***
По старинным каменным улочкам бежала парочка мальчишек, объектом их преследования служила маленькая собачка, а в ее пасти их дневной рацион. Один из мальчишек схватил камешек и задрав руку грозно посмотрел на загнанную в угол собачку. — Стоять! — Никуда ты от нас не денешься, грязный пес! — Не бейте его… — тихо пробормотал стоявший позади мальчик, его светлые волосы длинными прядями уходили вниз. — Верни обратно мой завтрак! — Оставьте его в покое! — словно комарик пробормотал Алон. — Ну все, сейчас ты огребешь! — Давай насчет три! — прихватив камешки в руки, мальчишки замахнулись. — Вы поняли меня…? — Получай!!! — присвистывая и весело ухмыльнувшись, они кинули камешки, но пригнувшийся мальчик принял их удары в лоб, прижимая собачку к груди. — Остановитесь, прошу вас! — Ты еще кто такой?! — Впав в ступор от удивления, ребята шокировано оглядели парнишку. Алая кровь стекала с разбитого виска. — Что ты здесь забыл?! — Эй! Я знаю этого парнишку, его зовут Алон, в конфликты не встревает. — Хороший мальчик… — Часто бродит тут, тоже беден, но учится искусству рисования в Церкви и вроде как состоит у них на попечении. — Верни его! — Он нашу еду схавал! Его нужно наказать. — Как вы можете быть такими жестокими?! Он ведь всего лишь щенок… — пунцовое лицо парнишки наполнилось негодованием, а сердце жалостью к бедному животному. — И даже не пытайся на жалость давить! — В отличие от тебя мы не умеем картины рисовать! — На сегодня мы остались голодные, и все из-за этой шавки! — покрытый веснушками парень, полный обиды и гнева, прихватил щенка за шиворот. — Ах, да… — закопошился в своих одеяниях мальчик и что-то вынул. Маленький пузырек с некой жидкостью. — Вот, возьмите баночку с краской и продайте ее, на вырученные деньги купите себе немного еды. — Что? — удивленно воскликнул курносый парнишка с веснушками. — Баночка краски? — Я много работал, чтобы ее купить, если продадите, то получите взамен неплохую сумму денег! —… — ребята переглянулись.***
Прижимая щенка, Алон с нежностью глядел в его маленькие, словно черные бусинки, глаза, а щеночек вылизывал покрытое пылью детское личико. — Теперь все хорошо… Бам! — А ну-ка, получи!!! — с криком прыгнувший откуда не возьмись рыжеволосый парнишка отчеканил своей подошвой по-курносому, отчего последний рухнул вниз. — Широ! Драться плохо… — Ай! — баночка с карской хлопнулась о личико мальчика. — Идиот! И о чем ты думал?! Ты ведь работал день и ночь, чтобы купить эти краски! Как ты собираешься без нее фреску дорисовывать в Церкви??? — Ты понял меня? — Ах ты ж…! — замахнувшийся толстой, как его рука, палкой, черноволосый парнишка навис над Широ. Отмахнувшись легким ударом, Широ сломал пополам его палку, а ударом с локтя выбил весь воздух, отчего мальчишка упал на пол, как и его товарищ. — Все никак не угомонятся. — Не нужно было, Широ! Они такие же бедняки, как и мы… — Ну и что? — непонимающе отвел взгляд Широ. — Не люблю, когда проблемы решают насилием! — Д-да… понял, тогда извинись перед ними! — фыркнув, ответил Широ. — Как скажешь… я извиняюсь. — окрикнув их, мальчик с нежной улыбкой пошел за Широ. — Тьфу, моралисты хреновы… — протянув руку к голубому небу, один из подростков яростно пожаловался. Но тут его рука наткнулась на маленький мешочек. — А… Ты погляди! Развязав его, внутри они обнаружили несколько бутербродов и парочку фруктов. — Эм… ну спасибо, что ли… — бросив взгляд им в след, пробормотали парнишки.***
Плавными масками, Алон легкими взмахами правой руки наносил слои краски: на высокой, украшенной изящным рисунком стене, красовался ангельский лик, его длинные волосы плавно растекались вниз, где толпы верующих стояли в молитвенной положении перед крестами. Своими увесистыми крыльями ангел будто бы охватывал всю эту сцену в свой мир. — Ты действительно очень талантлив, картина словно живая. — Кто вы? — озадаченно спросил повернувшийся Алон. — Я вас представлю. Это священник из храма в лесу, — добродушно ответил седой старичок, почесывая густую бороду. — Учитель… — Ваше рисование на фреске весьма впечатлило меня. Почему-то на душе неспокойно… этот мужчина, кажется таким знакомым. — Я часто видел тебя близ храма, — сложив руки в замок, мужчина сверкнул очками, пока его длинные волосы раскачивались позади. — Даже при том, что на дорогу уйдет три часа, хочешь ли ты увидеть изображение в моем храме лично? — Очень… Хотя эта картина не для глаз посторонних и уж тем более моих. Изображение святого, что было даровано нам самими Небесами… Говорят, что даже заядлые преступники при виде этой легендарной картины проливали слезы. Ее автор неизвестен… Было бы прекрасно увидеть то, что так тщательно скрыто от людей. Увидеть эту картину моя большая… Мечта. — Ты обладаешь очень чистой душой, раз смог нарисовать что-то вроде этого. Почему ты еще не закрасил глаза у ангела? — М…? — Просто я еще не нашел подходящего цвета. — Я хочу придать им цвет алого заката, однако нужен правильный тон красного: на данный момент мои попытки не дали нужных результатов. Ступая к мальчику, на лице священника возникла мрачная тень, но Алон не заметил этого. — Все дело в том, что спектр восприятия цветов у людей сильно ограничен. Ваш глаз улавливает лишь подобные цвета, что далеко от оригинала. — Я бы даже назвал их фальшивыми. — Фальшивый… Цвет? — непонимающе спросил Алон. — Сам посуди, при рисовании данной фрески, бесспорно, ты вкладываешь истинные эмоции, но при этом используешь фальшивые цвета. — Было бы намного лучше, если бы ты начал использовать истинные цвета, — сходи к горе, что к северу отсюда, — незаметно для глаз Алона, пятиконечная звезда расцвела на лбу мужчины. На той горе есть поле — долина алых цветов. Окроплённые кровью с крыльев настоящих ангелов, поэтому, наверное, он сказал мне, что здесь я найду «истинные цвет»? Возможно, используя природу и натуральный оттенок, я наконец смогу закончить мою картину. Когда талант твой будет раскрыт, тогда поймешь, что скрыто в тебе…***
Вернувшись в Церковь, Широ увидел красивейший искусственный пейзаж в своей жизни: неживая фреска будто дышала и двигалась, это… — О, ты уже вернулся, Широ, — откуда-то из-за угла показался и сам художник, волоча за собой остатки красок. — Да, это действительно великолепная работа, но послушай… Где ты смог достать такие насыщенные краски? Тёмно-алые зрачки пристально вглядывались в Широ, а тем временем в его душе несколько глаз расширились. — «Послушай, это ведь…» — «Да, это…» Лучи заходящего солнца упали на лики мальчиков, багровый закат уже предвещал наступление мрачных сумерек. — Послушай, Широ, если задуматься, я всегда хотел спросить у тебя… Кем бы ты хотел стать, когда вырастешь? Мальчик застыл, после чего нахмурился и отвел взгляд. — Ты ведь не будешь смеяться? — Нет, говори уже. — Точно?! — переведя взгляд за плечо, Широ развернулся и прислонился к одной колонне и протянул руку к звездам. — Может это и звучит наивно и глупо… но я бы хотел… что бы все признали меня. И получить как можно больше друзей, можно сказать, что я бы хотел стать героем… — Ах-ха-ха… — заливаясь веселым хохотом, Алон схватился за живот, из глаз его текли слезы. — Эй, ты ведь обещал, а как же честь?! — смущенный мальчик кинулся на своего друга и повалил его на пол. — Ох, прости меня, просто не смог удержаться: ведь ты каждый день говоришь: «Терпеть не могу людей». — А тут говоришь такое, но послушай… мне бы тоже хотелось создать идеальный мир: где все люди счастливы, где много еды и никому не приходится страдать. Но увы, такие слабые люди, как мы, можем лишь рисовать и писать наши мечты на фресках и бумаге. — О, так ты читал… Кхм, забудь все что видел! — «Как руки его касались ее нежных тонких губ и он…» — А ну-ка заткнись! Мало ли кто услышит, я ведь не смогу найти такую глубокую дыру, где можно спрятаться от позора… — Ха-ха! — Но послушай, Широ! — довольно серьезным тоном Алон спросил у друга то, что хотел больше всего знать. — А, да-да. — Мы ведь останемся друзьями? Ответь мне, мой драгоценный друг! —… — привстав, мальчик обхватил ноги руками и обратил свой взгляд на чернеющее небо. — Дурак, пускай такие глупые вопросы больше не лезут в твою голову, так что… как бы сильно ты не изменился, — все равно ты мой друг, Алон! — протянув свою руку к другу, Широ и Алон крепко обнялись, словно родные братья перед долгим путешествием. — Клянешься? — Клянусь!***
Бум! М-м-м… спать мешаете… Бум! Бум! — Да, да… кто же там? Протирая сонные глаза, мальчик потянулся и, едва нащупав свои тапочки, побрел к двери. Бум! Бум! Бум! — Да, открываю уже! — зевнув, Широ легким щелчком повернул дверной ключ и дверь тут же распахнулась. — Ну что в… — Скорей бегом, тут все горит! — в панике выкрикнул один из монахов. И действительно, едкий запах ударил его по носу, отчего легкая сонная дымка мигом исчезла. Мальчик рванул туда, куда вели ноги. — Стой, ты куда?! Но мальчик уже не слушал, единственные мысли были о: «Как там Алон и настоятельница?» В своем безумии люди не глядели, куда несутся, а потому мальчику с трудом удалось пробиться сквозь густую толпу, иногда минуя их ловкими прыжками и подсказываниями. Выпрыгнув сквозь разбитое окно, мальчик обратил внимание, как огромный тяжелый колокол с грохотом рухнул на главный зал, а там сейчас должны были проходить… — Черт! Черт! Черт! — проклиная всех и себя, в том числе, мальчик помчался ко входу, но несколько монахов загородили ему проход. — Нельзя! Сплюнув, он кинулся на одно из деревьев. Ловко, будто обезьяна, он залез на самую близкую ветку и с криком отчаянно пригнул на каменную крышу. Монахи с шоком наблюдали за этим, но им приходилось координировать толпу. А Широ тем временем чувствовал, как бешено скачет сердце в груди, все тело будто перышко, а ноги уже сами не поспевают за мозгом, отчего мальчик, запнувшись, упал прямиком у дыры. Потерев истекающий кровью лоб, он распахнул глаза и… Под рухнувшими колоннами покоились делегаты из ближайших Церквей, но сейчас глаза мальчика опустели не из-за этого. — «Наставница Августина, знаете…» Надломившийся кусочек пронзил хрупкое тело старой женщины, нижняя половина тела увязла в обломках, а кости и плоть обратились в месиво. — «Что такое, опять на тебя доносят. Знаешь ли, стоит побольше ладить с другими». Морщинистое лицо ласково улыбалось. Когда еще живая женщина заметила его фигуру, ее губы что-то шептали ему. — «Эм, ничего… но однажды…