※※※
Услышав чьи-то приглушённые голоса, звучащие не так далеко, Коралина свернула в другой коридор. Тот почти ничем не отличался от предыдущего, чем вызывал у девушки смутное ощущение того, что она попросту заблудилась в здании казино. Панеттоне остановилась на полпути, замирая на месте. Мягкий красноватый ковёр, покоящийся под ногами, тянулся до самого конца коридора, а в следующем начинался заново, покрывая собой почти весь мраморный пол. Идея, сразу же пришедшая девушке в голову, оказалась с трудом выполнимой. Коралина надеялась, что смогла бы выйти на Алехандро окольными путями, застигнув того врасплох, однако, похоже, сама запуталась во всех поворотах, что совершила, держась, казалось бы, одного и того же коридора. Если брат Аличе находился вместе со своим боссом где-то в главном зале, то туда — со слов самой девушки — вело целых несколько проходов. Вот только, Панеттоне совершенно не представляла себе возможным выйти на них. После пары-другой поворотов всё стало казаться одним единым лабиринтом без какой-либо идентичности. И это Серпенте называл искусством в архитектуре собственного строения? Девушка глухо хмыкнула, подавляя клокочущее внутри негодование. Вместе с усиливавшимся раздражением постепенно накатывало и волнение. Оно расползалось под кожей, норовило слиться воедино с горячей кровью, текущей по венам, и заставить сходить с ума буквально на ровном месте. Руки чесались от того, что любой поворот не туда, любая лишняя минута — даже секунда — грозили подорвать весь план, составленный Коралиной за ужасно малый промежуток времени. Он был так прост и одновременно так хрупок из-за своей конструкции, созданной всего за пару минут… Стоило девушке хотя бы чуть-чуть напрячь свои чувства, попытаться применить способность, дабы услышать, выявить нужного ей человека — выловить хотя бы один намёк — как сознание забивалось кучей совершенно ненужных голосов, галдящих наперебой. Звуки сменяющейся в главном зале музыки сбивали Панеттоне с мыслей, глушили абсолютно всё. Медленная, сладкая мелодия разлилась по коридорам, повторяя уже знакомый мотив. Забыть его всего за несколько прошедших минут Коралина просто не могла. «Vieni Sul Mar» звучал вновь, подбивая не успевших потанцевать подняться со своих мест и пуститься в чувственный вальс. Девушка замерла на месте даже задержав на секунду дыхание. Вместе с прекрасной музыкой в коридоре раздались шаги. Ровные и неспешные, они, словно намеренно, приближались к Коралине, не оставляя ей и шанса на отступление. — Пой, ласточка, пой… Лёгкий смешок, раздавшийся совсем рядом, заставил девушку выйти из оцепенения и вздрогнуть. Шаги замерли, и из-за угла показалась знакомая фигура. Яркий узор объëмной шубы, усыпанной тёмными пятнами, похожими больше на россыпь чернильных разводов, замаячил перед глазами, а строгий женский голос одними губами принялся напевать совершенной иной мотив вальса… Уверенными шагами Соня вынырнула из-за угла, представая перед Коралиной во всей красе. Зоркие глаза взглянули на девушку с хитрым холодным прищуром. Острый взгляд пронзил насквозь, вызывая внутри бурю смешанных эмоций. На бледное лицо спадали светлые пряди, закрывая места, где яркая помада слегка смазалась, образовав неровные красноватые следы вокруг губ. Панеттоне сглотнула, не решаясь опустить взгляд ниже лица женщины. Однако, как бы она не заставляла себя, глаза всё равно метнулись вниз — прямиком на грудь, на которой поверх довольно вызывающей одежды красовалось тëмно-алое пятно. Оно походило на смазанную помаду, виднеющуюся у основания губ Антонелли, вот только было реальнее и страшнее, чем искусственно нанесённый макияж, притупляющий глаза. Кровь уже успела подсохнуть, образовав по бокам огнестрельного ранения лёгкую корочку, но вот цвет свой поменяла лишь слегка. Ещё одно, точно такое же пятно, виднеется совсем рядом. Оно пытается прикрываться одеждой, но сомнений нет — там виднеется смертельная рана. Смотреть на живот Коралина и вовсе не может. Стоит ей выхватить взглядом третье ранение, как девушке разом становится плохо. Вид несвежей крови, конечно, не так ужасен и паники вызывает меньше, однако сам образ трёх пулевых заставляет Панеттоне возвращаться в тот самый вечер. «Прекрати. Прекрати. Прекрати» — вторит она сама себе, неотрывно думая лишь об одном — «Это не она. Не она.» Заметив пристальный взгляд девушки, Соня расплывается в жуткой улыбке. Том самом оскале, наводящем ужас не только на несчастную Коралину. — Знаешь, чем хороши человеческие эмоции? Голос женщины, прозвучавший теперь совсем рядом, слова, обращённые теперь именно к ней, кажутся Панеттоне чужими, неправильными. Она видит перед собой Антонелли, но не может поверить собственным глазам. Те попросту обманывают девушку. — Эмоции имеют свойства продолжительного воздействия на человека. Они не исчезают мгновенно, как и чувства. Этим они хороши и этим же являются главным преимуществом для Алехандро. Коралина глубоко вдыхает, едва прикрывая глаза. — Первая стадия, — слышится в голове голос Аличе, вторя её совсем недавним словам, — начинают появляться видения. Не такие сильные, но всё же. Это значит, что расстояние, доступное для стенда Алехандро, уменьшается, неумолимо сокращая его… «Он где-то рядом» — повторяет сама для себя девушка, всеми силами надеясь взять себя в руки и не отпускать. Не поддаться этому видению, влившемуся в её разум, заполонившему его и норовящему свести с ума. «Алехандро где-то рядом и посылает мне образ Сони. Она не настоящая. Просто не может быть такой» — веря в свою рациональность, думает Панеттоне, — «В тот вечер она была в совершенно другой одежде. Вспомни хотя бы это и не верь своим же глазам.» — Плох тот человек, кто идёт на поводу своих эмоций, позволяет им взять над собой верх. Но эмоции имеют над телом полноправную власть, управляют им. Губы Сони дëргаются, приподнимаясь в ухмылке. — Эмоции — вот что властвует над телом человека и всем его сознанием. Об этом писало не мало учёных. Они есть и будут в теле человека, беря верх над его собственным «я». — Эмоции толкают людей на поступки, о совершении которых они ранее и подумать не могли. Коралина следит за ней, фиксирует каждый шаг этой женщины, пока та лишь бросает в её сторону хищные взгляды. Словно кошка на подбитую птичку, которой грозит вот-вот оказаться в её лапах. — Тело является передатчиком эмоций, но на деле — они все лишь в голове, — Соня вновь улыбается, постукивая пальцем в области виска, зарываясь им в собственные локоны, — Даже тот же женский оргазм. Это продукт эмоций и чувств, испытываемый в подсознании в определённый момент. Это всё лишь в голове. Коралина ощущает, как холодная рука с остренькими ноготками касается её лба, совершая лёгкий толчок. На коже словно бы остаётся чувство настоящего, живого касания, но, вместе с тем, оно почти сразу же пропадает. — Ты ведь испытывала его? — будто бы издеваясь, тянет Антонелли, — Когда неотрывно стонала под тем полицейским. Соня принимается обходить девушку по кругу. Коралина слышит её, ощущает лёгкое дуновение ветра, когда женщина проходит мимо и оказывается у неё за спиной. Антонелли презрительно хмыкает, заставляя Панеттоне покрываться мурашками и вновь замирать, словно бы боясь удара в спину. — Что я говорила на их счёт? — скалясь, зло шипит женщина, — Никчëмная девица, прыгающая в постель к каждому, кто проявит к тебе хоть каплю доброты и милосердия… — Аббаккио больше не работает в полиции, — не выдержав, сквозь стиснутые зубы шипит в ответ Коралина, — Он не полицейский. — Да-а? — растягивая гласные, с явной насмешкой произносит Антонелли. Её усмешка, мелькнувшая на губах, мгновенно исчезает, не оставляя после себя ничего. — А я вижу в твоём подсознании лишь образ порядочного, невероятно доброго и справедливого полицейского, одурманившего весь твой разум, дорогая. — На что ты пытаешься давить? — приподняв подбородок чуть выше, заявляет Коралина. Главное — держать доминантную позицию. Тогда она победит в этой своеобразной войне. — Хочешь выставить меня шлюхой? Пожалуйста, это не так страшно. Мне не в первой слышать подобное. Соня кривит накрашенные губы, стоит ей только услышать ответ девушки. Она замирает на месте, наблюдая, как Панеттоне делает уверенный шаг в её сторону. — Я не испытываю чувства вины за твою смерть, Соня. Слова девушки звучат чётко и ясно. Именно это заставляет видение перемениться. Антонелли яростно сверкает глазами, вновь принимая на себя позицию хищника. Она демонстрирует оскал. Зубы отдают белизной, лишь в нескольких местах проступают красноватые следы, словно бы дёсны кровоточат. Но Коралина прекрасно знает, что дело вовсе не в них. Она тяжело сглатывает, наблюдая, как тонкая струйка крови медленно стекает по подбородку женщины. Крохотные капли одна за другой спадают на грудь, утекая под одежду и насыщая своим оттенком старую рану. Теперь пулевое ранение выглядит свежим, словно бы металл только-только вошёл в тело, образуя отверстие, пускающее наружу кровь. — Неужели? — почти рычит Соня. Она зла. Она разгневана. Злоба так и бьёт ключом — об этом говорит весь её вид. Женщина ожидала совсем иного ответа. — Разве тебя не мучают мысли, что ударь ты по-другому, останься рядом — я бы осталась жива? Приди Буччеллати хотя бы чуть раньше — ты бы не была виновата… Панеттоне сжимает кулаки. Ногти впиваются в кожу, от чего крохотная, почти незаметная вспышка боли позволяет сознанию удержать верх — должна помочь. Коралина обязана держаться. Она не должна поддаваться чувствам, эмоциям, верить словам Антонелли и принимать их за чистую монету… — Даже если твоя вина косвенная — ты уже мучаешь себя, — понизив голос, произносит Антонелли, — терзаешь мыслями о том, что виновата именно ты. Коралина, ты причина всего того, что происходит сейчас. На твоей совести смерть и моя, и Голда. Это ты ввязалась в эту игру, выйти из которой победителем сможешь, только если переживёшь ещё пару-другую чужих смертей. Девушка пытается дышать глубже. Эмоции накатывают волной, норовя сбить с ног, поддаться словам видения, обрушить на себя всё то, о чём говорит давно погибшая Соня. Она не уверена, что это её эмоции. Это действие стенда, усиливающее их, нагнетающее, подобно чёрным тучам, что несут за собой грозу. — Ладно папочка, — тянет женщина, намеренно делая жалостливый и сладкий голос, — Его ты не любила, его смерти ты желала…но чем провинились мы, Коралина? Тебе так нравится смотреть, чтобы другие вокруг тебя страдали — как ты — а затем умирали? «Не поддавайся» — мотает головой Панеттоне, сильнее сжимая кулаки. Ей кажется, что острые концы ногтей вот-вот прорежут кожу, пустят самой девушке кровь, но она должна держаться. Эта боль придаёт ей сил, не позволяет сознанию притупиться. — А если следующим станет Бруно? — Коралина чувствует, как Антонелли прижимается к ней сзади, укладывает руки на её плечи, до боли сжимая крепкой хваткой длинных пальцев с ярким маникюром. Тяжёлое дыхание — холодное, отдающее запахом смерти — касается щеки девушки. — Ты ведь его так любишь, — она специально тянет слова, в попытках вывести Панеттоне на эмоции, — Что же будет, если он умрёт по твоей вине? Думаешь, он сможет пойти против тех, кто в разы сильнее и опаснее него? Соня качает головой, негромко цокая языком. Словно бы отчитывает её, уподобляется родителям, разочарованным в поступках своих детей. — А Джорно? Неужели ты сможешь принять то, что будешь виновата в смерти ребёнка? — Замолчи! Коралина разжимает кулаки, закрывая освободившимися ладонями уши. Она слышит, как Антонелли негромко смеётся, видя, как девушка дёргается, вырываясь вперёд — прочь из её объятий, а затем пошатывается, словно теряет ориентацию в пространстве узкого коридора. Слушать её — невыносимо. Панеттоне со всей силой прижимает ладони к голове, надеясь, что выбросит из неё ужасное видение, но этого не происходит. Она лишь может благодарить саму способность за то, что та не подбрасывает ей дополнительных видений. Образ мёртвого Бруно, явившегося ей подобно Антонелли, девушка бы не пережила. — Если начинаешь контактировать с этими видениями, то становится лишь хуже, — повторяет слова Аличе внутренний голос, — От этого они становятся лишь сильнее. Лучше всего — попросту не обращать на них внимание. Однако это довольно сложно… «Медленно считай. Счёт всегда помогает успокоиться и прийти в себя» — глубоко вдыхая и выдыхая, говорит сама себе Коралина, — «Если не помогает боль, то поможет это.» Она поворачивается, глядя на застывшую на месте Антонелли. — Тебя здесь нет. Ты умерла. Не по моей вине. По своей собственной. Связалась не с тем человеком. — Думаешь, это так просто? — вновь усмехаясь, произносит Соня, — Можешь говорить всё, что душе угодно. Эмоции не обмануть. Это сильнее тебя, Коралина. — Повторяю: замолчи! Коралина чувствует, что больше не может терпеть это. Видение слишком сильно давит на неё, старается копнуть глубже — откопать в подсознании что-то такое, что ударит девушку в разы сильнее. Ей остаётся лишь отчаянно взывать к собственной внутренней силе раз за разом повторяя короткое имя стенда. Голубоватый силуэт появляется за спиной Антонелли. Наполненный одним единственным желанием своей хозяйки, он сначала осторожно прищуривается, поглядывая на врага. Всё, чего она хочет — чтобы видение замолчало, исчезло, растворилось… Seven Seas слегка дёргается. Один резкий удар, повинующийся воле Панеттоне, и его рука проходит насквозь, оставляя после себя неестественную дыру посреди живота Сони. Женщина медленно опускает взгляд на сжатый кулак, виднеющийся прямиком в её теле, и расплывается в улыбке. Та переходит в постепенно усиливающийся смех, больно ударяющий по слуху девушки. Коралина жмётся к стене, нервно кусает губы и царапает когтями светлые обои в попытках нащупать опору. Сердце пускается в скач, усиливая своё движение, а дыхание напрочь сбивается, оставляя девушку наедине со своими эмоциями. От них действительно не сбежать. — Это ничего не даст, Коралина, — сквозь жуткий смех проговаривает Антонелли. Она делает шаг вперёд. Кровь стекает по её светлой коже, оставляя следы на ковре, моментально сливающиеся с его собственным покрытием. Образовавшееся на месте удара месиво маячит своим отвратительным и ужасным видом, но женщина абсолютно спокойна. — Это всё лишь в твоей голове. «Нет. Нет. Нет!» — Коралина прикрывает глаза, не желая видеть, как Соня подойдёт к ней. Она обязательно схватит её, оставит на лице тонкие ранения своими острыми ногтями, перекроет дыхание и попытается задушить, как прошлый раз. А затем…затем она окончательно добьётся того, что Панеттоне признает вину, которая тяготит её сердце… — Коралина! Голос Фуго, резко врывающийся в сознание, выводит девушку из состояния отчаяния и безысходности, в которое загнала её Антонелли. Её обхватывают за плечи, осторожно тряся, дабы добиться хоть какого-то отклика. Коралина с опаской открывает глаза. Перед ними, озарённое ярким светом коридора, возникает лицо Паннакотты. Беспокойство, отражённое на нём, видно сразу. Аметистовые глаза взволнованно пробегают по фигуре девушки, словно бы ища возможные ранения. Их нет, ведь любые удары, наносимые Алехандро и его способностью — моральные. Они бьют по сердцу и сознанию. — Коралина, — вновь зовёт её Фуго, надеясь услышать хоть какой-то ответ. Его руки обхватывают лицо девушки, судорожно касаясь бледной кожи, заставляют смотреть прямиком в глаза. — Всё в порядке? — Панна… — еле слышно тянет Коралина, кусая губы, дабы не показывать ни единую эмоцию, что сейчас медленно оседает на самое дно. — Я задал вам вопрос, — лишь слегка повысив от волнения голос, повторяет юноша. — Относительно, — вяло тянет Панеттоне, отвечая на заданный вопрос, — Пока что я по-прежнему в полном уме и здравии. — «Пока что», — стиснув зубы, вздыхает Фуго, отпуская лицо девушки. Он запускает пальцы в светлые волосы, бормоча что-то себе под нос. Пожалуй, Коралина думает, что не хочет знать, что именно на этот раз подорвало спокойствие юноши. — Почему ты приблизился? Мы договаривались, что ты держишься на расстоянии. — Вы остановились на месте и долго не двигались, — устало произнёс Паннакотта, — Я решил, что, возможно, на вас стал действовать стенд Алехандро. — Так и есть, — резко ответила девушка, получив в ответ расширенные до ужаса глаза юноши, — Не переживай. Это хорошо. Значит, осталось немного. Он уже где-то рядом. — Ничего не хорошо, — почти прошипел Фуго, поражаясь внешнему спокойствию Коралины, — Вы только что на себе ощутили ужасную способность, которая может погубить нас обоих. Нужно подобраться к врагу незаметно… — Ничего не выйдет, — оборвав его на полуслове, проговорила Панеттоне, — Эта способность работает автоматически. Алехандро поставил метку, заранее зная, что будет давить на меня смертью Сони. Иначе, мог бы применить всё, что угодно. Фуго было открыл рот, чтобы что-то сказать, однако почти сразу же закрыл его, плотно сжимая губы. Спорить любым известным ему способом было бесполезно. — Что тогда остаётся? — вздохнул юноша. — Как можно быстрее добраться до Алехандро и отменить действие его стенда. — Что априори означает победить его… Коралина улыбнулась через силу. Это всегда помогало — когда ты хочешь показать другим как сильно готов идти вперёд, просто улыбнись. Девушка следовала этому правилу даже в такие критические моменты. Паннакотта неохотно кивнул, последний раз осматривая Панеттоне внимательным взглядом, и развернулся, направляясь дальше по коридору. Теперь он будет вести, идя вперёд. Иначе Коралина попросту потеряется и впустую потратит драгоценное время. Она ещё раз — напоследок — прильнула к стене, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сползти вниз. Тяжёлый вздох так и рвался наружу, а осознание произошедшего душило, лишая воздуха в и так узком коридоре. — Oh, amico mio — испустив слабый смешок, протянула Коралина, — Голд, дружище, какие же ужасы видел ты в последние минуты?※※※
Несколькими минутами ранее
— Стенд Алехандро — Chosen играет на отрицательных эмоциях человека, давя на вину, отчаяние и всё тёмное, что томится внутри человека… Голос Аличе отлетал от стен уборной, маневрируя меж светлых плит. Хрипловатые ноты, различимые в нём выдавали лёгкое волнение девушки. В приглушённом свете помещения её фигура казалась тёмной, совсем невзрачной. — Раз ты можешь помочь победить эту силу, то давай, — откликается Коралина, слегка кивая, — вперёд. Взгляд Басси мечется по помещению. Она останавливает его на фигуре Паннакотты, что по-прежнему маячит позади Коралины. Он молчит, но слушает. Настолько внимательно, что девушка замечает его явно настороженный вид и пристальный взгляд, направленный прямиком на неё. Панеттоне оборачивается, фальшиво улыбаясь юноше. — Панна, выйди, пожалуйста. Мы поговорим наедине. Тет-а-тет, faccia a faccia.Между нами, девочками. На последних словах она поворачивается обратно к Аличе, выдавая идентичную предыдущей улыбку. Фуго совсем уж неохотно соглашается, бросая напоследок в сторону обеих девушек неясное бормотание, больше напоминающее ворчание, и щёлкает ручкой двери. Та слегка скрипит, чем и оповещает мигом опустевшее помещение о своём закрытии. — Что мне нужно делать? — не успевает пыль осесть на пол после ухода юноши, выдаёт Коралина. Она едва сглатывает, посматривая на Басси, и вопросительно выгибает одну бровь. — Тебе — ничего, — отвечает Аличе, — Всё на мне и моём стенде. Тебе только лишь нужно определиться: к кому ты испытываешь самые сильные положительные эмоции… Кого ты любишь, Коралина? Панеттоне замирает на секунду. Её взгляд бездумно мечется по светлым плиткам, выложенным на полу, даже не желая останавливаться на одном отдельном узоре. Здесь их сотни — но девушка продолжает бегать глазами, словно не зная куда направить свой взгляд. — Я… — Это не должен быть человек, к которому ты испытываешь природное влечение, — оборвав ещё не сформировавшуюся мысль, произнесла Аличе. Коралина нахмурилась, глядя на девушку. — Я имею в виду, что это не должен быть мужчина, с которым ты… — Я поняла, — Панеттоне одним резким движением пальцев заставляет Басси замолчать, стыдливо отводя взгляд. — Прости, — негромко кашлянула Аличе, — Просто я уже пробовала подобное. Такая любовь не даёт нужный эффект. Она слаба. По сравнению с чистой любовью к родителю или искренним чувствам к брату, сестре… — Мои первые мысли были вовсе не об этом. — Ты подумала о своём капо, верно? — скрывая мимолëтную улыбку, озарившую уста, произнесла Аличе. Она чуть смущённо отвела взгляд. — Я понимаю тебя. — Да неужели? — огрызнулась Коралина. Она сразу же сомкнула губы, обратив их в тонкую линию, и подавила тяжёлый вздох. — Извини. Я не слишком разбираюсь в эмпатии и не привыкла доверять людям. Наверняка, если ты говоришь так, то была в похожей ситуации, а значит вполне понимаешь мои чувства… — Конечно, — совсем не обижаясь, кивает Басси. Резкий тон собеседницы вовсе не сбил её и не обидел. Напротив, девушка слабо улыбается, поглядывая на мнущуюся на месте Панеттоне. — Просто… Он спас меня, позволил начать другую, лучшую жизнь… Коралина прячет взволнованный взгляд, вновь мечущийся по плитам и стенам, и неловко заламывает руки, не находя куда деть саму себя. Тяжкий вздох всё же срывается с её уст, когда она опускает голову, словно бы сдаваясь. — В общем… Думаю, ты поняла. Благодарность, все дела… Этих чувств будет достаточно. Проверь это. Ты ведь можешь? Басси осторожно кивает. Совсем без слов. Один лишь кивок — и всё. Она сокращает расстояние, разделяющее их, и подходит к Коралине на расстояние вытянутой руки. Панеттоне взволнованно сглатывает, поглядывая то на протянутую руку девушки, то на её лицо. Оно беспристрастно. Аличе выглядит так, словно делала это десятки, сотни раз. Пожалуй, Коралина уверена, что так и есть, однако волнение всё равно клокочет внутри, заставляя сердце биться чаще. Девушка смотрит на неё в ответ, встречаясь со взглядом тёмных глаз, и пытается выдавить из себя улыбку. Утешающую. — Не переживай, всё будет хорошо. Коралина даже не успевает ответить на это. Рука Басси резко выбрасывается вперёд, преодолевая остатки расстояния, и погружается в тело девушки. Крик застревает в горле от осознания, что боли нет. Грудь не пронзают ощущения, сравнимые с пытками в самом Аду. Тело напрягается, но лишь из-за страха, сочащегося по венам, и слишком резкой смены действий. Коралина опускает взгляд, замечая, что рука Аличе, погружённая едва ли не по локоть в её грудь, входит, словно в воду. Ни крови, ни боли. Та просто теряется в её размягчённой плоти, как в жидкости. Лёгкое свечение видно где-то у самых краёв и рядом с рукой девушки. — Так много смешанных чувств… — тихо произносит Аличе, прикрывая глаза. Она сосредотачивается, шевеля рукой и будто бы пытаясь нащупать что-то внутри Коралины. Девушка боится дышать. Ей кажется, что стоит хотя бы немного приподнять свою грудь на вдохе, как сердце буквально выскочит из неё, оставаясь в руке Басси. Тёплое, едва бьющееся и переполненное всеми чувствами Панеттоне, собравшимися именно в нём. — Раскрой мне своё сердце, Коралина. Прислушайся к нему, скажи мне, что оно говорит тебе? — Что оно может говорить? — не сдержав нервный смешок, сорвавшийся с губ в самый последний момент, произносит Коралина, — Это всего лишь орган… — Так я не могу ясно увидеть что-то одно, — качает головой Аличе, подавляя тяжёлый вздох, — Этот человек… Буччеллати… Почему ты испытываешь столько смешанных чувств к нему? Благодарность, желание, любовь, страх… Басси невольно вздрагивает, ощущая внутри чужеродное чувство. Это не в её компетенции, это уже что-то совершенно иное, тёмное… Почему ты боишься, Коралина? Она невольно вздрагивает. Тело само собой подаётся назад, словно бы избегая слов девушки, бьющих подобно плети. Лёгкое свечение, сопровождающее воздействие стенда Аличе, исчезает, будто бы его и не было. Рука её по-прежнему остаётся протянутой вперёд, однако та больше не заканчивается в теле Коралины. Панеттоне касается собственной груди. Ничего. И кожа, и ткань самой одежды — обе целы. Лишь сердце неустанно стучит, заставляя девушку взволнованно метать взгляд по всему помещению. — Думаю, на этом стоит закончить, — тихо произносит Коралина, и голос её кажется хрипловатым, сбившимся со своего привычного темпа. Басси понимающе кивает, не пытаясь возражать. — Ты запуталась, я понимаю, — мягко произносит она, — Однако мы можем попытаться выбрать что-то другое. Я могу помочь тебе подобрать того человека и те чувства, которые будут действительно сильными. — Хорошо, — сквозь зубы твердит Панеттоне, осознавая, что звучит слишком раздражённо. — Мы должны найти наш козырь против Алехандро, — кивает Аличе. — Тогда давай быстрее. У нас мало времени…※※※
Коралина тяжело выдыхает. Яркая ткань, сочащаяся пылким багровым оттенком, толстой завесой стоит прямо перед взором, закрывая собой всё. За ней всё чётче и яснее слышатся голоса гостей, стук стекла бокалов друг о друга и выкрики ставок. Совсем рядом покерная часть главного зала. Стоит приподнять ткань, оттянуть её в сторону, как яркий свет хлынет в узкий коридор, а голоса мигом заполнят его, отдаваясь тонким эхом от блëклых стен. Здесь же кончается красноватый ковёр. Он, подобно дороге из жёлтого кирпича, ведёт к главному залу, напитываясь своим сочным оттенком за счёт света ламп, бьющего из-под бархатной ткани. — Главный зал там, — кивает на занавес Фуго, подходя к Коралине чуть ближе. Его высокая фигура возвышается позади девушки, от чего тяжкое ощущение, гнетущее изнутри лишь усиливается, заставляя её сжимать в руке толстую золотистую кисть, свисающую с бархатистой ткани. — Да, — тихо произносит Панеттоне. Она и сама не знает, зачем подаёт голос. Слова Паннакотты просты и не содержат вопроса, однако девушка всё равно выдаёт это тихое, почти безмолвное, «да». — Нам следует поторопиться, — просматривая коридор внимательным взглядом, выдаёт Фуго, — Вы хорошо себя чувствуете? — Вполне, — сухо бросает в ответ Коралина, на что получает снисходительный взгляд со стороны юноши, — Видения меня не мучают. — Это плохо. Фуго негромко вздыхает. Он смотрит в сторону девушки, после чего успешно ловит её явно оскорблённый взгляд. Губы юноши смыкаются и размыкаются с секунду, осознавая, что тот только что сказал. — Простите, — Паннакотта потирает переносицу, негромко цокая языком, — Я хотел сказать, что это плохо по той причине, что отсутствие видений может означать, что Алехандро отдалился от нас. — Я поняла, — невесело улыбнувшись, кивает Коралина, — Надеюсь, что это совершенно не так. За этим занавесом нас ждёт главный зал, и я уверена, что Алехандро ждёт нас. «Надеюсь» — хотелось добавить девушке, но как обычно, всё вышло совсем иначе. Подавив очередной тяжёлый вздох, желающий вырваться из груди, Панеттоне вплотную подходит к багровому занавесу. Бархатная ткань, приятная на ощупь, ложится в руку, обдавая ту лёгким теплом. Коралина сжимает её в ладони, одним резким движением одëргивая занавес в сторону. Свет огромных ламп, висящих под потолком, едва не ослепляет. Девушке приходится морщиться и щурить глаза, слегка прикрывая их свободной рукой, прежде чем взглянуть на главный зал. Отсюда в разы лучше проглядываются балконы, возвышающиеся над отдельными частями. Тот же «островок» для покера, расположенный аккурат у завешенного входа, накрывается довольно обширной тенью одного из балконов с широким ограждением, испестрëнным многочисленными узорами. Высокие потолки уходят в самый верх. На третьем этаже уже нет никаких выступов, напоминающих всё те же ограждения, что создаёт эффект некого купола, сужающегося по мере приближения к самому пику. Коралина невольно поднимает голову, любуясь архитектурой здания. Здесь, по крайней мере, она не вызывает того же раздражения, что машинально возникает от созерцания бесконечных коридоров-лабиринтов. Поразиться оформлением главного зала можно в первую же секунду, а залюбоваться — уже за следующую. — Такое ощущение, словно бы мы пришли в Сан-Карло, — с придыханием выдаёт Коралина, слыша за спиной шаги Фуго. Тот следит за её взглядом, осматривая выпирающие балконы и множество красочных узоров, переместившихся на них с колонн. — Коралина… — голос Паннакотты звучит тише, в нём прослеживаются напряжённые ноты, которые девушка распознаёт сразу. Чувство восхищения, охватившее её на миг, пропадает, стоит только юноше несмело коснуться её плеча, привлекая внимание. — Взгляните… Фуго кивает, направляя свой взгляд куда-то вверх. Коралина в напряжении сглатывает, отчасти боясь посмотреть туда же. Омут тёмных — обсидиановых — глаз поднимается выше. Ресницы распахиваются, приподнимаясь и позволяя взору взглянуть на предмет всеобщего внимания. На балконе, чей каркас прекрасно проглядывается с одной этой точки, виднеется силуэт. Выделяется среди всей атмосферы он не только тёмными одеждами, совершенно несвойственными этому вечеру, но и лицом, что Панеттоне способна различить с такого расстояния. Знакомые черты лица, на которые она смотрела всего-то минутами ранее, поражают девушку своим видом. Юноша, что стоит на балконе, кажется ужасно знакомым. Те же ещё юные линии, овал лица, форма губ — даже волосы, выглядывающие из-под массивного капюшона, того же тёмного оттенка. Лишь глаза смотрят совершенно по-другому: с хищным прищуром. В их глубине читается искренняя ненависть, готовая разгореться жарким пламенем. «Аличе не упоминала, что они близнецы…» — маячит туманная мысль в голове девушки, словно бы желая сбить её с толку. Юноша бросает на Панеттоне взгляд. Она точно уверена, что он предназначен именно ей. Он слегка скалится, демонстрируя желтоватые зубы, и кивает головой, будто бы зазывая. Секунда — и его тёмного силуэта более нет на балконе. Не раздумывая, Коралина бросается обратно за толстую бархатную ткань. Та дёргается в сторону, отбрасываемая её резким выпадом, и почти что накрывает оторопевшего Фуго. — Постойте! — кричит тот вслед спешащей девушке. Панеттоне слышит его, но не хочет отзываться. Главный зал остаётся позади. Она вбегает в коридор, останавливаясь лишь на единственный краткий миг. Он нужен для того, чтобы сориентироваться и не заблудиться в лабиринте этих длинных коридоров. Если Коралина правильно запомнила, то на конце углового коридора имеется вход на второй этаж — лестница. Именно она ведёт вверх, на территорию балконов и весь этаж. Нужно просто успеть добраться туда и перехватить Алехандро. Самих балконов уже нет на третьем этаже, они имеются только лишь на втором. Однако это не означает, что там не будет другой лестницы, ведущей на следующий этаж. В таком огромном здании обязательно должно быть, по меньшей мере, две основные лестницы. Когда коридор заворачивает направо, осуществляя резкий поворот, Коралина останавливается, переводя дыхание. То сбилось от внезапной перегрузки и провоцирует дышать глубже и сильнее. Девушка касается ладонью стены, стараясь с её помощью поддерживать равновесие. Не хватало ещё, чтобы прямо сейчас она потеряла сознание или ощутила резкий упадок сил — ела-то она последний раз несколько часов назад, задолго до всего вечера… Ладонь сжимается в кулак, слегка царапая светлые обои ногтями, а сама Панеттоне через силу заставляет себя выпрямить спину, гордо приподнять подбородок и двинуться с места. Вперёд и только вперёд. Туда, где виднеются темнеющие перила узкой лестницы. Стоит девушке сделать несколько финальных шагов, узреть ту самую постройку, к которой она так стремилась, как прямо на самом верху — выше всех мраморных ступеней — появляется невысокий силуэт. Шаги его раздаются по всему коридору: он ступает тяжело, напористо. Алехандро мелькает на лестнице подобно мрачной тени. Лицо его открывается, как только юноша сбрасывает широкий массивный капюшон. Тёмные пряди спадают на лицо, липнут к нему, затемняя бледный цвет кожи, и укладываются в полнейшем беспорядке. Глаза — два мутных омута, словно бы затянутых некой пеленой — смотрят прямиком на Коралину. Замеченная ранее в них ярость сменяется каким-то презрением, загорающимся слабой искрой. Алехандро кривит губы в мерзкой усмешке. — Коралина! Я ждал тебя. Его хрипловатый голос сейчас звучит довольно отчётливо. На этот раз юноша не стесняется говорить чётко и громко, разрушая любые границы барьеры. Похоже, перспектива быть замеченным другими гостями его совершенно не пугает. — Сколько мой босс следил за тобой, — негромко, но ритмично цокая языком, произносит парень, — И вот, наконец, ты здесь. Полюбуйтесь на Коралину Панеттоне! — Что за презрительный тон? — неприятно поморщив нос, почти шипит Коралина, — Я ещё ничего тебе не успела сделать. — Мне это и не нужно, — принимаясь расхаживать свободной походкой по платформе второго этажа, произносит Алехандро, — Таких людей как ты, я вижу сразу. Читаю их, как открытую книгу. Он издаёт негромкий смешок, отдающийся в коридоре лёгким эхом. — Знаешь, Коралина, — её имя он тянет не с меньшим презрением, что сочилось, подобно яду, ещё до этого, — ты производишь впечатление самовлюблённой девушки, считающей всех остальных — кроме себя — ниже и хуже. — С чего ты делаешь подобные выводы? Панеттоне ловит себя на мысли, что слова юноши звучат для неё неприемлемо. Ощущение обиды и некого унижения сразу же оседает где-то на дне, заставляя девушку чувствовать себя неполноценной. В особенности — её попытка отрицать это. — Я знал многих, кто вёл себя точно также, — хмыкает юноша, — Мой отец, к примеру, был одним из таких. Алехандро останавливается на секунду, смиряя стоящую внизу Коралину пристальным взглядом, так и сочащимся ядом. Он нервно почёсывает костяшки пальцев, сразу же пряча их обратно в широкий карман посреди тёмной толстовки. — Мерзкий человек, думающий, что он в разы лучше других — в особенности, нас с сестрой — и считающий, что вокруг него крутится весь мир. Отец, как и многие, считал, что ему можно всё. Но он был ничтожен в сравнении с теми, кто действительно выше и лучше его… Говоря об отце, Алехандро заметно меняется в лице. Вены на лбу слегка вздуваются, выделяясь на бледной коже, его прорезает тонкая складка. Юноша сжимает и разжимает запрятанные под ткань руки — яростно, с чистой злостью, рвущейся наружу. Его тяжёлый вздох, звучащий с нарастающим горьким смешком, заставляет Коралину покрыться мурашками. — Твоя не так давно почившая знакомая точно такая же, как он, — Алехандро облизывает пересохшие губы, позволяя тем слегка дёрнуться, — Ты уже встретилась с Антонелли? Как поговорили? Панеттоне слегка пятиться, когда замечает за спиной юноши знакомый силуэт высокой женщины. Она будто бы выныривает из-за его спины, помахивая девушке открытой ладонью и слегка шевеля пальцами в игривом жесте. Только вот дружелюбным это вовсе не выглядит. Соня расплывается в привычной злостной ухмылке, демонстрирующей короткие заострённые клыки. — Все вы — лишь жалкие, мерзкие люди, считающие себя лучше других, а на деле — безотказно подчиняющиеся тем, кто стоит выше. Алехандро вновь дёргает губами, непроизвольно усмехаясь. Он неотрывно смотрит на Коралину, приподнимая указательный палец, которым он словно бы демонстрирует тех самых людей, стоящих «выше» других. — Знаешь, кто ты, Коралина? — склонив голову, произносит юноша, — Ты лишь послушная собачка Буччеллати, вынужденная ему подчиняться. Ты можешь тявкать, можешь показывать зубы и кусать, но всё равно в итоге твоё последнее «гав» будет означать «да». Девушка многозначительно вскинула бровь. Терпение ещё оставалось при ней, так что Панеттоне лишь наблюдала, внимательно следя глазами за каждым шагом Алехандро. — Посмотри, Коралина, — вновь повысив тембр своего голоса, воскликнул юноша, — ты на несколько ступеней ниже меня. Иерархия — это лестница. Сверху — власть, внизу — подчинение. Разве ты не видишь? Сейчас я сверху. Он замолчал, выжидая ответа. Девушка не сдвинулась с места. Она внимательно смерила парня взглядом, а затем сделала глубокий вдох, оканчивающийся тяжким выдохом. — К чему эти унижения? Юношеский максимализм разыгрался? — хмыкнула Коралина, делая крохотный шаг ближе к лестнице. Улыбка, задержавшаяся на губах Алехандро гаденьким оскалом, медленно опустилась вниз. — Ты ничем не лучше и не хуже меня, Алехандро, — произнесла девушка, — Над тобой тоже стоит человек, от которого, я уверена, зависит твоя жизнь. В точности также, как моя — зависит от Буччеллати. Тебе приказали устранить меня — ты выполняешь приказ. Панеттоне подавила тихий вздох. Ещё один шаг ближе к лестнице. Второй, третий… Коралина ступила носком изящной туфли на первую ступень. Тёмная ткань её платья слегка приподнялась, упираясь в коленку, и приятно зашелестела. Девушка сложила руки на груди, аккуратно перекрестив их между собой, и с вызовом взглянула на уставившегося прямиком на неё Алехандро. — Давай же. Сразимся на равных. Она слегка улыбнулась, выдавая усмешку, схожую с лёгким оскалом. В обсидиановых глазах блеснула искра решимости. — Посмотрим, чья ненависть к нелюбимому отцу победит…