Невозможности

В тёмно-синем, почти чёрном небе распускались огненные цветы — красные, зелёные, лиловые, и все такие яркие, что смотреть на них было почти больно. Будь на месте Джуффина Халли кто-нибудь другой, непременно сочинил бы поэтическую аналогию с целью своего визита, но ему такая мысль даже в голову не пришла, к тому же все прочие эмоции временно вытеснило изумление. Чутью своему он доверял и был уверен, что дорогу выбрал правильно — до момента попадания прямиком в пёструю бурлящую толпу, которая нестройным хором орала какую-то восторженную песню. На конце следа, ведущего прямиком через Хумгат, Джуффин ожидал обнаружить что угодно, но точно не это. Предположений он старался не строить, но всё же, переводя взгляд с деревянных лотков уличных торговцев на разбросанные в толпе разноцветные парусиновые палатки, а с них на украшенные флажками и огоньками немногочисленные деревья, он, хоть и не забывал прислушиваться к своим ощущениям, но всё больше убеждался, что — революционная почти мысль — ошибся. Впрочем, конец этим размышлениям довольно быстро положила тяжёлая рука, опустившаяся ему на плечо, и до боли знакомый голос, шепнувший в самое ухо: — Не знаю, что тебе от меня нужно, и знать пока не хочу. Давай для начала выберемся из толпы, а там посмотрим. Джуффин, за три шага почуявший чужое, но хорошо известное ему присутствие (неплохой результат, но для него — почти позор), кивнул и позволил увлечь себя куда-то в сторону и вверх по невысокому склону. За ними закрылась какая-то дверь, потом с тихим шорохом задёрнулась бумажная ширма, а потом всё те же руки невежливо развернули его за плечи. — Я не самое отвратительное существо в этой Вселенной, не обязательно так старательно смотреть в другую сторону, — насмешливо сказал великолепный Лойсо Пондохва, усаживаясь на шаткую деревянную кровать и глядя на собеседника снизу вверх. Тот не спешил ему отвечать, разглядывая сначала комнату (не то чтобы там было на что смотреть — кроме кровати, занимавшей почти всё пространство, иной мебели не было и не предвиделось), а потом с тем же пристальным вниманием — самого Лойсо: загорелого, встрёпанного, одетого во что-то звёздчато-полосатое и пропахшего дымом, травой и вином. — Меня настолько поразил этот мир, что на тебя уже и смотреть страшно было, — наконец сказал Джуффин. — Даже я не смог бы предсказать, что именно в такие места тебя будет тянуть. — Мог бы и догадаться. После той почти мёртвой выгоревшей пустоши я и сиротским приютом готов был руководить, лишь бы чувствовать себя и других живыми. А уж от такой вот безумной разноцветной суматохи я пьянею, как от хорошего вина. Сколько же в ней, оказывается, силы. Никогда бы не подумал. — Твои новые развлечения мне нравятся куда больше, чем прежние. — Да, ты всегда был так забавно привязан к нашему несчастному миру и его обитателям, — кивнул Лойсо, еле заметно скривившись. — А мои развлечения мешали им спокойно существовать… Я ему уже не угрожаю. Ты ведь это пришёл узнать? Ни ему, ни его жителям. Я дал Максу слово туда не соваться. Во Вселенной, знаешь ли, много миров. — Не поверишь, действительно знаю, — с усмешкой приподнял бровь Джуффин. — Но ты не угадал, я здесь не за этим. — А за чем же? — Считай, что просто решил навестить старинного приятеля. — Каким интересным словом ты меня назвал, — протянул Лойсо, задумчиво сощурившись. — Хорошо, злейшего врага, если тебе так больше нравится. — Нет уж, так ещё хуже… И ты врёшь, — привычно констатировал он, откидываясь на стену за кроватью. — «Просто» ты ничего не делаешь. — Можешь не верить, мне-то что, — пожал плечами Джуффин, продолжая стоять спиной к задёрнутой ширме. — Я действительно пришёл просто так. Без тайных намерений, без козырных тузов в рукаве, без спутников и без определённого плана. Даже не предупредил никого. Словом, сбежал, как в юности сбегал с дежурств на свидания, потому что был твёрдо намерен тебя увидеть. — А мне, выходит, отведена в твоём сравнении роль твоей дамы сердца, так? Ну что же, хотел увидеть — смотри, — Лойсо раскинул руки и поднял голову, глядя Джуффину в глаза. — Доволен тем, что мы с тобой из меня сделали? На несколько тягучих минут воцарилось молчание, во время которого собеседники с ничего не выражающими лицами смотрели друг на друга, а воздух в крохотной комнатке постепенно густел и нагревался, готовился вот-вот вскипеть, повинуясь чужим гневу и боли, взявшимся непонятно откуда, наверное, из одного жаркого и очень давнего дня… А потом Джуффин как ни в чём не бывало сообщил, наконец тоже сев на кровать: — Ты знаешь, да. И без того было хорошо, а теперь ещё лучше. — Величайшая цель моей жизни достигнута — меня похвалил великолепный Кеттариец, — ядовито сообщил Лойсо и повернул голову, отслеживая все движения собеседника внимательным взглядом зелёных глаз. Никто из них ничего особенного не сказал, не сделал и даже не подумал, но воздух вдруг опять стал пригоден для дыхания, а возникшее было напряжение (бывшее скорее следствием очень давней привычки, чем чем-то ещё) улетучилось. — Надеюсь, мне зачтётся, что я не попытался тебя убить. Даже удрать не попробовал… а ведь хотелось! — От меня ещё никто не удирал! — Джуффин скорчил неописуемо зверскую рожу, но тут же вернул себе нормальное выражение лица, махнул рукой и рассмеялся. — Макс пришёл к тебе с повинной, да? — серьёзно спросил Лойсо, переждав приступ чужого веселья. — Ну, он предупреждал, что не может ничего от тебя скрыть. — Обижаешь. Зачем мне его рассказы? Макс не сказал о твоём освобождении ни слова. Просто так вышло, что я всегда знаю, что с ним происходит. Свойство моего организма. — К слову о нём. Я был в мире, откуда родом этот твой заместитель, и мне показалось, что тамошняя земля таких не рожает… Он вообще крайне интересное создание природы. Интересное создание с моим лицом, — задумчиво протянул Лойсо, обращаясь словно бы к самому себе. Джуффина этим было не обмануть — конечно, от него требовали объяснений, и весьма настойчиво требовали, но при этом почему-то всё равно давали шанс не отвечать. Он им воспользовался и промолчал. Лойсо не настаивал, задал другой вопрос: — Как он справляется с исчезновением моей дочки? — Странно слышать, как ты кого-то так называешь… Плохо справляется, откровенно говоря. Но это ненадолго. Ещё две дюжины дней, максимум три, и Макс снова будет в отличной форме. В конце концов, он сам видел, что леди Теххи сейчас счастлива, как никогда прежде. — Да, он живучий, — согласился Лойсо. — От своего не отступится… Это хорошо. Было бы скверно, если бы с ним случилось что-то непоправимое. В конце концов, я ему обязан. Снова повисла тишина. На этот раз Лойсо нарушил её сам, постановив после внимательного разглядывания сидящего рядом человека: — Ты изменился, Джуффин. И очень сильно. — Уж кто бы говорил… — Нет, это так, — Лойсо остался серьёзным. — Раньше ты отталкивал всех, кто оказывался с тобой рядом — непроизвольно, конечно, не словами и не мыслями, но это было так. Мне пришлось потратить много сил, чтобы приблизиться к тебе, если помнишь. А сейчас ничего такого и в помине нет… И это далеко не единственное, что в тебе изменилось. На секунду повисла пауза, а потом он закончил: — Рад, что мне удалось это увидеть. Тебе такая натура, пожалуй, идёт больше. — То есть дружба с Нуфлином всё-таки довела меня до добра? — насмешливо уточнил Джуффин. — Не думаю, что это его заслуга, — Лойсо тоже улыбнулся и окончательно откинулся на стену, снова глядя на собеседника снизу вверх. Тот продолжил его осматривать цепким взглядом, подмечая всё то, что видно, и то, что видно быть не должно. — Но хорошо всё-таки, что ты пришёл. Иначе бы я и этого не узнал. — Значит, Сотофа была права, причём дважды… нет, погоди, трижды. Надо будет не забыть ей передать, она всё ещё любит такие комплименты. — Леди Сотофа Ханемер? — приподнял бровь Лойсо. — Негласная глава Ордена Семилистника, твоя землячка, советчица, старинная знакомая и… кто там ещё, любовница? Вопрос «а причём тут она?» не был задан и даже в мыслях не появился, но тем не менее подразумевался. — Всё-таки давно уже хорошая подруга, — мягко поправил Джуффин, — и слишком проницательная ведьма для того, чтобы я мог от неё что-то скрыть. Конечно, она многое знает о том, что нас связывало. — Связывает, — в свою очередь поправил Лойсо, задумчиво барабаня пальцами по колену. — Прошедшее время тут неуместно. Сам знаешь, что за какие-то пару сотен лет такие связи не рушатся… Мне можешь правды не говорить, но хоть себе-то не ври! — Ты сейчас слово в слово повторил то, что сказала мне Сотофа, когда я объявился под Тайной дверью Иафаха с безумными глазами и отравленным сэром Шурфом в пригоршне, — усмехнулся Джуффин. — Спасибо ей, выходила и меня, и его. — Он, надо понимать, тоже здоров и доволен жизнью? Впечатления Макса — дело хорошее, но полной картины в таких делах они не дают. — Ну а как же. Мы с Сотофой своё дело знаем. Да и ты тоже — в том смысле, что ничего страшнее тебя с ним пока не случалось. Я его честно берёг, как ты мне и велел, пока этим не занялся Макс. А уж под таким присмотром у него точно не выйдет погибнуть, если сам не захочет. Словом, можешь спать спокойно — твоей репутации никакой ущерб не страшен, вся Вселенная к твоим услугам, да и сейчас ты, можно сказать, хозяин положения — вопросов я тебе задавать не стану, сам понимаю, что перебор, а вот на твои ответил и ещё отвечу, если надо будет. — Я тоже отвечу, Чиффа, — неожиданно мягко сказал Лойсо. — Обязательно отвечу на все вопросы, которые ты сможешь задать. Просто не сейчас. — Да и насчёт «всех» я бы на твоём месте не зарекался, — понимающе фыркнул Джуффин. — Ты на моём месте — это интересно. На это я бы посмотрел, — Лойсо тоже ухмыльнулся, и на какое-то мгновение его ухмылка стала зеркальным отражением Джуффиновой… но только на миг. Потом его лицо снова стало обыкновенно-неповторимым, ни на что не похожим, словно ничего и не было. — Но спасибо, что напомнил про Вселенную, которая в моём распоряжении. Сейчас как раз и распоряжусь. Засиделся я в этом Мире, да так, что самому не верится. Да и на эту комнату найдутся претенденты. Не удивлюсь, если уже нашлись и невежливо прислушиваются за ширмой. Ничего они, конечно, не услышат, но всё же… Перекатившись на бок, Лойсо пошарил под кроватью и широким жестом выудил оттуда маленький ярко-салатовый фонарик наподобие тех, что были развешаны по деревьям снаружи. Резко сел, вручил его Джуффину вместе с торопливым «на память», сказанным почему-то на Безмолвной речи, и тут же добавил уже вслух, но всё же шёпотом: — Ты поищи меня как-нибудь ещё раз. Вдруг найдёшь? Я был бы рад. После чего свернул улыбкой и исчез, оставив после себя только смесь запахов дыма и травы. — Сущее дитя, — вздохнул Джуффин, бережно убирая фонарик в карман лоохи. Осмотрелся вокруг, хмыкнул не то одобрительно, не то недоверчиво, приоткрыл ширму — мол, свободно — и тоже исчез. (Впрочем, это слово имеет смысл только с точки зрения участников ночного фестиваля, которые ещё какое-то время спустя вломились-таки в комнату и увидели её пустой. А куда на самом деле делись эти двое, и что с ними сталось — только им самим и известно.)