Будни

      Не смотря на хорошо проторенную дорогу, отряд из двенадцати наёмников (и Ойгена) двигался медленнее, чем привык Альбрехт, пусть это и объяснялось вызванной стечением обстоятельств необходимостью. Без лошади, а та, к слову, была вовсе не изможденной клячей, их повозка двигалась не быстрее, чем её могли тащить сами наёмники, а проклятое солнце жарило без всякой снисходительности к бедам их отряда. С другой стороны, безоблачное небо обещало хорошую погоду, поскольку вот уж что точно не пошло бы им сейчас на пользу, так это дождь, способный превратить землю в непроходимую кашу.       Немногим лучше приходилось и дозору — если Альбрехт и позволил себе идти налегке, то авангард отряда маршировал в полном снаряжении, включающем надетые поверх забитых конским волосом стёганок кольчуги и чешую. Зимой такой «наряд» неплохо защищал от холода, пока не промерзнет, но вот шагать в нём летним зноем было сущей пыткой, особенно когда металл нагревался на солнце до такой степени, что был способен обжечь даже мозолистые пальцы наёмника.       Никто, конечно, не жаловался — было не привыкать… но «привычно» не значит «легко». На самом деле большая часть жизни наёмника проходит в пути. Ты идешь с места на место, из города в город в любую погоду, под снегом и дождём, меряешь ногами сотни лиг, пока на ступне не остаётся живого места от мозолей и плоть не начинает отваливаться пластами, стоит только снять пропитанную сукровицей и гноем портянку. И даже тогда — ты стискиваешь зубы и продолжаешь идти. Потому что тебе за это платят. Потому что от этого зависит твоя жизнь. Ну, а после недельного марш-броска, можно и подраться. Иногда заварушка затягивается, выливаясь в осаду или ожидание новых приказов, но чаще всего тебе не везёт и, закопав убитых и пристроив раненых, ты стягиваешь с какого-нибудь мёртвого бедолаги сапоги взамен готовых развалиться своих, и топаешь дальше, к новой цели.       Жизнь наёмника куда менее романтична, чем поют менестрели, но тут ничего не поделать — слушать про звон мечей да ратные подвиги куда интересней, нежели про бесконечные, сливающиеся в одну сплошную полосу походы.       Вот и сейчас «Братья», пыхтя и поднимая в воздух дорожную пыль, всё толкали телегу вперед, словно догоняя ушедших от них шагов на двести дозорных, и со временем Альбрехт начал понимать, что именно имели в виду Арнольд и Экберт, говоря про странности окружения.       Местность казалась… не такой. Вроде бы те же деревья, тот же кустарник, трава, однако… не совсем. Что-то неуловимо отличалось от привычной Альбрехту картины. Могучие стволы раскинувших широкие ветви деревьев были украшены величественными кронами покачивающейся на лёгком ветерку листвы, у их подножия зеленела аккуратная, словно недавно знавшая косу селянина трава, тут и там пышный кустарник как будто приглашал разбить в его тени бивак и, плюнув на все дела, завалиться спать в прохладной тени до самого вечера.       Это место было прекрасно — точно с благословения Старых богов сама матушка природа наделила его своей нескончаемой благодатью.             Альбрехт нахмурился. Ему в голову пришло неприятное сравнение, ничем не обоснованное, но всё равно упрямо всплывшее из глубин его памяти. Несколько раз, в странствиях или во время исполнения контрактов, капитану доводилось сталкиваться с ведьмами — мерзкими тварями, давным-давно расставшимися со своей человечностью ради нечестивого колдовства, в равной степени мерзкого и могущественного. Одним из их излюбленных приёмов было предстать перед мужчиной в облике обворожительной красавицы и околдовать своими чарами, пока несчастный не забудет обо всём на свете и не сгинет, закончив свой путь на мечах бывших товарищей или же в ведьмином котле.       Но был в чародейской маскировке один изъян, слабое место, позволяющее вовремя заподозрить неладное — в своём стремлении застать жертву врасплох карга зачастую заходит слишком далеко. Яркие и чистые, как изумруды, зеленые очи, идеально симметричные черты лица, безупречно-белая, словно незнакомая с солнцем и тяжелой работой кожа, стройная талия, пышные бёдра, полная грудь… Дева, вышедшая той ночью из болот на свет их костра, была не просто прекрасна, она была неправдоподобно прекрасна, как может быть прекрасна только фантазия художника, но никак не создание из плоти и крови. И Альбрехт, под изумленные возгласы прочих наёмников, вонзил ей в грудь свой цвайхендер, стоило той лишь вымолвить пару сочащихся мёдом соблазна слов. Той ночью это спасло им жизни.       Сейчас капитан испытывал чувство, напомнившее ему о той ночи. Не знай он иначе, Альбрехт мог бы решить что они идут если и не вдоль графского парка, то через давно исхоженную людьми вдоль и поперёк рощу, хотя судя по отсутствию попутчиков и россыпям конских яблок на дороге, движение здесь было не особенно плотным и по-настоящему крупных городов поблизости быть было не должно.       Спустя пару часов посменного тяглового труда, Альбрехт заметил как дозорные оживились и Руперт, активно жестикулируя свободной от древка алебарды рукой, указывает качающему головой Хартвигу на что-то вдалеке. Вскоре телега перевалила за небольшой холм и капитан сумел сам увидеть новую цель их пути. Небольшой город, рассеченный надвое рекой, был окружен полями уже колосящейся пшеницы, а добротные каменные здания оставляли простор для нескольких довольно широких улочек, за которыми высилось строение, видимо принятое Рупертом за церковь. Вполне возможно, ею оно и являлось.       И вновь город показался Альбрехту странным. Каменные строения обычно означали, что город строили всерьёз и надолго, однако расположение зданий вовсе не располагало к обороне, а отсутствие частокола или иных укреплений смущало наёмника на уровне инстинктов. Единственным пригодным в качестве укрытия зданием выглядела большая церковь, но сама по себе она станет для ищущих в ней спасения скорее ловушкой, нежели надежной опорой. Альбрехт даже начал было прикидывать, сколько бы времени его отряду потребовалось чтобы выкурить оттуда противников с помощью огня и дыма, как его внимание привлек первый попавшийся им по пути хутор.       Аккуратный домик, небольшое поле с ряженым в цветастые лохмотья пугалом, лупоглазый карапуз, пялившийся на них полными детского любопытства глазами, пока испуганная мамаша не подхватила его и не затащила в дом, громко хлопнув за собой дверью.       Что ж, по крайней мере местные жители не голодали и не бедствовали.       До городской черты оставалась всего пара лиг, когда навстречу отряду вышел отправленный ранее на разведку Экберт, целый и невредимый, что внушило Альбрехту надежду на успешно прошедшие переговоры.              — Удивительные дела, капитан, — поравнявшись с наёмником сказал он, изгибая губы в таинственной улыбке. — Настоящие чудеса.       — То-то ты такой радостный. Где мы?       — Илисс.       — Что? — Нахмурился Альбрехт.       — Так называется эта страна. Илисс, — всё ещё довольный неведомо чем продолжил Экберт.       — Белиберда какая-то, — буркнул тихо подошедший Гюнтер.       Альбрехт молча согласился с сержантом — наименование звучало для него как бессвязный набор звуков.       — И где это относительно?.. — Повёл ладонью в воздухе капитан, жестом выразив свою озадаченность.       — А вот потому и чудеса, капитан. Вот, извольте, мне удалось выторговать карту.       Экберт протянул старшему наёмнику скрученный и перетянутый тонкой веревкой пергамент, который Альбрехт незамедлительно развернул, лишь слегка подвинувшись чтобы дать место Гюнтеру.       Не прошло и пары секунд, как и без того суровое лицо наёмника исказилось в гримасе и начало стремительно мрачнеть пуще прежнего, быстро уподобляясь грозовой туче.              — Что это? — Покосился он на Экберта.       — Карта, — односложно ответил тот.       — Вижу, что карта.       — Мы вот здесь, капитан, на юго-востоке. Город перед нами так и называется — Южный.       — Что ж это твориться-то? — Пробормотал ошарашенный не меньше Альбрехта Гюнтер.       — Мы за океаном?       — Похоже на то, капитан. Но вот ещё одно удивительное дело — я пообщался с местными жителями и мы вполне понимали друг друга, не смотря на любопытный говор. Говорят, некогда Империя простиралась от горизонта до горизонта, её легионы маршировали по землям, ныне утраченным и позабытым. Кто знает, может быть?..       Альбрехт вспомнил руины храма, древнего, словно само время, обломки мраморных статуй, барельеф с тысячами попирающих варваров воинов и мозаику карты, окаймленную потускневшим золотом. Границы провинций расчерчивали все земли на север и юг, запад и восток, ведомые и давно утерянные человечеством, пока те не упирались в океанские пучины. До самого края света.       Очертания древней карты континента ничуть не походили на то, что он видел на свитке пергамента перед собой. Ни единой общей черты. Альбрехт молча свернул карту и спрятал её в тубус, после чего обменялся с Гюнтером многозначительным взглядом. Сержант, сглотнув, медленно кивнул.       Незачем пока лишний раз распространяться о таких вещах. Сначала они утрясут свой быт, а вот потом… Потом и видно будет.       — Привал будет когда доберёмся на место. Нас ждёт пиво и свежий хлеб! — Крикнул он остановившимся и смотрящим на него «Братьям», после чего полушепотом уточнил у Экберта: — Ты ведь договорился?       — Меня встретили хорошо, капитан, — подтвердил наёмник. — Насторожено, особенно когда я упомянул отряд, но не враждебно. Городок невелик, но рыночная площадь просторна, да вся мощёна камнем, зато товаров негусто, людей немного. Видно, не ярморочный день. А вот цены кусаются — я хотел договориться на постоялом дворе о лошади, но хозяину не понравились кроны. Наглец требовал не менее 1000.       Капитан скривился. За 1000 крон, дюжину золотых монет, легко можно было выторговать отличного тяглового коня вместе с повозкой и всей сбруей.       — Зато с постоем проблем быть не должно, — добавил наёмник. — Мест хватит.       — А что там с охраной?       Экберт хмыкнул.       — Город совершенно не готов к обороне. Бери — не хочу, — подтвердил он догадки капитана.       Разумеется, Альбрехт не думал всерьёз заняться грабежом, но по тому, насколько поселение было укреплено, а жители готовы в любой момент схватиться за оружие, по их отношению к чужакам, вполне можно было судить о положении дел во всём регионе.       В этой стране давно не было войны. Здесь и сейчас, это было хорошо для «Боевых братьев», но в целом — скорее плохо. Нет войны или иной смуты, значит, нет и хорошо оплачиваемой работы.              Вскоре отряд добрался до городской черты. Ни ворот, ни поста, только лишь несколько зевак, глазеющих на взмыленных и запыленных наёмников.       Альбрехт поднял руку ладонью вверх, сигнализируя отряду остановиться, и Ойген тут же со стоном сполз на землю, словно он и в самом деле самолично тащил повозку несколько лиг, а не только мешался под ногами у братьев, Роджера с Робертом.       Найти постоялый двор не составило труда, он располагался тут же, вместе с практически пустой конюшней — небольшое строение, едва ли рассчитанное на значительное число гостей, и большую часть года наверняка служащее обычной харчевней. Не прошло и пяти минут, как Альбрехт с опрятно одетым хозяином уже буравили друг друга настороженными взглядами.       — Вы откуда такие будете?       Капитан отдал мужчине должное — не каждый может наблюдать за тем, как не в такое уж и большое помещение один за другим заходят дюжие наёмники, молча становясь за спиной своего командира. Обычно такое представление добавляет словам веса и способствует успешному торгу.       — Из Мидоудейла.       — Не слышал.       — Бывает.       Повисло тяжелое молчание.       — Вы к нам по делу или как?       — Мимоходом. А что, есть работа?       — Для кого-то вроде вас? Нет.       — Плохо.       — Кому как. От меня-то что надо?       — Лошадь и крышу над головой на ночь.       — Ко мне вон тот уже подходил, — мотнул головой в сторону Экберта хозяин. — Монеты странные всунуть пытался.       Альбрехт молча снял с пояса заранее подготовленный мешочек и высыпал на столешницу золотые монеты. Трактирщик взял одну и, щурясь, принялся рассматривать, прежде чем, покачав головой, положить её обратно.       — Никогда таких монет не видел. Что мне с ними делать-то прикажешь?       — Это золото, — нахмурился Альбрехт, не понимая проблему.       — Может и золото, да только зачем мне такие хлопоты?       — А у тебя много посетителей? — Повел капитан ругой, обводя жестом пустое помещение. — Бери пока дают.       — Сейчас может и немного, но через месяцок подтянутся, — вновь нахмурился хозяин, но затем несколько смягчился: — На улицу вас выгонять не стану, коли обещаете не буянить, но лошадь продам только за наши монеты. Или хотя бы плегийские.       Наёмники переглянулись. Реймунд, скалясь через свою рассеченную губы, уже приготовился было шагнуть вперед, но капитан остановил его.       — В городе есть меняла? — Спросил он.       — Меняла?       — Деньги поменять.       — А, нет, не думаю. Откуда? Может, в столице, — пожал плечами хозяин.       Альбрехт шумно выдохнул. Можно было надавить на трактирщика, но это не решит их внезапно ставшей актуальной проблемы с деньгами. К тому же, по мнению капитана, не стоило начинать знакомство с чужим краем со ссоры.       — Нас двена- тринадцать человек, — едва не забыл про Ойгена капитан. — Примешь на ночь?       Тот задумался, рассматривая наёмников.       — Потесниться придется.       — Добро, — кивнул Альбрехт. — Гюнтер, разместишь парней?       — А ты, капитан? — Спросил сержант.              — Экберт упоминал рынок, — бросил тот через плечо. — Пойду осмотрюсь.       Альбрехту не верилось, что он не сможет обменять кроны на местные монеты или иной товар, но вопрос, как всегда, был в цене. Кто знает, быть может выгоднее будет монеты переплавить? От настолько кощунственной мысли капитан вздрогнул, но тут уж ничего не поделать, ведь деньги — это плоть и кровь наёмного отряда. Что толку в кронах, если их отказываются у него принимать? Как ему теперь платить жалование, как пополнять припасы? Альбрехт успел даже пожалеть, что продал добытую на юге партию шелка тому тучному купцу — добрый товар на продажу им сейчас был бы полезнее крон, как бы странно это ни было.       Как и говорил Экберт, просторная рыночная площадь городка стояла на три четверти пуста, а немногочисленные лавки были заполнены продовольствием и различной мелочевкой, которая могла пригодиться горожанам, фермерам или случайным путникам. Всё это вызывало у капитана странное ощущение обманутых ожиданий — великолепный собор перед ним и мастерски уложенная плитка под ногами были достойны самых роскошных базаров юга, где аромат пряностей смешивался с блеском драгоценной утвари и манящим шелестом пестрых тканей, а в толпе было не протолкнуться и не спастись от вездесущего гомона десятков людей, собравшихся со всех уголков света.       Здесь же царило… Альбрехт использовал бы слово «запустение», но это не совсем верно. Ничто не указывало на то, что поселение находится в упадке — мостовая была целой и чистой, а жители одеты лучше, чем могло себе позволить одеваться большинство знакомых наёмника, хотя ему и было сложно правильно оценить незнакомые и кажущиеся такими странными фасоны.       Он задал несколько вопросов паре торговцев, пытаясь сориентироваться как в расценках, так и относительно перспектив найти работу, поскольку какой бы невероятной не была та ситуация, в которой оказался отряд «Боевых братьев», но никто из них, за исключением ученого Экберта и, пожалуй, лесоруба-Арнольда, не владел никакими ремеслами помимо ремесла наёмника. К сожалению, его надежды не оправдались — местные жители хотя и не проявляли открытой враждебности, но всё же смотрели на Альбрехта с долей подозрения, не слишком охотно отвечая на вопросы, касающееся их королевства, города и возможных нанимателей.       В этом не было ничего удивительного, он и сам не имел привычки доверять вооруженным незнакомцам, но сейчас настороженность горожан отнюдь не играла ему на руку.       Остановившись у добротно сколоченной стойки с оружием, Альбрехт принялся изучать представленные взору возможного покупателя образцы. Выбрав и взвесив в руке длинный меч, он удивленно покачал головой — качество стали было на высоте, да и работа неплоха. Что такое оружие делает здесь, где на него едва ли найдется достойный покупатель?       — Сколько хочешь? — С лёгким любопытством спросил он у продавца.       — Восемьсот золотом, — отозвался гладко выбритый мужчина в пёстром сине-пурпурном наряде, занятый тем, что с интересом изучал наёмника взглядом.       Альбрехт молча кивнул. В кронах он запросил бы примерно столько же, даже больше, в зависимости от обстоятельств.       — А вы ведь не из Плегии будете?       — Нет, — покосился Альбрехт на торговца. — Не из Плегии.       Тот улыбнулся.       — Я так и понял. А то здесь все как на ножах сидят. Ну, вы знаете, из-за слухов.       Наёмник осторожно вернул меч на стойку, всем своим видом изображая внимание.       — Каких слухов?       — Ну как же. Слухов о налётчиках из Плегии. Видеть-то их мало кто видел, но как только замечают вооруженных людей, так сразу о них думают. У нас-то в округе больше солдат нет, с тех пор как Экзальт расформировала-       Мужчина осёкся, словно внезапно прикусив себе язык, и немного неловко улыбнулся.       — Храни её Нага, разумеется, просто… Мы ведь на самой границе, понимаете? Вот люди и нервничают при виде незнакомцев. С другой стороны, у меня теперь снова появились покупатели, — бодро продолжил он, после чего попробовал резко сменить тему разговора: — А откуда тогда вы? Неужели из-за моря? Быть может, из самой Валентии?       Альбрехт не хотел, да и не мог говорить о всё ещё непонятной ему местной географии, с незнакомыми странами и терминами, а потому он, пользуясь разговорчивостью собеседника, поспешил вернуться к интересующей его теме:       — Ты лучше вот что скажи: есть здесь кто, с кем я бы мог потолковать про вашу проблему с налётчиками? — Спросил Альбрехт, фактически имея в виду «кто готов заплатить за защиту?»       Разумеется, наёмник вовсе не собирался «лезть в воду не зная броду», но именно так он зачастую и находил нанимателей для своего отряда, в тех случаях, когда не стоило ждать, что наниматель найдет его сам, а работа «Братьям» была нужна.       Торговец уже приоткрыл было рот, как вдруг замер и уставился Альбрехту через плечо. Неторопливо обернувшись, тот увидел степенного вида старичок в белом, споро, но без лишней суеты шагающего по направлению к ним.       — Кто это? — бросил наёмник.       — А… Священник. Он вроде как… Как раз тот, кто вам нужен?             Альбрехт улыбнулся. Это была его самая лучшая, тщательно отрепетированная улыбка, блестящая всеми оставшимися у него зубами.       — Благослови тебя Нага, незнакомец, — приветственно кивнул потенциальный клиент.       — И тебе не хворать, отец. С чем пожаловал?       — Слышал я, что пришла в город по южной дороге дюжина человек, при броне и оружии, да с телегой добра. Это так?       — Всё верно, отче.       — И пришли вы к нам не с дурными намерениями?       — Ищем постой и работу.       Дед в белой рясе ненадолго замолчал, а затем, смотря Альбрехту прямо в глаза, негромко спросил:       — А те люди, которые идут к нам сейчас с запада тоже с вами?       Наёмник оскалился оскалом почувствовавшего кровь волка.       — Нет, отче. Не с нами. Сколько их? Какое у них оружие?       Священник явственно осунулся, но, вздохнув, довольно быстро взял себя в руки.       — Когда мне сказали про вас, сударь, я отправил моих служек осмотреться: с чем пожаловали, да не идет ли кто ещё? — Он вновь вздохнул. — Идут, десятка два, с юга, налегке да не таясь. Коли это не с вами то, боюсь, они из Плегии и пришли не с добром. Что же до оружия… Я и не спрашивал.       — Солдаты?       — Что? Нага упаси, нет! — Качнул он головой. — Вы не слышали? В Плегии неурожай и голод, такие атаки нынче не редкость. Вот и наш черед.       — А что ваш лорд?       — Экзальт ведомо о нашем горе, но никто в столице не хочет новой большой войны… Но я заговорился, а время уходит. Мы люди мирные и к сражениям не приучены, а вот у вас, сударь, вид лихой да бывалый, — выразительно посмотрел на наёмника священник.       Альбрехт молча прикинул ситуацию. Если дед не обманывает, а он запросто может и лгать, сан в этом деле не помеха, то «Боевые братья» пройдут через оголодавших крестьян как нож сквозь масло. Это был шанс заполучить деньги и репутацию в этих странных краях, так что отказываться не было смысла.       — Двенадцать тысяч, — заключил он, взвесив как риски, так и «доплату» за срочность и нужду нанимателя.       Впервые представительная маска сошла с лица жреца.       — Н-но сударь, Нагой вас прошу, это же грабеж средь бела дня!       Альбрех поднял глаза на ясное, безоблачное небо.       — Грабеж средь бела дня начнется если ты не наймешь нас, отец. А наши мечи своих денег стоят.       Капитан не боялся, что ему откажут. У старичка просто не было выбора, но даже если и нет, то отряд всё равно возьмёт своё — достаточно сделать крюк вокруг городка и подождать, пока тот не встретит свою судьбу, после чего подкараулить напичканных добычей победителей, свершив над теми "справедливое возмездие".       Но священник не откажет. Альбрехт чуял это.