***
С того дня жизнь Чимина изменилась раз и навсегда. Отец Намджуна позволил оставить мальчика не из уважения к Слову Божьему, а из слепой любви к жене. Чимину пришлось часами отмокать в ванне. Служанка долго и тщательно оттирала въевшуюся грязь, пока личико мальчика не засветилось от чистоты. Миссис Ким позвала лучших портных города, чтобы снять мерки и сшить роскошные одежды для нового члена семьи Ким. Чимин был страшно худым и хрупким, особенно рядом с пухленьким Намджуном. Из диковатого беспризорника с годами Чимин превратился в изящного маленького господина с безукоризненными манерами. Новая семья не давала повод думать, что однажды его выкинут обратно, но Чимин, помня своё положение, никогда не позволял себе шалости. Так, у Чимина появилась своя комната, свои игрушки, свои учителя и место за обеденным столом. Но самое главное — у него появилась мама, которая укладывала его спать, читала книжки, целовала в лоб и улыбалась так нежно, так заботливо. И у него появился Намджун, который терпеливо помогал ему на тернистом пути к знаниям. Намджун во всём был впереди, но он всегда протягивал руку Чимину, как тогда, в первый день их знакомства. Но кое-что в Чимине оставалось прежним. Он продолжал воровать еду с кухни и прятал её в своей спальне. Миссис Ким качала головой, испробовав всё, чтобы отучить мальчика от вредной привычки, но Чимин не внимал ни Слову Божьему, ни мягким уговорам, ни строгим упрёкам. Мистер Ким качал головой и говорил, что воровство у мальчишки в крови. Чего ещё ждать от безродного сироты? Казалось, Чимин никогда не перестанет, но в один прекрасный день еда просто перестала пропадать. И никто, кроме миссис Ким, так и не догадался, что это Намджун помог ему измениться. Просыпаясь, Чимин видел тарелку, полную самых спелых, самых сладких персиков, на тумбочке у кровати. В первые дни он набрасывался на них и съедал все до одного, но потом понял, что это только для него. Никто не отберёт их. Они будут появляться каждое утро, точно по волшебству. И Чимин, ещё не вышедший из возраста, когда все сказки кажутся явью, обрадовался и по секрету рассказывал миссис Ким, что к нему приходят настоящие феи.***
— Джунни, мне страшно, — жалобно позвал Чимин, пробираясь среди ночи в спальню Намджуна. Он тёр глаза, чтобы не заплакать, но губы дрожали от непрошеных слёз. В каждом углу мерещились жуткие монстры с налитыми кровью глазами. Они пытались схватить его, утащить с собой. Намджун сонно замычал и приподнял одеяло, чтобы Чимин нырнул к нему в постель. — Опять? — вздохнул Намджун, обнимая его и привычно поглаживая по спине. Чимин кивнул, пряча мокрое лицо в изгибе его шеи. — Ты уже слишком взрослый, чтобы спать со мной. Тебе скоро двенадцать, Минни. Чимин обиженно надулся и прижался покрепче в поисках тепла и защиты, зная, что Намджун никогда не прогонит, не оставит в одиночестве. Намджун — самый надёжный человек в его жизни. Живя на улице, Чимин привык всегда оставаться начеку. Он спал тревожно, просыпался от любого шороха и оглядывался по сторонам. Годы мало что изменили. Его по-прежнему мучили кошмары. В первые месяцы на крики сбегались служанки, иногда приходила миссис Ким. Она ласково ворковала над ним и, усадив к себе на колени, укачивала, как младенца. Но потом к нему пришёл Намджун. — Ты так весь дом разбудишь, — проворчал он, залезая в постель к Чимину. — Хватит уже плакать. Чего ты боишься? Я ведь обещал, что тебя больше никто не обидит. — Ты будешь всегда защищать меня, Джунни? Всегда-всегда? Обещаешь? Поклянись! — попросил Чимин, размазывая слёзы по щекам. — Клянусь, Минни. Я ведь старше и сильнее. Я никому не позволю навредить тебе. Ты моё маленькое сокровище, — Намджун чмокнул его в лоб и прижал к себе. Они уснули вместе, и с тех пор, когда Чимину снился плохой сон или становилось не по себе в тёмной комнате, он бежал в соседнюю спальню. Намджун не отказывал ему. Даже спустя много-много лет.***
Намджун воспринимал свою клятву слишком серьёзно. Он ревностно оберегал Чимина, как особу королевских кровей. Был его рыцарем. Не разрешал повышать на него голос ни учителям, ни отцу. За его спиной Чимин чувствовал себя защищённым. Однажды в их особняк приехали друзья отца со своими сыновьями. Мальчики хотели играть с Намджуном, поначалу как будто не замечали Чимина, а потом позволили себе обидную шутку в его адрес, намекая на происхождение приёмного сына Кимов. В тот день Намджун, не склонный к агрессии и насилию, впервые стал зачинщиком драки. Он бросился на ребят с кулаками и не останавливался, даже когда во двор выбежали служанки, а следом за ними родители. Вечером, после ухода гостей, отец долго отчитывал Намджуна, но так и не смог добиться от него раскаяния. Обидчики Чимина покинули их дом побитыми и униженными, как они того и заслуживали. Разве Намджуну было о чём жалеть? — Минни? — постучав в спальню, он не получил никакого ответа и осторожно приоткрыл дверь. Чимин сидел на кровати с книгой в руках. Увидев Намджуна, он повернулся к нему спиной. — Ты злишься на меня? Ответом ему было молчание, говорившее красноречивее любых слов. Намджун опустился рядом и тяжёло вздохнул. Они никогда не ругались за годы, прожитые бок о бок, и ему было невдомёк, что люди делают в таких случаях. — Они тебя обидели. Не мог же я стоять и смотреть, как они говорят о тебе гадости. Они получили по заслугам, — попытался оправдаться он. Чимин захлопнул книгу и отбросил её на подушку. — Как ты мог? Ты… избил их! А если бы ты их убил? Тоже сказал бы, что получили по заслугам? — возмутился Чимин, вскакивая с кровати. — Не преувеличивай. Я не настолько силён, чтобы убить их, — пробубнил Намджун, чувствуя себя провинившимся ребёнком. — Ты не должен был драться! Помнишь, чему учила нас твоя мама? Глупец дает гневу полную силу, а мудрый сдерживает свой гнев. Ох, она, должно быть, так расстроена. Как ты мог расстроить свою мать, Намджун? Это «Намджун» ранило сильнее, чем любые крики и упрёки отца, сильнее, чем грустные глаза матери. Чимин нежно называл его «Джунни», а, дурачась, выдумывал милые и смешные прозвища. Но сейчас Чимин выглядел таким серьёзным и разочарованным, что Намджун испугался. — Я говорил с ней! И она согласна со мной. Она считает, что я правильно поступил. Даже отец остыл. Один ты злишься. — Правильно? — растерялся Чимин. Миссис Ким была для него едва ли не святой. Образцом для подражания. Чимин мог противиться Священному Писанию, бунтовать против устоявшихся правил и традиций, но слова миссис Ким никогда не подвергались сомнению. — Нет, она не могла так сказать. Она бы не одобрила насилие над человеком. — Значит, ты обвиняешь меня во лжи? — воскликнул Намджун, поднимаясь следом. Чимин остановился напротив и с сомнением поднял глаза. — Нет, — прошептал он. — Я верю тебе. Конечно, верю. Я всегда верю тебе, Джунни, но как она могла одобрить такое? — Она говорила о прощении и милосердии, да, сначала мама была очень встревожена, не понимала, почему я так поступил. Но я рассказал ей всё как было, ничего не утаил. Они отнеслись к тебе неуважительно, ранили твои чувства, — объяснил Намджун, бережно положив ладонь на щеку Чимина, и понизил голос до шёпота. — Бог не отступит от нас, если помыслы наши были чисты. Вот что она сказала. Прощать важно, но ещё важнее защищать тех, кто тебе дорог. Защищать до конца, что бы ни случилось. Чимин смотрел ему в глаза, пытаясь найти ответы на все свои вопросы. В романах всегда были прекрасная утончённая дама и её таинственный бесстрашный возлюбленный. Намджун так мало походил на утончённую даму. Чимин тоже. Они оба были нескладными юношами на пороге взросления. Но чувства, что расцветали в сердце пятнадцатилетнего Чимина робкими и невинными цветами первой любви, так походили на те, книжные. Только Чимин не понимал, возможно ли это. Это было неправильно, запретно, с какой стороны ни глянь. Они повзрослеют и станут мужчинами. Бог покинет их, отвернётся от любви Чимина. Но его волновал не Бог. Его волновала миссис Ким. Узнай она о мыслях, волнующих сердце Чимина каждый раз, стоило ему увидеть улыбку Намджуна… Страшно представить, как она разочаруется в нём. Многие считали их братьями, и это делало чувства Чимина ещё греховнее. Миссис Ким относилась к нему как к родному сыну. Чимин был признателен ей до глубины души, но он так и не смог называть её иначе, кроме как миссис Ким. Чимин знал, что был неродным, хоть и плохо помнил жизнь сироты. Он никогда не считал Намджуна своим братом. Лучшим другом, товарищем для игр, человеком, на которого можно равняться, — да. Кем угодно, только не братом. — И всё же… Я не хочу, чтобы ты дрался, — прошептал Чимин. Он взял руки Намджуна в свои и осторожно поцеловал разбитые костяшки, как это всегда делала миссис Ким, когда один из них ударялся. — Чтобы не болело. Затаив дыхание, Намджун указал на ссадину на щеке. — Здесь тоже болит. Чимин улыбнулся. Рядом с Намджуном ему всегда было спокойнее, чем с кем-либо ещё, но, опираясь рукой о его грудь, он взволнованно прикрыл глаза и коснулся губами горячей щеки. Сердце под ладонью билось часто-часто, но Чимин знал, что его собственное давно сходит с ума. — Спасибо, что заступился за меня, Джунни. Не думай, что я не ценю это, просто… Я так испугался за тебя, — признался Чимин, чувствуя, как руки Намджуна медленно обвивают его талию. — Больше не дерись из-за меня, хорошо? Поклянись! — Не могу. Я ведь обещал защищать тебя, моё сокровище, помнишь?***
Намджун не позволял Чимину забыть о глупой клятве, данной в глубоком детстве. Прошло почти семь лет, и Чимин больше не был тем хрупким мальчиком, до которого невозможно дотронуться без страха что-то сломать. Теперь Чимин и сам мог за себя постоять. Он был ниже Намджуна, но более проворным и быстрым. Верховая езда, плавание и фехтование сделали его ноги крепкими, руки сильными, а тело — выносливым. Чимину нравилось тренироваться: в минуты, когда мышцы дрожали от перенапряжения, а сердце выпрыгивало из груди, он чувствовал себя живым и способным преодолеть любые трудности. — Я требую реванш, — пробормотал Намджун. Он растянулся в тени деревьев и пытался отдышаться. Две шпаги лежали рядом. Чимин рассмеялся и упал на траву. — Тебе так нравится проигрывать? — ухмыльнулся он, переворачиваясь на живот. — Спорим, ты не сможешь победить меня? Намджун не сможет. Это такая же правда, как то, что небо голубое, а трава зелёная. Чимин фехтовал так, словно у него это в крови. Он двигался с такой грацией и лёгкостью, что, казалось, он летает. — На что спорим? — Как насчёт поцелуя? Если выбьешь шпагу у меня из рук, ты должен мне поцелуй. А если я, то наоборот. — Ты такой умный, — пробормотал Намджун, не открывая глаз, но уголки его губ поползли вверх. Их отношения становились смелее, рискованнее с каждым годом. Что бы Чимин ни испытывал, он знал, что это взаимно. Знал, что Намджун тоже боится, сомневается, мучается. И тоже дорожит им. Поглаживая его милую ямочку большим пальцем, Чимин мечтал, чтобы это длилось вечно. Здесь, глубоко в тропических лесах, вдалеке от любопытных глаз, Намджун, выбившийся из сил и взмокший после изматывающих поединков, принадлежал ему одному. Здесь не было добра и зла, чистых или греховных чувств, здесь они могли не скрываться, не подавлять себя. Почувствовав тёплое дыхание на своей щеке, Намджун приоткрыл один глаз и улыбнулся. — Ты всё равно продуешь. Можем пропустить ту часть с реваншем и перейти к моей награде, — прошептал Чимин, опуская взгляд на его губы. — Я поддавался, — соврал Намджун, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы Чимина. — Конечно, поддавался. Говори это себе почаще. Намджун мягко надавил на его затылок, заставляя наклониться ближе. Их губы встретились в осторожном поцелуе. Чимин вздрогнул. Он любил заигрывать, дразнить, на словах будучи таким раскованным и уверенным в себе. Но в действительности, когда Намджун делал первый шаг, Чимин всегда терялся, не зная, куда деть себя от смущения. Они целовались неуклюже, сталкиваясь носами, хихикая от смущения и не зная, что делать языком, но Чимину нравилось, что прикосновения Намджуна окрыляли его и, казалось, они парили в облаках. Намджун отстранился всего на пару миллиметров, посмотрел ему в глаза, и Чимин понял, что не сможет полюбить кого-то сильнее. Ему было всего шестнадцать, и он был таким счастливым в своей уверенности, что первая любовь это на всю жизнь. Бессонными ночами они долго разговаривали о будущем, которого у них не могло быть. Об идеальном будущем. В одних мечтах они жили на вилле в Италии среди цветущих деревьев, ели персики и проводили ночи на пляже. Они выращивали редкие растения в большом саду. Их кожа была покрыта загаром и морской солью. В других — у них был маленький дом в Швейцарии с видом на горы. Они гуляли по бескрайним лесам, скакали на лошадях и холодными вечерами сидели у камина, читая друг другу книги вслух. Иногда они мечтали о поместье на юге Англии и собаке, большой светлой собаке. Намджун хотел последовать примеру матери и подарить дом ребёнку, который остался один в жестоком мире. Чимина влекло к морю, и порой они обсуждали, как сбегут на ближайшем корабле, обучатся морскому делу и отправятся в кругосветное путешествие или поплывут на север, открывать новые земли. В их мечтах было всё, что можно только представить. Всё, кроме жизни порознь. Потому что её они не могли представить. Все разговоры подразумевали, что они будут вместе до конца своих дней. У отца были грандиозные планы на будущее Намджуна. Его собирались отправить в Европу, чтобы он связал жизнь с военным ремеслом. О будущем Чимина никто не говорил. Мистер Ким готов был оплатить любую его прихоть, посодействовать любым планам, лишь бы Чимин не доставлял неприятностей. Они взрослели, становились слишком разными. Намджун всё больше походил на мать: он был таким же рассудительным, добрым, почитал родителей и принимал удары судьбы с чисто христианским смирением. Он следовал порядкам и традициям, которые вызывали протест в свободолюбивом сердце Чимина. Глубоко внутри Чимин всегда оставался таким же диким, каким был в детстве. Миссис Ким удалось приручить его, но слепить из него примерного христианина так и не вышло. Единственным побуждением слушаться для него была сильная привязанность к миссис Ким. Чимин с ужасом представлял, что наступит день, когда их пути разойдутся. Этот день наступил раньше, чем они думали.***
Светская жизнь на Барбадосе была не такой весёлой, как в Старом Свете, но жёны и дети богатых плантаторов часто устраивали приёмы, танцы и ужины в честь больших праздников. В тот раз большим праздником был семнадцатый день рождения Чимина. Миссис Ким старалась удивить его, каждый год придумывая что-то новое. Она лично составляла список гостей, проверяла меню и руководила украшением дома. Из Чимина сделали настоящего ангела: во всём белом, с уложенными волосами, ясным взглядом внимательных глаз и милой улыбкой он был очарователен. — Позволишь пригласить на танец? — спросил Намджун, поклонившись, как того требовал этикет. Чимин распахнул глаза, уставившись на протянутую ладонь, и быстро оглянулся по сторонам в надежде, что никто не увидит этого опрометчивого жеста. — У тебя что, жар? Мы не можем. Тут же люди. — Пускай. Это твой день, Минни. Я хочу, чтобы ты был счастлив сегодня. Я же вижу, что тебе хочется. Чимин знал, что так нельзя. Миссис Ким не выдержит такой позор. Намджун повёл его в центр просторного зала к другим танцующим. Люди расступались перед ними, слишком заинтересованные. Когда Намджун положил руку на талию Чимина, гости зашептались. Но они смотрели лишь друг на друга. Голова так кружилась, казалось, даже мысли отдавались музыке, и Чимин позволил танцу овладеть им. Он знал, что запомнит этот момент навсегда. Намджун смотрел на него как на самого особенного человека во всём свете, как на своё сокровище. Их поведение посчитали возмутительным. Вечером отец влепил Намджуну пощёчину. Он был в ярости, но мать быстро успокоила его, не дав выместить гнев на сыне. В ту ночь, лёжа в одной постели, Чимин гладил Намджуна по щеке, жалея его. — Прости. Из-за меня тебе досталось. — Зато ты был счастлив. Весь светился, моё сокровище, — прошептал Намджун, целуя его в нос. — Это был самый прекрасный танец в моей жизни. Я ни о чём не жалею. Чимину давно не снились кошмары, темнота больше не пугала, но они продолжали пробираться друг к другу в постель втайне ото всех. — Твоя мама сильно расстроена? — Нет. Она… Она знает, Минни, — признался Намджун, накручивая тёмные пряди Чимина на палец. — Уже давно. Мне нужен был чей-то совет, когда я понял, что люблю тебя, и я рассказал всё, что чувствую к тебе. Чимин испуганно прижал ладонь ко рту. Больше всего на свете он боялся упасть в глазах миссис Ким. Но это неизбежно. «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них». Их любовь — самый отвратительный грех, о каком можно только подумать. — И она?.. — Расстроилась. Очень. Но через пару дней она снова позвала меня и сказала, что это не делает нас плохими людьми. Это тоже любовь. «Любовь от Бога, и всякий любящий рождён от Бога и знает Бога». И мама будет любить нас, несмотря ни на что. — Боже, я так люблю её, — растроганно всхлипнул Чимин, крепко обнимая Намджуна и надеясь, что так будет всегда. Но обстановка в доме изменилась. Напряжение, повисшее между мистером Кимом и остальными членами семьи, давило на всех. Чимин чувствовал вину. После его дня рождения из спальни родителей стали доноситься крики. Это пугало. Миссис Ким никогда прежде не ругалась. Через неделю Намджун постучался в спальню Чимина поздно вечером, поникший и растерянный. — Отец сообщил, что я должен немедленно уехать в Англию. Без тебя. Голос Намджуна потерял все краски, теперь он звучал безжизненно. — Что? — прошептал Чимин. — Но он ведь не может заставить тебя. Намджун покачал головой. — Корабль в Англию отплывает в конце недели. Чимин неверяще смотрел на него, надеясь, что это какая-то жестокая шутка, игры сознания, ночной кошмар. Воздуха в комнате стало не хватать. — Послушай, Минни, сокровище моё, — Намджун старался быть сильным, решительным ради них обоих, но голос предательски дрожал. — Это не на всю жизнь. Я вернусь, и мы снова будем вместе. Обещаю. Просто дождись меня. — Не уезжай, — Чимин крепко сжал его руки, прижимая к своей груди. — Ты не можешь уехать вот так. Англия это так далеко. — Я не могу ослушаться отца. Он лишит нас обоих наследства и вышвырнет из дома. — Пускай! Зато мы будем вместе. Разве наследство для тебя дороже меня? Давай сбежим. Только ты и я. Мы справимся вдвоём, обещаю, — с жаром ответил Чимин. — Нет, Минни. Мы не можем сбежать. Мечтать об этом — одно, но… Давай признаем, нас воспитывали аристократами. Мы не привыкли выживать. Нам нужны деньги. То, с какой лёгкостью Намджун покорился судьбе, вызывало мятежный огонь в душе Чимина. Он бы предпочёл смерть, чем позволил бы кому-то лишить его свободы. Но Намджун был другим. — Ты превращаешься в своего отца. Такой же помешанный на деньгах и порядках. Как ты можешь сдаться без боя? — воскликнул Чимин, отталкивая Намджуна и сжимая кулаки. — Тебе нужно успокоиться. Я понимаю, ты зол, но тут уж ничего не поделаешь. Некоторые вещи не зависят от нас. — И это то, как ты успокаиваешь свою совесть? Я не знал, что ты такой трус, Намджун. Это наша жизнь! От кого ещё она может зависеть? — Чимин повернулся к нему спиной, чтобы скрыть, как сильно его ранила новость Намджуна. — Отдохни. Поговорим утром, — негромко сказал Намджун, пропуская оскорбления мимо ушей. Он остановился у двери, бросая на Чимина прощальный взгляд. — Я не могу допустить, чтобы ты снова голодал на улице. Это не то, чего ты заслуживаешь, Минни. Намджун ушёл, оставив его одного. Когда наутро в доме поднялся переполох и Намджуну сообщили, что Чимина нигде не могут найти, он был уже далеко.