Дерево без корней

Тут ещё не наступила ночь, как в Годриковой впадине параллельного мира, но тоже вечерело. Дамблдора опять не было в кабинете. Кэрол сидела за профессорским столом со стороны посетителя и так увлеченно писала какое-то длинное эссе на свитке пергамента, что оторвалась только секунд через пять после появления Тома. Тот старался оглядываться по сторонам не слишком ошарашено: автор ни одной из прочитанных им книг на тему не подумал упомянуть, что пользование Омутом Памяти, в отличие от легилименции, занимает столько же времени, сколько длилось воспоминание. Честно говоря, Том Риддл никогда и не читал много об Омутах Памяти, поскольку они его не очень интересовали. Да, Омут позволяет освежить собственные воспоминания, позволяет увидеть воспоминания умершего — этого легилименция и близкие к ней виды ментальной магии дать не могут —, но в остальном Тому казалось, что Омут заменяем, и лично он предпочитал собственную ментальную магию использованию посторонних предметов. Он ошибался: всё же, совершенно другие ощущения, реалистичность и детальность несопоставимы. Кэрол открыла рот, чтобы заговорить, и Том заранее испытал дикое раздражение, представив примерно, что она хочет сказать. — Ну как, всё хорошо было видно? Не было проблем? — задала Кэрол совершенно внезапный, но тоже раздражающий вопрос. — Конечно. Отчего нет? Том Риддл попытался сказать это холодно и презрительно, но калибровка эмоциональных проявлений пока ещё не пришла в норму, и Том сам услышал, что в его интонациях скорее явственно слышится «пытается скрыть боль за колючим сарказмом». Кэрол не то не заметила, не то совладала с собой, и не стала смотреть на него с сочувствием. Сказать, что это спасло ей жизнь, было бы, всё же, скорее преувеличением, но вообще Том ощущал себя не в своей тарелке и за себя и свои вспышки ярости не ручался. — Мы впервые получили важнейшее экспериментальное свидетельство о топографии Вселенной, а ты спрашиваешь, «отчего нет?»?! Кажется, притвориться, что он прекрасно понимает, о чём она, уже не получалось, так что Том молчал, ожидая объяснений. — Как и предполагалось, близкопараллельные вселенные — всего лишь удобный описательный термин. Наконец-то мы можем быть почти точно уверены, что, несмотря на ветвистую структуру, Вселенная всё же едина! Смилостивившись над Томом, Кэрол всё-таки начала сначала. — В литературе часто описывают Омут памяти как разновидность ментальной магии, которая показывает чужие воспоминания, но это очень сильное упрощение. Тебе сейчас всё прекрасно было видно, хотя большую часть воспоминания я провела с закрытыми глазами. Также ты выходил в другую комнату, где меня не было, и тоже мог прекрасно наблюдать, что происходит. Впрочем, даже если бы воспоминание было бы другим, где все бодрствуют и находятся в одном помещении, суть та же: люди, как минимум, не видят затылком, а внутри Омута памяти можно смотреть в любую сторону. Да и вообще — люди не помнят свою жизнь в таких деталях — ты прекрасно знаешь это как легилимент. Есть, правда, и ментальная магия, которая имитирует то, как работает Омут, ты читал про неё? — Том кивнул. Он очень много про неё читал, — Но она работает по тому же принципу, что и разнородные Чары Грёз: окружающий мир имитируется всё больше с помощью жизненного опыта того, на ком используются чары. Ты без особого труда создашь убедительно выглядящее воспоминание про Хогвартс для меня, но чтобы эфиоп, посмотревший то же воспоминание, увидел действительно Хогвартс, а не нечто сильно по мотивам, потребуется очень много усилий. — Да, чтобы в точности показать коридор Хогвартса эфиопу, который никогда его не видел, нужно будет исходить этот коридор кругами, пока ты не запомнишь всё до последнего камня, — заметил Том, который в этой сфере действительно разбирался хорошо: он пробовал делать подобное, — К тому же, при использовании таких чар смотрящий воспоминание глядит, куда требуется, и не ходит, куда не просят, в силу того, как работает магия. Это тоже упрощает задачу. По сути, ты не показываешь своё воспоминание, а создаёшь сон о нём. Впрочем, и таким способом убедительно показать ложное воспоминание будет чрезвычайно сложно. — Нет, показать ложное воспоминание не составит труда, — возразила Кэрол, — не получится показать заведомо ложное воспоминание. То есть, игры памяти — это пожалуйста, а вот специально обмануть не выйдет. Ещё одно отличие от Омута, кстати. Он ложные воспоминания показывать не умеет: если твоя память до неузнаваемости исказила что-то, Омут просто не сработает. — Но ведь воспоминания для Омута тоже подделывают, — заметил Том. — Да, но для этого нужно физически встать посреди комнаты, разыграть сценку, а потом сложной ментальной магией создать воспоминание, которое на самом деле будет мешаниной из реального воспоминания и твоей сценки. В общем, предполагается, что Омут памяти использует скормленное ему воспоминание не как материал для показа, а как определенную ссылку на фрагмент ткани пространства-времени, который в точности воспроизводит. А поддельное воспоминание для Омута — не более чем подмена части этой ссылки, причём редко выглядящая убедительно. — Так что там с топологией Вселенной? Том неожиданно для себя действительно увлекся разговором. — До тебя известно только два случая того, как кто-то смотрел с помощью Омута воспоминания заведомо из «близкопараллельной вселенной»: Дамблдор со своей пижамой другого цвета, и я, которая пересмотрела это же воспоминание вчера. В обоих случаях мы смотрели свои собственные воспоминания, а значит можно было предположить, что эта «ссылка» в данном случае как-то срабатывает через нас самих — может, мы каким-то образом сохраняли в себе связь с предыдущей вселенной и Омут как бы «попадал» туда через нас? Но то, что воспоминание смог увидеть и ты, достаточно надёжно свидетельствует (хотя всё ещё можно выдвинуть некоторые альтернативные гипотезы), что физически «близкопараллельные вселенные» являются единой Вселенной, так как обладают единой, хотя и сложно организованной, тканью пространства-времени! Бесконечное множество ветвей проистекают из единого начала, но с точки зрения физики — это всё ещё единый, хотя и многоплановый мир. — Значит ли это, что ты можешь попасть назад? Или что я могу по-настоящему увидеть мать? — спросил Том Риддл. — Да нет, это чисто теоретическое построение, которое абсолютно ничего не меняет в плане абсолютной недосягаемости других ветвей целенаправленно. Просто очень интересно. «Мерлин, рейвенкловцы... Хоть для приличия, хоть бы капельку огорчилась. Она всё-таки говорит о собственной жизни», — подумал Том. *** Том Риддл считал, что Дамблдор всегда появляется очень вовремя (с точки зрения драматургии; с точки зрения Тома подходящих моментов для появления Дамблдора не существовало в природе), потому что имеет привычку подслушивать под дверью. Это было не так. Просто некое шестое чувство всегда подталкивало Дамблдора ускорить или замедлить шаг, чтобы появиться в самый подходящий момент. Вот и сейчас он появился ровно тогда, когда разговор как раз собирался перейти на впечатления Тома об увиденных воспоминаниях. Впрочем, в этот раз драматургия была изрядно подпорчена тем, что Том, не дав профессору Дамблдору даже открыть рот, поблагодарил за предоставленную возможность, сослался на усталость, извинился и ушёл с невероятной скоростью. Том понимал, что формальной вежливости тут явно недостаточно для того, что его поведение не выглядело грубым, и вообще обычно так себя вести он не посчитал бы приемлемым даже в отношении профессора Трансфигурации, но сейчас ему это всё было глубоко безразлично. Дамблдор и Кэрол неожиданно остались наедине. *** — О чём вы говорили, Кэрол? — спросил Дамблдор, усаживаясь в своё кресло. — О новейших экспериментальных свидетельствах о топографии Вселенной, профессор, — ирония в голосе Кэрол звучала чуть вызывающе. Дамблдор как будто не заметил: — Значит, как и ожидалось, никаких препятствий в пользовании Омутом не возникло. — Да, сэр. Повисла пауза. Не то чтобы напряженная, но оценивающая. — Он рассказал что-то ещё? — всё также спокойно спросил Альбус Дамблдор. — Нет, больше ни о чём мы поговорить не успели... — она встретилась глазами с профессором. — Но, если бы успели, я бы не стала вам рассказывать, профессор. Я считаю, что, если человек говорит мне что-то о себе, он рассказывает это мне, а не мне и моему мудрому наставнику. Дамблдор не мог не отметить, что в эту секунду Кэрол, невзрачная, пугливая девочка семнадцати лет, была почему-то невероятно похожа на него самого.