ВОСПОМИНАНИЯ ПОКЛОННИЦЫ
повесть.
_______________
IX.
Эле́н повернула голову в сторону двери и села. Снова дрожащими руками — теперь не от предвкушения, а от страха — наспех сложила письмо и затолкала его под корсет у груди. Убедившись, что краев листка не видно, откликнулась: — Михаил Павлович, Вы? — Я, — ответил хмуро муж, входя. Эле́н поднялась и снова села на край постели под его озадаченным взглядом. Попыталась улыбнуться. Вышло криво. — Вы пришли рассказать мне, чем решилось дело? — несмело предположила Эле́н тихим голосом. — Чем вы занимались? — игнорируя вопрос, Михаил Павлович устроился в кресле и с любопытством принялся осматривать жену, сложив руки на подлокотники. Эле́н нахмурилась, пытаясь разгадать суть его вопроса. — Щеки у Вас горят, Елена Федоровна, словно Вы... — Нездоровится, Михаил Павлович, — спешно перебила его Эле́н и увела взгляд в сторону. — А взгляд Ваш другое говорил, птичка моя, — он явно насмехался над ней. Эле́н облизнула губы, вдохнула поглубже и посмотрела на мужа, решив атаковать: — Вы правы, дорогой муж. Я... Я думала о том чудовищном обвинении, какое Вы мне высказали днем. Об оскорблении, какое нанесли им. Ведь я, право слово, верна Вам и душой, и телом. Я думала... — тут Эле́н осмелилась взять быка за рога и поднялась, чтобы подойти к мужу. Голос ее стал тише и слаще, она продолжила: — Миша, я думала... — она предприняла попытку сесть ему на колени и улыбнулась, когда не встретила сопротивления, а напротив, оказалась обнятой крепкими руками. — О чем же думала моя птичка? — в тон ей, тихо и довольно спросил муж, почти касаясь губами уха. — О разговоре в библиотеке. Где я призналась, — Эле́н прервалась, задумавшись, как лучше продолжить. — М-м-м, — Миша провел ладонью по спине, остановившись на талии. — В чем призналась? — конечно, он прекрасно помнил. Но желал услышать от нее. Эле́н проглотила омерзение, подступающее к горлу, повернулась к мужу лицом и сказала ему в губы: — Что я люблю вас. Михаил Павлович улыбнулся коротко и сразу увлек жену в долгий поцелуй. Кажется, ему нравилось причинять ей боль. Он кусал и оттягивал ее губы, не отпуская, глубоко проникал языком, горячо дышал и кололся жесткими усами. Эле́н ждала завершения, иногда издавая тихие стоны. Прикрыла глаза в попытке забыться, воскресить в памяти более приятные мгновения жизни. И ощутила крепкую хватку ладони на шее. А следом за ней отпущенные губы, которые теперь ныли от боли и кажется, даже кровоточили, и горячее дыхание мужа на щеке: — Леся, это дешево. Еще раз повторишь подобное, я высеку тебя. Поняла? — он чеканил каждое слово так, что она кожей чувствовала всю притаившуюся в нем ярость. Эле́н кивнула, насколько позволяла рука, сжимавшая шею, и затаила дыхание. Миша молчал. А через минуту или две резко отпустил Эле́н, отчего она рефлекторно глубоко вдохнула, не в силах скрыть ужас, который выражал ее взгляд. Он заговорил: — Ты хотела знать, чем решилось дело. Я расскажу. Родионовка ваша на месте. Мы с Николаем Ивановичем выкупили имение. Эле́н нахмурилась в попытке понять, что такое говорит муж — слишком неожиданной оказалась смена темы. Наконец сообразив, что он делится с ней деталями, которых она ждала с утра, робко и тихо решилась уточнить: — Пополам? — Нет, — Михаил Павлович вернул руки на подлокотники, чтобы не касаться стана жены, и повернул голову в сторону, чтобы не глядеть на нее. — Что теперь?.. — хотелось спросить «можно ли мне туда?» или хотя бы «кто теперь будет управлять?», но Эле́н не решилась. — Ничего, Лесь. Ничего. Фабрику строить будем. Не женские это заботы. Дом сохраним, об этом не переживай. Несколько минут длилось тяжелое молчание, которое никто из них не спешил прервать. Эле́н судорожно обдумывала новости, пытаясь угадать, хорошие они или плохие. Ведь с одной стороны, муж заверил ее, что сохранит дом, а значит однажды она сможет туда поехать. С другой же, он дал понять, что к делам ее допускать и не думает. А Эле́н очень хотелось в Родионовку. Хоть в гости, хоть хозяйкой, хоть одним глазком глянуть, проездом оказавшись там — лишь бы очутиться снова в этом волшебном месте, где все было хорошо, где воля и можно дышать полной грудью... Где ее никто не достанет. Теперь же поместье выкупил муж, и она могла бы, как многие жены, отправиться имением управлять, видясь с ним лишь изредка, наездами, пока не вырастут дети и не придет пора выводить их в свет. Но Михаил Павлович, кажется, совсем не настроен был отпускать Эле́н от себя так далеко и надолго. А потому она продолжала думать, ища хоть какую-то идею. Но ничего не находила. Наконец, на ум пришел новый вопрос: — А что отец, получил уже деньги? — Да. Скоро будут паспорта оформлять, собираться в дорогу, — таким холодным и отстраненным Эле́н не видела мужа уже давно. Она предприняла новую попытку развить разговор: — А ничего Николай Иванович от Натали не передал мне? — Передал бы, ты б уже знала, — ничего не действовало, Михаил Павлович был непреклонен. — Все, Леся, вставай. Поздно уже. — Вы не... — она нерешительно взглянула на мужа, не договорив вопроса. — А ты хочешь? — Михаил Павлович удивленно поднял бровь, вставая следом за поднявшейся женой. Эле́н не нашлась с ответом и лишь робко пожала плечами. — Спокойной ночи, Елена Федоровна, — кивнул муж, выходя из покоев. Оглушающий хлопок двери заставил вздрогнуть. «Он снова прежний». А она снова в опасности.***
Эле́н позвала Поленьку, чтобы та помогла ей раздеться. Девочка скоро пришла, освободила барыню от оков тугого корсета и помогла умыться. Надела на нее ночную рубаху и халат, расчесала гребнем волосы. Заплела их в свободную длинную косу и завязала на конце лентой. Выслушала указания о том, какой туалет приготовить на утро. Взбила подушки, помогла улечься, накрыла одеялом. И ушла, погасив свет. Эле́н прикрыла глаза. Попыталась уснуть, но в голове роем жужжали десятки мыслей разом, отчего жутко гудела голова. Хотелось топать ногами и капризничать, словно дитя. Она ворочалась, не находя себе места, и никак не могла провалиться в долгожданный, спасительный сон. Ни усталость, ни боль не помогали ей забыться. Наконец, заметив, что за окном уж светает, она резко села и обняла колени, позволив мыслям собраться в слова. Потому что больше не могла их сдерживать. Мысли эти, которые теперь обрели форму в ее голове, заставили Эле́н встать с постели. Она стерла со щек пару капель слез, какие скупо проступили за ночь от бессильных терзаний души. Надела лежащий в кресле халат и тихо, поежившись от рассветного холода, вышла из покоев. Из окон, сквозь стыки плотных портьер, на паркет уже ложились тонкие и светлые лучи раннего летнего солнца. Эле́н осторожно ступала, прислушиваясь к звукам спящего дома, и думала: обнаружит ли она то, что хочет найти? Или ее настигнет горькое разочарование? Эле́н подошла к двери, за которой находились покои Михаила Павловича, и замерла, положив ладонь на ручку, не отпирая. Она прислушалась. Но за несколько минут никаких звуков не услышала и решилась. Тихонько отворила дверь и зашла внутрь. Михаил Павлович спал. А рядом с ним спала и Агаша. Нагая, бесстыдно закинув ногу на мужа Эле́н, она спокойно, чуть слышно посапывала. Эле́н медленно и беззвучно подошла к постели, чувствуя, как к горлу снова подступает комок обиды и горечи. Она стала подле мужниной постели, обняв плечи от холода, и глядела на его мирный сон, сдерживая слезы, которые пока были очень глубоко. Но стоило дать им волю, тут же отправились бы в уголки глаз, а затем и вниз по щекам, делая ее жалкой. Он лежал ровно, на спине. Одной рукой обнимал Агашу, а другая покоилась на груди, которая мерно поднималась и опускалась при дыхании. Эле́н стояла, стараясь не дышать, чтобы не разбудить их. И думала: что теперь делать? Уйти? Но ей очень не хотелось уходить. Хотелось сейчас оказаться на месте Агаши. Не нагой, но под защитой, окруженной любовью. Михаил Павлович открыл глаза и внимательным, осознанным взглядом посмотрел на Эле́н, которая от неожиданности вздрогнула и отступила назад на полшага. Нет, так не смотрят, от случайного звука или проблеска света пробудившись. Так смотрят, если до того лишь нарочно прикрыли глаза, имитируя сон. Михаил Павлович едва заметно качнул головой как бы снизу вверх, без слов спрашивая, зачем она здесь. Эле́н отвела взгляд, смутившись, потом поджала губы и взглядом указала на Агашу. Михаил Павлович улыбнулся, даже чуть усмехнувшись. В этот момент сама нянька, видимо, ощутила это его движение груди и заворочалась, что-то пробормотав. Муж с женой притихли, не разрывая зрительного контакта, ожидая, пока девка уснет крепче. Выждав, Михаил Павлович одними губами спросил с улыбкой: «ляжешь?», глазами указывая на место по другую сторону от себя, и в знак приглашения вытянул свободную руку. Эле́н же грозно глянула на него, нахмурив брови, и снова указала взглядом на Агашу. Михаил Павлович пожал свободным плечом, как бы говоря «ну, как хочешь», немного подумал и вздохнул. Растолкал няньку, которая капризно заныла от непрошенного раннего пробуждения: — Что стряслось, барин? — она полушептала спросонья и потирала глаза рукой, еще не открывая их. — К себе иди. Живо, — он сказал это спокойно и тихо, но строго. А потом вдруг зло и звонко шлепнул ее по бедру так, что кожа покраснела. Эле́н тут же отвернула голову, вспыхнув, окончательно смущенная и рассерженная. Агаша, наконец, поднялась, открывая глаза. Заметила Эле́н и, взвизгнув от неожиданности, себе же рассмеялась. Следом разумная мысль посетила ее: она извинилась, схватила свои вещи и, наспех натянув сорочку, босая почти что выбежала из покоев под грозным взглядом Эле́н. Как только дверь затворилась, Миша спросил: — Ну, что такое, Лесь? Она вернула взгляд на мужа, который встревоженно и грустно осматривал ее, уже сидя, а не лежа в постели. Этот его настрой тронул Эле́н, и она смягчилась, тут же жалобно нахмурившись, но ничего не отвечая. Миша вздохнул, покачав головой, и раскрыл руки, снова приглашая к себе. Она охотно забралась на постель, ластясь к мужу, обнимая его и утыкаясь носом в грудь. Широкие и крепкие руки привычным движением накрыли ее, возвращая то, за чем она пришла. Что, как ей казалось, потеряла. Михаил Павлович лег полностью, утянув за собой и жену. Забрался носом в ее пушистые волосы, вдыхая аромат. Она не сказала ему ни слова. Лишь тоскливо похныкала какое-то время едва слышно, а потом засопела, так и оставшись лежать прямо на его груди. А он, услышав, как она уснула, лишь покрепче сжал в объятиях на мгновение в попытке выразить этим все свои чувства. Потом погладил по спине и несколько раз поцеловал в макушку. «Она не может без меня». Михаил Павлович печально улыбнулся. И закрыл глаза, наконец, засыпая.Е.Ф. Березина
_______________
[Из рукописи г-жи Б., 1884г.]