Белый&Пурпурный

      Это произошло перед Аннигиляцией Солнца, когда Орден Цишань Вэнь ещё ходил по земле, пропитанной кровью. Тогда у Вэй Усяня, который позднее получит прозвище «Старейшина Илина», и Лань Ваньиня, которого с почтением будут звать Саньду-Шеншоу, были тёплые взаимоотношения, прошедшие через невзгоды. Бежав из сожжённых Облачных глубин и оставив позади былой дом, они встретились с Лань Яньли, на тот момент пребывавшей в Башне Золотого Карпа. Три выходца из семьи Лань, в древности славившейся широкомыслием и отточенными навыками. Три ребёнка, потерявшие всех родных. Им суждено было погибнуть в мире, где царила война и даже бравый воин готов был склонить голову на поле брани. Но их спасли       Это был клан Вэнь.       И в момент, когда остаткам клана Вэнь нужна была помощь, Вэй Усянь забыл все свои обещания, ради мнимой справедливости, ради долга чести. Таким он был человеком. Но он по-прежнему был его братом, другом, оставшейся семьёй —       Даже если ему не нужен был такой бесполезный шиди.       Но минуло более десяти лет и Лань Ваньинь вновь ощутил это щекочущее чувство — восхищение, смешанное с презрением.       Когда крышку гроба подняли, исполнив приказ Лань Ваньиня, перед всеми предстало тело «спящего» Сяо Синчэня. Он действительно не выглядел как труп. Лишь бледная кожа и отсутствие души могли указать на состояние тела. Лань Ваньинь видел мельком Сяо Синчэня на суде в Башне Золотого Карпа и уже в тот момент он знал одно: этот человек долго не проживёт. Силуэт даочжана в белых одеяниях накладывался на чёрные одеяния Вэй Усяня. Слова о чести и достоинстве вторили лепету, который говорил ещё юный Гусуланец, не знавший мира. Мир Цзянху всегда говорил о добродетели, но держал наготове нож. Но такие люди действительно верили в чёрно-белую картину мира.       Лань Ваньинь восхищался тем, как они верили в добро, ведь сам не мог больше думать о том, что оно существует. Для него это было сродни тому, как искать посреди поля боя, когда кровь обагрила землю, а трупы свалены грудой, цветок, не тронутый отчаянием, которое впиталось в кожу. И Вэй Усянь, и Сяо Синчэнь могли это сделать с лёгкостью и это восхищало.       Но слепая вера в чёрно-белую картину мира и собственную силу, способную вынести все грехи этого мира, не могли не раздражать.       Поистине дурной нрав.       Не Минцзюэ опустил Лань Ваньиня на пол, давая возможность рассмотреть гроб и тело в нём, но не отходил дальше одного шага. Он был похож на сторожевого пса, который ухватился за свою добычу зубами и не смел более отпустить:       — Сяо Синчэнь… Теперь ясно почему о нём не было известно. Орден Цинхэ Не возьмёт на себя церемонию.       — Тогда мы можем возвращаться.       Лань Ваньинь встал, отряхивая одежду. Теперь, когда он не знал, где находится Цзинь Лин, и в каком он состоянии, не имело смысла ставить поиск его убийцы на первое место.       — Нужно посетить Облачные Глубины.       Это было ещё одной его целью. Он держал Орден Гусу Лань под строгим контролем, каждый выполнял свою функцию, как в стройном механизме. Лань Цзинъи должен был стать следующим главой и готовился к этому под чутким руководством Ваньиня, но сейчас и его местоположение неизвестно… Это вызывало головную боль.       Нет. Головная боль?       Если так подумать, то здесь странный запах. Не только затхлость и духота, присущие полуразрушенным зданиям, но и… запах возжигаемых благовоний.       — Все быстро покинули дом!       В этот момент адепт из клана Цзинь, осмелев, решил осмотреть тело Сяо Синчэня ещё раз. Заметив повязку на шее, он протянул руку:       — Она выглядит странно…       Белая ткань, окольцовывающая шею, исчезла, являя письмена тёмного пути. Красные иероглифы, написанные кровью, засветились, освещая лицо юного адепта и всех присутствующих.       — Дядя.       Лань Ваньинь обернулся в сторону распахнутой двери. Его глаза широко распахнулись, а рот приоткрылся. Не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, он прошептал:       — Цзинь Лин       Но мальчик в золотых одеяниях и киноварной точкой на лбу его не услышал и прошёл внутрь комнаты, останавливаясь у гроба. Он вёл беседу с невидимым собеседником:       — Это главная причина. Если не вернусь, он сломает мне ноги, — Цзинь Лин молчал некоторое время, будто слушал кого-то, — Нет. Я должен…       Все присутствующие затаили дыхание.       — Я должен отомстить за отца и матушку и выполнить сыновний долг. Именно этому учил меня дядя.       В этот момент в комнату вошли Лань Цзинъи и Цзян Сычжуй:       — У-а-а. Глава Лань заставит переписывать меня пять тысяч правил, стоя на руках… Юная госпожа, ты должен заступиться за своих друзей!       — Ты думаешь мне самому не прилетит?!       — Давайте все успокоимся… — в этот момент Цзян Сычжуй обернулся в сторону неизвестного, который остался скрыт. — Учитель, мы перенесли Сюэ Яна в повозку. Теперь мы можем выдвигаться в путь.       Троица ещё помолчала, стоя с уставшими лицами. Видно было, что они не первый день «в бегах», но Цзинь Лин был упрямым ребёнком и мог стерпеть невзгоды только на одной силе воли, почему же Лань Цзинъи и Цзян Сычжуй отправились с ним, было неизвестно. Даже Оуян Цзычжэнь, который входил в их квартет, стоял в отдалении и с шоком и интересом наблюдал за разворачивающейся картиной.       Когда Цзинь Лин, Лань Цзинъи и, вероятнее всего, Неизвестный, покинули помещение, Цзян Сычжуй подошёл к стоящему гробу и с трудом сдвинул крышку. Он порезал палец и начертал руны на шее. Он был тёмным заклинателем.       Это было проблематично. Лань Ваньинь огляделся.       Юные адепты с неверием смотрели как добрый и ласковый юноша, на которого можно было положиться, чертил иероглифы, будто делал это не в первый раз. Не Минцзюэ нахмурился. Цзян Сычжуй же закончил и прошептал послание, которое хотел донести только до одного слушателя:       — Пожалуйста, верьте.       После этого видение рассеялось, а все остались в недоумении. Призрак девушки, который недавно вызвал всеобщее потрясение, был забыт. Девушка вновь испарилась, показав только тело Сяо Синчэня и с печалью проведя по его лицу руками. Вероятнее всего, она вновь бродит по городу, постукивая своей тростью.       Город И, покрытый туманом, был поистине загадочным местом, оставивший после себя горькое послевкусие.       Но они забыли, что они здесь не одни.       Ханьгуан-цзюнь вернулся, неся на спине одного из адептов, а второго подняв на Бичэнь. Оба были без сознания и с тяжёлыми ранениями. Мужчина поприветствовал Не Минцзюэ, который вышел на шорох одежд и шаги:       — Чифэн-цзюнь.       — Ханьгуан-цзюнь, — Не Минцзюэ обратился к раненому мужчине, который по-прежнему оставался непоколебим. — Что произошло с тобой и твоими адептами?       Не Минцзюэ прибыл сюда в сопровождении людей из элиты из клана Не, которым доверял. Для встречи с Лань Ваньинем он оставил их в другом здании и притаился сам, замаскировав своё оружие, дабы проверить дошедшую до него информацию. Пройдя город И, он встретил лишь ходячих мертвецов, которые еле волочили ноги. Для уровня совершенствования Ханьгуан-цзюня и его группы это не должно было вызвать проблем.       — Лютые мертвецы.       Не Минцзюэ сжал кулаки, Лань Ваньинь нахмурился, внимательно окинув взглядом прибывших. В мире был только один лютый мертвец, Вэнь Нин, который считался мёртвым. Теперь же их стало несколько.       — Поистине ужасное место.       Не Минцзюэ обернулся, хватая Ваньиня за шкирку, как котёнка, который успел отойти на пару шагов в попытке сбежать. Забрав своих адептов, Глава Не покинул город. Все присутствующие — адепты Цзян, Цзинь, Оуян и Лань Ваньинь в облике Мо Сюаньюя — стали гостями в Нечистой Юдоли, резиденции Ордена Цинхэ Не.

***

      В комнате для гостей сидело четверо; Не Минцзюэ занял диван вместе с Лань Ваньинем, которого теперь держали под наблюдением; Цзян Сичэнь стоял у окна, рассматривая строгую архитектуру Цинхэ Не; Цзян Ванцзи стоял у стены, лишь наблюдая за остальными из-под полуприкрытых век.       Обстановка не располагала к разговору.       — Что ж, — Не Минцзюэ взял инициативу, оборачиваясь к Лань Ваньиню, — объяснись!       — Я не понимаю, о чём ты.       — Ты…       — Думаю, Глава Лань прав, — Цзян Сичэнь вмешался, — всё произошедшее — внутренние дела Ордена Гусу Лань и другие не могут вмешиваться. Но как… твоим друзьям, Лань Ваньинь, ты можешь рассказать, что произошло?       Цзян Сичэнь, казалось, выглядел ещё хуже, чем в прошлую встречу. Губы были искусаны в кровь, глаза с трудом держались открытыми и каждый раз закрывались, а потом резко распахивались, будто он забывался. Одежда выглядела по-прежнему прилично, но далеко от идеально выглаженной, без единой складочки, как любил Цзян Сичэнь. Либо Лань Ваньинь был проницательным человеком, замечающим любые изменения в окружении, либо Глава Цзян что-то скрывал и делал это плохо.       — Глава Цзян прав, — Лань Ваньинь не отступил, — это внутренние распри Ордена Гусу Лань. Единственное о чём мне хотелось бы просить, так это направить людей на поиски Цзинь Лина, как наследника клана Цзинь…       — Лань Ваньинь! — Не Минцзюэ ударил по столу кулаком. — Ты не понимаешь о чём мы? Ты умер, а потом объявился в теле отпрыска Цзинь Гуаншаня и делаешь вид, что всё под контролем. Неужели ты не веришь мне? А Цзэу-цзюню?       Ответом служила звенящая тишина.       Как он мог не верить им? Конечно он верил, но… просто «но»…       — Я верю, — Лань Ваньинь говорил уверенно, — но это не касается вас.       Лицо Не Минцзюэ выражало неодобрение, но он ничего не мог сделать с упрямым характером своего названного брата. Если он решил, что это не требует их внимания, значит он будет стоять на своём до конца. Цзян Ванцзи ничего не сказал, ни один мускул не дрогнул на его лице, как и всегда. Его взгляд был прикован лишь к брату, стоящему у окна. Лань Ваньинь перевёл взгляд на последнего человека в комнате…       Сломлен.       Он лишь стоял с широко распахнутыми ничего не выражающими глазами, которые минуту назад стремились закрыться и больше не открываться. Он шевелил губами в попытке озвучить какую-то мысль, но ничего не складывалось в слова. Это было невозможно объяснить словами. Заметив прикованный к себе взгляд серых глаз, в которых читалась жалость, он отвернулся.       «Вам что-то нужно, Глава ордена Цзян?»       «Вы пришли для того, чтобы вновь послушать цинь?»       «Это не касается вас»       Наблюдая за тем, как Цзян Сичэнь спешно удалился, Лань Ваньинь почувствовал неприятный осадок. Они общались во времена обучения в Облачных глубинах, пусть и не смогли установить тесных дружеских связей, они сражались бок о бок, они проводили вместе время за цитированием поэзии, игрой с А-Ху или спарринге один на один. Видя мягкую улыбку, направленную на него одного, Лань Ваньинь чувствовал себя… странно. Но со временем привык, потому что Цзян Сичэнь научился держать дистанцию.       Он видел этого мужчину и смеющимся от очередной выходки квартета сорванцов, и грустящим в одиночестве в свете луны, и сражающимся за жизнь. Цзян Сичэнь был тот, кто достоин доверия. Но Лань Ваньинь был тем, кто не достоин этого доверия, предавая его.       И теперь он был сломлен. Была ли в этом его вина? Мог ли Цзян Сичэнь так… отреагировать на его смерть?.. На его холодное отношение?.. На то, что оставил одного на постоялом дворе?..       Когда Не Минцзюэ дал свободу в перемещении по резиденции Нечистой Юдоли, Лань Ваньинь, полный сомнений, направился за Цзян Сичэнем. Адепты в серых одеяниях указали ему направление. Они были первыми, кто отнёсся к нему с почтением, как к гостю Главы Не, а не «сумасшедшему». Знакомые стены, обстановка, которая никогда не менялась в этом месте. Казалось, будто он приехал сюда, как раньше. Это было… пару лет назад. Да.       За резиденцией Ордена Не располагалась отвесная скала. Цзян Сичэнь стоял на краю, наблюдая за волнами, которые мягко накатывали и вновь возвращались назад. Лань Ваньинь наблюдал за некогда гордо расправленной спиной и видел лишь тень того человека, которого знал. Ему подумалось, что это первый раз, когда именно он искал встречи. Обычно инициатором всегда выступал Цзян Сичэнь.       — Ваньинь.       Он вновь обратился к нему по имени.       — Сколько раз бывал в Нечистой Юдоли, но впервые в этом месте. Подойди и ты посмотреть.       Лань Ваньинь сделал несколько шагов вперёд, подходя к краю отвесной скалы.       И оставил расстояние в один шаг между ними.       Цзян Сичэнь, посмотрев на это «почтительное» расстояние, даже не попытался горько рассмеяться, насмехаясь над самим собой. В последнее дни он был так поглощён своими мыслями, что потерял ход времени. Всё происходящее вокруг казалось нереальным. Но теперь он вновь вернулся в реальность.       — Ты действительно веришь мне, — Цзян Сичэнь сделал шаг вперёд, Лань Ваньинь остался стоять на месте. — Но оставляешь путь к отступлению. Я так плох? Я не достоин твоего полного доверия?       — Я…       — «Я не понимаю о чём Вы, Глава Цзян», так ведь? Мне казалось, что мы не в тех отношениях, чтобы бросаться подобными ничего не значащими фразами, хотя… Я не знаю в каких мы отношениях.       Следующий вопрос окатил Лань Ваньиня холодной водой.       — Кто я для тебя, Ваньинь?       — Вы… ты… Цзян Сичэнь.       Лань Ваньинь попытался сделать шаг навстречу, но оступился и накренился к краю обрыва. Он мог удержаться на своих двоих, но Цзян Сичэнь всё равно поймал его за талию, притягивая ближе. Ни о каком «почтительном» расстоянии больше не было речи. Их носы соприкасались друг с другом, а взгляд был устремлён прямо.       — Ты…       «Хороший друг» так и не успело слететь с языка. Цзян Сичэнь поставил его подальше от края и ушёл, не попрощавшись.       Лань Ваньинь смотрел за его удаляющейся спиной и не находил нужных слов, чтобы остановить его. Почему он замешкался? Они же друзья, соратники. Это было очевидно. Но…       Он просто не мог сказать, что они «друзья». Не тогда, когда на тебя смотрят так, будто ты один центр мира. Будто ты одним словом вершишь судьбу другой жизни.       Лань Ваньинь обернулся в сторону заходящего солнца. Он редко видел его таким, ведь Облачные Глубины круглый год спрятаны от этого блага мира. Когда же всё пошло не так в их отношениях? Было ли это после его воскрешения, когда он осознанно отстранился от него. Произошло ли это ещё раньше.       Как же они впервые встретились…       Ах, да. Он вернулся из уединённой медитации и наткнулся на бродящего после отбоя адепта. Это была история их юности.