Любовь. Семья. Верность.

Осторожно озираясь по сторонам, Александр подошел к кабинету Клауса. Он находился на втором этаже, в дальнем конце, но мальчику успешно удалось миновать все комнаты, так как вся семья находилась внизу, на кухне. Отец вместе с Марселем отправились за подарком Александру, как ему тайком шепнула Ребекка. Мальчик знал, что блондинка не удержится: ее лицо буквально сияло в предвкушении, наверняка и ее вклад в этот «сюрприз» есть. Единственное «но»: конкретно, что за подарок его ждет, Александр узнать не сумел. Блондинка с трудом держала язык за зубами, но этого секрета не выдала, так как знала, что Ник может сильно рассердиться. А узнавать грани гнева Майклсона ей не хотелось. Так вот, пока практически вся семья готовила ужин, младший Майклсон пробрался в кабинет своего отца и тут же направился к столу. Его не интересовала личная библиотека Клауса или висящие на стенах картины, хотя с последним его поиск был связан. Александр решил найти рисунки, который папа так не хочет никому показывать. Любопытство детей принимает яркие формы, когда те движимы идеей во что бы то ни было узнать, что от них скрывают. Александр был из тех, кто не привык к тайнам. И вот сейчас он быстрым взглядом прошелся по поверхности стола, где находились ручки, карандаши и прочие мелкие штуковины. Здесь также стоял его собственный рисунок семьи, который задали нарисовать в школе. Клаус аккуратно вставил его в рамочку и держал на столе, каждый раз вспоминая, как возмущалась учительница тем, что Александр нарисовал маму и папу по разные стороны от себя. Майклсон в принципе не удивился такой постановке, считая ее логичной, хотя тоже напрягся. Быстро утихомирив женщину, он все-таки добился и положительных комментариев по отношению к Александру: «Мальчик обладает талантом, он даже уже попытался выделить светотень!» Присмотревшись, Клаус тоже заметил, что некоторые элементы рисунка ребенок делал с большим нажимом карандаша, а другие плавнее и мягче. Майклсон почувствовал настоящую гордость за сына и купил тогда ему много одежды, игрушек и, конечно, альбом с карандашами. Пролистав лежащие на столе тетради и убедившись, что там нет рисунков, мальчик взял в руки небольшую стопку листов формата А4. На этот раз он оказался ближе к цели: на них было изображены пейзажи, рисунки лошадей и незаконченные эскизы. Александр просматривал почти каждый из них, вглядываясь в каждую линию, осматривая каждый штрих. В этот момент он напоминал вкрадчивого ученика, со всем интересом и внимательностью смотрящего в учебник. Жаль, что в школе он ведет себя так только на уроках рисования. Александр сел на стул и осторожно откладывал просмотренные листы в сторону. Ему нравились рисунки отца, и он не понимал, почему тот скрывал их от него. Каждый раз, когда мальчик забегал к нему (случайно или преднамеренно), Клаус тут же прятал лист рукой или рядом лежащей тетрадью и старался как можно скорее занять мальчика чем-либо. Нет, он был всегда рад сыну и делил с ним все увлечения, но в моменты, когда Ник был в своем кабинете, Майклсон предпочитал сидеть там один. После нескольких таких случаев Клаус стал вовсе запрещать входить в свою комнату, за исключением критических ситуаций. Александр после не заходил, послушавшись, но внутри него все изнывало от любопытства. Частица обиды тоже говорила о себе, ведь Александру было все дозволено: он мог заняться чем угодно, играть и забавляться, но вот войти в комнату было нельзя. Причину такого странного запрета сейчас и хотел выяснить мальчик. Проглядев все рисунки, Александр был поражен мастерством своего отца, но не удовлетворил своего интереса. Были ли все они причиной папиного запрета? Внутри мальчик чувствовал, что эти изрисованные листы — не ответ, и нужно копаться глубже. Александр выдвинул единственный ящик стола и принялся копаться уже внутри. Раздвинув руками маленькие блокнотики, книжки и кучу хлама, он, наконец, нашел, что искал. Бережно освободив рисунок от лежащих сверху вещей, мальчик вытянул его и положил на стол. Разинув рот от изумления, он смотрел на рисунок. Это был портрет молодой девушки: лицо овальной формы с очаровательными глазами, в которых будто блестела искра. Тонкие губы были изогнуты в легкой улыбке, а взгляд направлен чуть в сторону, словно девушка что-то заметила рядом. Далее следовали линии шеи, плеч, но эта часть была не до конца нарисована. Портрет был выполнен простым черным карандашом, и потому цвет глаз мальчик определить не мог. Можно было догадаться лишь о цвете волос: судя по легким, почти незаметным штрихам, девушка была блондинкой. Портрет поразил Александра: мальчик замер в одном положении и только вперил свой взгляд в рисунок. Рот до сих пор оставался чуть приоткрытым, все тело окаменело, двигались лишь зрачки глаз. В эти минуты Александр совершенно не следил за тем, что происходило за пределами стола. А тем временем в коридоре раздавалось его имя: Клаус и Марсель искали мальчика по всему дому. Услышав свое имя, Александр встрепенулся, и хотел было спрятать найденное, но было уже поздно: в дверном проеме уже стояли вампир и гибрид. Александр судорожно сглотнул и вновь открыл рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но ничего не промолвил. Он попросту не знал, что сказать. «Ой, пап, прости, я случайно стал рыться в твоем ящике и нашел рисунок?». Глупое оправдание, портрет был слишком хорошо спрятан, чтобы быть найденным мальчиком. А что еще может искать Александр в папином кабинете? Мальчик пытался мысленно найти причины, думал, что он мог искать в папином столе, а Клаус пытался побороть свой гнев. Лицо исказилось в немом негодовании, губы скривились, выражая раздражение. Марсель робко наблюдал за происходящей сценой, тоже не зная, что ему предпринять. - Я, пожалуй, пойду, помогу внизу... Удаляющиеся шаги Марселя разорвали тишину и возвратили двух Майклсонов из плена своих мыслей. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Клаус, наконец, произнес, с трудом сдерживая сильное раздражение: - Ты не должен был его видеть... - Пап, прости меня, пожалуйста! - прерывая отца, воскликнул Александр. Он боялся Клауса, когда тот злился, но осмелился сделать несколько шагов в его сторону. И только сейчас, выйдя из-за стола, мальчик увидел, что в руках Клаус держит что-то большое и длинное, спрятанное в узелок. Майклсон нервно теребил ленту, что связывала эту вещь. - Зачем ты полез туда? - Клаус пытался каждым словом придать спокойствие и, кажется, понемногу это стало у него получаться: его глаза будто просветлели, хотя секунду назад выглядели так, словно были полностью черными. - Я хотел узнать, что ты прячешь от меня, - тихо пробубнил Александр, робко склонив голову. Сейчас ему было немного стыдно, хотя по большей части он чувствовал себя, скорее, неловко. - Теперь узнал? - Почти, - заметив, что отец быстро справился со своим настроением, мальчик мельком улыбнулся. Но, подняв голову и увидев строгое выражение лица Клауса, мальчик тоже посерьезнел. - Похоже, мне теперь не отвертеться от остальных твоих вопросов, - Клаус теперь улыбнулся сам и подошел к столу. Клаус взял портрет в руки, и его улыбка стала грустной. Оценивающе осмотрев его, словно мастер перед отправкой хозяину своего изготовления, Майклсон положил портрет на стол. Александр подошел к нему и вновь глянул на рисунок. - И как тебе? - спросил Клаус, кивнув в сторону портрета. - Потрясно! - искренне воскликнул мальчик, чуть не подпрыгнув. - Рисунок или девушка? - сыронизировал отец, довольно улыбнувшись. - И то, и другое! А кто она? - Моя старая знакомая. - Просто знакомая? - сощурил глаза Александр, вновь ответив вопросом на вопрос. Клаус шумно выдохнул, хихикнув. Такая реакция у него возникла не на вопрос, а на то, как спросил мальчик. Сын, казалось, четко сымитировал самого Клауса, когда тот не верил и хотел допросить до четкого ответа. Этот наклон вперед, сощуривание глаз и скользкая ухмылка... Майклсон гордился тем, что сын сильно похож на своего отца. Гораздо сильнее, и не только внешне, но и поведением и жестикуляцией, чем на мать. - Нет, не просто знакомая ты прав. Я раньше любил ее, - Ник понимал, что ему не отвертеться, и вновь решил ответить правдой. - Почему тогда не она моя мама? - Тебя не устраивает чем-то своя? - нахмурился Клаус. Хейли он не любил, но его устраивало то, как она воспитывает мальчика. Девушка была нежной и заботливой по отношению к своему ребенку, иногда, правда, не могла наказать его за проступок. Но и сам Клаус не мог: даже сейчас, застав сына за тем, как он залез без спроса, Майклсон только на минуту позлился и вновь вернулся в свое прежнее состояние, только глянув на виноватое выражение лица ребенка. Александр казался просто ангелочком, чистим и невинным, который просто иногда любит пошалить и нарушить правила. - Нет, нет, я люблю свою маму, - отмахнулся Александр, - просто, раз ты не любишь ее, а вот ее, - мальчик указал на портрет пальцем, - то почему вы не вместе? Больше всего Клаус не хотел обсуждать Кэролайн с восьмилетним сыном, хотя знал, что такой момент настанет. И, как всегда, это произошло слишком рано. Майклсон не мог придумать ответ, который бы тут же удовлетворил сына, и ему пришлось действовать по ситуации: - Просто наши пути разошлись. У нее свои дела были, а у меня свои. Александр нахмурился, обдумывая услышанное. Клаус мысленно молился, что сын удовлетворился его ответами и больше не придется напрягаться, придумывая ответы. - А как ее зовут? Клаус ответил не сразу. - Кэролайн, - будто пробуя имя на вкус, промолвил Майклсон. - Красивое имя, - на секунду задумавшись, произнес он. Александр поразмыслил, не встречал ли он среди мам своих одноклассниц девушку с таким именем, но ответ был отрицательным. - А зачем ты ее нарисовал? - Я дал ей обещание, - краешком пальца Клаус дотронулся до бумаги, где была нарисована Кэролайн. Он словно хотел дотронуться до нее, прикоснуться, но осмелился дотянуться лишь до бумаги. - Вау, - выдохнул Александр. Такая ситуация показалась ему романтичной. - Ты до сих пор ее любишь? - Вот этого я не знаю, - серьезно проговорил Ник, убрав руку и посмотрев сыну в глаза. - Правда. - А ты бы хотел, чтобы вы встретились? Чтобы она приехала сюда? Клаус стал понимать, к чему клонит сын. Следующие вопросы наверняка будут о том, что он будет делать с Хейли, если они с Кэролайн встретятся, с кем будет Александр, и потому Клаус ответил именно так: - Это все в прошлом, мой принц, - такое обращение он выказывал сыну часто, и сейчас решил сказать, чтобы смягчить обстановку и плавно перейти к другой теме: - Сейчас у меня есть ты, Хейли, Ребекка, Элайджа... Александр буквально засиял, расплывшись в довольной улыбке от обращения и приятных слов отца. Косо глянув в сторону свертка, все еще находящегося в руках Клауса, он все-таки решил спросить: - А что ты мне приготовил? - Это ты узнаешь потом, когда будет общее вручение подарков, - подмигнул ему Клаус, присев на корточки. Теперь они были на одном уровне. - Ну хоть намекни, па-ап... - Я хотел тебе подарить это сейчас, но ты оказался в ненужном месте, совершая нехороший поступок, - Клаус указал взглядом на стол, наигранно строго покачав головой. Александр обиженно надул нижнюю губу, но Майклсон уже встал. - Давай спустимся вниз, все уже ждут, - Клаус спрятал рисунок в прежнее место, на пару секунд задержав взгляд на нем. Александр, услышав снизу голоса Ребекки и Хейли, зовущие его, бегом побежал на кухню. Майклсон бросил взор в окно: в этот миг он показался стариком, горько вспоминающем счастливые моменты молодости. Клаус ловко увернулся от коварного вопроса, который мог бы довести сына от страшных умозаключений. Хотя Клаус до сих пор надеялся, что Кэролайн хотя бы жива. Надежда была сумрачной, с учетом того, что она была связана с Софи, а ведьма, как известно, погибла. Увидев тогда ее труп, Майклсону стало дурно. Он до сих пор не унимается и просит ведьм, чтобы те хотя бы нашли ее тело. Но Кэролайн словно канула в Лету: ни слуху, ни духу. Клаус одновременно пытался смириться с тем, что больше не увидит солнечной блондинки, и одновременно отчаянно требовал с ведьм, включая Давину, найти ее. Это была странная вера. Дернув головой, Клаус резко развернулся от окна и зашагал к выходу. Александр обычно отлично отвлекал его от грустных мыслей своими проделками, но вот сегодня отличился, резко сделав наоборот. Захлопнув за собой дверь, Майклсон услышал радостные крики и громкий смех снизу. «Опять что-то творит», - с улыбкой подумал он и ускорил шаг. Войдя на кухню, ему предстало забавное зрелище: все стояли в муке, взлохмаченные и радостные. У Давины и вовсе волосы были заляпаны кусочками теста, Марсель теперь был похож на далматинца, только с коричневыми пятнами, Ребекка словно упала лицом в тазик с мукой, а Хейли пыталась остановить сына, но в итоге начинала смеяться. Такой же грязный по кухне бегал Александр, прячась от Давины, которая, видимо, опять попала под шалость мальчика. Ведьме было уже двадцать четыре, а бегает она так, словно одногодка Александра. На кухне царила суматоха. Все, завидев, Клауса наперебой стали что-то говорить. Возник гул: голоса смешались, каждый перебивал другого, и гибрид ничего не мог разобрать. Клаус этого и не хотел: посмотрев на все это, он сам начал заливисто смеяться. - Похоже, Александру определенно нравится ведьмочка, - рядом оказался Элайджа, который тоже куда-то отходил, а теперь с интересом наблюдал кухонный беспредел. Клаус, приобняв брата, глянул на него. Обменявшись взглядами, они вскочили с места и подбежали к тазику с мукой, решив присоединиться к «игре».