и если ты правда чист,
если ты миротворец —
создай новый мир
месяц назад
Клоаки Даларана таили в себе множество опасностей и столь же много соблазнов: таверны, бордели, игровые дома, все, что угодно, помимо боев без правил — подобного маги бы не потерпели, остальное предпочитали либо не замечать, либо самим принимать участие. Чего и кого только нельзя было встретить здесь среди ночи и теней — в том числе их, Теней, Некоронованных. Сегодня Тесс последний раз звала себя Тенью. Эта ночь должна была стать ее прощанием с прежней жизнью, о чем знал один только Джорах — прочие недоумевали, почему Тесс целую неделю вела себя необычно, то тихо, то возбужденно, то внезапно говорила Ванессе что-то милое вместо привычных колкостей, то даже Тетису делала комплимент, хотя все знали, что он ее раздражает… Она непременно будет скучать по Даларану. И по Джораху, и по Лорне, по Ванессе с Тетисом и то будет скучать… А больше всего — по свободе, которую давали ей Некоронованные. Свобода всегда была лишь иллюзией. Тесс родилась несвободной, и это усугубилось со смертью Лиама. Принцесса должна отвечать за свой народ, принцесса должна защищать свой народ, принцесса должна в первую очередь думать о своем народе — Тесс восхищалась Джайной Праудмур, считая ее идеальным лидером, мечтала стать похожей на нее, иногда сравнивала себя с ней: дочь морей тоже потеряла свое королевство и своего брата. На фоне Джайны Тесс до неприличия повезло, но все же… Кольцо Тиффин пряталось на цепочке под воротником платья. Носить его на пальце было бы чересчур заметно, и невозможно сказать, что простое украшение — отчетливо понятно, что обручальное. Кольцо жгло кожу сомнениями: а Тесс сможет? Она не хотела быть женой короля. Она хотела быть королевой. Она хотела быть равной — таким же лидером Альянса, как и Андуин. Она хотела, но не знала, сумеет ли, и это мучило Тесс больше, чем присущие всем девушкам волнения перед браком с любимым или нелюбимым человеком. Насчет брака она, наоборот, не переживала — не она первая, не она последняя. Если Андуин полюбит другую — пусть любит. Если Тесс полюбит другого — Андуин об этом не узнает. Ничего особенного. Раз уж их обоих все устраивает.***
— Какая-то ты тихая, — Лорна толкнула подругу в бок. — Что с тобой, Тесс? Ты влюбилась? Тесс чуть не выронила из рук бокал с пандаренским пивом. — С чего ты взяла? Что за чушь? — Чушь? А мне кажется, что это правда. Ты сама не своя, витаешь в облаках, не кричишь на Тетиса… только не говори, что ты влюбилась в него, — хихикнула Лорна. — Упаси Свет, — искренне проговорила Тесс. — Нет, ничего подобного, не выдумывай. Я просто думаю… много думаю. — О ком? — лукаво прищурилась Кроули. — О Гилнеасе, — резко осадила ее Тесс. Лорна притихла, изменившись в лице — это была и ее боль. Ее родина, ее жизнь, ее любовь… Тесс стало жаль. Обычно она избегала темы Гилнеаса с Лорной — что толку бередить раны? Неизлечимые раны, потому что Тесс горевала по самому государству, которое было возможно отстроить, пока только в теории, но возможно, а Лиама не вернуть никак. — Пойду на воздух, — сказала Тесс, отставив чашку. Она сделала один глоток — не опьянела, повеселела. Пандаренское пиво не пьянило; воины и философы, жители Пандарии предпочитали наслаждаться вкусом напитка, а не хмелем, и редко позволяли себе терять контроль над разумом. Тесс проскользнула к выходу, незаметно растворившись в тени — вот была рядом с подругой, а вот уже нет. Подземные улицы Даларана обдали прохладой разгоряченное лицо, глаза некоторое время привыкали к темноте после светлых огней таверны — а потом Тесс увидела его. Он набросил на волосы капюшон, но это не помогло — во всяком случае, ее обмануть не удалось. Походка, осанка — все это не спрятать никакими плащами для тех, кто знает и понимает. О Свет, что он здесь делает? Тесс усмехнулась про себя, тоже набросив на волосы капюшон. Может, это хорошо. Нет, это прекрасно! Вечер начал приобретать новые краски и оттенки. Незаметно и неслышно она последовала за ним — словно волчица по следу на мягких лапах. Осторожно, тихо, плавно: ее добычей был не обычный зверь, а сам лев, но лев неопытный и непривычный к обиталищу волков. Тесс хватило трех минут. К горлу Андуина прижалось лезвие ножа. Он должен был атаковать ее в ответ, и Тесс была к этому готова — в любую секунду она бы отпрыгнула в сторону. Но король не двигался — спокойно стоял. Тесс могла решить, что он вправду слабый и мягкотелый, как многие говорили, за глаза и в глаза, но Андуин не испугался — просто ждал. Слабые не могут не бояться, а Тесс умела чувствовать страх. Подумалось: будь на ее месте настоящий наемник, и прощай, лидер Альянса — достаточно движения руки. Тесс вдруг живо это представила: порез на бледной коже, фонтан крови на одежде и земле, тело, падающее в алую лужу, как тряпичная кукла… Одно движение — и все. Вдруг Андуин сказал: — Привет, Тесс. Смутившись, принцесса убрала кинжал. Узнал? Неужели ее маскировка стала хуже? — Как ты понял, что это я? — Ну… — король тоже смутился. — По телосложению. Рост, фигура… Тесс опустила глаза на свою грудь и ей опять захотелось приставить нож к его горлу. — А еще настоящий разбойник не стал бы медлить, — быстро перевел тему Андуин. — А если бы это была не я, а настоящий разбойник? — Тогда… Тесс не отпрыгнула. Даже не вздрогнула, когда ей в горло направили клинок. Движения клинка она почти не уловила. — Неплохо, — проговорила принцесса. Андуин вернул меч в ножны. — Не самый подходящий обмен любезностями, как ты думаешь? — В клоаках Даларана — более чем подходящий. Что ты здесь делаешь? — Приходил к Джайне, — ответил Андуин, сдержавшись, чтобы не ляпнуть «тете». — Через портал. Она с детства прикрывает меня, когда я гуляю. Тесс фыркнула. Андуин отвел глаза — это звучало ужасно по-детски. Прикрывает, когда он гуляет… а потом он сердится на людей, потому что его не воспринимают королем. — Что ж, раз ты пришел отдыхать, может, не стоит терять время? — наконец спросила Тесс. — Хочешь, я покажу тебе одно чудесное местечко?***
Они покинули клоаки — Тесс совсем не хотелось, чтобы ее увидели с Андуином: это породило бы сплетни раньше времени. Устроившись на крыше дома, принцесса запрокинула голову, любуясь звездами и двумя лунами. Андуин сел рядом и с наслаждением вытянул ноги. — Не думал, что ты пьешь. Генн был бы в ужасе, — заметил он, кивнув на бутылку в руках Тесс. — Это пандаренское. Оно почти не опьяняет… но не вздумай говорить папе! — вскинулась она. — Не скажу… А чашки у тебя есть? Тесс запаниковала. Чашек не было. Ни чашек, ни стаканов, никакой посуды, из которой могли бы пить двое. Она не подумала об этом, Андуин, видимо, тоже — они быстро купили пива в таверне, где продавали хорошие напитки и не отличались болтливостью, и ушли. — Не проблема, — твердо заявил король, забрал у нее бутылку, откупорил и сделал большой глоток. После протянул пиво Тесс. — Я не буду, — отказалась она. — Мне… мне правда не стоит пить, это не для женщин моего статуса… Андуин красноречиво хмыкнул, понимая, в чем на самом деле суть отказа. — Ты стесняешься потому, что это будет вроде как поцелуй? Тесс, мы помолвлены. У алтаря нам придется это сделать по-настоящему. У нее запылали уши. Им много чего предстояло сделать. — Дай! Отняв бутылку у Андуина, Тесс решительно отпила. Он внимательно наблюдал за ней с каким-то затаенным сожалением. — Тесс… ты же не хочешь этой свадьбы. Зачем ты себя мучаешь? — Нет, я хочу! — горячо возразила она. — Прости, это выглядело ужасно, тогда и сейчас, но я хочу за тебя замуж, и ты же знаешь, это сделка. Расчет. Ты не пожалеешь. — А ты? — его глаза были глубокими и печальными. — Приносить себя в жертву — долг коронованных особ, но все равно… — И не подумаю жалеть, — сказала Тесс. — Это же мое решение. Не папы, не твое, мое. — И мое, — возразил Андуин. — Я думал, что был бы рад, если бы ты стала моей женой, но… — он развел руками, — времени мне не хватает даже на сон. Не то что на объяснения. Поэтому я счастлив, если честно, Тесс. И я постараюсь сделать тебя счастливой или по крайней мере не несчастной. В его голубых глазах отражались две луны. Тесс смотрела на него и словно падала, падала, падала… или летела. — Можно, я… — Нет, — ее ладошка легла ему на губы. — Я не понимаю тебя. Что ты во мне нашел? — Мы не так часто виделись, но я наблюдал за тобой, когда мы встречались. И ты мне понравилась. Я не мастер комплиментов, — Андуин нахмурился. — И у меня мало опыта в общении не то что с девушками, а в целом с людьми… Но ты мне понравилась, это я точно знаю. И точно знаю, что только на тебе хотел бы жениться. — Пиво вроде бы не крепкое, — пробормотала Тесс. — Нет, не крепкое. Молчание рядом с Андуином не ощущалось тягостным. Легкое, приятное и уютное молчание. Он смотрел вдаль, Тесс то и дело украдкой поглядывала на него и уже без стеснения отпивала из той же бутылки. — Давай сыграем в игру, — предложил Андуин. — По очереди будем говорить что-то о себе. Что угодно. Давай? Тесс кивнула. — Ты первая. — Я? Эм-м… — она замялась. — Я должна была умереть во младенчестве. Родилась больной. Меня спас друид. Почему она вспомнила именно это? Андуин посмотрел сочувственно. — Я не знал. — Никто не знал, даже я, мама рассказала, когда мне было десять. Твоя очередь, — перевела тему Тесс. — На Тыквовин я прихожу к могиле матери, — Андуин качнул бутылку в руке. — Потому что надеюсь ее увидеть. Но ни разу не видел даже во сне. Кольцо Тиффин прижалось к коже Тесс, будто она это услышала. Тесс представила себе, как среди веселых огней Тыквовина Андуин, ускользнув от охраны, идет к могиле, как проводит время не с живыми людьми, а с камнем, который не может ответить ему… невольно вспомнила Миа, тепло ее рук, нежность голоса… — Тесс? — Андуин коснулся ее плеча. — Твоя очередь. — А? Да, — она встряхнула головой. — Я… я подарила отцу цветок мироцвета. Тогда я еще ничего не понимала, только то, что идет война, и что папе грустно. Он говорил мне, чтобы я себя развлекала, ища разные красивые вещи. Каждый день я должна была находить что-то красивое. В тот день нашла мироцвет и положила его отцу на колени, а он посмотрел на меня так… — Тесс улыбнулась. — Как будто я подарила ему ключ из тюрьмы, где он был заперт долгие годы. — Никогда бы не подумал, что Генн — любящий отец, если бы не видел, как он общается с тобой, — усмехнулся Андуин. На лицо Тесс упала тень — с ней Генн общался хорошо, но Лиам… Лиам был его болью, его потерей и его виной. — Твоя очередь, — процедила она, отпивая из бутылки. Андуин замолчал. Надолго. Тесс подумала, что король не выдержал дозы алкоголя и отключился, заглянула ему в лицо — он не спал. Смотрел прямо перед собой и хмурился. — Не знаю, — наконец сказал он. — Не могу вспомнить ничего интересного. — Даже из детства? — Особенно из детства. Прости, я предложил скучную игру. У него не было детства, подумала Тесс. У него не было ничего, что имеют обычные мальчишки. Принц и король был лишен обычных вещей, которые есть даже у нищего. — Нет, это веселая игра! — быстро ответила она. — Очень веселая! И мне с тобой весело! И… Тесс запнулась, потерявшись в голубизне его глаз. Андуин повернулся, и его лицо оказалось совсем близко. Так близко, что она чувствовала его дыхание. — Можно? — спросил он снова. Выдохнул на грани слышимости. Тесс коснулась ладонью его щеки, погладила подушечками пальцев. — Ты правда не умеешь общаться с девушками, — так же на грани слышимости прошептала она. — О таком не спрашивают. — Так можно? — упрямо повторил король. — Я же ска… Остаток фразы потерялся в поцелуе, жадном, горячем, неумелом, но полном страсти. Тесс сжала камзол на груди Андуина, отвечая, не зная, как, но в процессе медленно понимая, как надо. Андуин снял ее капюшон, зарылся пальцами в шелковистые темные волосы, не веря, что это происходит с ним и это не сон — у него настоящее свидание, он гуляет с девушкой, он целует девушку, как все нормальные люди… и девушка эта — именно та, кого он хотел бы видеть рядом. Не потому, что знал мало других. Потому, что Тесс была особенной. Всегда была бы особенной.настоящее время
Больно. Цепи впивались в запястья и лодыжки, растягивая тело так, что иногда казалось — вот-вот сломается. Железные браслеты натирали кожу до кровавых ран. Незримые плети врезались в обнаженную грудь. оставляя рваные раны. Провалиться в сон было гораздо хуже, чем бодрствовать — во сне было больно не Андуину, во сне он сам причинял боль, убивал, разрушал… и чувствовал удовлетворение. Чувствовал счастье. Ему нравилось делать то, что он делал в этих снах, и, просыпаясь, он был сам себе омерзителен. Больно. Мучитель не желал открывать ему свое имя. Мучитель не открывал ему даже своего лица. Прошелестел холодом «зови меня Тюремщик», и больше не проронил ни слова, кроме требований отдать ему свое тело. Позволить вселиться в него. Впустить в разум, поддаться… …он стоял посреди разрушенного Терамора, смотрел, как рассыпаются в пыль люди, любовался этим зрелищем, как лучшим пейзажем. Увидел Джайну — та шла, пошатываясь, как пьяная, на лице мазок пепла, волосы поседели целиком, не частично. Она тоже увидела его, вскинула руку, призывая магию, но он успел раньше — ударил мечом, отрубая голову. Брызнула кровь, тело упало наземь к его ногам, все правильно, так и должно быть, торжествующий смех был его смехом, рвался из груди громовыми раскатами — пусть все горит, пусть рушатся дома, гибнут люди, этот город больше не будет помехой, да, да, да, наконец-то… — Нет! Андуин вскинулся, дернулся, тяжело задышал, радуясь, что это был очередной сон, а не реальность. В реальности он никогда бы такого не сделал, в реальности он никогда не был бы рад чужим мучениям, даже если это незнакомцы или враги… не был бы? — Если согласишься — это прекратится, — холодный голос звенел сталью. — Это сразу же прекратится. «Прекратится во сне, но случится в реальности». — Нет, — повторил Андуин упрямо, и тело обожгла ставшая привычной боль. Он закашлялся, сплюнул кровь, зажмурился, переводя дыхание. Главное — не потерять сознание, иначе снова придут кошмарные видения; среди них уже были Вариан, Генн, Гневион, Шоу, Магни… теперь Джайна. Кто может быть кроме — Андуин предпочитал не думать. Пытался взывать к Свету, но здесь не было Света. Или Свет ему не отвечал. …он шел по улицам Даларана, парящего города магов, нейтрального, свободного от войны… по окровавленным улицам. Трупы магов лежали то там, то тут; Андуин пнул тело пожилого мужчины, с презрением отпихнув к обочине. Члены Кирин-Тора мертвы — он это знал, как и то, что убил их всех своими руками. Мертвы те, что называли себя Некоронованными… почти все. Кроме одного. Кроме одной. Пока что. — Андуин! Он обернулся, обжег фигурку в черном плаще взглядом льдистых глаз. Наблюдал, как она снимает капюшон, как смотрит на него неверяще, умоляюще и одновременно яростно. Как делает шаг, тянет руку… и как он вонзает меч ей в грудь — резко, неожиданно. Как она задыхается, как кровь слетает с губ, как дергается в конвульсиях тело… только не она, только не она, не она, пожалуйста, только не… — Тесс! Чернота пыточной показалась раем по сравнению с видением. Андуин зло выплюнул: — Никогда! Никогда, ясно тебе? Кем бы ты ни был, никогда! Плетки ударили крест-накрест, рассекли грудь. Снова и снова. Как он еще жив — Андуин не знал; то ли жизнь в истерзанном теле поддерживали некой магией, то ли даже эта боль была иллюзией. Ему не было важно. Главной целью осталось удержаться в сознании, в здравом уме, не потерять рассудок, потому что в сломленный разум Тюремщик непременно войдет, и тогда… — Тесс, — выдохнул Андуин вместо вскрика боли. — Тесс… Тесс… Тесс… Ее имя идеально подходило для того, чтобы выстанывать. Чтобы выкрикивать от ударов. Имя — как крик на выдохе. Тесс-Тесс-Тесс… и это помогало помнить — ее, себя, Штормград, Даларан, их встречи, немногочисленные, но успевшие въесться под кожу, вкус ее губ, звучание смеха, ее рассказы… мироцвет. Она говорила о мироцвете, о надежде, о том, что вернула ее отцу… Андуин изо всех сил старался думать об этом.***
Как давно Кель’тас не был в Даларане? Город магов не обрадовался его присутствию — принимал гостя медленно; у всех старых городов, особенно волшебных, есть душа и некое подобие личности. Перед тем, как прийти к Совету, Кель побродил по улицам, привыкая. В Башню магов идти не хотелось по многим причинам, причина же желать прийти туда была всего одна, но преобладала над остальными. Причина по имени леди Джайна Праудмур. Он нашел ее в библиотеке, мысленно усмехнувшись — не за этим ли стеллажом Джайна пряталась с Артасом, позволяя ему целовать себя, скрываясь, будто он ее стыдится? Присмотрелся… волосы Джайны, ранее похожие на золото, теперь сверкали серебром. Она стояла к нему спиной, перелистывая книгу, натянутая, как струна — почувствовала, что он здесь. — Леди Праудмур, — мягко произнес Кель. — Приветствую вас. Джайна отложила книгу — медленно, слишком медленно. Обернулась. Кель застыл — он не думал, что встреча с ней произведет на него такой эффект. Не все ее волосы стали серебром, одна прядь все еще золотилась. Взгляд стал острым — не та наивная милая девочка-волшебница из Кул-Тираса. Ее глаза видели кровь, смерть и руины. Если бы Кель’тас мог, он бы не допустил этого, но он не мог… и она бы не захотела, чтобы ее прятали от войны. Только не она. — Приветствую вас, милорд, — голос ее веял холодом северных морей. — Рада, что вы откликнулись. Я думала… — на миг она стала прежней Джайной, по лицу мелькнула тень смущения, но исчезла. — Я думала, вы не сумеете преодолеть обиду на Кирин-Тор. — Не сумею, — отозвался Кель’тас. — Никогда. Но, когда Гаритос объявил меня предателем, а Кирин-Тор остался глух, Архимагом были не вы. — Кирин-Тор больше никогда не останется глух. От имени всего Совета прошу у вас прощения, принц, — Джайна говорила все так же сухо и равнодушно. Официально. Так было положено, но Кель почему-то ожидал иного… почему? — Раз я здесь, — сказал он, — то простил. «Ради вашей просьбы, миледи, так уж и быть». Джайна кивнула, поджав губы. Не улыбнулась даже глазами — ни тени улыбки. — Скоро начнется собрание Совета, — заметила она. Кель понял — выгоняет, но не ушел, опираясь спиной на дверной косяк и складывая руки на груди. — Миледи, ваши магические способности чрезвычайно усилились. — Да, — усмехнулась Джайна, — усилились. Благодарю, Кель’тас. — В письме ты звала меня Кель, — тихо сказал он. — И не так официально. — Я… — Джайна закусила губу. — Да. Я просто не ожидала, что ты приедешь. Я бы на твоем месте… нет, наверное, я бы приехала, — серьезно проговорила она. — Естественно, — Кель хмыкнул. — Ты бы приехала. Даже если тебе нанесли бы оскорбление похуже, чем обвинение в измене. Даже если бы держали в тюрьме — ты бы приехала. Я не верю, что ты Архимаг. Как и не верю, что ты сотрудничаешь с Ордой. — Я не сотрудничаю с ними! — вспыхнула Джайна. — Но Альянс… между ними перемирие. Между Альянсом и Ордой, но не между мной и Ордой. Если ты думаешь, что я простила… если думаешь, что спокойно приехала бы в Оргриммар… нет. Я не хочу утопать в ненависти, как Даэлин, но и в возможность полноценного мира больше не верю. Джайна Праудмур, которая не верит в мир. Нонсенс, такого не бывает, такого не может быть — это же Джайна. — Я думал, ты миротворец. — Я была миротворцем, пока был жив Терамор, — отрезала Джайна. — Больше нет. Но то, что случилось сейчас, касается и Орды, и Альянса. Всего мира. — Даже протодраконов? — Даже протодраконов. — И что же это за угроза? — Кель приподнял брови. — Снова Пылающий Легион? Древние Боги? Плеть? — Не знаю, — сказала Джайна. — Не знаешь? — опешил Кель’тас. — Не знаешь, но созываешь на Совет всех, кого только можешь, и обращаешься даже к протодраконам? Что произошло, Джайна? — Я скажу на Совете, — она отвела взгляд, вновь беря книгу. — Почему не сейчас? — Потому что, — Джайна подняла глаза, впервые посмотрела прямо ему в лицо, — я больше вообще никому не верю.***
Что-то изменилось — неуловимо, почти незаметно, на уровне ощущений более глубоких, чем пять чувств. Что-то… все вокруг казалось темнее даже в солнечный день. Алекстраза видела мир в тонах, похожих на алый — кровавый. Чуяла запах гари или крови, хотя на самом деле Драконий Погост пах сырой свежестью. Ощущала необъяснимое беспокойство вместо привычной тоски, перманентно зарастающей плесенью на душе. «Ты ждешь, когда тысячи погибнут, и только тогда вмешаешься, Аспект Жизни?» Нет, подумала Алекстраза. Нет, она не вмешается даже тогда. Даже если угроза смерти встанет перед ней самой — пусть, ей все равно. Ей же все равно? Алекстраза обхватила себя за плечи, подтянув колени к груди — после беседы с Калесгосом она стала чаще возвращаться в человеческий облик. Было забавно видеть мир с этого положения — смотря снизу вверх, а не возвышаясь над всем. Было забавно иметь руки, ноги, пальцы, но не иметь крыльев и хвоста. — Заблудилась? Чужой голос оторвал ее от раздумий. Алекстраза подняла глаза — она сидела в роще неподалеку от Погоста, и по ее виду действительно можно было решить, что она заблудилась, но люди здесь никогда не появлялись. Темноволосый мужчина широко и ободряюще улыбнулся. — Проводить тебя домой? «У меня нет дома». — Я не заблудилась, — сказала Алекстраза. — Тогда почему ты здесь? — он уселся рядом. Наверное, чересчур близко. Алекстраза отодвинулась в сторону, буркнула первое, что пришло на ум: — Гуляю. — Гуляешь… — протянул незнакомец. — Опасно для такой красавицы гулять одной. — Знаю, — серьезно кивнула Алекстраза, не став добавлять, что опасно не для нее, а для тех, кто попытался бы посягнуть на ее жизнь или честь. — Как тебя зовут? — спросил мужчина. Как ее зовут… Алекстраза прикрыла глаза. Как же ее могут звать? — Элия, — ответила она снова первое, что пришло в голову. — А тебя? Ей показалось, что он тоже замешкался. — Гаррет. — Гаррет, — повторила Алекстраза. — Красивое имя. — У тебя тоже красивое, — Гаррет улыбнулся широко и обезоруживающе. Было в нем что-то обаятельное, что-то, что наверняка сводило с ума девушек — людей, эльфиек, тех, кто мог заинтересоваться человеческим обликом. — Что ты здесь делаешь? — спросила Алекстраза. — Да так, — он взъерошил волосы. — Гуляю. Как и ты. Говорят, здесь неподалеку кладбище драконов. — Драконий Погост. — Да. И что там живет алая драконица Алекстраза. — Уже не живет, — Алекстраза сжала губы. — Она умерла. От старости, — если визит Калесгоса привлек внимание, то ей совершенно не нужно паломничество местных. Гаррет разочарованно вздохнул. — Жаль. Алекстраза крепче обняла себя за плечи. — Да. Жаль. Мне тоже… очень.