Тысячелетний Рейх

Когда отряд вернулся на базу, то единственное, что хотелось сделать большинству из него — завалиться спать и продрыхнуть весь следующий день. Нельзя сказать, что сам бой был очень выматывающим. Половина отряда и так практически в нём не участвовала. Но обратный путь был таковым, ведь идти по пересечённой местности с тушей в 70 кг на плечах было достаточно тяжело. Так еще и дорогу назад приходилось вспоминать по памяти. Поэтому сразу по прибытию был маленький перекус, доклад Тэкехико, размещение пленных, которыми он займется непременно, несмотря на то что на дворе 4 часа ночи, и наконец-то прозвучала такая ожидаемая команда "Отбой". Вот только были два человека, которым сейчас было не до этого. Юрген прекрасно помнил, что Акаме ему сказала тогда, в проходе, поэтому сразу после команды потащил её в свою комнату, а девушка и не сопротивлялась. Благо, комнаты у каждого были свои. И в каждой из них было то, о чём диверсанты могли только мечтать, живя на их прежней базе: довольно мягкая кровать, шкафы, стулья, столы. В здании была библиотека, ванная, нормальная кухня, столовая. В общем — диверсанты были очень рады присвоить все это себе. Вот и Юрген усадил девушку на свою кровать, само собой перед этим сняв с себя всю броню и Тейгу, а сам взял один из последних стульев в здании(кроме столовой), потому что большинство пошло на обустройство огневой точки Фрица, и сел напротив, пристально смотря в красные глаза девушки своими серыми, как бы начиная незримую борьбу. И Акаме эту борьбу приняла. — Так почему же тебя посетили мысли о том, что мы тебя расстреляем? — Юрген мысленно вернулся к событиям двухчасовой давности. — Потому что ты так непринуждённо расстрелял эту девушку, что любого такие мысли посетят, — что ж, замечание вполне обоснованное. Если бы напротив сидела не знаменитая сперва имперская, а после и революционная убийца. — Будто ты убиваешь людей, перед этим взвешивая все за и против, — похоже, дебаты обещают быть долгими. Ну и ладно, у них ещё впереди куча времени. — Я не убивала простых людей, — если бы Юрген не знал полной биографии девушки, то признал бы поражение. Но он ведь знает. — Убивала, не ври. Ты одна из знаменитых имперских убийц в прошлом, — красные глаза девушки очень хотели сбежать от укоризненного взгляда серых, но те никуда их не отпускали. — Это было в прошлом. Тем более я исправилась, — голос дрогнул от нахлынувших на девушку воспоминаний. — Не на долго, Акаме, совсем ненадолго. Придется вновь делать это, — Юрген никогда не был психологом, но сейчас чувствовал себя им. Девушка же отвела глаза, разорвав контакт и убрала взгляд куда подальше. — Я понимаю. Но все же ту девушку мне жаль, — чем грустнее становилось девушке от воспоминаний прошлого, тем сильнее Юрген начинал себя ругать. Акаме и так психологически поломанный человек, так он еще и продолжает углублять её раны. — Акаме, — протянутая рука Юргена коснулась нежной щеки Акаме, тем самым заставив девушку вновь окунутся в мир серости и будто безжизненности. — Не волнуйся об этом. Пойми, люди в империи безнадёжны. Лишь малая часть из всех может и вправду называться людьми. Но мы с тобой люди, ты просто пока не знаешь как живется по-другому. Забудь прошлое и прости, что упомянул его. Ты человек, не убийца, — внезапно для парня до его грубой кожи на руке коснулась достаточно нежная кожа девушки, а ее взгляд начал источать.... нежность? — Спасибо, Юрген. Но отбросить прошлое для меня слишком тягостно. Тем более моя сестра.... — красные глаза вновь начали постепенно угасать, зрительный контакт вновь потерялся, показывая начавшуюся грусть, но Юрген не стал с этим мирится. Он быстро перебрался со стула на собственную кровать и уткнул лицо девушки себе в плечо. — Не беспокойся об этом, Акаме. Что делать с твоей сестрой ты сама вправе решать, но я тебя уверяю, что если ты захочешь ей помочь, то Германия предоставит лучших психологов и других докторов. Они помогут, я тебя уверяю, — слёзы из глаз девушки не шли, но она крепко вцепилась руками в форму парня, всё больше пряча лицо в его плече. — А прошлое.... ты не должна его держать. Не должна ассоциировать себя с монстром или убийцей. Не должна думать о том, что можно было не делать того, что ты делала. У тебя просто не было выбора. Не было, но будет в будущем... — парень замолчал, но вдруг в его голову пришла может и чрезмерно затрагивающая будущее, но все же здравая мысль. — Хотя знаешь что? — Что? — девушка удивленно посмотрела на парня, наконец отпрянув от его плеча, но все ещё цепляясь за его форму относительно тонкими руками. Их лица были в паре сантиметров друг от друга, но ни одного из них это не смущало. — А давай я увезу тебя в Германию после войны? Вместе с сестрой. Я научу вас нормально жить, покажу, что вообще такое "жизнь", — парень говорил полностью серьезно, что показывали и его серые глаза, вновь утопающие в рубине глаз Акаме, которая на это улыбнулась. — Хорошая идея. Я и вправду не захочу здесь оставаться. Спасибо тебе, — её руки перебрались с торса на плечи парня и обняли его, сама же девушка положила свою голову на его плечо. — Не за что. Это меньшее из того, что я могу сделать, — неосознанно парень начал поглаживать чёрные волосы девушки. Больше они не говорили, но слов и не требовалось. Хотя, когда парень почувствовал, что ее тело слегка обмякло, а дыхание стало монотонным, он оторвался. Но лишь для того, чтобы взглянуть на умиротворённое лицо девушки. — Как же ты красива, — мысли в слух, но она ведь не слышит. Парень снял её нежные руки со своих плеч и положил девушку на кровать, после чего накрыл одеялом. Сам же он сел на стул, на котором и сидел, готовясь ко сну в таком положении. Все же спать рядом с этой красной розой позволить он себе не мог. По крайней мере, пока она не согласна....

***

В здании были все удобства кроме одного, не достающего именно одному человеку — пыточной. Подвал, в котором держали пленников ранее для этого не подходил. Поэтому Тэкехико, которому и требовалась пыточная, устраивал ее прямо в своем кабинете. Нет, ну а что? Остальные комнаты заняты, да и здесь же все под рукой. Вот и сейчас, за одним из столов восседали три человека — все, поголовно, пленники. Во главе стола, с одной из его сторон сидел связанный генерал Габбон, захваченный этой же ночью, напротив — его жена, женщина наикрасивейшая, и дочь, не отстающая от матери, хоть и ее девичьи особенности ещё выражены не были. Маленькая ещё. Но все пленники спали, собственно, как и все диверсанты, кроме Тэкехико. Он на данный момент был единственным бодрствующим человеком. Впрочем, в одиночестве ему оставаться не хотелось, поэтому он, взяв склянку нашатыря, поочередно поднёс к ноздрям каждого из пленников. — Какого хуя?! — тут же воскликнул генерал, увидев перед собой связанных родственников, но не видя японца. Впрочем, когда тот показался, Габбон еще больше взбесился, а его жена и дочь начали мычать сквозь туго затянутые повязки на ртах. — Ты еще кто, блять, такой?! Где мы?! По помещению раздался громкий хлесткий звук удара генерала по щеке. Не любил Тэкехико, когда кто-то очень сильно орёт. — Ебальник закрой. Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, — Тэкехико не кричал, нет. Он грозно смотрел на генерала, будто очень хотел его грохнуть. Особенно красноречиво смотрелся нож в его руке. — Что ж, начнем. Как звать, какое занимаешь место в армии? — Так я тебе и сказал, сучара! — что ж, это уже проходилось и не раз. Поэтому Тэкехико, без зазрения совести, если она вообще у него есть, подошел и провёл лезвием по щеке женщины. Та сдавлено закричала от боли, а из пореза хлынула кровь. Увидев это, мужчина еще больше разозлился. — Мразь, да я тебя на атомы расхуярю! — аккуратное движение руки и уже на второй щеке красуется длинный порез. — Меньше бессмысленных слов, больше информации, — Тэкехико видел, что мужчина внутри себя борется, но на мучения супруги он долго смотреть не сможет. К тому же здесь ещё и его дочь, которую тоже можно будет использовать по такому назначению. — Хорошо, хватит! Я — Элиас Габбон, генерал Империи, — японец улыбнулся, смотря на скрипящего зубами имперца. — А сразу так нельзя было? Так, сколько ещё генералов осталось? — нож был переложен в другую руку. — Двое. Я и Эсдес, — взмах рукой и у женщины не было больше уха, а из раны вновь хлынула кровь. — Сука! — Не люблю, когда мне врут. Сколько, мать твою за ногу, генералов осталось?! — тон повысился, а нож был направлен уже в сторону лица женщины, которая умоляюще смотрела на мужа. — Четыре, ей-богу, четыре! — похоже план Тэкехико действовал, ведь огонь в глазах щуплого генерала угас и на смену пришло волнение, с которым боролись достоинство и честь. — Правильно, четыре, — Тэкехико усмехнулся. Странный народ эти имперцы — на словах они великие и самолюбивые, а на деле ранимые и быстро ломающиеся. — Сколько солдат входят в гарнизон города? — Три тысячи, — и вправду, насколько было известно, три. Но нож вновь прорезал воздух и плоть женщины, уже ниже рта. — За что?! — Чтобы не расслаблялся, — еще один порез в том же месте. — Где размещаются солдаты? — Тысяча около дворца, тысяча вдоль стены и тысяча у штаба армии на главной улице, — нож наконец-то был отведён от лица женщины, из-за чего мужчина облегченно вздохнул. — Были какие-нибудь экстраординарные приказы от премьера или самого императора? — Не было, — вновь женщина приглушённо закричала, вызывая боль в глазах генерала. На этот раз рана разошлась по диагонали лица, окончательно скрывая за багровыми линиями и ручьями некогда прекрасное лицо его жены. — Не ври, мать твою! — Был, был. Прости! — скорее всего последнее слово было адресовано его жене. Становится все веселее и веселее. — И в чем же он заключался? — в глазах генерала шла ожесточенная борьба достоинство и чести с сожалением и любовью. — Я-я.... — на этот раз удар пришелся по диагонали в другую сторону. Уже обессиленная женщина переставала кричать, ее тело все больше начало мякнуть. Скоро она умрет от потери крови. И Элиасу было больно на это смотреть. Настолько, что из его глаз потекли слезы. — Он гласил об отступлении всех войск к столице для занятия обороны. — Сколько человек должны отступить и какова общая численность войск? — нож опять был поднесен к лицу слабеющей женщины. — Я не знаю! — очередной порез и уже более слабый вскрик. — Прости, милая, но я не могу! — очередной удар и вытекающие слезы мужчины. — Не могу, понимаешь, не могу! Права не имею! — Что ж, значит она нам больше не нужна, — последний удар ножом в сердце женщины забрал еще одну жизнь человека за ночь. Но это не его конечная точка. Поэтому он был выдернут и протёрт об одежду женщины, еще не залитой кровью. — А вот так права у тебя появятся? — мужчина перешел к маленькой девочке, сидящий с полными страха и слезами глазами, умоляющими, чтобы ее не трогали. Но нож полоснул и по её щеке. — Стой, стой, стой! — закричал щуплый генерал, глаза которого молили японца прекратить. — Скажу, все скажу! Отступят от силы двадцать тысяч, сейчас же войск всего сто тысяч! Но это число актуально только на прошлую неделю! — Можешь ведь, когда хочешь. Где будут размещены эти войска? — мужчина ничего не ответил, а лишь смотрел на Тэкехико жалобными глазами. Но на японца это не работало. Движение руки и по правой стороне лица девочки проходится нож, задевая и глаз, из-за чего тот начинает "вытекать". Девочка же кричит еще сильнее, но не отключается. Похоже, у нее чрезмерно высокий болевой порог. — Нет, не надо! Большинство разместится около штаба — это семь тысяч! Еще три будет размещена около дворца Императора! Остальные будут равномерно распределены вдоль стен, но большинство скучкуют у ворот! — мужчина зарыдал и опустил голову, не в силах смотреть на дочь. — Где вы поместите столько людей?! — Тэкехико продолжил давить. — Я.... — чуть промедления и на лице девушки красуется новая рана, уже режущая её губы. — Мы повыгоняли из домов жителей окраин. Там разместим солдат! — Прекрасно. Что ж, на этом пока закончим, — мужчина завалился головой на стол и продолжил рыдать. Девочка же, видимо, отключилась. Тэкехико убрал нож на его законное место и сел за рацию, после чего надел наушники и придвинул микрофон. Пощелкав тумблерами, он вышел в радиоканал со штабом. — Штаб, это Тэкехико Фукутати, есть важные данные и запросы! Как слышно? — проговорил в микрофон японец. — Слышно вас хорошо. Доложите! — сквозь слабые помехи прорвался голос Гудериана. Судя по всему, его немедля подозвали. — Генерал-полковник, есть информация о скором отступлении противника по всем фронтам в Столицу для установки здесь нового рубежа обороны. Запрашиваю срочный авиаудар по некоторым позициям! — Тэкехико отчетливо слышал тяжелый вздох Гудериана. — Отступление — это хорошо, но где я тебе самолеты-то возьму? У нас новейших на весь фронт от силы штук 30-40. Так тут еще и лететь далеко очень, мы на новых территориях аэродромы еще не построили, — часто мужчины переходили на не официоз, ведь хоть Тэкехико и рангом намного ниже, но Гудериан считал его равным и они даже стали приятелями. — Очень постарайся найти, прошу тебя! Иначе у нас тут все медным тазом накроется! — японец представлял, насколько будет проблематично жить, если число стражи увеличится в несколько раз. — Очень нужно! Всего один вылет! — Да откуда я тебе самолеты даже на один-то возьму? — вновь тяжело вздохнул генерал-полковник. — Ай, хрен с тобой. Попробую собрать что есть. Будь на связи. — Есть! — на лице Тэкехико заиграла улыбка.

***

— Быстрее, быстрее грузи! И попробуйте только, суки, уронить! — восемь некрепких мужчин тащили снаряд к Ju288 с огромной пушкой, прозванным всеми "Зверобой", а его экипаж из двух человек называл по типу — "охотники". — Курт, смотри, чтобы они нормально все запихнули. Я на собрание! — Понял! — из кабины показался запыхавшийся пилот, начавший наблюдать не только за восьмеркой, но и в общем за аэродромом, на котором кипела работа. Вся эта суматоха была вызвана из-за объявления, что их полку предстоит отбомбить Столицу. Преодолеть такое расстояние могут только новейшие машины. Правда и они слишком далеко от линии фронта, ведь им требовались хорошие, бетонные аэродромы. И из ближайшего и должны вылететь 24 самолета, три из которых снаряжены орудиями. Некоторые экипажи только прибыли на базу, поэтому их обслуживание кипело больше всего. Механики суетились у самолетов, подвешивая к ним дополнительные баки, на всякий случай, и загружая бомбы. Шатались туда-сюда пленные, перетаскивая что-то тяжёлое. — Эй, аккуратнее! — гаркнул Курт, почувствовав легкий толчок и проседание самолета. После этого к нему вышли все восемь мужчин. — Закончили, господин, — сказал один из них, назначенный главным. — Ну и валите тогда отсюда. Нехер взлетку занимать, — пленники-рабы развернулись как по команде и пошли в свои бараки. Прямо мимо бежавшего к самолету Германа с планшетом в руках. — Вы все? — Да, всё. Вылет в 12 ночи. Мы головные, идем свиньей. Справа и слева, позади два пушечных, остальные бомбовые. Наша задача отработать по дворцу Императора, — быстро протараторил штурман, садясь на порог дверцы самолёта и протягивая пилоту карту для ознакомления. Что ж, это обещает быть интересным....

***

Пилотировать ночью было очень удобно. Летишь под звездным небом, отрабатываешь по освещенным объектам, из-за чего на фоне земли их различить очень просто. К тому же просто темно и до места назначения штурману вполне можно вздремнуть. Но ровно так же, как удобно было пилотировать ночью, было неудобно делать это днем или, тем более, на восходе если летишь на Восток. Солнце лезет прямо в глаза, на стекле кабины появляются блики, как и на бомбовом прицеле. А спать вообще нереально, особенно учитывая форму кабины Ju288. Но никто не жаловался. Для всех 24 экипажей было честью отбомбить столицу противника, когда они воюют уже не один месяц. Каждый сильно воодушевлялся, осознавая, что фактически, они забивают первый гвоздь в крышку гроба Империи. И с собой самолеты несли не только бомбы и орудия, но и листовки. За день успели напечатать несколько новых штук с глумлением над Императором. Очень уж хотелось унизить его и его "непобедимую" армию, от которой уже почти ничего не осталось. Вскоре из-за бликов солнца, лесов и гор появился большой и величественный город, который и стал еще тысячу лет назад Столицей великой Империи. Но с этого дня город потеряет свое величие. А когда будет взят.... может, оставят его в качестве центра нового района и материка. — Так, погнали, начинается моя работа, — Герман прислонился глазом к прицелу, начав высматривать дворец. Он был больше остальных зданий, поэтому различить его было нетрудно. — Два градуса влево, — самолет послушно повернул. — Еще градус, — Ju288 вновь слегка качнуло. Герман потянулся к радиостанции и передал команду. — "На боевом". — "На боевом", — ответили ему еще два штурмана "Зверобоев". Бомбардировщики же имели свои цели, им докладывать не нужно было. — Десять. Девять, — от волнения Герман начал считать обратный отсчет. — Восемь. Семь, — из-за волнения руки обоих покрылись потом. — Шесть. Пять, — стекла будто начали звенеть от напряжения. — Четыре. Три, — Герман щелкнул предохранителем. — Два. ОДИН! С ДОБРЫМ УТРОМ, ИМПЕРАТОР!

БАБАХ БАБАХ БАБАХ

Перепонки ушей людей внизу сильно тряхнуло, собственно, как и три самолета, которые сразу же вышли из боя и ушли в верх. — "Есть попадания! Все три!" — отрапортовал радостный возглас одного из штурманов бомбардировщиков. — "Теперь поработаем мы!" — прозвучал другой, не менее радостный. Каждый в Столице проклял и обматерил всеми доступными словами сегодняшнее утро. Снаряды вдарили со всей силой по дворцу Императора, содрогнув там все и всех. Образовались несколько пожаров, появились огромные пробоины, но здание выстояло. Вот только в Столице не все были такими крепкими. Бомбовые удары пришлись по штабу армии, воротам, стенам и домам рядом с ними. Бомбы по 1000, 500 и 250 кг уничтожали постройки из дерева и камня, разрывали ничего не подозревающих солдат, женщин, детей, мужчин и стариков. Они образовывали неглубокие кратеры, рушащие дороги. Ударные волны разбивали стёкла и откидывали не попавших под осколки людей. И вслед за всем этим стальным градом смерти следовали листовки с насмешками и карикатурами. Они будто смеялись над разорванными людьми, на которые они и упали. Вот только самим людям совсем не до смеха.....

В этот день Столица потеряла всё своё величие.