15 лет назад
Молодая девушка с длинными волосами, собранными в темно-фиолетовую косу проходит в класс. Перед ней — двадцать ее учеников, дети одеты в школьную форму, все сидят по своим местам, с интересом наблюдая за учителем. Девушка улыбается и поворачивает голову на дверь: — Заходи. Ее голос звучит, как команда, и порог класса переступает новый ученик — такие же чёрные шорты, как у и всех младшеклассников, такая же белоснежная рубашка с аккуратным воротничком и широкими манжетами, такие же горящие и полные энтузиазма глаза, вот только кое-что всё же отличается. Взгляды детей прикованы к прижатым к голове тёмно-зелёным ушам. — Представься, пожалуйста, — мягко проговаривает девушка, когда ребёнок останавливается по центру доски. — И напиши своё имя. — М-меня зовут Тигнари… — лис поворачивается к классу спиной, берет в руки мел и подносит руку к доске. Его хвост слабо вздрогнул, мальчик напуган и растерян, от чего все мысли из головы разбегаются в разные стороны. В свои шесть, он уже свободно говорит и пишет на трёх языках, что сейчас играет против него. Из-за растерянности и нервов буквы путаются, не оставляя ему ни единого шанса на «правильное» приветствие. — Ой, фу, собака! — крикнул кто-то из детей, заставляя Тигнари вздрогнуть. Лис опускает руку, так и не написав даже первой буквы, и поворачивается к классу лицом. — Я не собака… — так тихо и робко проговаривает. — Я — фенек… — Финик? — очередной смешок из класса, который другие дети активно подхватывают. — Фенек… это… это такие лисицы… с большими ушами… — смех этих детей звучит до боли в груди обидно. Он искреннее не понимает, чем именно вызвана такая реакция. Ребёнок поворачивает голову и поднимает растерянный взгляд на учителя. — Так, тихо! — строго проговаривает девушка, ударяя ладонью в крышку стола. — Тигнари — зооморф. Это значит, что ему присущи черты одновременно людей и животных. Вы должны понимать, что даже если человек отличается, то это не значит, что он странный и его нужно обижать, понятно? — А если собака отличается, учитель? — Если я услышу ещё хоть один смешок в его сторону, то вызову ваших родителей и поверьте, по голове они вас не погладят. Это понятно? — Да, учитель… — слегка грустный вздох местного хулигана внушает уверенность, что травли не будет. — Славно. Тигнари, займи место у окна, а я сейчас вернусь, — она жестом показывает на третью парту, а сама уже направляется на выход. Лис медленно и робко пробирается к своему месту. Что бы ни сказала учительница, ему всё равно страшно, и неконтролируемое виляние хвоста и опущенные уши выдают его с головой. Тигнари присаживается за парту и сразу же опускает взгляд в стол. Сейчас на него смотрят десятки глаз, и от этого становится ужасно неловко. — Эй, собака, — вновь звучит этот голос, который буквально за пять минут общения уже успел напугать лиса. — Знаешь, почему тебя возле окна посадили? Потому что от животных воняет. — А почему от них воняет? — фенек поворачивает голову, встречаясь взглядом со своим обидчиком. — Потому что они вонючие! — Нет, — холодно проговаривает лис, в этом диалоге его оппонент явно уступает в интеллекте, но вряд ли это сейчас имеет значение, — от животных воняет, если за ними не ухаживать. Если твоя собака воняет, значит она чем-то больна, либо во что-то выпачкалась… По классу разлетается очередная волна смеха. Кажется, дети вовсе не собирались говорить серьезно, они лишь решили подшутить над Тигнари, который сразу этого не понял. А вслед за этим смехом начались долгие девять лет постоянных насмешек, буллинга и травли. А когда у лиса начался переходный возраст и половое созревание, то он почти не ходил в школу из-за бесконечных шуток, оскорблений и даже избиений. «Ты отвратителен», — фраза, которую он слышал чаще, чем простое приветствие. Быть единственным зооморфом на всю школу оказалось куда сложней, чем он мог себе представить. ~ Тигнари лежит на кровати, свернувшись в клубок. Он обнимает свой пушистый хвост и утыкается в него лицом. «Они были правы… все они правы… — думает, глубже зарываясь в длинную и гладкую шерсть. — Я отвратителен… моя природа отвратительна… почему я не родился человеком…?» — Нари, ты закончил? — тихий стук, и в комнате раздаётся голос Сайно. — Ой… ты спишь…? — тихо спрашивает, делая аккуратные шаги. «Лучше ничего не говорить… так он быстрее уйдет… — фенек продолжает прижиматься к хвосту, который непроизвольно начинает вилять у основания, как только Сайно приближается. — Тц… предатель…» — Сплю, — максимально холодно и ровно проговаривает фенек. — А ты? — А я — Сайно! — …. — Не смешно? Хм… — телохранитель присаживается на край кровати лиса и опускает ему ладонь на лоб. — Блин, у тебя снова жар… «Если б только он… — Тигнари сжимает ноги, сдавливая зажатый между ними хвост. Он чувствует слабое возбуждение, но присутствие Сайно постепенно увеличивает это ощущение. — Как же вкусно он пахнет…» Лис обречённо вздыхает, роняя тихий скулёж. Это ещё не предел. Нужно держаться самому, таблеток слишком мало, а отъезд уже вечером. Фенек едва заметно ёрзает, потирась пахом о простыни. — Тебе неудобно лежать? — Сайно вопросительно смотрит на изнывающего от возбуждения лиса: его щеки покраснели, на лбу поступает пот, губы дрожат, а хвост то и дело пытается вырваться из рук хозяина. — Я хочу в душ… — тихо шепчет Тигнари и сползает с кровати. Ватные ноги подкашиваются, и он падает на колени перед сидящим на кровати Сайно. Взгляд фенека задерживается на чёрных мягких спортивных штанах телохранителя, а затем скользит выше — худые ноги, узкие бёдра, крепкий торс, так надёжно прикрытый серой футболкой, которую хочется сдёрнуть. Блондин опускается на пол рядом с Тигнари и поднимает его на ровные ноги, придерживая за руки: — Ты в порядке? «О Боже… Сайно…» — фенек тяжело и жарко выдыхает. Он уже напряжен до невозможного, внизу живота завязывается узел, все тянет и ноет, ему нужно, чтобы его коснулись. — М-мне надо умыться… — фенек срывается с места и мчится в ванную. — Не иди за мной! Он захлопывает за собой дверь, прижимается к ней спиной и съезжает на пол, сразу же запуская руку под пижамные штаны. Он знает, что Сайно не ослушается приказа, так что ничего не услышит, хотя внутренне он уже давно жаждет того, чтобы телохранитель увидел, услышал, узнал, понял… Стóит пальцам нащупать отвердевшую плоть, хвост безвольно падает на пол, а уши вздрагивают и медленно разъезжаются в стороны. Под влажным от пота бельём, лис поглаживает себя по возбужденному органу, тяжело дышит и больно впивается зубами в губы. А в голове… в голове лишь Сайно. Пальцы замыкают кольцо вокруг твёрдой, как камень, эрекции и несдержанно скользят вниз. Слишком долго ждал, слишком много терпел. Поможет ли это? Вряд ли, но в мыслях слишком пусто, чтобы выискивать смысл своих действий. Воображение так предательски рисует руку Сайно сейчас вместо собственной, что дыхание заметно сбивается, сердце с силой ударяет в грудь, а бёдра невольно толкаются навстречу ласкам. И без того ватные ноги начинают дрожать, этот слабый скулёж и рваные стоны становятся громче, и лис закрывает себе рот рукой, сразу же улавливая от неё запах чужого тела. — С-Сайно… — едва различимо бормочет в ладонь, пока вторая рука ускоряется, буквально доводя до оргазма. Уши прижимаются к голове, шерсть на хвосте топорщится, лис изливается себе в руку, делая ещё несколько рваных толчков, а затем полностью расслабляется, так и обмякнув, сидя на полу с разведёнными в стороны ногами и прижимаясь спиной к двери. «Просто животное… — проносится в голове. — Знал бы ты, какой я на самом деле… ты принял бы меня, Сайно…?»***
Барбатос занимает своё место в салоне самолёта, пристёгивает ремень и откидывается на спинку. Мягкие и довольно комфортные сиденья помогают расслабиться и принять удобное положение. Сяо сидит рядом с ним, изучающе рассматривая салон, который, в прочем, особо ничем не отличается от тех, в которых он когда-то летал. — Жаль, что Бедо-Бедо летит другим рейсом, — озвучивает свои мысли Венти. — Надеюсь, на лайнере мы будем жить рядом. — И всё-таки он тебе что-то вроде мамочки, да? — с усмешкой спрашивает Сяо, повернув голову на Барбатоса. — Он просто очень хороший человек. Я уже говорил, что многим ему обязан, как бы громко это сейчас не прозвучало, но под «многим» я имею в виду не только карьеру, но и жизнь. — Ого, даже так…? — Да, иногда мне кажется, что в его голове расписаны жизни всех и каждого наперёд, ибо он всегда оказывается в нужное время в нужном месте. По крайней мере это работало со мной… жаль, что в своей жизни он разобраться не может. — Думаю, это так и работает, разве нет? Мы все со стороны отлично разбираемся в чужих проблемах и жизнях, но как только дело касается своей — в голове сразу обезьянка с тарелками. — Возможно, — Венти поднимает задумчивый взгляд вверх. — О, кстати! Я попросил Бедо-Бедо скинуть мне те фотки, что ты спрашивал… Только они, эм… немного смущают меня, так что… эм… не мог бы ты посмотреть их чуть позже? Нам двенадцать часов лететь, так что… эм… можешь подождать, пока я усну…? — Хорошо. — Супер, — облегченно вздыхает, передавая Сяо свой телефон. — Во сне Face ID не работает, а отпечатка у меня нет, так что пароль «0417». Фотки я сохранил в галерею, там и посмотришь, ладно? — Да, хорошо… Венти закрывает глаза и надевает наушники. Он немного сползает в бок и укладывает голову Сяо на плечо. Самолёт уже давно набрал высоту, в салоне стоит абсолютная тишина, что удивительно. Сейчас Алатус впервые в жизни летит бизнес классом и adults only рейсом. Привыкший к постоянному шуму и плачу детей в общественном транспорте, он даже не сразу понимает, что именно сейчас «не так». — Прошу, — милая стюардесса протягивает плюшевый плед. Девушка заметила, что Барбатос вздрогнул, от чего решила принести мягкое одеяло. Такая внимательность и забота со стороны персонала кажется ужасно непривычной. Сяо аккуратно укрывает спящего музыканта и опускает взгляд в чужой телефон. «Хех… 0417, да…? Забавное совпадение. С каждым разом он кажется мне всё более и более подозрительным…» — думает, уже вводя пароль. После той фотосессии с вином Алатус думал, что удивить его будет сложно, но, кажется, фотографу это удалось. Вспоминая их разговор о том, что Венти стесняется сниматься в стиле ню, Сяо задерживает взгляд на одной из картинок, понимая, что Барбатосу это и не нужно. Даже будучи в одежде, он выглядит слишком возбуждающе и эротично на этих фото. Венти стоит на коленях на большой и просторной кровати, устеленной чёрными шёлковыми простынями. Он одет в белоснежную широкую блузу, что придаёт образу какой-то особой невинности и девственной чистоты, чулки на ногах находятся на разном уровне, вызывая сильное желание стянуть их полностью. Он смотрит на свою руку, испачканную в белую и вязкую субстанцию, так напоминающую Сяо ту самую смазку. Она тянется по его тонким и раздвинутым пальцам, будоража воображение и так ненавязчиво опошляя этот ангельский образ. На другой фотографии есть лишь его стройные ноги, прикрытые блузой до середины бедра. Те самые белые чулки, Венти стоит на носочках, так изящно и грациозно изгибая стопу, а об тёмный паркет разбивается белая капля. Чёрные тонкие ремни, портупея на груди, связанные красной лентой руки… и вновь рубашка и чулки. Кажется, этот образ полюбился фотографу больше всего. Одновременно чистый и при этом немного пошлый. Барбатос сидит на полу, а вокруг него хаотично разбросаны презервативы в разноцветных упаковках, наручники, цепи и даже что-то из игрушек для взрослых, но Алатус не понимает, что это. Такой сильный контраст этого по-детски наивного и невинного лица в окружении «взрослых вещей». Этот образ настолько сильно подходит Венти, что Сяо совсем не заметил, как принялся приближать фото и с интересом рассматривать каждый его миллиметр. В голове вновь всплывает их первый раз… а следом за ним — второй… их танец под тихие напевы Барбатоса… их ночь, когда они вместе смотрели на звёзды… их вечера за ММО… их непринуждённое и лёгкое общение… ощущение свободы… а ещё… его голос. Сердце невольно пропускает удар, стоит хоть на секунду вспомнить его музыку, его пение, его смех… «Идиот… — Алатус мотает головой в разные стороны, пытаясь выбросить все мысли о Венти. — Я не достоин даже думать о подобном.»