When June kissed December

      Губы ощущается тяжёлыми и напоминают резину. На время разлучённые тело, душа и разум потихоньку начинают обретать друг друга. В височном грохоте он распознаёт собственный пульс. На уши обрушиваются кажущиеся слишком звонкими голоса извне.       Медленно открывает глаза. Поначалу расплывчатый образ, что возник перед ними, постепенно превращается в фигуру кого-то сидящего рядом. Кого-то совсем незнакомого. — Привет! — произносится очень бодро и даже радостно.       Теперь он понимает, почему так сложно пошевелить пальцами левой руки. К ней присоединены провода от медицинского оборудования. На лице не чувствуется ничего лишнего.       Значит, дышу сам… А-а… Со мной же поздоровались. — Вы кто?..       Пит удивлённо, что вполне объяснимо, разглядывает — теперь уже ясно — другого омегу, в полосатой футболке и с улыбкой от уха до уха на юном добродушном лице. — Совсем-совсем не узнаёшь? — улыбка становится ещё более озорной. — Ну, хотя различия ощутимы. Да-да.       Пит хмурится, отчего пульс в виске только усиливается; правой рукой берется за край подушки, чтобы подтянуть её вверх, как слышит: — Только, чур, сегодня меня подушкой не бить, ладно? — юный омега выставляет руки в защитном жесте, — а то доктор сказал, что тебе пока нельзя делать резких движений. Вообще-то, ты уже два раза приходил в себя, но начинал выкрикивать какую-то несуразицу, махать руками и брыкаться, поэтому оба раза тебе кололи успокоительное.       Пит совсем теряется. Затем осознание всего произошедшего разом накатывает на него, вместе с первыми слезами: — Малявка… это ты?..       Приняв положение повыше, Пит со всей горячностью обнимает омегу за шею, но от этого подсоединённые к нему провода резко выпрыгивают из аппарата, отчего тот издает пронзительный долгий сигнал, на который быстро прибегает медбрат. — Ведь сказал же, что тебе нельзя резко двигаться, эх ты! — притворно укоряет его не перестающий улыбаться Макао. — Я же… Но как это всё случилось?       Макао улыбается и наклоняет голову к плечу: — Не всё сразу, зятёк.       Их оставляют вдвоём, Пит протягивает руку, словно просит дать ему ладонь. Макао кивает. Держа его за руку, Пит пристально вглядывается, на несколько процентов всё ещё… сомневаясь. — Если ищешь сходство с Вегасом — зря. Он забрал всю красоту, а мне достались мозги, — хихикает младший омега. — Что ты, — смущённо улыбается Пит, — ты очень красивый. А ещё умный и добрый. Я никогда не забуду, как ты всегда утешал меня и поддерживал. И учил играть в шахматы. Хоть я так и остался в них чайником. — Ага. А ты разрешал мне есть сладости. Вегас в этом плане очень строгий. А ещё оставлял ночевать в своей комнате. И, вообще-то… спас меня, едва не погибнув сам.       Пит кивает. Делает глубокий вдох и спрашивает: — А где Вегас? С ним всё в порядке?       Улыбка с лица Макао исчезает. — Почему ты молчишь? Где Вегас, Макао? Где мой муж? — А Вегас ушел. — Куда?       Снова молчание. — Что значит «ушёл», Макао?       Со стороны дверей слышится покашливание. С замирающим сердцем Пит переводит взгляд.       Вегас. В лёгком сером свитере и джинсах. С бумажным пакетом в руках и едва заметной улыбкой на идеально гладком прекрасном лице. — За едой он ушел, чего такого-то? — нарушает повисшую паузу Макао.       Пит качает головой и театрально хватается за край подушки. — Нет-нет-нет, никаких резких движений! — А сразу нельзя было сказать?!       Вегас у его постели. Смотрит как на самое драгоценное сокровище в своей жизни. — Ммм, ну я пошел, да? Сейчас начнётся обмен слюнями и клятвами в любви до гроба и после гроба, — сквозь смех ворчит Макао, поднимаясь со стула. — Пойду проверю буфет.       Вегас останавливает его, вынимая из бумажника несколько купюр: — Пожалуйста, не увлекайся сладким.       Макао закатывает глаза, а старший брат совсем по-отечески целует его в лоб и отпускает. — Почему ты молчишь, Пит? — альфа присаживается на край больничной постели. — Разочарован? Я оказался не настолько привлекательным, как ты думал?..       Пит чуть не задыхается от возмущения: — Шутишь? Я и раньше переживал… А теперь точно сойду с ума от ревности! — Нет причин, милый.       Вегас наклоняется к нему и осторожно обнимает одной рукой, а другой ласкает нежную щёку омеги. Последний не может наглядеться на своего мужа. Но дело не во внешнем преображении. Пит словно пытается заглянуть дальше, желая удостовериться, что в чистой груди Вегаса бьётся такое же доброе и благородное сердце, которое он знал ранее. — Ты проголодался. Сейчас я… — Позже, Вегас… Как Кхун Кинн? — Когда шрамы начали исчезать, а от дома врассыпную поползли змеи и мы увидели обнаженного задыхающегося Макао… Кинн всё понял. Перестал удерживать меня. Я хотел ему помешать, но всё произошло слишком быстро… Я сам закрыл ему глаза. Он ушёл с улыбкой на лице. — Как и хотел, — всхлипывает Пит. — У меня не получилось спасти всех… я хотел убедить его не сводить счёты с жизнью. — Ты сделал гораздо больше, чем от тебя требовалось, Пит. — Но я ничего не сделал. — Ты готов был пожертвовать собой ради спасения других. Ты разрушил проклятие и прогнал змей. Поэтому — это ты настоящий Рикки-Тикки-Тави, Пит. Ты сам. — Как я вообще выжил?.. Всё было в огне, я уже ничего не видел, не мог дышать. И вообще — я как будто бы… умер. Ну, или очень крепко уснул.       Вегас убирает руку от лица мужа и накрывает его ладонь своей: — Так и было, Пит. — В каком смысле? — В это очень сложно поверить, но когда спасатели добрались до тебя — вокруг было странное свечение, а твоё сердце не билось. А затем грудь выгнулась так, будто лёгкие разом наполнили кислородом, появился пульс, хотя ты всё ещё был без сознания.       После непродолжительного молчания омега говорит: — Помнишь, я рассказал тебе, что впервые увидел Пачару в ночь, когда… ммм… выпросил у тебя поцелуй?       На это «выпросил» альфа хмурится и качает головой: — Я сам хотел поцеловать тебя. До последнего переживал, думая, что твой порыв вызван жалостью.       Пит укоряюще бодает его взглядом и продолжает: — Так вот же… насчёт Пачары, — омега делает глубокий вдох, — может, показалось, но перед тем, как отключиться, я видел его… вернее, его призрак, как и все предыдущие разы. И знаешь — он улыбался. Тогда в отчаянии я подумал, что это он злорадствовал, наслаждаясь местью, да и вообще… стал являться мне, чтобы отомстить. А сейчас понимаю: он пришёл именно тогда, потому что его душа не могла вынести ваших мук, потому что он увидел возможность освободить вас. — Он знал, что только мой храбрый Пит с сердцем огромной доброты способен на это. Мой Пит, которого я едва не потерял… а вместе с ним лишился бы всякой надежды. — Ты не имел права забывать о Макао. Даже если бы со мной что-то случилось.       Вегасу нечего возразить. Как бы ни было тяжело это осознавать — Пит прав. Подросток больше ста лет был закован в тело амфибии по вине старшего брата. — Я всё сделаю, чтобы обеспечить ему хорошее будущее, — тихо произносит альфа. — Ты лучше в настоящем будь с ним и окружи вниманием и заботой. — А ты будешь с нами? — Пока дышу. — Не исчезай больше, Пит… — Я бы и так не исчезнул. Знаю, что нарушил данное тебе слово. Но ты бы все равно не сказал мне всей правды и уж точно не позволил бы встретиться с Кхуном Кинном. Но как… как можно было решиться на поджог собственного дома? Зная, что где-то там твой родной брат? Пусть вы были бессмертны, но это не защитило бы вас от настоящих ожогов… в голове не укладывается… — Пит сокрушенно мотает головой, — просто уму непостижимо! — Но я не поджигал нашего дома, Пит. Я не знаю, кто это сделал. — Не поджигал? Но при этом покорно остался сидеть возле нашей постели, когда всё уже было в дыму? Кого ты хочешь обмануть, Вегас? — Я не обманываю. У меня нет оправданий собственной слабости… в какой-то момент, поняв, где ты… я сдался. Знаю, что ты бы никогда этого не сделал. Я говорил: ты намного храбрее, чем тебе кажется, Пит. Храбрее и сильнее всех нас.       Пит закрывает глаза: — Пока мы разговаривали, Кинн несколько раз переписывался с кем-то. Я был уверен, что с тобой. — Нет, Пит, он не писал мне. К сожалению, тот мой телефон не уцелел. А так я бы предоставил доказательства.       Пит слабо улыбается, гладя любимого по руке: — Не нужно мне никаких доказательств. Достаточно твоего слова.       Вегас подносит его руку к губам, оставляя на ней тёплый любящий поцелуй: — Прости меня. Я больше не позволю себе подобной слабости духа. В конце концов, это моя прямая обязанность — заботиться о вас с Макао. — Ты можешь быть слабым рядом со мной. И с Макао. Можешь даже поплакать, ища в нас утешение. И будь уверен — ты всегда найдешь его. Но не позволяй этому одержать верх над собой. — Не позволю. Обещаю.       Пит нежно улыбается ему, а затем чуть запрокидывает голову: — Ещё когда тебя не было дома и Кхуна Кинна впустил один из слуг, мне показалось это странным. Он как будто всегда знал, где мы и что происходит. Если вместе с проклятием ему не достался дар провидения… уверен, у него были свои глаза и уши в твоём родовом поместье. — Перед уходом Кинн успел сказать мне: «Ты виноват перед ним, Корнвит. Но я виноват не меньше». — Отец Пачары наказал его, потому что он не принял его после ночи с тобой?       Глаза Вегаса наполняет печаль. Пит прикусывает губу: — Прости. Я не хотел напоминать о тех событиях… Но давай всё проясним. В последний раз. И больше никогда не будем возвращаться к этому. — Я в любом случае всегда буду помнить о том, что совершил. И пусть это воспоминание никогда не даст мне обидеть тебя. — Вегас, — Пит прижимает их соединённые ладони к щеке, — они обязательно будут вместе. За всё, что пережили оба. Они давно простили друг друга. И тебя… пускай, не Кхун Кинн, но Пачара точно простил. Если будешь продолжать мучить себя чувством вины, копая сердце тупым концом иглы, то не позволишь обрести истинного покоя его душе. Всё время будешь удерживать её возле себя. — Кинн всё спланировал. Он отлично понимал, на что ты способен, если встанет вопрос спасти себя или нас с Макао. И он не ошибся… А вот я мог не допустить подобного. Но сделал это. — Всё закончилось, Вегас. Давай просто жить и наслаждаться временем, которое нам отведено, чтобы быть вместе. И помни: отныне оно не бесконечно и тебе придется научиться ценить его. — Я готов, Пит, готов ценить каждое мгновение рядом с тобой.       Пит ведёт взглядом, соблазнительно прикусывая нижнюю губу: — Ммм… что-то пока это не очень заметно. — Прости? — Ну Вегас! — Что? — искренне удивляется альфа, — что, милый? — Вот Макао, между прочим, сразу всё обозначил. — Э-э… Макао?       Серьёзно не понимаешь? Пит вот-вот захохочет в голос. Смотреть на тщетные попытки его мужа догадаться, на что он намекает, — просто умора. Омега осторожно тянется к нему, кладёт ладони на скулы, перебирая кончиками пальцев кожу по линии волос, когда слышит: — Сейчас к ним намного приятнее прикасаться, верно?..       Пит трётся кончиком носа о его щеку: — Я полюбил тебя не за это. Но если ты не поцелуешь меня в ближайшие пять секунд, я с тобой разведусь.       Вегас беззвучно смеётся, а затем плавные изгибы губ Пита накрывают губы мужа. Пит вновь ощущает их своими, чуть искусанными в волнении. Пальцы обоих скользят по щекам, они кожей впитывают каждое прикосновение. Губы податливо раскрываются навстречу друг другу, Пит что-то шепчет в них, но шёпот его заглушает звонкое: — Не-не-не! Продолжайте-продолжайте! Не обращайте на меня внимания, я за водой! — Макао крадётся боком, прикрыв ладонью глаза, — чёрт, так непривычно ходить в одежде, у меня от нее всё чешется!       Пит хихикает, пряча лицо в шее любимого, а затем сочувствующе смотрит на Макао и манит рукой к себе: — Иди к нам. — Зачем это? — таращится младший омега. — Ну иди же!       Всё ещё недоверчиво поглядывая, Макао оказывается на краю больничной постели. Пит раскрывает объятия, приглашая в них обоих — Вегаса, с нежной благодарностью опускающего голову ему на грудь, и Макао, уютно устраивающегося на плече старшего омеги. Пит гладит их по волосам, приговаривая: — Отныне я́ вас буду беречь.

***

— Я что-то волнуюсь за него, Пит… Как его примут сверстники? Учителя?.. Всё-таки он сильно отстал по программе, сам понимаешь, многое на тот момент науке было неизвестно. — Успокойся, пожалуйста, — Пит кладёт ладонь на колено альфы, — Макао очень смышлёный, с ним интенсивно занимались нанятые тобой репетиторы. Он всё на лету схватывает. Вот увидишь, наш Макао ещё станет лучшим старшеклассником школы! — Быть может, стоило оформить домашнее обучение? — Вегас! Подросток и так был лишён общения со сверстниками столько времени! В конце концов, как он начнёт жить в современном мире, если, даже будучи в своём нормальном облике, станет сидеть в четырёх стенах? Всю жизнь ты не сможешь — да и не надо такого — держать его в поле зрения. Всё, Вегас. Ему больше не требуется «аквариум» для того, чтобы жить. Позволь ему познать этот мир. — Ладно, — Вегас вздыхает и старается улыбнуться, — попробую прислушаться к тебе.       Они сидят на мягком кожаном диване в гостиной. Вегас временно арендовал для своей семьи апартаменты, предложив Питу и Макао вместе неспеша выбрать новый дом. У младшего омеги сегодня первый день в старшей школе. И, кажется, Вегас переживает больше самого Макао. Пит волновался, что потеря родового особняка будет очень болезненной для мужа. Но альфа как-то сказал ему, что мало кто был в нём счастлив. Так что пускай у них появится новый дом, в котором они начнут отсчёт счастливым дням рядом друг с другом. — Может, позвонить ему?.. Как он там? — Вегас!       Пит перекидывает одну ногу через колени мужа, обнимает его за шею, слишком сильно приближая лица друг к другу: — Тебе нужно отвлечься. И расслабиться.       После его слов Вегас прищуривается и одновременно вскидывает бровь: — Судя по твоим смелым действиям… ты даже знаешь, как именно?       В ответ Пит что-то мурчит и кончиком носа поддевает нос мужа: — Между прочим квартира в нашем полном распоряжении минимум до пяти вечера. У Макао сегодня ещё пробное занятие в секции спортивной гимнастики. — Ммм, то есть, — Вегас переходит на сладкий хрип и скользит ладонями ниже выгнутой спины омеги, — у нас уйма времени, чтобы как следует насладиться друг другом?       Нет. Совершено невинные — с одной стороны, старомодные — с другой… и невероятно заводящие — с третьей, слова мужа никогда не перестанут разливать румянец по щекам Пита. — Да. Не будем терять ни мгновения.       Руки Пита всё ещё на шее альфы; ладони последнего начинают оглаживать бедра омеги: — Ты правда желаешь меня? — Даже не представляешь, как сильно, — Пит губами щекочет горячую мочку уха, — отнеси меня в нашу постель, Вегас.       По затуманенному выражению глаз Вегаса можно судить, что у него кружится голова от собственного желания и одновременно — от облегчения, оттого, что его муж, такой нежный, тёплый и живой в его объятиях, сам просит об этом. — Сейчас, милый, — шепчет Вегас и, подхватив Пита на руки, несёт его в спальню.       Когда ноги альфы касаются кровати и он садится на её край, Пит остается стоять. Его узкие плечи слегка подрагивают. Альфа повыше задирает верх его домашней футболки и утыкается носом в плоский гладкий живот. От него знакомо пахнет гелем для душа, а еще сильнее — им самим. Он упирается кончиком носа в мягкую кожу нижней части живота Пита, слышит, как тот резко втягивает воздух и запускает пальцы ему в волосы.       Пит дышит через раз. Неужели отныне так правда будет всегда?       Одна часть Пита хочет, чтобы минуты особенной нежности и неторопливости Вегаса никогда не заканчивались. А другая — та, которую Пит открыл в себе совсем недавно, жаждет, чтобы альфа опрокинул его на кровать и со всей неистовостью показал омеге, как сильно он хочет его, дал ему всё и заставил кончить с его именем на устах.       Пит снова не запоминает, когда Вегас успевает обоих оставить без одежды, только ощущает, как спина касается прохлады простыней. Глаза его блестят, губы становятся распухшими от поцелуев — они сияют и чуть приоткрыты. Вегас не сводит с него глаз и мягкими губами целует живот Пита. Его щеки — без единого изъяна — приятно скользят по рёбрам. Дыхание обоих тяжелеет. Без сомнения, Пит в предвкушении того момента, но сегодня он снова ощущает себя достаточно храбрым, чтобы слегка толкнуть Вегаса и, пользуясь временным замешательством последнего, сам оказывается сверху, переплетая их пальцы и прижимая руки мужа к кровати. — Э-э… Пит? — восторженная улыбка пробивается сквозь смущение альфа, — и как прикажешь это понимать?       Не говоря ни слова, Пит опускает голову, кончиками волос щекоча ключицы Вегаса, и принимается повторять его недавний манёвр — выцеловывает крепкую грудь, рельефный живот и обтянутые мускулами косточки на бёдрах. Их сцепленные руки синхронно скользят по постели, когда Пит обдаёт горячим дыханием кончик плоти мужа, прижатый к низу живота, а затем накрывает его губами. Он не пытается вспомнить, что там делал Вегас в ту ночь с ним. Он просто делает так, как было бы приятно самому. Чувствовать, как напряженное тело любимого расслабляется под его ласками, — новый уровень удовольствия. Он такой прекрасный! И Пит знает, что дело не только во внешней привлекательности, которая так долго была скрыта под шрамами и татуировками… Он и в первую их близость растворился в чувственности мужа, напрочь забыв о внешних изъянах.       Пит разъединяет их руки, чтобы одной зарыться в курчавые волоски в паху, а второй обхватить член Вегаса и помочь приблизить момент разрядки, но альфа тоже удивляет его. Он гулко сглатывает, а затем поднимает одну ногу, перекидывает её через бедро Пита и переворачивает их. С любовью смотрит вниз на омегу, видит изумление на его лице, когда внезапно тот снова оказывается на спине, с раскиданными по подушке волосами, розовеющими щеками, припухшими, влажными от собственной слюны и естественной смазки альфы губами. Весь в юном сиянии совершенно неземной прелести. Дыхание альфы щекочет его губы, когда тот наклоняется, кончики их носов соприкасаются, так близко, что зрение Пита застят тёмные пятна. Их бедра сливаются воедино, пульс учащается в животах, когда оба чувствует, как сильно прижаты друг к другу. Затем от Пита слышится прерывистое: — Почему… почему не позволил сделать тебе… хорошо?       Вегас опирается всем весом на локти, приподнимает голову ровно настолько, чтобы увидеть алый контур губ Пита, его полуоткрытый рот. — Пит, — шепчет он и целует мужа в губы, глубоко и медленно. — Что? — Нам обоим будет хорошо. Доверься мне.       Вегас снова целует его, еще глубже, и поцелуй вознаграждается тихим всхлипом, а пальцы Пита впиваются в его плечи. Он прижимает свои бёдра к бёдрам Вегаса, он стонет и дёргается: — Тогда, давай уже… ммм… как ты там об этом говоришь, — Пит хихикает, закусывая костяшки, — давай займемся любовью, — тараторит он в губы альфы, внезапно задыхаясь. — А чем мы, по-твоему, уже занимаемся?       Жар в животе Пита поднимается вверх по позвоночнику и доходит до самой шеи, желание настолько сильное, что у него сжимается горло. Он всасывает верхнюю губу альфы, проводит рукой по его боку, вниз к бедру, и сжимает его. Вегас раздвигает ему ноги коленями, освобождая себе место между ними. Дыхание обжигает, когда альфа проводит большим пальцем по внутренней стороне бедра Пита, и где-то в горле у него раздается новый тихий стон. — Вегас…       Альфа кладёт руку на щеку мужа, чувствует тепло лоснящейся кожи: — Я позабочусь о тебе.       С момента нашей встречи ты только и делал, что заботился обо мне… любимый.       Новая румянец разукрашивает лицо и шею Пита, когда он поворачивает голову, чтобы поцеловать ладонь мужа и браслет на запястье. Что-то вроде молчаливой благодарности, от которой сердце Вегаса наполняется теплом.       Всё совершенно. Словно бы они всегда, с начала времен, принадлежали друг другу.       Он на мгновение закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании Вегаса на своих губах, на их телах, вздымающихся друг к другу. Цепляется за плечо Вегаса, когда тот начинает готовить его к проникновению, двигая влажными лишь от слюны пальцами взад и вперёд. У Пита и мысли нет о том, чтобы спросить мужа о защите и смазке, которых, омега подозревает, нет в наличии. Сегодня, даже если будет немного больно, он полностью сосредоточится их близости, не обременённой ни единой преградой. Когда альфа слегка загибает два пальца в нём, Пит все же резко вдыхает и вздрагивает, спеша успокоить уже намеревающегося остановиться Вегаса: — Нет-нет, всё хорошо, — пальцы тонут в волосах альфы, массируя кожу головы, — всё просто чудесно… не останавливайся.       Пит позволяет себе зажмуриться от первых ощущений проникновения, когда Вегас медленно погружается в него, а ноги Пита, согнутые в коленях, скользкие от пота, раз за разом пытаются сильнее прижаться к бокам альфы и еще глубже толкнуть его внутрь. С каждым движением Вегаса брови Пита всё больше и больше стремятся к переносице, уголки рта становятся резко очерченными, складка над верхней губой слишком четко выделяется, а затем он выгибается и тут же обхватывает руками шею мужа, кусая его в плечо. Вегас хрипит и выдыхает: — Отныне на мне тоже есть твоя метка, мой милый, мой невероятный, самый прекрасный на свете и единственно желанный Пит. Мой любимый муж.       Уголки рта омеги смягчаются в улыбке. Веки трепещут. Он целует место укуса и откидывает затылок, на подушку, без остатка вверяя себя мужу.       Оказывается, вот так можно чувствовать близость родной души, до самой последней капли не отпуская друг друга. И даже после, всё ещё тяжело дыша, крепко прижимать к себе, словно боясь и секундной разлуки. Он не сразу позволяет Вегасу отнести себя в ванную, где они помогают друг другу привести себя в порядок. Долго. С бесконечными перерывами на поцелуи и нежные объятия под водой. — Так значит… они встретились? — шепчет Пит сквозь улыбку, когда они снова лежат в постели, лицом к лицу.       Вегас прижимает кончики пальцев к его щеке, убирая прилипшие пряди, всё еще влажные после душа: — Кто именно? — Ты сказал тогда… ну, когда я… как полный придурок… впервые приревновал тебя, — сейчас Пит готов это признать, — к твоим отъездам по делам, в общем, ты сказал: вдруг так случится, что июнь встретится с декабрём, минуя целые лето и осень… Но я уверен, что ты говорил о другом… Выходит, они всё-таки встретились.       Последнюю фразу Пит произносит без вопросительной интонации. Он знает ответ. Но ему важно услышать его от Вегаса. Так ли он всё понял на самом деле.       Вегас двигается еще ближе, заключая Пита в объятия и кротко целуя. Затем омега различает его полушёпот: — Они не просто встретились. Нежными зелёными ветвями июнь окутал студёное сердце декабря и отогрел его тёплым дыханием. — И остался с ним, — Пит прижимается лбом к любимой груди, — и никогда-никогда не отпустит. Слышишь?       По движению подбородка альфы на его волосах Пит понимает, что Вегас кивает в согласии. Омега блаженно закрывает глаза. Еще слишком рано, чтобы заснуть в родных объятиях, да и Макао должен вернуться через час-два. А пока можно полежать вот так, в уютном тепле друг друга, слушая удары сердца другого и дрейфуя на безмятежных волнах настоящего счастья.