Когда гаснут светлячки

Возможно, пить с Венти было не лучшей идеей, но чуть ли не впервые в жизни, хоть и на доли секунды, Алатус почувствовал себя свободным. Он поет какие-то странные песни, которые они сочиняют находу, слабо обнимает выпившего музыканта за пояс и раскачивается с ним из стороны в сторону. — Оу… — Венти резко замирает и жмурится. — Что такое…? — Не лучшей идеей было расшатывать мой вестибулярный аппарат после бутылки полусладкого на пустой желудок. — Бутылки? — Сяо переводит взгляд на круглый стеклянный столик, на котором лежат три пустые бутылки вина. — Оу… ик… Минутная пауза, и глаза наполняются откровенным непониманием. — Откуда три? Мы же одну покупали? Или две… — Ты заказал доставку. — Хи-хи… о! А давай потанцуем? Венти резко вскакивает с дивана и тут же падает обратно — в руки своему телохранителю. Всё же, выпитый алкоголь даёт о себе знать. Музыкант морщится, не желая отказывать себе в удовольствии потанцевать, достаёт из кармана шорт телефон и включает музыку. — Го, — медленно и аккуратно встает с дивана и берет Сяо за руку. — Разрешите пригласить Вас на танец, господин «простой бариста»? — Хех, разрешаю. Его ни к чему не принуждают, не заставляют делать то, чего он не хочет. Даже в банальном — танец, Венти оставляет выбор за Алатусом. Непривычно и даже как-то неловко. Из ниоткуда берётся ощущение, что с ним играют и сейчас ему просто пускают пыль в глаза, но принимать это не хочется. Сяо кладёт руки на талию музыканта и уводит того в танец. Венти пьяно шатается, неуверенно переступая с ноги на ногу, и, кажется, если б не уверенная хватка телохранителя, то он давно бы уже сидел на полу, потирая разбитый нос. Телефон булькнул, оповещая о том, что он разряжен, и музыка затихла. Не желая останавливаться, Барбатос начинает петь. И снова этот голос. Такой божественный, ангельский и внеземной. Он исцеляет душу и бережно залечивает раны; он пахнет горячим какао в холодный зимний вечер; он выглядит как сотни маленьких разноцветных огоньков; он чувствуется, как прохладный летний ветер в жаркий день; он такой лёгкий и нежный, невинный и непорочный… само воплощение свободы. Венти слабо раскачивается, продолжая свою песню, он уже устал, так что последние слова звучат почти шепотом. Музыкант склоняет голову на плечо Сяо и прижимается к нему. Он выдыхает жаркий воздух, обдавая шею телохранителя теплом. По телу вдруг побежали мурашки, и Алатус слабо вздрогнул. — Так уютно… — тихо шепчет Венти. Они стоят посреди комнаты в квартире-студии. Музыкант одет в шорты и футболку, он аккуратно переступает с ноги на ногу, его белые носки скользят по гладкой поверхности пола, лишний раз давая понять, что если бы Сяо не придерживал юношу за пояс, то тот уже давно бы упал. — О чем ты мечтаешь? — неожиданно спрашивает Барбатос, продолжая лежать головой на чужом плече и обнимать Сяо. — Ты говорил про исследовательскую станцию… но потом ты забросил это… о чем ты сейчас мечтаешь? — Думаю… ни о чём… я просто плыву по течению… как говно по трубам. — Какое грубое сравнение… не хочешь вернуться к орнитологии? — Не могу. — Почему? — Для этого нужно время, а у меня его нет. Хотел бы я вернуться в детство… когда ездил за отцом и мог бесконечно наблюдать за птицами… изучать их… делать фото… — Ой… подожди… до меня только сейчас дошло… ты уже говорил ранее про отца… а вчера… или это было сегодня… не суть, ты сказал, что вырос в детском доме и своих родителей ты не видел. — Так и есть, мы назвали отцом нашего учителя. — И он брал кого-то из вас в свои поездки? — Что-то вроде того… — Сяо опускает голову, быстро выискивая в мыслях тему, чтобы увести этот разговор в другую сторону. Продолжать говорить о своей семье нет желания, но как на зло он не может ничего придумать. — С трудом представлю это. Ты любил его? — Венти… — нервно сглотнув и набравшись решительности он опускает руки на чужие плечи и отстраняет музыканта от себя. — На самом деле… я не хочу говорить об этом. Телохранитель всматривается в пьяный взгляд бирюзовых глаз, прокручивая в голове сотни исходов своего непослушания. «Ударит? Накричит? Закроет где-то? Будет морить голодом? Свяжет и будет издеваться? Заставит унижаться? Ну же… не молчи, пожалуйста. Скажи хоть что-то…» — Ик… — всё, что у Венти получается выдавить из себя. — Ик? — Ик. — И… это всё? — Пхах, а что я должен сделать? — усмехнулся музыкант. — Не хочешь говорить — не будем, — пожимает плечами и смотрит на Сяо глазами полными непонимания и искреннего удивления. — И ты… не пойдёшь жаловаться на меня? — Не-а, — Барбатос вновь виснет на чужой шее и утыкается в неё носом. — Кажется, я всё-таки перебрал. — Что…? — Надо лечь… поможешь…? А то я чувствую, как ноги подкашиваются. Под словом «помочь» Венти имел в виду поддержать под руку и довести до дивана. Сяо понял по-своему. Он берет музыканта на руки и уносит на кровать. В этой просторной квартире нет стен, но условная спальня отделена от комнаты стеклянной перегородкой с черно-белыми узорами. Сяо опускает музыканта на кровать и отстраняется. Барбатос обижено тянет его назад: — Не уходи на диван, Сяо… ляг со мной, что тут такого, мы же уже спали вместе… — Я приберусь там и вернусь, ладно? — Да, я буду ждать тебя. Не буду спать, пока ты не придёшь, — пьяно проговаривает, а глаза уже медленно закрываются. Сяо слабо усмехнулся и вышел в комнату. Убирать особо нечего, он собирает со стола пустые бутылки и стаканы и уносит все на кухню. Мусор выброшен, стеклянный стол вытерт и блестит. Алатус стоит на кухне возле мойки и держит в руках бокал из которого пил Барбатос. Палец скользит по длинной и тонкой ножке фужера и останавливается на едва заметном полупрозрачном отпечатке чужих губ. Парень замирает и поднимает бокал выше. Его взгляд прикован с этому аккуратному следу. В голове проносится фраза, зацепившая Сяо за живое — «Ты украл мой первый поцелуй». Алатус вздыхает и включает воду. Он проходится мочалкой по фужеру, начисто смывая все отпечатки. Сяо вернулся в комнату примерно спустя двадцать минут после того, как уложил музыканта на кровать. Юноша спит, тихо выдыхая и слабо морщась. Ему что-то снится, и, кажется, сон довольно интересный. Очередная усмешка, Алатус убирает волосы с его лица и аккуратно проводит пальцем по гладкой щеке. Кожа Венти ощущается такой мягкой и бархатной, но в то же время сейчас — до дрожи холодной. Лицо Сяо не выражает никаких эмоций, но внутри всё переворачивается с ног на голову и обратно. С ним что-то происходит, и это «что-то» ему сильно не нравится. Подобное не заканчивается ничем хорошим, но выбора нет. Даже если Венти и даёт мнимую свободу, Алатус понимает, что это лишь иллюзия. И она тоже когда-то рухнет. Как и вся его жизнь. Телохранитель ложится на край кровати, поворачиваясь к Барбатосу лицом, укрывает их обоих одеялом и вздыхает. — Спокойной ночи, Венти… Он проваливается в сон так быстро, что день буквально застаёт его врасплох. Малейшее движение со стороны музыканта, и взгляд Сяо уже направлен на него. — Доброе утро, — уныло протягивает Венти. — Как спалось? — Утро…? — Справедливо… добрый вечер тогда, хехе… чёрт, как голова болит, — он прикладывает ладонь к лицу и обречено вздыхает. — Мы что, пили вчера…? — Ты не помнишь? — Ехе~ — Это шутка…? — Нет, видимо, я вчера перебрал… — обречённо вздыхает и ударяет себя ладонью в лицо. — Я к тебе приставал с тупыми вопросами, да? — Нет. — Да ладно? — усмехается и вновь обречённо вздыхает. — Я же вспомню всё, просто сейчас, пока голова больная, то не могу сообразить. Ты не подумай, я не алкаш или что-то такое… просто у меня редко бывают выходные… да и повод тоже. — Повод? — Ну, мы ведь так и не выпили за твой приход на работу, так что считаю это поводом. — Подожди… ты собирался пить «за меня»? — А почему нет? Мы ведь с тобой друзья, да? — Полагаю, что так… — Ну так и почему нет? — он широко улыбается, а потом сводит брови и болезненно мычит. — Всё-таки третья бутылка была лишней. — Вторая тоже. — Тц!