Когда гаснут светлячки

Ближайший к дому супермаркет находится в десяти минутах ходьбы. Неприятный и холодный ноябрьский дождь пробирает до дрожи. Такой мелкий, моросящий, но заставляющий буквально вымокнуть до нитки. Зонт от такого, увы, не спасает, да и Сяо всё равно не стал бы его использовать. Если бы Альбедо видел погоду, то точно не пустил бы Алатуса в магазин, а поехал бы машиной, но, к счастью (?), блондин как-то упустил это из виду. Довольно быстро Сяо доходит до супермаркета, он снимает капюшон чёрного худи, торчащего из-под осенней куртки, и, прихватив с собой корзинку для продуктов, направляется к нужному ряду. Эту ночь они проведут на работе, а утром Альбедо отвезёт Сяо домой, а сам вернётся к себе. Но даже так, хоть Алатус и не живет у художника постоянно, он бывает там настолько часто, что считает это место своим вторым домом, поэтому иногда покупает продукты. Вот и сейчас, кроме энергетиков, он решил купить «нормальной еды». Алатус ходит между рядов и полок, выбирая довольно стандартный набор продуктов: немного овощей, фруктов, мясо, рыба, замороженные полуфабрикаты. Он не особо привередлив, да и Альбедо тоже. Набрав полную корзину, он направляется на кассу самообслуживания. Уже подходя вспоминает, что забыл взять энергетики. «Тц… пришел за ними, набрал кучу всего, а то, что надо, забыл. Гений, — мысленно выругав себя, возвращается назад. — Ну хотя бы не дома вспомнил, так что уже прогресс.» Алатус заворачивает на нужный ряд и врезается в человека. Тот делает шаг назад и падает на пол. Несколько баночек, которые он держал в руках, летят на плитку, а стеклянная бутылка со звоном разбивается. Этот звук заставляет упавшего рефлекторно дёрнуться и отползти назад, из-за чего он проходится ладонью по осколкам. Из-за боли резко вскакивает на ноги, но вид крови, кажется, вызывает у него головокружение, он пошатывается и буквально падает Сяо в руки. Это происходит за считанные секунды, от чего Алатус даже не сразу соображает, что случилось и почему ему в плечо сейчас утыкается пианист из бара Дилюка. Довольно неловкая ситуация, как только Венти начинает понимать, что стоит, уткнувшись в чужого человека, он отпрыгивает назад и с опаской смотрит по сторонам. Затем облегченно вздыхает, но как только к парням подходит сотрудник супермаркета, юноша вновь пугается и отходит в сторону. Из порезанной ладони на белую плитку капает кровь. Потухший взгляд бирюзовых глаз опускается вслед за очередной каплей. — Молодые люди, что произошло? — довольно мягко спрашивает сотрудник. — Вызвать врача? Понимая, что дрожащий от страха пианист не скажет ни слова, Сяо подходит к мужчине и отвечает: — Прошу прощения, я случайно влетел в него, поэтому он уронил бутылку и порезался об осколки… это моя вина, я за всё заплачу. А ему, наверное, надо в больницу. — Нет! — неожиданно громко вскрикивает музыкант и буквально пулей вылетает прочь из супермаркета. — Ого… — Сяо удивлённо смотрит ему вслед, затем поворачивается на нужный ряд, где по плитке разбросаны баночки, которые хотел купить Венти. — И это всё я тоже возьму, — проговаривает свои мысли вслух. Расплатившись на кассе, и сложив покупку пианиста в отдельный пакет, Сяо выходит на улицу: Венти стоит буквально в метре от двери, не решаясь зайти. Очевидно, он хочет вернуться, ведь так и не купил, что хотел, но дрожащие ноги никак не хотят идти. Он зажимает изрезанную ладонь шерстяным шарфом и, полностью игнорируя вопрос гигиены раны и боль, стоит неподвижно, пытаясь пересилить себя, чтобы войти. — Эм, Венти? — обращается к нему Алатус, и тот сразу вздрагивает, а затем переводит взгляд на парня. — Меня зовут Сяо, мы знакомились, помнишь? В ответ он лишь отрицательно качает головой. — Хм… — Сяо подходит ближе и протягивает ему пакет. — Я купил то, что ты хотел. Прими это, пожалуйста, в качестве извинений. И… твоя рана… ты не можешь пойти в больницу, да? — …да. — Её нужно осмотреть и обработать. Не знаю, по какой причине ты не хочешь или не можешь идти в больницу, но… здесь недалеко живет мой друг, и сейчас я как бы у него в гостях. Он врач, так что сможет тебе помочь. — … — и вновь молчание в ответ. Венти опускает голову и смотрит на свою руку, в голове он уже прокручивает, как придет домой, как его вновь изобьют, как снова оскорбят и накричат, запрут в комнате, лишат еды, ведь он опоздал (?). — И-извините… а сколько времени…? — Полдень. Точно опоздал. Он нервно сглатывает, от одного лишь осознания руки начинают дрожать. Кажется, шок отступает, и он вновь чувствует боль. Сильную режущую и колющую. Ему даже кажется, что он ощущает, как в разрезанной ладони скрипят осколки стекла, которые он не достал, ведь просто не может больше смотреть на кровь. Он устал видеть её постоянно, не справляется, не хочет. — Так, что скажешь? — из раздумий его вырывает Сяо. — Я не настаиваю, не подумай ничего такого… но твою руку правда надо осмотреть. — …хорошо. — Пойдешь со мной? — на секунду Алатус даже не смог спрятать искреннего удивления. — П-пойду… «Выбора всё равно нет, — думает Венти, молча следуя за Сяо. — Я уже опоздал, уже буду наказан… хуже, чем есть, точно не будет… даже если они какие-то маньяки. Убьют меня? Так даже лучше будет…» — Ты учился в музыкальной школе? — найдя наконец в своей голове тему, за которую можно зацепиться, проговаривает Алатус. — Н-нет… — едва слышно отвечает музыкант. — Ты очень красиво играешь. Признаться честно, я хожу в этот бар только из-за тебя. Твоя музыка очень… эм… душевная? Я не умею красиво говорить, но имею в виду, что она берёт за душу. Получается, ты самоучка? — Н-не совсем… — Кто-то научил? — Мама… ну… то есть… мачеха… но на самом деле, она была для меня мамой… когда я был маленьким, она… она часто играла… брала меня на руки, садила к себе на коленки и играла… а я просто запоминал… а потом повторял… и как-то так научился. — Понял… Интонация и то, что парень хоть как-то начал говорить, заставляет Сяо думать о том, что он чувствует себя спокойней. Возможно, Алатус просто смог подобрать подходящую тему, хоть по глазам Венти понятно, что говорить о матери ему больно. Больно, но не страшно. — Пришли, — Сяо открывает дверь и пропускает музыканта вперед себя. — Проходи, разувайся… Альбедо! — с порога зовет друга, и блондин тут же выглядывает из кухни. — Можешь его в ванную провести? — Сяо, ты снова кого-то в лужу уронил? — с усмешкой спрашивает художник, уже подходя к гостю. — Не обращай внимания, Сяо у нас из области «грация кошки, ловкость картошки», так что «ронять людей» или падать на них для него нормально. — Тц. Бледные губы Венти растягиваются в слабой улыбке, и с уст слетает еле слышный и немного истеричный смешок. Альбедо уводит парня в ванную, но, стоит ему развернуться, чтобы выйти и оставить музыканта самого, дрожащая рука Венти ложится на его запястье: — Н-не уходи… п-пожалуйста. — Постоять с тобой, пока ты помоешь руки? — переспрашивает, искренне не понимая, чего так сильно испугался юноша. — … — слабый кивок, а затем виноватый взгляд бирюзовых глаз поднимется на художника. — Останешься…? — Останусь. Альбедо становится на проходе, опирается спиной об дверь и скрещивает руки на груди. Венти поворачивается к крану, нервно сглатывает и опускает взгляд на дрожащую руку, перемотанную шарфом. Очевидно глупой идеей было прикрывать рану шерстяной одеждой. Он чувствует, как ворсинки уже прилипли к порезам, как неприятно сейчас будет развязывать шарф. Вздохнув, он принимается аккуратно стягивать шарф с ладони. Как и ожидалось, ощущения так себе. Венти морщится от боли, а затем словно одёргивает сам себя. Ведь чем больше эмоций он выражает, тем интересней за ним наблюдать. Он отлично знает, что нельзя даже брови сводить, он должен выглядеть, как кукла, и тогда «играть» с ним будет не интересно. Шерстяной шарф падает на пол. Музыкант опускает взгляд на ладонь — изрезана неаккуратными полосами, кровь засохла, ворсинки торчат. Вид собственной крови снова заставляет его разум мутнеть, голова кружится, тошнит, тело становится ватным, его ноги буквально складываются, и он падает на пол на колени. — Эй, ты в порядке…? — голос этого человека ощущается так, словно Венти под водой. И без того тусклые бирюзовые глаза, кажется, тухнут ещё больше. Музыкант открывает рот, намереваясь что-то сказать, но из груди вырывается лишь отчаянный выдох, а затем сознание покидает его. Он снова не справился. Темно. Венти вздыхает, чувствуя, как летит вниз. Вольное падение. Он совсем не ощущает своего тела, с запястий словно сняли железные кандалы, он будто бы вмиг обрел смысл жизни. Сейчас, падая вниз, понимая, что вот-вот разобьётся, он наконец ощущает себя свободным. «Если меня не станет, кто-нибудь будет плакать?» Перед глазами мелькают картинки: Мондштадт, Ли Юэ, Инадзума, Сумеру… давно забытые места; ветряная астра, сесилия, цинсинь… когда-то дорогие сердцу цветы. Он совсем сбился с пути. Забыл, что хотел, не помнит, что искал, не может узнать того, кого жаждал спасти. «Спасти…? Кого и от чего я должен спасти…? Бесполезный.» — Алатус! — Венти с криком открывает глаза и вскакивает на кровати. Сердце бешено колотится, он растеряно вертит головой по сторонам. Он ведь только что вспомнил что-то… Или нет? Морщится от боли и сводит брови к переносице. Снова забыл. Вздыхает. Юноша замирает, его грудь тяжело вздымается, руки трясутся, он смотрит на свою ладонь — она аккуратно и бережно перемотана бинтом, в комнате стоит стойкий запах спирта и медикаментов. Рукава зеленого свитера закатаны по локоть, и Венти видит, что кроме ладони, ему обработали и другие раны. Кроме него в помещении никого нет. Нервно сглотнув, он сползает с кровати, смотрит в окно — темно. Он опоздал. Снова. Теперь будет ещё хуже. «Может… вообще не идти домой…?» Музыкант проходится по комнате, внимание привлекают картины в углу — кажется, один из парней рисует. Венти оглядывается по сторонам — взгляд задерживается на записке на столе. Перемотанная белоснежным бинтом рука тянется к листу бумаги: «Прости, нам пора уезжать на работу. Мы не стали тебя будить. Если уйдёшь, закрой, пожалуйста, квартиру, а ключ возьми с собой, заберу у тебя, когда пересечемся в баре. Если хочешь — можешь остаться, мы вернёмся завтра утром. На кухне есть еда и чай, можешь брать все, что захочешь. Если нужно принять душ и переодеться, можешь взять любую одежду, которая тебе подойдет. Чистые полотенца лежат в шкафу. Прости за сегодня, я не специально, не хотел тебя ранить. Если нужна помощь — звони. Пока. Сяо.» Перечитав несколько раз, Венти оставляет записку на столе и подходит к стоящим в углу холстам. «Что это за цветок…? — он завороженно смотрит на верхнюю картину — белоснежные цветы, похожие на лилии, аккуратные длинные лепестки как бережно прячут бледно-красные тычинки. Тонкая изогнутая ножка в окружении широких листьев. — Кажется знакомым…» Он оставляет холст на полу и поворачивается к мольберту — на нём стоит чистое белое полотно, а на стуле рядом лежит альбомный лист, на котором карандашом зарисована композиция: молодой парень сидит на коленях, он смотрит в небо и тянет руку вверх, но чего-то не хватает. Это даже не набросок, но от него уже исходит аура обречённости и безнадёжности. Венти присаживается на пол около стула, на котором лежит рисунок, кладет ладонь сверху на измученного и уставшего парня, так небрежно нарисованного художником. — Ты устал, да…? — спрашивает в пустоту, проводя пальцами по рисунку. — Я тоже… На его телефоне уже больше сотни пропущенных, он ушел в супермаркет и не вернулся домой, сейчас он сидит в чужой квартире, совсем недавно он «так позорно» упал в обморок в руки незнакомого человека, его тело покрыто ссадинами, в его голове всегда путаются мысли, а стоит кому-то обратиться к нему, он буквально забывает, как разговаривать. Но почему же так спокойно на душе? Когда он вернётся домой, то его «самоуправство» выйдет ему боком. Он уже знает, что не сможет какое-то время играть, а значит, он вновь будет на грани суицида. Лишь только музыка помогает держаться, она спасает и не дает сойти с ума. Если он не сможет играть… В глазах собираются слезы. — Что мне делать…? — снова шепчет в пустоту. — Остаться… или идти домой…? Если не вернусь… мне будет хуже… но почему так не хочется отсюда уходить…? Он поднимается и подходит к столу, одним движением распахивает окно и забирается на подоконник. Садится, свесив ноги на улицу вниз, в лицо ударяет холодный мокрый ветер. «Интересно, какой это этаж…? — болтает ногами, смотря как где-то внизу ходят люди. — Если спрыгну, то почувствую свободу…?»