Когда гаснут светлячки

Мягкие черные штаны заправлены в тяжелые на вид ботинки, капюшон чёрного худи скрывает светлые волосы, тканевая маска прячет лицо, потухший взгляд изумрудно-голубых глаз направлен на дверь чужой квартиры. Рюкзак за спиной кажется как никогда тяжелым, тиканье наручных часов буквально отдается эхом в голове, парень сжимает руки в кулаках чуть ли не до хруста пальцев, закусывает и без того искусанные губы, нетерпеливо переступает с ноги на ногу, но продолжает оставаться на месте. Наконец, с той стороны он слышит звон ключей — как опрометчиво открывать дверь в полночь, не взглянув при этом в глазок. Но, кажется, хозяина квартиры это не заботит. — Чем обязан? — весьма холодно проговаривает Альбедо, открывая незнакомцу дверь. «Давай… соберись… ты не должен с ним говорить…» — мысленно успокаивает себя парень, смотря на владельца квартиры. — Так… будете просто молчать? — Альбедо вопросительно наклоняет голову в бок. За напускным спокойствием скрывается сильный страх. Очевидно, он посмотрел в глазок и, конечно, понимал, что открывает дверь чужому человеку в маске в полночь. Сердцебиение ускоряется, но он продолжает сохранять вид полный невозмутимости и сдержанности, словно происходящее его совсем не беспокоит. Хотя, может, так и есть на самом деле. Боль от осознания безответной влюблённости заставляет его испытывать апатию и абсолютное равнодушие ко всему происходящему. Случится ли что-то с ним, или он преувеличивает, и человек просто «зашел за солью» — всё неважно. Важно лишь то, что, кажется, взгляд Сяо больше не направлен на него, тогда в чем смысл? — Проходите, — так и не получив от незнакомца ответ, Альбедо приглашает его в свою квартиру. Парень, чье лицо скрыто маской, а светлые волосы — капюшоном, послушно проходит. Он и сам не ожидал такого гостеприимства, он откровенно растерялся и просто не понимает, как поступить. «Нельзя наломать ещё больше дров… ты должен убить его…» — мысленно успокаивает сам себя, переступая порог квартиры. — Чай… Не успевает Альбедо договорить, как незнакомец хватает его за руку, заводит её за спину и прижимает художника лицом к стене. — Вы дрожите… — всё так же равнодушно проговаривает хозяин квартиры. — Вас прислали меня убить? А ведь он и вправду дрожит. Чуть ли не впервые в своей жизни, которая насчитывает не одну сотню лет, он дрожит. Не от страха, не от возбуждения, не от эмоций… он сам не понимает, почему его руки трясутся, почему ноги подкашиваются, почему он, так крепко сжимая чужое (?) запястье, чувствует боль? — Ты… — наконец полушёпотом выдавливает из себя незнакомец. — Почему ты не сопротивляешься? — А зачем…? — незамедлительно поступает ответ от Альбедо. — Ты явно обучен и точно пришел за тем, чтобы меня убить. Зачем оттягивать этот момент? Не сегодня, значит завтра. Не ты, значит кто-то другой. Жить в бегах и страхе? Да и вообще… жить… я не хочу. Незнакомец отпускает руку Альбедо, позволяет тому повернуться лицом и слабо щурится, всматриваясь в пустоту в чужих глазах. — Веришь в судьбу? — с немного истеричной усмешкой спрашивает он, рассматривая растрепанного и, кажется, заплаканного художника. — Возможно. А Вы? Верите? — Возможно. Получается, ты готов принять свою смерть от моей руки? Просто готов позволить какому-то левому челу убить тебя? Не собираешься бороться за жизнь? Не думаешь о людях, которые будут плакать, когда узнают о твоей смерти? — Думаю, в этом плане я эгоист, — все так же равнодушно отвечает Альбедо. — А ты? Готов был бы принять свою смерть от моей руки? Если я начну давать отпор… да и вообще, раз ты пришел меня убить, то очевидно, что выжить должен один. У тебя есть кто-то, кто расстроится, если ты не вернёшься домой? «Скар этого точно не переживет…» — проносится в голове незнакомца. — Да. — Вот и ещё один повод не сопротивляться. — Я не понимаю тебя, — с некой обидой и злобой проговаривает незнакомец. — У тебя что-то не сложилось? Попробуй ещё. Что за крест на жизни? Сколько тебе лет? Где-то двадцать пять? Почему ты такой… ты не заслуживаешь быть мной… ты не можешь быть мной… Незнакомец отходит от Альбедо на шаг назад и опускает голову. Он зол и раздражен, поведение и слова художника буквально выводят из себя, и самое отвратительное в этом всём то, что парень узнает в художнике себя. Настоящего себя. — Как же меня раздражают такие, как ты! — не сдерживаясь, он с силой ударяет Альбедо по лицу, и тот падает. Морщась от боли, художник упирается ладонями в пол, намереваясь встать, но тут же получает удар в живот. Из груди вырывается слабый болезненный стон, в глазах уже стоят слезы, но даже так он не собирается оказывать сопротивление. Кажется, он для себя уже все решил — лучше просто сдаться и подождать, пока этот человек его убьет. — Как же ты бесишь! — незнакомец забирается сверху на лежащего на спине Альбедо, берет его за воротник и принимается трясти. — Какого черта ты так легко прощаешься с жизнью?! Какого черта ты не сопротивляешься?! Почему ты даешь мне избивать тебя?! Почему ты… я не хочу этого делать! — У тебя такие несчастные глаза… — тихо шепчет Альбедо. Он протягивает руку вперед, пока незнакомец продолжает сидеть на нём сверху, обеими руками сжимая ворот домашней кофты. — Могу я хотя бы увидеть того, кто лишит меня жизни…? Незнакомец молчит. В его голубых глазах собирается влага, он наклонят голову вперед, и первая слеза падает, разбиваясь о щеку Альбедо. Она стекает вниз, смешиваясь с его собственными слезами и кровью из ссадины под глазом. — Уверен, ты на самом деле хороший человек, — так же спокойно шепчет Альбедо, уже поддевая черную маску холодным пальцами. — А умирать от руки хорошего человека — не так уж и страшно… да и вообще, умирать нестрашно, если тебе нечего терять… Черная маска падает на грудь Альбедо, глаза которого заметно округляются, становятся больше похожими на чайные блюдца, рот приоткрывается от удивления, а грудь тяжело вздымается. — Это же… я…? — Альбедо смотрит на парня, который выглядит точь-в-точь как он сам, будто бы это его отражение. Незнакомец обреченно усмехается, закусывает губу и сильнее сжимает мягкую ткань чужой одежды: — Это ничего не меняет. — Как тебя зовут…? — стараясь сохранять спокойствие, спрашивает художник. — Альбедо. — …. — …. Игра в гляделки прерывается, когда художник прикладывает свою ладонь к чужой щеке. Он мягко поглаживает холодную бледную кожу незнакомца и улыбается: — Суицид, получается? — Какая глупая шутка… Он скользит руками от воротника выше, обхватывает шею лежащего под собой парня и сжимает: — Прости меня… — Уже простил, Альбедо, — еле слышно отвечает художник. Пока силы ещё есть, он продолжает гладить по щеке парня, что пытается его убить. Чужие руки всё больше сдавливают шею, рефлексы заставляют тело вздрагивать, инстинкт самосохранения твердит, что нужно вырываться и отбиваться, но ладонь по-прежнему лежит на щеке этого чужого «Альбедо», от которого почему-то веет домом. Большим пальцем он смахивает слезу в последний раз, тело совсем слабеет, и рука опускается вниз. Воздух заканчивается, из груди вырывается хрип. — Да какого, блять, черта ты ничего не делаешь?! — не выдержав этого спокойствия, незнакомец послабляет хватку и откидывается назад, выровняв спину, но продолжая сидеть на чужих бёдрах. Парень закусывает губу, старается сдерживать слезы, но тщетно. Эмоции берут верх, и он просто закрывает лицо руками и рыдает, громко всхлипывая. Он устал. И морально, и физически. Устал ходить по кругу, постоянно наступать на одни и те же грабли, падать и вставать, продолжать этот бесконечный цикл, вот-вот и он просто сломается. Художник кашляет, жадно хватает воздух, держится за шею, слабо ёрзает под незнакомцем, пока тот уже просто сидит, заливаясь слезами, и обессилено смотрит в потолок. Руки безвольно опущены вдоль туловища, плечи слабо подрагивают, давно потухший взгляд, кажется, потускнел ещё больше. Откашлявшись и немного восстановив дыхание, Альбедо приподнимается, заставляя незнакомца отклониться назад. Художник принимает сидячее положение, упираясь ладонью в пол, а во вторую руку берет руку парня, который буквально пару минут назад пытался его убить. — Я же говорил, что ты хороший человек, — спокойно проговаривает художник. — От тебя сразу веяло чем-то родным и тёплым. — Родное и тёплое, да…? — с истеричной усмешкой отвечает тот. — Похоже на говно. — Обосрался, получается? — Обосрались, я бы сказал.