ради тебя

Можно по пальцем пересчитать тех, кому в детстве не рассказывали сказки о ханахаки — цветах, вырастающих внутри тех, кто любит отчаянно, горько и безрассудно. Умереть из-за любви — что может быть прекраснее? Произрасти цветами, что раскроют истинную суть души. Ведь любой цветок что-то да значит, за каждым своя легенда и правда. — Если уж и умирать, то только так! — помниться, однажды выдала Утау, под удивленный взгляд Тадасе и недовольный Икуто. —Лучше уж вообще не умирать, — буркнул Икуто, поджав губы. Тадасе никак не комментировал их слова, слишком маленьким еще тогда был, чтобы понять истинную суть вещей. Для них это детские забавы — подобные обсуждения лишь эфемерны и вряд ли хоть кто-то на самом деле планировал умереть подобным образом. Кроме того, Икуто всегда считал ханахаки проявлением душевной слабости — ведь чем, как не слабостью является такая влюбленность? Всё же смерть от неразделенной любви, удел глупых романтиков, а жизнь давно превратила Икуто в циника и реалиста. Потому смотреть на окровавленные лепестки ему до сих пор невероятно тошно. Икуто бы хотелось верить, что это неправда, бред воспаленного недосыпом мозга, но маленькие светло-голубые лепестки есть. Он часто рассматривает их в тусклом свете камеры, пытаясь определить, что это за цветок. Но его знания в ботанике скудны, потому он скоро сдается. Хранить их кажется глупостью — но Икуто поддаваясь какому-то невнятному порыву, очищает их от крови и складывает под подушку. Потому что, как бы то ни было, лепестки — часть его. Они заполняют пустоту внутри. Ему каким-то невероятным образом удается скрывать собственную болезнь ото всех. Благо, нездоровую бледность, отсутствие какой-либо активности и кашель удается списать на последствия гипноза и пребывание в шкуре Мятежника. Икуто даже думать не хочет о том, что происходит, когда он под гипнозом. Он заперт в собственном теле как в клетке и может лишь наблюдать за тем, что его заставляют делать. В какой-то мере, ему даже плевать на тех детей, на чьих местах ставится крест из-за его музыки — он проходил подобное уже тысячи раз и, в общем то, привык. Но… Если когда-нибудь всё наладится и вернется на круги своя, Икуто лично придушит Тадасе за его безрассудство. Слабоумие и отвага — ну кто в здравом уме будет драться с тем, кто намного сильнее. Тадасе кажется ему маленьким птенцом перед злобным волком, и Икуто едва сдерживается, чтобы не завыть от отчаянья — он искренне не понимает, зачем так рисковать своей жизнью ради каких-то неизвестных детей. Причем рисковать в пустую — он же не Аму, какая от него польза во всей этой ситуации. Когда девочка присоединяется ко всему этому безумству, Икуто, как бы странно это не прозвучало, радуется — всё же теперь хотя бы спасаются чужие мечты. Но эти двое явно созданы друг для друга: оба безрассудны до крайности, ибо только так можно объяснить какого черта они лезут на рожон. Хотя появление Аму играет также злую шутку — Тадасе приходится защищать её от атак Мятежника и подставляться самому. Порой, прогоняя в воспоминаниях эти драки, Икуто задумывается — а он бы смог также? Рискнуть своей жизнью ради защиты другого? И понимает, что нет. Он бы защищал Аму, но не в том случае, если бы был риск его жизни. Так самозабвенно и бескорыстно отдавать самого себя другим Икуто не умеет. Очередное сражение, кажется точно таким же, как обычно: Аму пытается уличить лучший момент для очищения х-яиц, Мятежник пытается ей помешать, Тадасе пытается не дать Мятежнику навредить девочке. Всё вроде как всегда, но в какой-то момент, что-то идет не так. Мятежник не бьет в полную силу, но Тадасе, кажется, хватает и этого — он едва стоит на ногах, но всё также упрямо продолжает сражаться. Но следующая атака заставляет его свалиться на землю. Он пытается подняться, но Икуто не позволяет — его нога опускается на чужую лодыжку, вжимая в землю. Мальчик морщится от боли, но стискивает челюсть, не позволяет себе закричать. Где-то внутри собственного разбитого гипнозом разума Икуто бьется в истерике. Одно дело говорить всякие гадости, но совсем другое — наносить реальный вред. Надежд на прощение больше нет, ведь Мятежник это всё же он. Его темная искалеченная часть личности. Тадасе предпринимает еще одну попытку столкнуть его ногу и подняться. Но Мятежник быстрее, его стопа смещается выше и опускается на грудь, придавливая его к земле. Раздается тихий хруст, и Икуто молится всем известным богам, чтобы это были не его ребра. И казалось бы всё — противник явно больше не способен сражаться, но им этого явно мало. Потому что следом звучит то, что Икуто предпочел бы никогда не слышать. —А теперь, убей. Тело движется само по себе и Икуто замахивается. Он ждет, что Тадасе сделает хоть что-то, попытается защитится, но тот лишь смотрит на него и неожиданно грустно улыбается. «Защищайся!», — хочется закричать Икуто, но тело ему не подчиняется, — «нет…нетнетнетнетнетНЕТ!» Руки сводит судорогой и Икуто неожиданно понимает, что может ими двигать. Он разжимает окоченевшие пальцы и коса падает на землю. А следом легкие сдавливает болью и он закашливается. Кровь словно встает в горле, не давая вздохнуть, и он вцепляется в него пальцами и начинает судорожно расцарапывать его, в попытке хоть как-то справится с болью. Икуто не может остановить кашель и захлебывается кровью, забившей глотку. Легкие горят огнем и в груди давит так, словно сейчас проломит ребра. Он дергает головой в попытке вернуть четкость расфокусированному зрению, но получается плохо — всё вокруг плывет, а боль сжимает виски крепкими тисками. Что происходит вокруг Икуто не понимает — все его внимание сосредоточенно на кровавой мешанине из голубых лепестков, бутонов и темно-зеленых листьев. Икуто отрывает взгляд от кровавой каши на земле и поднимает взгляд. Напротив всё также сидит Тадасе: взъерошенный, грязный, с парой алых царапин на щеке. Его ладонь лежит на груди, в том самом месте, где виднеется грязный след от чужого ботинка. Икуто невольно бледнеет, понимая куда направлен его взгляд. Он прекрасно знает, что Тадасе всё поймет, а потому отводит взгляд. Меньше всего ему хотелось видеть жалость в его глазах. Неожиданно мир вновь теряет очертания, и Икуто нескрываемым удовольствием окунается в спасительную тьму. И просыпается уже в камере. Ее аскетичная обстановка уже настолько приелась, что Икуто невольно согласен оказаться где угодно, даже на морском дне, лишь бы не здесь. Склонившаяся над ним девушка — судя по одежде сотрудник научного отделения — внимательно изучает его лицо, словно пытаясь найти признаки симуляции обморока. Но встретившись с его холодным взглядом, тут же мучительно краснеет и отшатывается. —Чего? — мрачно интересуется Икуто. Голос звучит хрипло и глухо — раздраженное горло сводит болью. Девушка отрицательно качает головой и быстро идет к двери. Но напоследок одаряет его таким жалостливым взглядом, что Икуто ощущает острое желание что-нибудь в неё кинуть. Но из вещей, которые для этого подойдут, под рукой только подушка, а та нужна ему самому. По этой причине Икуто и не хотел, чтобы кто-то узнал про болезнь. Люди с ханахаки хоть уже и не считаются прокаженными, как некоторое время назад, но к ним относились с нескрываемой жалостью. Ведь что может быть более жалко, чем невзаимно влюбиться, да еще и умереть из-за этого. Кроме того… Икуто прошибает холодный пот и он судорожно кашляет. Он всё меньше понимает, как работает эта чертова болезнь: разве цветы не должны быть следствием невзаимной романтической любви? Но черт возьми, он не рассматривал Тадасе так. Ведь подобное и правда отвратительно — он еще ребенок! Тот, с кем он провел всё детство, кого считал чуть ли не родным братом. Да, Икуто любит его, но не так! Икуто столько раз ранил его: сначала словами, а теперь и физически, что рассчитывать на любовь даже глупо в какой-то мере. Чужие чувства он теперь осознает с лихвой: любить и знать, что тебя никогда не полюбят в ответ. И это…больно. И Икуто эгоистично не желает этой боли, понимая, что он слишком слаб, чтобы вынести эти раны. Возможно, поэтому судьба его и наказывает столь отвратительным способом. Икуто поднимает ладонь на уровень глаз и внимательно разглядывает её в тусклом свете. Пальцы мелко подрагивают, скованные противным тремором — так всегда бывает после гипноза. Он рассеянно накрывает ладонь второй ладонью и переплетает пальцы между собой. Икуто слабо понимает, что является правдой а что его фантазией, но он абсолютно уверен, что сквозь болезненную пелену почувствовал, что кто-то сжал его руку. Это была не Аму — та была слишком далеко и не могла… Он подносит пальцы к губам, всё еще ощущая на них фантомное тепло чужих прикосновений, и коротко целует. Плевать, что это не несет под собой подобного подтекста, но сам факт чужого небезразличия греет изнутри и Икуто кажется, что он ощущает, как внутри распускаются цветы. Потому что, чтобы Тадасе не твердил о ненависти, в тот момент он, словно, простил ему абсолютно всё. Потому что в его глазах не было ни злости, ни жалости — лишь желание помочь дорогому человеку. Конец всей истории наступает слишком быстро. Настолько, что к «финальной битве» Икуто едва ли может понять собственные чувства, хоть те уже из эфемерных стали более четкими. Поэтому, когда Аму обнимает его и клянётся забрать всю его боль, Икуто ощущает благодарность и вместе с тем желание горько засмеяться. Этот клубок стал слишком запутанным и это лишь его вина: стоило всё сразу рассказать Аму, а не морочить ей голову своими глупыми словами и действиями. Но в нем альтруистичности ни капли — даже несмотря на то, что он и не любит Аму по-настоящему, так как хотелось ей, Икуто эгоистично удерживал её рядом, боясь отпустить. Но так продолжаться больше не может. И уж если ему суждено умереть, то нужно было сделать так, чтобы остальные не особо страдали из-за этого. А уж разбивать чужие сердца Икуто умеет просто прекрасно. — И чем ты займешься теперь? — Аму счастлива и Икуто её понимает: в её глазах ситуация выглядит более чем утопично. Он спасен, детские мечты тоже, злодеи покаялись и вот теперь-то и должно наступить «долго и счастливо». — Думаю, отправлюсь на поиски отца, — наглая ложь; На мудака, коим был его биологический отец, Икуто искренне плевать. Выбрал карьеру, а не семью — скатертью дорожка. Но, в самом деле, не говорить же ей, что он собирался просто медленно становится живой клумбой. Ведь, судя по переполненному надеждой на их совместное будущее взгляду, Аму ничего не знает о его болезни. «Не рассказал, стервец» — восхищенно думает Икуто, поднимая взгляд выше, над её макушкой. Тадасе, на которого направлен его взгляд, тут же тушуется, опускает взгляд и принимается ковырять носком ботинка землю — делает вид, что не подслушивает, хотя Икуто нисколько не сомневается, что тот внимательно вслушивается в каждое произнесенное слово. —И…— Аму краснеет — что ожидаемо — и нервно вцепляется пальцами в свою юбку, — и когда ты вернешься? —Никогда, — коротко усмехается он, наблюдая как гаснет её взгляд, — я терпеть не могу этот чертов город, и где-то лет с тринадцати моя заветная мечта — свалить из него как можно дальше и никогда не возвращаться. —Но, а если бы…— в чужом взгляде вновь появляются проблески надежды, — а если бы у тебя был повод вернуться? —Но у меня нет такого повода, — усмехается Икуто и делает пару шагов в её сторону, — я не люблю тебя. — Но…— чуть ли не плача, восклицает Аму и шмыгает носом, пытаясь сдержать слезы, — Но! —Я лгал, — слова срываются с губ слишком легко, словно ему давно не терпелось сказать ей всё это, — ты была мне интересна, не спорю. Но не настолько, чтобы прям влюбиться. Всё это время я просто использовал тебя. А ты оказалась настолько глупа и наивна, что даже не смогла этого понять, — Икуто ядовито усмехается, замечая, что она всё же начинает плакать, — ах, да то признание… Мне просто подумалось, а насколько забавно будет признаться после маленького принца. Но в отличие от него, — Икуто наклоняется и выдыхает ей на ухо, — я лгал. А теперь брысь отсюда, тошно на тебя смотреть. Аму резко разворачивается и бежит прочь. Икуто провожает её взглядом и качает головой, игнорируя вспышку боли. Он был самым худшим парнем для Аму — хотя бы по той причине, что вряд ли бы когда-нибудь её полюбил — и для её счастья ей нужно найти кого-то другого. Аму убегает, но Икуто замечает, что, вопреки ожиданиям, Тадасе не идет за ней, а всё также стоит на месте и внимательно смотрит на него. Он отвечает таким же внимательным взглядом и с минуту они смотрят друг на друга, ожидая кто первый сдаться. Сдается Тадасе, но делает то, чего Икуто от него совершенно не ожидает: он подходит к нему и останавливается совсем близко, между ними едва ли есть один шаг. Икуто тяжело сглатывает, понимая, что совершенно не знает чего от него ожидать. Он скользит взглядом по его лицу, замечая что царапины на щеке зажили, но всё еще выделяются алыми полосами на бледной коже. Но то, что Икуто видит, его пугает: Тадасе теперь не казался ему маленьким ребенком. Его усталый взгляд был слишком взрослым. И это просто ужасно: ему не надо было так рано взрослеть. Когда чужой палец осторожно ложится на уголок его губ, Икуто вздрагивает. —Когда ты врешь, то часто поджимаешь губы, словно показывая, что тебе не нравится то, что ты говоришь. — его палец проходится по нижней губе и Икуто задерживает дыхание, — ты так делал там, у Аму-чан. И сейчас. Тадасе отстраняется также резко, как и приблизился, оставляя Икуто лишь медленно тающее тепло от своих прикосновений. —Я не…— голос хрипнет и срывается. Тадасе пожимает плечами и грустно улыбается — точно также, когда Икуто занес над ним косу Мятежника с довольно ясной целью. — Знаешь, эти два года я тешил себя мыслями, что однажды всё станет как раньше. Вот только как раньше уже ничего не будет. Не знаю, плохо это или наоборот хорошо… Но я рад, что всё закончилось. —Зачем?! Зачем ты полез?! Это ведь…а если бы…— голос вновь подводит, и Икуто замолкает, растерянно глядя на него. —Потому что сражения Мятежнику давались намного легче чем игра, — тихо замечает Тадасе, невольно потерев царапины на щеке, — я думал, что так смогу облегчить твою боль. — Почему ты ей ничего не сказал?! — резко срывается Икуто, когда Тадасе уже разворачивается, чтобы уйти. Логики в его словах и действиях нет совсем, оттого Икуто разрывают противоречивые чувства: злость, непонимание, растерянность и немного радости. Но радость скорее оттого, что хоть кто-то в этом чертовом мире его понимает. Чтобы Тадасе не говорил. —Разве что-то подобное не слишком личное? — тихо интересуется он, даже не обернувшись. А после уходит. Икуто судорожно глотает холодный воздух ртом. Он обжигает раздраженную глотку, но давление в легких становится слабее и дышать намного легче. Икуто провожает его взглядом и неожиданно понимает: если бы он попросил, то Тадасе бы остался. Нужно было лишь сказать всегда одно слово. Но он словно вновь теряет контроль над собственным телом и разумом и может лишь смотреть. Накатывает усталость и он поддается ей, падая на колени на землю. Икуто смеется от абсурдности всей ситуации, не замечая, что по щекам текут слезы. Ведь тогда, в ту ночь Тадасе точно также смотрел ему вслед, но не молчал, а умолял остаться, пока Икуто малодушно сбегал. От проблем, от себя и собственных чувств. —Я не хочу умирать, — тихо признается Икуто, даже не ему, но самому себе.