Когда гаснут светлячки

Рабочий день проносится на одном дыхании. Количество звонков сегодня было рекордно большим, из-за чего Сяо пропустил обед. Диспетчеры службы спасения работают круглосуточно, к счастью, сразу после больничного ночные смены не ставят, так что сегодня Алатус ночует дома. — Подвезти? — Альбедо встает из-за стола и направляется на выход. Обычно они с Сяо ставят себе дежурство в одно время, чтобы можно было ездить домой вместе. Они оба не особо общительны, так что со всего кабинета контактируют только между собой. — Пойдем покурим, — Алатус надевает черную куртку поверх худи и выходит. На улице стоит неприятный запах дыма вперемешку с мокрыми листьями. Сяо морщится и вздыхает. Он довольно равнодушно относится к любому из сезонов, но почему-то именно «эта» осень его раздражает. Скорее всего дело в том, что он был вынужден перевестись работать диспетчером, хотя раньше сам был спасателем. — А вот я не считаю себя бесполезным, — проговаривает Альбедо, протягивая Алатусу мятную конфету. — Ты же не куришь, да? Я вот бросаю, перешел на конфеты. — Спасибо… надолго ли тебя хватит? Помнится мне, ты не первый раз бросаешь. — У меня абьюзивные отношения с курением. То сходимся, то расходимся, — пожимает плечами и поднимает голову вверх. — Так тебя подвезти? — Да, спасибо. Только давай ещё немного постоим тут… подышим воздухом. Утомляет эта работа. — И не поспорить. — Я не понимаю, как можно вкладываться в полторы минуты. Мне сегодня звонит ребенок, 8 лет, в панике, потому что мама упала с лестницы, и что я должен сделать? Сказать: «Я вызвал к вам врачей, ожидайте», и повесить трубку? Я сорок минут с ней на линии висел, успокаивал, какую-то поебень нёс, лишь бы отвлечь, она ещё и до замка не достаёт, растеряна и сообразить не может, телефон заблокирован, поэтому позвонить смогла только в экстренный. Короче, блять, и что? Как я должен за полторы минуты успокоить её и повесить трубку? — Та ладно тебе, я со своим суицидником иногда по часу на линии вишу. К счастью, мы с тобой работаем не одни. Раз на раз не приходится, никто особо не следит за правилом про полторы минуты. Понятно, что если ты висишь на линии час, то это не просто так. Не зацикливайся на правилах. — Я приучен… кхем… я привык следовать правилам. — Я как-то через звонок помогал человеку из леса выйти. Мы почти два часа были на связи, отследить не получалось, на улице зима, а он даже имени своего не помнил. Но получилось же, — блондин пожимает плечами и вздыхает. — Не загоняй себя в рамки каких-то правил, Сяо. Ну поговоришь больше, ну лишат премии, да и похуй, зато ты помог человеку. — Тяжело… Ещё и пропускать это всё через себя, когда на том конце кто-то в панике не может ничего внятно сказать, а ты понимаешь, что от тебя, возможно, зависит чужая жизнь… — Так, я понял, — он берет Алатуса за руку и уходит, утягивая за собой. — Поехали выпьем, тебе надо расслабиться, ты всего ничего работаешь, так что это нормально, что принимаешь всё близко к сердцу. — Только в этот раз мы просто выпьем, — фыркает Сяо, одергивая друга. — А то наши с тобой «поехали выпьем» всегда заканчиваются одинаково. — Ну не сказал бы, что прям одинаково, хехе. — Альбедо, блять. — А что я? — разворачивается и так по-детски невинно смотрит Алатусу в глаза. — Завтра на работу, так что просто выпьем, чтобы ты немного отвлекся, главное не перебрать, как обычно. А, стоп, тебе уже можно пить? — Снова твои шутки про восемнадцать? — Сантиметров. — …. — Но вообще я про твою голову, — Альбедо прикладывает указательный палец к виску и приподнимает одну бровь. — А про сантиметры я и так знаю~ — Альбедо, блять. — Ну так, что с головой? Таблетки ещё пьешь? — Позавчера был последний день, так что норм. Двое суток прошло уже, думаю, от одного стакана я не умру. — Умрешь, если в стакане будет мышьяк. — Кажется, Сайно заразил и тебя, — Алатус вздыхает, затем слабо усмехается. — Пойдешь к нему на стенд-ап завтра? — Завтра пятница, так что у меня по графику общение с суицидником. Если он, конечно, не будет изменять традициям, хех. Тогда придется задержаться, не бросать же его. А если не позвонит, значит… — Значит наконец-то умер, — заканчивает за него Алатус. — Спасатель с Вас так себе, — наигранно проговаривает Альбедо. — А серьезно, если не позвонит, тогда я свободен. А ты идешь? — Если не пойду, то кроме Нари и Казу в зале вообще никого не будет. — Ой, что это? Неужели холодный и равнодушный Сявушка подвержен эмпатии? — Тц. Альбедо отлично чувствует людей. Возможно, по этой причине работать диспетчером в службе спасения ему, по его словам, довольно просто. Он легко находит общий язык с кем угодно, быстро анализирует и всегда холодно оценивает ситуацию. Этим он одновременно притягивает и отталкивает. В авто приятно пахнет каким-то цветочным освежителем, машина словно плывет, дорога совсем не ощущается. Сяо уснул буквально сразу, как они покинули стоянку. После травмы головы его укачивает даже на офисном кресле, если не сидеть неподвижно, так что он довольно быстро засыпает в любом транспорте. По этой же причине пришлось отказаться от вождения автомобиля. Дорога до бара заняла порядка сорока минут из-за пробок, но для Алатуса время прошло за секунды. Он проснулся от лёгкого касания к своему плечу и привычного запаха сесилий, исходящего от Альбедо. Когда блондин находится слишком близко, чувствительный нос Сяо сразу улавливает аромат его парфюма. — Ах, а я только собирался будить тебя поцелуем, спящая красавица, — драматично проговаривает Альбедо. — Тут скорее царевна-лягушка, только в принца никак не превращусь, сколько ни целуй. — Может, не там целую? — усмехается и слабо подмигивает. — Пойдем, приехали. Бар Дилюка — то самое место, где Сяо часто коротает одинокие вечера. Он не из тех, кто любит выпить, но здесь его привлекает совсем не выпивка. Они с Альбедо всегда занимают самый удаленный столик в тёмном углу. Из-за того, что интерьер выполнен «под дерево», помещение кажется довольно уютным и каким-то домашним. — Тебе как обычно? — спрашивает Альбедо, вешая свою куртку на спинку стула. — Схожу на бар. — Да, латте с гранатом. — Принял. Блондин уходит, оставляя Алатуса одного. В этом месте всегда пахнет кофе, хоть это и бар, но алкоголь Сяо пьет довольно редко. Даже сегодня, хоть они и решили «выпить», по итогу сошлись на кофе. По крайней мере, пока что. В будние дни в такое время людей здесь особо нет, чужие голоса почти не слышно, так что ничего не будет мешать насладиться музыкой. Музыка — именно то, ради чего Сяо готов ходить сюда хоть каждый вечер. В какой-то момент, когда он был брошен всеми и находился в отчаянии, именно эта музыка не позволила ему сломаться. Так он считает. Он вертит головой по сторонам, надеясь вновь увидеть того пианиста, который часто играет в баре. Стрелка часов уверено близится к ночи, а значит, он скоро придет. — Держи, — Альбедо ставит напротив Алатуса стакан и, заметив его растерянный взгляд, усмехается. — Я спросил у Дилюка, твой пианист сегодня опаздывает, но сказал, что придет. — Тц… ничего он не «мой», — фыркает Сяо, придвигая к себе стакан. — Просто… его музыка… она… забудь. — Да-да, уже забыл, — Альбедо откидывается на спинку стула, достаёт из сумки скетчбук и карандаш. — Если ты не возражаешь? — Да рисуй сколько влезет, — весьма холодно и равнодушно отмахивается, хотя внутренне ему приятно, что друг видит в нём какую-то красоту. Альбедо увлеченно рисует, уже в который раз оставляя на страницах альбома черно-белый портрет Сяо. Карандаш скользит по бумаге, художник что-то бубнит, затем оценивающе смотрит на свой рисунок, качает головой, что-то поправляет и продолжает рисовать. Именно такой человек очень даже по душе Сяо. Он не шумит, иногда шутит, не навязывается, и даже на вот таких посиделках он обычно увлечен рисованием. От его присутствия Алатусу спокойней, чем если бы он был один. В какой-то мере он может назвать Альбедо комфортным для себя. Поначалу было немного неловко, что художник так заинтересовался его внешностью, но потом Сяо просто привык. Так тихо и беззвучно мимо Алатуса проходит тот, ради кого они ходят именно в этот бар: низкий рост, довольно тяжелые на вид ботинки, черные штаны обтягивают тощие ноги, широкий вязанный свитер тёмно-серого цвета придаёт образу какой-то мрачности. Парень выглядит пугающе несчастным и уставшим, взгляд зеленых глаз словно потух, Сяо на секунду даже показалось, что потускнели и выкрашенные в бирюзу пряди. Пианист садится за инструмент, тянет рукава вверх, чтобы не мешали, оголяя предплечья: его руки снова в бинтах и синяках. Юноша выравнивает спину и глубоко выдыхает. Бинт на запястье, пластырь на пальцах, багровые ссадины и синяки, царапины и тонкие порезы — так выглядят руки, которые способны играть ту самую музыку, так сильно цепляющую Сяо за душу. Тонкие костлявые пальцы скользят по белоснежным клавишам, на лице музыканта проскакивает едва уловимая улыбка, его глаза на секунду сверкнули жизнью, но лишь на мгновение. Он отклоняется назад и откидывает голову, растрепанные бирюзовые пряди спадают по плечам, в тусклом свете желтой лампы едва ли можно заметить бордовую ссадину на тонкой болезненно бледной шее. Юноша закрывает глаза, его тело медленно раскачивается в такт музыке, он погружается в мелодию с головой и, кажется, наконец-то у него получается забыться — он улыбается. Искусанные сухие губы растягиваются в слабой улыбке, и на нижней губе проступает алое пятнышко, которое музыкант тут же слизывает. Алатус завороженно смотрит, не в силах отвести взгляд. Юноша выглядит настолько запуганным, зажатым, несчастным и апатичным, но стоит ему начать играть, он тут же меняется. Его музыка трогает до глубины души, пробирается под кожу, разъедает, а затем бережно залечивает. Хочется заговорить с ним, но Сяо не может. Сколько бы ни пытался, он просто не в силах заставить себя даже встать с места. — Может, подойдешь познакомиться? — художник отрывает взгляд от альбома, где уже зарисовал, как Алатус, словно под гипнозом, завороженно смотрит в сторону. — А? Нет… с чего бы… — Нуу, — задумчиво протягивает, а затем улыбается, — «…его музыка, она…». — Тц.