Необратимый процесс

Эмма не бежит, а ползёт. По ощущениям пространство бесконечно. Повязка скользит по щеке, и она подхватывает её, сжимая кулаки. Дырявые бинты запутывают пальцы. Белый коридор пуст. Безлик совсем. Лучше бы он был шумен как пару минут назад. Но Эмма снова опоздала. *** Сначала она не знала, в правильном ли направлении идёт, пока не встретила красные дорожки: отпечатки ног, рук и слов. Эмму сопровождали тишина и до боли яркий свет. Правый глаз жжёгся из-за сухости, а левый… Дорожка красных шагов вскоре разрослась до ширины коридора и полезла на стены. Теперь отдельные следы было невозможно разобрать, зато всё остальное свободное-несвободное пространство пестрело шифрами и криками. Смерть. Имена. Номера. Разные почерки и непослушные руки. (Если бы только Эмма умела читать) Они душили друг друга. Шли и разрывали, топтали, перемешивали с полом. Куда их гнали? Для чего? Эмма не понимала. Она пробиралась вперёд. Снова — самое близкое имя. «Рэй!» Ощущение, что правый глаз вот-вот лопнет. В голове одно: я не смогу ЭТОГО избежать. [Тогда поторопись]. Голову пронзает резкой, но знакомой, даже предсказуемой болью. Эмма уверена, что торопиться никуда не хочет категорически (впервые за две жизни), но ноги сами несут вперёд, несмотря на тошноту. Ещё она уверена, что посторонний голос в голове точно принадлежит не ей. Даже больного воображения не хватило бы, чтобы придумать подобное. Смесь льда, скуки и сакрального знания, что с ней, Эммой, будет дальше. А ещё власть избавить её от этого. Но нет, сущность в голове толкает её двигаться дальше. Эмма не может ослушаться, потому что они носят одно тело на двоих. А ещё потому, что разучилась держать опасные выдумки в узде. Она знает только то, что должна увидеть Рэя, слушать пугающий голос и бежать. Иначе будет БОЛЬНО_БОЛЬНО_ТАК СТРАШНО БОЛЬНО Лямбда в руинах, но путей наружу не видно. Неужели их загнали под землю? Эмма хочет спросить: ЗАЧЕМ ВЫ ЕЁ РАЗРУШИЛИ? Она хочет кричать от всполохов воспоминаний ужасно знакомого отчаяния, потому что знает, что что-то подобно она проходила. Они. Пятнадцать детей в белых одеждах. Эмма уже пыталась спасти Рэя, просто тогда вокруг не было столько крови. Тогда она успела задушить огонь собственными руками. Тогда Рэй сам согласился идти за ней. Она не рассчитывает шаг, поэтому падает. Коридор короче не становится: вот ей кажется, что до конца осталось не больше ста метров, но добраться до цели никак не получается. Как же долго. Эмма ненавидит ждать. Существо в мозге куда терпеливей, несмотря на то, что именно оно подгоняло её. Эмма вдруг понимает, что искажённое восприятие расстояния — заслуга отсутствующего левого глаза. Она дышит загнанно, поверхностно и тянется рукой к стене, чтобы опереться об неё. Рука соскальзывает. *** Эмма обнаруживает себя. Пальцы нащупывают рёбра, колени, голову и даже жёсткие волосы. Веки и ресницы грубая кожа прочувствовать и передать не может, но Эмма ощущает резь и мерзкое покалывание на лице, после чего открывает глаз. Мир переворачивается несколько раз, пока она идентифицирует множество предметов, окруживших её, а также правильную ориентацию мира и тел. Наконец Эмма вспоминает, кто она и где. Руки касается нечто продолговатое и холодное. Приходится повернуть голову и прищуриться. Белое предплечье с болтающейся кистью — пальцы срощены в одну кость и напоминают кривой плавник. У ребёнка закрыты глаза, мягко очерченный рот не выдаёт ни хрипов, ни тонких горловых звуков. «Всё хорошо». Эта мысль резко успокаивает. Эмма находит в себе силы перевернуться на живот и осмотреться. Она наконец добралась. Свалка продолжает наполняться телами. Эмма не может понять издалека, живы ли те. «Мы не нужны им больше. Нас утилизируют, как упаковки от лекарств». Рэй точно должен быть здесь. Эмма чувствует его жизнь почти как свою — едва-едва, скорее интуитивно. Возможно, так потому, что их слепили из одной основы. Интересно, если она всё-таки встретит его, смогут ли они, слившись, превратиться в одного полноценного «Нормана»? Норман, конечно, давно мёртв. Эмма не уверена, правильно ли думает, но мысленно обращается к нему как к родителю. Рэя называет, конечно, братом. Хотя они совершенно не похожи даже по интеллектуальным показателям: именно поэтому Рэй должен был прожить дольше. Умные всегда оставались, впоследствии раздваиваясь и растраиваясь на новые экспериментальные организмы, а глупых отправляли вниз. Эмма не знала, что это значит, пока не оказалась в красном коридоре, а впоследствии и здесь. Она действительно удивительно быстро находит Рэя в самой дальней куче, в самой грязной нише. (это значит, что попал он сюда одним из первых) Он плохо пахнет, а в глазах ни единой мысли. Эмма чувствует тепло и слышит слабый хрип, но всё равно заключает, что брат мёртв. Живые не смотрят так пусто. А мёртвые, даже если шевелятся, всё равно замирают через пару часов. Эмма знает точно: человека с таким взглядом ей не под силу вернуть. Она сидит, держа чёрную голову в руках и смотрит в страшное лицо, не веря себе. ПОЧЕМУ? Это точно ошибка. Рэя никак не должно быть здесь. Его наверняка перепутали с Эммой, потому что у них должны были быть схожие «вторые имена», которыми их называли люди, сливающиеся со стенами. Никто не знает, что Эмму зовут «Эммой», а Рэя — «Рэем», и их родителя — «Норманом». Эмма сама не знает, откуда взяла именно эти слова, чтобы дать их себе и всем им. (Скорее всего их подсказал голос, но она не хочет это признавать). Свет схлопывается внезапно, обдаёт стены железной тишиной. Страшно дышать, двигаться и держать глаза открытыми в непроглядный мрак. Рэй дёргает головой, и только после этого Эмма замечает перемену в воздухе: тот становится плотным, успокаивающим и горячим. Она медленно погружается в последний сон.