещину. Из глухого оцепенения вырывает настойчивый стук в дверь. В голове проносится мысль о Рэйтане, но зачем ему стучать в дверь, если это может привлечь ненужное внимание к его визиту? — Что-то случилось? — вяло интересуюсь я. — Амала, девочка, спустись к телефону. Господин Дубей хочет с тобой поговорить, — голос Приянки звучит взволнованно. Пока я решаю, стоит ли мне открывать дверь, ответ сам срывается с моих губ. Срывается раньше, чем я успеваю его обдумать. — Госпожа Чаухан, простите. Я неважно себя чувствую. Боюсь, не смогу спуститься. Я перезвоню господину Дубею позже. Завтра. — Амала, — начинает Приянка, и я слышу по голосу, что она злится, — нельзя так относиться к уважаемому господину! Я не знаю, что вас связывает, но он слишком мягок к тебе, в то время как ты столь пренебрежительно относишься к его знакам внимания. Он снисходительно относится к тебе, вероятно, из-за твоего европейского воспитания, но все же он не какой-нибудь мальчишка, чтобы бегать за тобой! Я не уверена, что правильно улавливаю смысл слов госпожи Чаухан, но отвечать на этот странный выпад мне решительно не хочется. Приянка сердито топчется за дверью и что-то бормочет себе под нос, пока я размышляю о том, нужно ли мне болезненно и громко вздохнуть, чтобы она поняла, что спускаться я все равно не планирую. Но госпожа Чаухан в этот раз на удивление быстро сдается, потому что через несколько секунд я уже слышу удаляющийся звук шагов, разносящийся по коридору. Дубей хочет знать о том, что мы решили. Да вот только мы ничего еще не решили. Я устало заворачиваюсь в покрывало и растягиваюсь на постели. Заснуть сейчас было бы идеальным выходом. Время пролетит незаметно, а меня не будут одолевать страшные мысли. Один постоянный посетитель нашей лавки в Лондоне однажды рассказал мне о необычном способе, который он всегда использует, если долго не может уснуть. Нужно просто сесть в кровати и осторожно качать головой — из стороны в сторону, с небольшой амплитудой. Хватит всего двести покачиваний — так он утверждал — и мысли начнут путаться, а тело расслабится. Я никогда не применяла этот способ, как-то не было случая. Но сейчас я медленно усаживаюсь в кровати, глубоко втягиваю воздух носом и начинаю с осторожных и плавных покачиваний головой. Комната вокруг приходит в движение и я чувствую легкую потерю ориентации. Кажется, он говорил еще, что нужно закрыть глаза. Я не успеваю среагировать на внезапно всплывшую в памяти деталь, потому что веки будто наливаются свинцом и закрываются сами. Мне кажется, что я уже не управляю покачиваниями и давно сбилась со счета. На краю сознания вспыхивают какие-то мысли, но я не могу разобрать о чем они. Вдруг в голову врывается знакомый навязчивый шепот. Он появляется будто из ниоткуда, трещит и вибрирует, заполняя собой, кажется, все пространство внутри меня. Я замираю и, наверное, даже перестаю дышать. Иди ко мне. Ты моя. Ты уже так близко. Иди ко мне. Скоро. Совсем скоро. Все тело словно пронзает электрический разряд, а затем еще один. Еще и еще. Я кричу, но не слышу звука собственного голоса. Отчаянно пытаюсь открыть глаза, но веки будто намертво слиплись друг с другом. В попытке успокоиться я делаю глубокий вдох, он хриплый, рваный и прерывистый. И в этот момент я осознаю, что выдохнуть не получается. Скоро. Совсем скоро. Шепот вибрирует внутри, но постепенно становится все тише и тише. Пока, наконец, полностью не растворяется, не исчезает. Я резко выдыхаю и открываю глаза. Эти сны доведут меня до сумасшествия. Если, конечно, я уже не сошла с ума. Некоторое время я лежу и отрешенно смотрю на узоры потолка. Взгляд привычно скользит по завиткам, но избавиться от внутренней дрожи это не помогает. Предчувствие чего-то пугающего и неизбежного колет тело будто иглами, в горле саднит, а в груди горит неприятный ком. Я знаю кому принадлежит этот шепот, но запрещаю себе думать о нем. Я не иду этой дорогой, мой путь другой. Она меня не дождется. Я надеюсь только, что и эти сны, и этот шепот оставят меня там, в другой жизни. Которая начнется после того, как мы… словом, начнется непременно. Наверное, время уже перевалило за полночь. Мне начинает казаться, что я понемногу схожу с ума в этом томительном ожидании. Рэйтана все еще нет. На краю сознания тревожным огоньком загорается мысль о том, что с ним что-то случилось. "Что-то". Единственное, что могло случиться. То, от чего мы так отчаянно бежим, чего до безумия боимся. Если оно настигло нас именно сейчас — мы проиграли. Я машинально смахиваю с ресниц непрошенную влагу и закрываю глаза. Под сомкнутыми веками царит кромешная тьма. Окутывает, обволакивает. Я не хочу снова проваливаться в сон. Я не хочу быть здесь одна, в этой темноте. — Рэйтан, пожалуйста, — шепчу я чуть слышно. — Пожалуйста. Ресницы уже совсем влажные, и я ощущаю, как слезы чертят дорожки по вискам. Пожалуйста. Легкое движение прохладного воздуха касается моей кожи и почти сразу я чувствую знакомый аромат с нотками бергамота и ладана. Не спешу открывать глаза, боясь, что окину взглядом комнату, а рядом никого нет. Но и лежать спокойно удается с трудом — напряжение накатывает волнами, дыхание сбивается. — Я здесь, — легкий шелестящий шепот звучит прямо над моим ухом. Могу поклясться, что чувствую теплое дыхание на своем лице. Замираю в ожидании, внутренне молясь, чтобы это был не сон. Мне кажется, что проходит несколько секунд, прежде чем я ощущаю, как мягкие губы трепетно, почти невесомо касаются моего лба. Я открываю глаза, но никого не вижу перед собой, импульсивно вскидываю руки, но они ловят только пустоту. Я уверена, что ощущения были реальны и знаю, абсолютно точно знаю, кто мне их дарил. Я вновь закрываю глаза и чуть слышно всхлипываю от обиды. Но в то же мгновение легкое прикосновение к волосам заставляет меня замереть и прислушаться. Я чувствую, как медленно прогибается матрас под весом еще одного человека, как чья-то рука уже смелее касается головы и затем осторожно зарывается в пряди моих волос. Терпение подводит меня, и в этот момент я разрешаю себе открыть глаза. Рэйтан сидит рядом со мной, и даже в полумраке я могу различить на его лице безмятежную улыбку. Я тут же хватаю его за руку, чтобы удостовериться в том, что он реален, как будто не бывает на свете чрезмерно реалистичных снов, как будто я дотронусь до него и смогу точно определить сплю я, или же бодрствую. — Боже мой, — почти захлебываюсь словами, — ты здесь! Зачем эти игры? Я ждала тебя. Но ждала тебя раньше. Я рывком сажусь на кровати и тянусь к светильнику на прикроватной тумбе. Тусклый свет теплом разливается по комнате, немного рассеивая мои тревоги и волнения. — Из твоих уст "боже мой" звучит как нектар для моих ушей, — Рэйтан мягко улыбается мне уголком губ. — Но неужели я оставил тебя так надолго? Внутри меня все клокочет от желания поскорее узнать о книге, но я приказываю себе успокоиться. — Нет, всего полдня, но я почему-то не находила себе места. Поссорилась с Кираном. Обидела госпожу Чаухан, кажется… — я хочу продолжить, но замолкаю. — Словом, не теряла времени даром, — Рэйтан усмехается. — Ты улыбаешься, — я пристально всматриваюсь в его лицо. — Скажи мне, Рэйтан. Скажи, ты был в библиотеке? — бессознательно наклоняюсь вперед, опираясь руками на кровать. Словно боюсь не расслышать или не понять ответ на свой вопрос. Лицо Рэйтана приобретает серьезное выражение и он коротко кивает, не отрывая внимательного взгляда от моего лица. — Это не подделка, Амала. Книга настоящая. Я ощущаю каждой клеткой своего тела, как облегчение лавиной скатывается вниз. Хватаю воздух ртом, пытаясь что-то сказать, но получается совсем плохо. Рэйтан мгновенно подсаживается ближе и раскрывает объятия, в которых я сейчас так остро нуждаюсь. Мне кажется, что я снова плачу, потому что вдруг щеки оказываются мокрыми, как и одежда на плече Рэйтана. Узкая ладонь медленно скользит по моим волосам, а бессмысленной шепот у самого уха успокаивает, убаюкивает. Я немного отстраняюсь, всхлипываю, ловлю взглядом черный обсидиан его глаз. — Значит, мы сможем. — Значит, сможем, — шепотом соглашается Рэйтан и наклоняется ко мне, снова привлекая в объятья. Я не прячу лицо у него на плече, а призывно смотрю прямо в черные, как ночь, глаза. И тогда он склоняется ко мне за поцелуем, а я тянусь навстречу, размыкая губы, замирая и трепеща в ожидании. Но Рэйтан, как будто дразнясь, лишь на мгновение приникает к моим губам и почти сразу отстраняется. А потом я ощущаю еще одно такое же невесомое прикосновение к моей щеке, все еще влажной от слез. Затем его губы перемещаются по скуле и замирают у самого уха. — Позволь мне сейчас просто быть с тобой. Влюбленным, безумным, почти смертным и не думающим о том, что нас ждет завтра, — горячо шепчет Рэйтан и жар от его дыхания, кажется, проникает мне под кожу. Я не думаю, что он действительно ждет позволения. Я не думаю, что смогла бы ему отказать. И тогда Рэйтан медленно, словно смакуя момент, целует меня в шею, а затем мягко отталкивает от себя. Я недовольно морщусь и вздрагиваю от ощущения пустоты, будто от холода. — Боюсь, сегодня я могу быть несдержан. Прости, моя июньская лилия, — хрипло произносит Рэйтан и легким движением мягко опрокидывает меня на кровать. Через секунду он нависает надо мной, чтобы впиться в мой рот требовательным поцелуем. Я подаюсь вперед, чуть приоткрывая губы и отвечая на настойчивые ласки. Горячий язык Рэйтана проникает в мой рот и я чувствую с силой нарастающее возбуждение. Запускаю одну руку в растрепанные черные локоны, надавливаю на затылок, притягиваю ближе. Другую руку не без усилий просовываю между нашими телами — Рэйтан почти лежит на мне, но я не ощущаю тяжести — и дразня касаюсь его напряженного паха. Рэйтан глухо рычит, прикусывает мою нижнюю губу — не больно, но ощутимо — и отстраняясь, пытается что-то прошептать мне на ухо. В первые секунды у него ничего не выходит — дыхание никак не выравнивается, но потом у него получается совладать с собой. — Твои прикосновения распаляют, заставляют терять контроль, но позволь сохранить остатки воли и сделать так, как хочется мне, — голос Рэйтана низкий и хриплый. Я ощущаю, как мягкие губы захватывают мою мочку. Вздрагиваю, и из моего рта вырывается чуть сдавленный стон. Рэйтан чуть сдвигается в сторону и садится рядом со мной на кровати. Его руки легко и уверенно освобождают меня от одежды: сначала на пол летит рубашка, затем легкие хлопковые шорты. Я остаюсь в одном белье. Лишь на секунду Рэйтан замирает, чтобы окинуть меня взглядом. В глазах его пляшет дикий огонь, уголок губ ползет вверх в довольной ухмылке. Я чувствую, как узкие горячие ладони скользят по моей талии, легко поддевают ткань трусиков и тянут их вниз. Все это время Рэйтан словно гипнотизирует меня взглядом. Я даже не замечаю, как оказываюсь абсолютно обнаженной. Безотчетно я пытаюсь свести бедра и прикрыть грудь руками, но Рэйтан останавливает меня. — А ты? — шепчу глухо и прикрываю пылающие щеки прохладными ладонями. Рэйтан кивает и буквально за секунду скидывает шервани, затем рубашку. Но остается в брюках. Я недовольно хмыкаю. Он усмехается и отрицательно качает головой, протягивая мне руку. — Поднимайся, — в его голосе явственно слышится приказ. Как завороженная я медленно встаю с кровати, но Рэйтан нетерпеливо подхватывает меня на руки и ставит рядом с собой. Понемногу ослабевающее возбуждение позволяет впустить в сознание ненужные мысли и я понимаю, что чувствую себя немного неловко из-за своей наготы. Я пытаюсь прижаться к Рэйтану, спрятать лицо у него на груди, но он не позволяет. Его руки скользят по моим плечам, поглаживая их, потом опускаются ниже. Теплые ладони сжимают мои груди, подушечки больших пальцев касаются напряженных сосков. Сначала невесомо, а потом все больше и больше усиливая напор. Я с силой закусываю губу и прикрываю глаза. На обратной стороне моих век яркими всполохами мерцают искры и цветные салюты. Возбуждение вновь нарастает, и я начинаю слабо дрожать, кожа покрывается мурашками. Я чувствую, что Рэйтан наклоняется к моей груди, ощущаю влажные обжигающие поцелуи на прохладной коже. Теряюсь в ощущениях, хватаюсь слабеющими руками за сильные плечи, крепкую шею. Горячая дорожка, которую оставляют за собой мягкие губы, ползет по моему животу, устремляясь все ниже и ниже. Чувствую гулкие удары сердца, бьющегося по ощущениям где-то совсем не там, где должно. Затем эта сладкая пытка вдруг прерывается, рождая во мне острое чувство потери, незавершенности. Я облизываю пересохшие губы и открываю глаза. От представшего передо мной зрелища тугой комок возбуждения, кажется, сжимается еще сильнее и концентрируется в паху. Рэйтан стоит передо мной на коленях, на его губах хищная ухмылка, а в его глазах бесконечная темная пропасть. И я чувствую, что срываюсь в эту пропасть, лечу туда с невозможной скоростью. Рэйтан гладит едва подрагивающими ладонями мои бедра, сначала снаружи, затем переходит на внутреннюю их сторону. Потом его рука скользит уже между бедер, туда, где сконцентрировалось мое напряжение. Мои колени подкашиваются, а ноги ощутимо дрожат, я хочу оставаться на месте, но делаю короткий неуверенный шаг назад, ища опору и понимая, что совсем рядом стена и прикроватная тумба. Рэйтан мгновенно притягивает меня обратно и одним движением закидывает мою ногу себе на плечо. Одна его рука ложится мне на ягодицу, сжимая и сминая в который раз покрывшуюся мурашками кожу. Я удивленно смотрю на него сверху вниз и даже открываю рот, чтобы задать какой-то вопрос, но Рэйтан хитро улыбается, затем щурится и качает головой. Я успеваю подумать о том, как он божественно красив сейчас: черные как смоль волосы, беспорядочно разметавшиеся по рельефным плечам, сильные напряженные руки, обвитые веревками вен, горящие обсидиановые глаза и эта странная полуулыбка-полуухмылка. А потом все мысли из моей головы решительно исчезают: Рэйтан почти рывком прижимает меня еще ближе и приникает губами к тонкой коже на внутренней поверхности бедра. Его обжигающее дыхание щекочет, заставляет вздрагивать. Я словно в бреду протягиваю руку к его волосам и, схватившись за густую плотную прядь, отчаянно тяну его голову туда, где пульсирует мое почти достигшее пика напряжение. Рэйтан охотно перемещается и поднимает на меня совершенно безумный взгляд, и мне вдруг становится неловко за свой внезапный порыв. Я разжимаю пальцы, все еще держащие его волосы. Но дальше контроль над собственным телом, кажется, начинает покидать меня: я чувствую горячий язык, чувствую его настойчивые движения, все усиливающийся нажим. Мое тело изгибается в непродолжительной судороге, а с губ срывается глухой стон. Я прикрываю веки, но тотчас же ощущаю, что Рэйтан остановился. — Смотри на меня, — совсем охрипший и от этого как будто чужой, незнакомый голос. Я открываю глаза. — Смотри. На. Меня, — произносит Рэйтан раздельно и очень медленно. Я понимаю, что мне больше всего на свете хочется, чтобы он вернулся к тому, на чем остановился. Я несколько раз киваю и нетерпеливо двигаю бедрами. Он не отрывает от меня черных глаз, вновь с жадностью приникая ко мне ртом, распаляя до предела, лишая способности связно мыслить. Перед моими глазами все плывет, но я заставляю себя концентрироваться на взгляде Рэйтана. И мне почти удается, несмотря на то, что это оказывается такой мучительно сложной задачей. Я не понимаю сколько уже длится эта сладкая пытка. С силой закусываю губу, пытаясь сдерживать стоны, пока не ощущаю во рту металлический привкус. Но вот мое тело замирает в высшей точке напряжения, а потом разбивается на миллион осколков, растворяется в ощущениях, кажущихся нереальными. Я стараюсь не закрывать глаз, пространство вокруг вибрирует, мерцает и переливается яркими вспышками, но посреди всего этого я отчетливо вижу безумный блеск черного обсидиана. В течение нескольких минут я пытаюсь восстановить дыхание. Моя голова безмятежно пуста, а руки исступленно поглаживают Рэйтана по голове. Затем в безотчетной попытке освободить ногу, я неловко поворачиваюсь и задеваю рукой светильник, стоящий на прикроватной тумбе. Слышится грохот, комната погружается в непроницаемую темноту. Снизу я слышу сдавленный смешок. *** — Что ты почувствовал, когда понял, что он настоящий? — Радость. Воодушевление. Тревогу. Страх. Мы лежим совсем близко, расположившись на моей кровати. Глаза Рэйтана прикрыты, но я знаю, что он не спит. Мой же взгляд устремлен вверх. В тусклом свете светильника, который нам все же удалось спасти, я рассматриваю потолочные узоры и рисую мысленно поверх них свои собственные. Я не задаю больше вопросов, но Рэйтан, очевидно, сам испытывает потребность поделиться со мной мыслями. Он шумно выдыхает и поворачивает лицо в мою сторону. — Я не верил, что когда-либо найду полное описание ритуала. Я потратил на поиски очень много времени, но все было тщетно. Этот текст казался мне чем-то недостижимым. Даже когда ты рассказала мне о книге, я до конца не мог поверить, что ты ее нашла. И сегодня, когда я держал ее в руках, я вдруг понял, что желаемое совсем близко. И мне стало страшно. Я не часто ощущаю страх. Но с момента нашей встречи — с завидной регулярностью, — он грустно усмехается. — Люди часто испытывают страх. Наша жизнь слишком хрупка. Страх помогает не подвергать ее опасности понапрасну, — произношу я и провожу рукой по щеке Рэйтана. — И где же твой страх, который призван тебя сберечь? — он ловит мою руку в воздухе и снова прижимает ее к своему лицу. — Со мной, — уверенно отвечаю и сажусь на кровати. Вслед за мной поднимается и Рэйтан. Теперь мы сидим друг напротив друга. — Я не могу умереть. По крайней мере умереть в человеческом понимании. Поэтому, наверное, я лишен чувства страха. Был лишен. — Но если ты станешь смертным… точнее, когда ты станешь смертным, — я осекаюсь, но потом сразу продолжаю, — готов ли ты постоянно бояться? За себя, за родных, за близких? Люди стареют и умирают, а иногда умирают преждевременно. Иногда умирают даже дети. Впрочем, ты ведь так долго живешь среди людей, ты и сам обо всем этом знаешь. И тебе не страшно стать человеком, смертным? Тебя не страшат болезни и старость? — Знаешь, это удивительно противоречиво прозвучит, но… — Рэйтан поправляет прядь волос, упавшую на его лицо, и чуть склоняет голову. — С тобой я испытываю самый острый страх, который когда-либо испытывал. Но этот страх о тебе и за тебя. И с тобой же я словно становлюсь несокрушим, мне никто не страшен, и ничто не страшно. Словом, о себе я не беспокоюсь, ведь со мной будешь ты. Потом мы молчим немного, и я уверена, что тема страхов исчерпала себя. Но Рэйтан вдруг решает продолжить. — Я слышал, что наивысшая форма страха — это страх за собственное дитя. Я хотел бы когда-нибудь его испытать. Последние слова Рэйтан произносит совсем тихо, как великое откровение, которое не должно было, но сорвалось вдруг с губ. Мне становится не по себе от этих его слов, поэтому я реагирую совершенно невпопад. — Хочешь бояться за своих детей? — издаю глупый смешок и прикрываю рот рукой. — За наших детей, — Рэйтан произносит это так серьезно, что я еще острее ощущаю неуместность и несуразность своей реакции. Некоторое время мы молчим. Я все еще не могу избавиться от чувства неловкости, а Рэйтан, вероятно, погружается в мечты о человеческой жизни. Я обдумываю его слова о детях. Они звучали как признание, но таких странных признаний я еще не слышала. Я решаю, что мы обязательно вернемся к этому разговору позже, после ритуала, после… Я моментально возвращаюсь мыслями к тому, что мы сегодня обязаны обсудить и идиллическая картина рассыпается на моих глазах, сравнивая с землей песочные замки. — Я хочу, чтобы мы поговорили о ритуале, Рэй. Хочу, чтобы это прозвучало вслух. Хочу избавиться от предательского страха, который сковывает мое сердце при одной только мысли о том, что я должна буду сделать. Я не успеваю договорить, а Рэйтан уже кивает и берет мои руки в свои. — Описание ритуала совпадает с отрывочными историями, которые я слышал о нем. Храм должен быть выбран тот, в котором регулярно приносят кровавые жертвы во имя богов. Никакой длительной подготовки не требуется, нужен лишь ритуальный кинжал. Фамильный. Принадлежащий сильному роду. Аватар божества должен добровольно позволить вонзить себе в грудь этот кинжал в знак того, что отказывается впредь выполнять божественную волю и хочет стать смертным, то есть человеком, сохранив при этом весь свой опыт и знания. Если ритуал проведен правильно, то связь между богом и аватаром рвется. Аватар теряет божественные силы, но приобретает человеческую сущность. Боги могут вмешиваться в процесс ритуала, но это скорее исключение из правил, — Рэйтан замолкает и внимательно всматривается в мое лицо. — Но про кинжал. Должен быть человек… — тихо шепчу я. Рэйтан не дает мне договорить, понимая, что ему слова о ритуале даются гораздо легче, нежели мне. — Да. Аватар редко отказывается от божественной сущности. Должны быть причины. И если они заключаются в каком-то человеке, то этот человек должен участвовать в ритуале. Он должен быть тем, кто вонзит кинжал и этим разорвет связующую нить. Если же такого человека нет, то кинжалом грудь аватара пронзает сильнейший жрец храма, в котором проводится ритуал, либо жрец, который уже принимал участие в подобном, — голос Рэйтана звучит спокойно и ровно, словно он не произносит сейчас этих страшных слов. — Ты думаешь, я смогу? — почему-то вдруг вырывается у меня. — Я уверен, что ты сможешь сделать все так, как описано в книге. Ты очень сильная, Амала. И с этим ты справишься. Но сможешь ли ты после этого сохранить себя? Увы, это не так легко, как может показаться, — Рэйтан устало потирает переносицу пальцами. — Я хочу, чтобы ты знала, что если вдруг передумаешь — я не стану тебя винить. — Не передумаю, — уверенно произношу я. — Даже перед лицом смерти. Никогда. Примерно секунду Рэйтан внимательно вглядывается в мое лицо, будто я сейчас сказала что-то странное или пугающее. А затем он вдруг опускает лицо в ладони и с шумом выдыхает воздух из легких. На мгновение мне кажется, что мой ответ его разочаровал. Что он рассчитывал, что я отступлю, выслушав все эти ужасающие подробности. Как будто он видел в этом выход, а теперь убедился, что ошибался. Рэйтан поднимает взгляд и я замечаю, что восстановить привычное бесстрастное выражение лица ему больше не удается. Каменная маска спокойствия и невозмутимости понемногу идет трещинами, удерживать ее в привычном состоянии становится все сложнее, я замечаю малейшие отражения эмоций на его лице. Он действительно расстроен и встревожен. — Ты не умрешь. По крайней мере не в ближайшее время. Я не позволю. В отношении себя я не так уверен, но моя судьба целиком зависит от воли Махадева Шивы. Будет так, как ему угодно, — губы Рэйтана белеют и сжимаются в тонкую полоску, на скулах играют желваки. Я вижу, что он и сам удивлен тем, что его способность удерживать бесстрастную маску постепенно слабеет. Я чувствую, как в груди разгорается огонек гнева. — Будет так, как мы хотим, — каждое слово произношу с нажимом и ощущаю, как дрожат губы. Рэйтан молчит. Я считаю про себя: один-два-три. Но злость не растворяется, рвется наружу. — Ты чертов фаталист! Любой исход примешь по воле богов?! — я не сразу осознаю, что почти кричу. — Да. Но мне важно, чтобы с тобой ничего не случилось, — резко отвечает мне Рэйтан. — Но со мной уже случилось, я полюбила тебя! Щеки обжигают злые слезы и я спешу вытереть их дрожащей, непослушной рукой. Лицо Рэйтана приобретает какое-то растерянное выражение, он придвигается ближе и пытается мягко привлечь меня к себе, но я раздраженно отстраняюсь. Тогда он молча встает, надевает рубашку, затем накидывает на руку шервани, расправляя крупные складки на дорогой ткани. Я не смотрю на него, но знаю, что его взгляд прикован ко мне. Который по счету наш разговор так заканчивается? Я уже сбилась. Или вовсе никогда не считала. — Это будет завтра. С утра я сам поговорю с Дубеем, а затем приеду за тобой. Думаю, ближе к полудню. Или немного позже. Я не двигаюсь с места и не поднимаю взгляда. Только сжимаю саднящие губы и считаю прозрачные капли, падающие на тонкую ткань покрывала: одна-две-три. — Не взглянешь на меня? — вдруг каким-то странным голосом спрашивает Рэйтан. Я усилием воли заставляю себя сохранять неподвижность. Рэйтан, наверное, отчетливо это видит, поэтому решает не ждать ответа. — Я люблю тебя, Амала. Через секунду я чувствую, что осталась в одиночестве. Наконец поднимаю взгляд и осматриваю комнату. — И я люблю тебя, Рэй.