На аэродроме кипела работа. Нет, до очередного бомбардировочного рейда еще долго, но ведь на нём базировались не только бомбардировщики, но и самолёт с новым видом вооружения...
— Аккуратнее! Если вы уроните снаряд, поднять его будет очень трудно! — Герман смотрел за пленными, которых выделили на аэродром для помощи персоналу. Они, восемь не сильно крепких мужчин, сейчас загружали в большое орудие, прикреплённое к самолёту, столь же огромный снаряд.
Когда наконец-то орудие было заряжено Герман провёл рукой по явно вспотевшему лбу.
— А теперь валите нахер, пока я вас на месте не порешал, — штурман прислонился спиной к фюзеляжу и смотрел вслед пленным, которые на всех парах бежали к ангарам.
— Что, уработался вусмерть? — ехидный голос донёсся изнутри самолёта.
— Курт, не ехидничай, сам же нихрена не делаешь, — укоризненно сказал штурман, после чего из двери кабины показался пилот.
— Эй, я, вообще-то, настраиваю и проверяю оборудование кабины и прицел. Единственный, кто нихера не делает, это ты, — ответил обиженно Курт.
— Я, так-то, тоже работаю! Ты просто не представляешь, как трудно командовать этими дебилами! Они раза три чуть снаряд не уронили! Так еще и смотрят на всё с такими лицами, будто это для них неземные технологии! — нельзя сказать, что Герман был раздражительным и вспыльчивым человеком, но сейчас он был очень зол на своего товарища за его слова.
— Воу, воу, полегче. Я же шучу, — Курт явно не хотел ругаться с другом, поэтому поднял руки в примирительном жесте.
— Очень смешно, — прошипел в ответ штурман, после чего его лицо расслабилось. — Ладно, давай загружаться, орудие к бою готово и самолет заправлен.
— Ага, сейчас доложим командиру, и полетим, — пилот вышел из кабины и пошёл в сторону башни, в которой располагался командирский состав и диспетчеры.
Герман же, как обычно, сел на порог двери кабины и закурил. Только подумать, он уже больше года служит родному Рейху в боевой авиации. Так еще и в одной из элитных эскадрилий.
Да вот только частенько его терзают мысли о доме. Как там отец, мать? Как поживает его ненаглядная, которую ему пришлось оставить? Иногда, сидя в железном кресле без каких-либо удобств на вылете, он предается воспоминаниям. О том, как он спокойно сидел в намного более мягком кресле и уплетал мамины сосиски. О том, как они с Мартой гуляли по залитым солнцем улицам Гамбурга, не зная печали и каждый раз, обещая, быть вместе. Об отце, что со слезами на глазах отпускал его на войну...
Вот только штурман-то понимал, что всегда чем-то нужно жертвовать. Чтобы чему-то научиться, нужно отдать время. Хочешь есть? Потрать деньги. Ребёнка хочешь? Придется отдать время и нервы на его воспитание. Также получилось и тут. Чтобы его страна была великой, всем всего хватало и у всех всё было, Герман пожертвовал своим временем вместе с семьей и любимой. Принес в жертву теплоту любимого сердца, заботу, мягкую кровать, вкусную еду. И, само собой, за все это ему воздастся в большем размере...
— Всё, дали разрешение? — спросил Герман, видя, как к нему на всех порах бежит Курт.
— Не просто дали.... давай, загружайся, нам срочно надо взлетать, — сказал запыхавшийся пилот, подбежав к Ju 288 и торопя штурмана зайти быстрее внутрь.
— Из-за чего спешка? — поинтересовался тот, быстро закрыв дверь и заняв свое место, пока пилот запускал моторы.
— Совсем рядом какая-то херня объявилась. Пехота с ней бой ведет, а ей похер, убить ее никак не могут. Причем она не так уж и далеко отсюда, поэтому если мы сейчас ее не остановим, она вполне себе может и до аэродрома дойти, — пилот уже успел вспотеть, ведь перспектива видеть этот аэродром уничтоженным ему никак не нравилась.
— Заебись, — гаркнул Герман, уловивший суть и перенявший настроение парня. От них теперь зависит столько жизней...
***
Ревущие моторы поднимали самолёт всё выше и выше. Оперативная высота, на которой обычно и начинала вестись охота — 2000 метров. А начиналось всё с выслеживания цели. На этот раз, конечно же, было намного проще, ведь заранее известно место боестолкновения с монстром, но до этого же приходилось иногда по 2 часа облетать квадрат, чтобы заметить неугодное существо.
Сверху над ними летели четыре истребителя Bf 109, которым нужно было прикрывать Ju 288. Да, в этом, в общем-то, смысла нет, потому что у противника отсутствует авиация, но всё же подстраховаться стоило. К тому же истребители несли по 250 килограммовой бомбе каждый, для отвлечения или добивания монстра.
Это хоть что-то. Иначе они были бы в принципе бесполезны.
Внизу же проносились деревья, луга, реки и много чего ещё. Земля Империи и вправду была очень богата разнообразием, все регионы чем-то отличались от других. То же самое можно было сказать и про людей. Пленники из разных регионов страны плохо ладили: те, кто жили в глубине Империи пытались всячески осквернить и обидеть тех, кто жил на окраинах, люди из теплых регионов враждовали с людьми из холодных.
Но было кое-что, что их всех ставило на одну линию. Все они, как ни странно, были гражданами Империи. Теми, кто не принял власть фюрера, а следовательно, они не приняли и их, граждан Великого Рейха. Поэтому они должны понести наказание....
— Вижу цель. — Гюнтер больше часа всматривался в окружение и наконец то заметил то, ради чего они и прилетели. — На час от нас. Пролети прямо над ним, чтобы я сфотографировал его.
— Принял, — летательный аппарат накренился и начал поворачивать вправо.
Гюнтер же тем временем достал фотоаппарат. Их задача ведь состояла не только в том, чтобы уничтожить монстра, а ещё и в том, чтобы передать его снимки учёным. Те очень заинтересовались новой формой жизни уже давно, поэтому на уничтожении монстра работа не заканчивается. Его остатки доставляют в специально сделанную лабораторию, где учёные его изучают и описывают для будущих поколений, как существо вымершего вида. Почему вымершего? Потому что их всех требуется уничтожить, таков приказ фюрера. Хотя, может быть, мирных монстров, некоторые из которых водятся в пустыне или горах, не тронут.
Тем временем же самолет жужжал моторами прямо над головой монстра, на котором то тут, то там появлялись маленькие вспышки, после чего сразу пропадали. Это пехота пыталась что-то сделать гранатами. Но судя по тому, что вспышки вскоре прервались, они оставили попытки и разбежались по укрытиям, дабы не попасть под снаряд огромного орудия.
Герман снял существо на фотоаппарат. Оно выглядело как гигантская черепаха, на панцире у которой много крупных шипов. Лапы так же были покрыты чешуей от панциря, как и ноги. Голова же были Т-образной формы: узкий рот внизу, две дырки, предположительно нос, посередине, до начала горизонтальной части головы, и два больших глаза с прямоугольными зрачками, находящихся по разные стороны от горизонтальной части лица.
— Сфотографировал, теперь же давай прикончим эту тварь, — Герман положил фотоаппарат и фотографии в футляр и опустил голову, смотря одним глазом в прицел орудия.
Курт же выровнял самолёт и пролетел ещё два километра вперёд, прежде чем начал разворачиваться. Самолет был тяжелым и не особо отзывчивым, поэтому все виражи следовало делать аккуратно, чтобы не свалиться в штопор. Благо хоть мощные двигатели давали большую скорость, которую после манёвров самолёт быстро набирал.
— Градус левее, — теперь же требовалось ювелирно выровнять самолёт так, чтобы Герман прицельно выстрелил из орудия. А сделать это очень трудно, хоть цель и сравнительно большая, особенно, если смотреть с пятисот метров над землёй, но всё же попасть по ней трудно.
При том стрелять нужно именно с горизонтального планирования, а не пикирования, иначе самолет рискует не выйти из пике — рули мало отзывчивы из-за их усиления, дабы они не отвалились от отдачи.
— Сбрось скорость чуть-чуть, иначе я не успею сделать выстрел, — и вправду, не каждый среагирует дернуть рычаг на скорости в 600 км/ч, когда цель окажется в прицеле буквально на секунду.
— Всё, я готов, — Герман еще больше прислонился к наглазнику на прицеле. Прицельная сетка представляла собой три полоски: две горизонтальных и снизу вертикальную. На последней были линии, отмечающие дальность стрельбы: 500 метров, 1000 метров, 1500 метров и т.д. Изначальная же пристрелка орудия была на 200 метров.
Но прицеливание происходило не только по прицелу. Можно даже сказать, что тот был не основным средством прицеливания. В кабине, у штурмана, так же стоял и специальный аппарат, по которому выверялся оптимальный курс. Он представлял из себя горизонтальную железную стрелку и перпендикулярно ей еще одну железку. Стрелка была связана с рулями направления, поэтому показывала направление самолета по вертикали, а вторая железка же была для выравнивания прицела по горизонту. Благодаря именно ей и находился оптимальный курс.
— Приготовились. — Герман максимально сконцентрировался. Теперь его голова не думала ни о чем, мысли были пусты, а окружающие звуки, основным из которых был рык мотора, затихли.
Наконец в прицеле показалась фигура монстра, стоящего на одном месте, сдерживаемый пехотой. Время стрелять.
— Выстрел!
БАБАХ
Самолёт знатно тряхнуло, да так, что аж Германа откинуло назад, в свое кресло. Самолёт начал сразу же набирать высоту, уходя от возможной ударной волны.
Снаряд же, вылетевший с огромным грохотом, попал прямо в туловище монстра, которое было прикрыто панцирем. Огромная болванка, начинённая тротилом, проломила защиту монстра, проникла максимально вглубь него и сдетонировала.
Панцирь чудища треснул по всей его площади, а конечности, находящиеся вне его, вылетели с большим давлением и раскидались по местности.
Солдаты заликовали, начав палить из автоматов в небо в знак радости и одновременно махая уходящим самолетам. Именно это и нравилось обоим в их работе: значимость их дел и благодарность, которую они получают.
Поэтому, несмотря на то что голова немного побаливала после такой встряски, пилот и штурман улыбнулись. Все же их работа лучшая в мире...
