Привычный про́клятый мир

Небольшая горная река под названием Дочка, журча, мирно текла между крутыми склонами. Лишь по весне она разливалась бурлящим серым потоком, и по берегам никто не селился. По весне поток бывал ледяным и мутным, но сейчас вода, постоявшая в озере, была прогрета летним солнцем и прозрачна до самого дна. Ундин нашёл Петера именно там, где они договорились, у озера, в которое впадало сразу два водопада, Мамка и Папка, у того места, где Дочка брала начало. Петер к тому времени уже отпустил свою умную лошадку, чтобы шла обратно в замок, и беглецы отправились вниз по течению. Здесь можно было бы перешагивать с камня на камень и даже не замочить ног, но они повесили обувь на шеи и пошлёпали по воде босиком, ступая на круглые камни, выпирающие под водой со дна. Первую половину дня они спешили и нервничали, поэтому Петеру было не до весёлой болтовни и пения в дороге. К тому же река шумела, что не располагало её перекрикивать. Чтобы сэкономить время, они даже перекус устроили на ходу, ближе к обеду съев запас пшеничных лепёшек, пока те не зачерствели, и оставив остальные припасы на потом. Время от времени им встречались притоки, и Петер надеялся, что Ундин вот-вот выберет один из них, чтобы свернуть с основного русла. Это означало бы, что путешествию хотя бы через несколько часов близится конец. Но Ундин шёл дальше. Несмотря на то, что полуденное солнце припекало, от воды шла прохлада, так что их маршрут можно было бы назвать даже приятным, если бы не монотонная необходимость смотреть, куда сделать следующий шаг. Но и этот способ передвижения вскоре сделался привычным, и мысли Петера потекли своим чередом. Глядя на шныряющих над водой стрекоз, он мурлыкал про себя детскую песенку о братьях-драконах, слышанную недавно от менестрелей на рыночной площади, и думал, что пойди сегодня сильный дождь, следы замести было бы куда легче. Петер задумчиво поглядывал в спину Ундину. Почему кузнец не ушёл один? Одному, возможно, труднее драться, но вот прятаться — определённо легче. Уж во всяком случае не в компании с омегой, который пахнет на весь лес! Да и с самого начала — зачем этот человек вообще возился с ним? Да, Петер его позвал из окна, но никак не ожидал столько помощи. Не вино было тому причиной, первая версия теперь казалась Петеру совершенно смехотворной. И не деньги, как впоследствии выяснилось. Так что же? Хотел обеспечить себе особое расположение лорда и будущего короля? Рассчитывал со временем занять место при дворе? Отец учил Петера никогда не исключать такие причины. Омеги славятся хитростью и предусмотрительностью, омегу должно быть нелегко обвести вокруг пальца. Но Петер раздражённо пожал плечом. Действия Ундина совсем не походили на поведение лизоблюдов, которые иногда появлялись в окружении отца, начинали льстить и интриговать. Такие быстро вылетали из замка. Если Ундин сначала и планировал набрать очки в глазах молодого лорда, то его расчёты пошли прахом, а он превратился из уважаемого мастера в опасного беглого преступника. А ни досады, ни разочарования Петер не наблюдал в Ундине за всё время, пока они планировали побег. Человек, чьи расчеты не оправдались, обычно не так ведёт себя с тем, по чьей вине вся его жизнь пошла козлу под хвост. Может, Ундин давно мечтал рвануть из Винтерфелла, а этот случай дал ему лишь дополнительный толчок? Может, ему было от кого сбежать? — Ундин, ты женат? — громко спросил Петер ему в спину, пользуясь моментом, пока решительность не ушла. Тот, не оборачиваясь, помотал головой. Петер не видел, как он горестно скривил губы и с болью прикрыл глаза. В общем, отсутствие семьи у Ундина как раз объясняет, почему он так легко снялся с места. Но почему он тащит с собой такого неудобного спутника, которого сложно прятать? Неужели из обыкновенной симпатии? Слабовата причина, не сравнима с таким риском. И ведь не спросишь, он не напишет ответ честно. А может… Может, его забавляет, как Петер неадекватно реагирует на простолюдина, словно тот чистокровный альфа? Может, Ундину это и льстит, и одновременно даёт шанс позабавиться, раз за разом выставляя незадачливого лорда на посмешище… Знал же он вчера, что Петер не в себе, да ещё и нетрезвый, мог же предвидеть, чем всё кончится, а всё равно лёг рядом с ним под одеяло. Что это было? У Петера не было ответа. А потом молодому лорду пришло в голову, что ближе к вечеру им нужно будет выбираться из воды, и ему придётся залезть Ундину на спину. Не на ручках же он его понесёт перед собой! А ведь это именно Ундин запланировал такой способ скрыть след! Странным образом Петер был втайне рад этой необходимости, хотя и понимал, что будет неловко и что его опять могут охватить неуместные мысли. Но теперь! Он поднял взгляд от воды и глянул на спину Ундина, шагающего впереди. Спина была такой, что парень поскорее отвёл взгляд от широких плеч и мерно движущихся при ходьбе лопаток под рубашкой, упёрся взглядом в подсумки Ундина, притороченные к поясному ремню. Чтобы подключить рассудок, Петер спросил себя, не будут ли они мешать, когда придёт время забираться на эту спину. Засмотревшись вперёд, он оступился, угодив ногой в углубление между камнями, и с криком взмахнул руками. Ундин оглянулся, но видя, что Петер уже выпрямился, кивнул и пошёл дальше. — Ничего-ничего, это я замечтался, — сказал Петер. И тут же одёрнул себя — не оправдывайся! Лорд ты или кто? Он нагнал Ундина и постарался сосредоточиться на скользких камнях под своими ступнями, но это было скучно, и он долго ещё гнал от себя мысли о том, как будет ощущаться спина Ундина, когда он прижмётся к ней животом, плечи, когда он обхватит их руками, чтобы не свалиться. Петер злился, но ничего не мог с собой поделать. *** Перед побегом из Винтерфелла Петер взял в своих покоях только самое необходимое — пристегнул меч, сунул в котомку одежду потеплей для ночёвок в лесу, нож и немного денег, сколько нашлось на тот момент в его кошеле. Он не стал даже тратить время на переодевание, только сменил домашние невесомые туфли на обувь с крепкой подошвой. Перед уходом отдал распоряжения слугам насчёт побитых гостей замка, лежащих в винном погребе, велел, чтобы ими занялся мейстер, а сам бросился прямиком в конюшню. Улизнуть через ворота они с Ундином оба успели, часовым, понятное дело, не пришло в голову останавливать ни того, ни другого. Если лорды-альфы и пришли в себя, то из-за головной боли они не могли сразу подняться на ноги и организовать погоню. Пока они стонали, приложив к головам лёд и осознавая кто в их бедах виноват, пока добились, чтобы в их покои вызвали не мейстера, а начальника стражи, пока объяснили ему всё о воре, пока убедили его, чтобы действовал, Ундин давно выскользнул за ворота. Он тоже смог заскочить к себе в дом и наскоро собраться в путь, а потом ушёл неприметной тропинкой, которая пролегала по холмам далеко от Королевского Тракта, мощёной дороги на юг. Нынешняя его жизнь в Винтерфелле была небывало законной и безопасной, но привычка жить, разведав на всякий случай путь к бегству, взяла своё. Кто бы знал, что это окажется так кстати! *** И вот, долгожданный поворот в русло притока! День клонился к вечеру, и Петер оценил терпение Ундина, но вздохнул с облегчением. Лес, нависающий над склонами, здесь, вдали от дорог, замка и мелких людских поселений был густым и нетронутым. Если собак пустили обнюхивать берега, и погоня дойдёт сегодня до места, где беглецы свернули из русла Дочки, то, ничего не заметив, псы продолжат путь и уведут погоню вниз по реке. Нереально было бы обследовать каждый приток, на это и месяца не хватит, а стражники вряд ли будут проявлять искреннее рвение, получив распоряжение не от своего короля, а всего лишь от его вассалов, какую бы награду им ни посулили. Спустя час Ундин и Петер, поднимаясь вверх по безымянному ручью, пыхтя и останавливаясь передохнуть, оказались далеко от поворота. Но долго отдыхать было нельзя — ключевая вода оказалась значительно холоднее, чем речная. Наконец, они зашли в такую чащу, что и костерок бездымный не страшно было развести, отойдя ещё немного от ручья в глубь леса. И всё же Ундин хотел перестраховаться и не оставлять следы омеги у воды. Путешествие предстояло долгое, а у лордов могла взыграть обида, провоцирующая их несколько дней упорствовать в поисках. Не хотелось бы давать погоне ни единого шанса. Стоя босыми ногами в воде, Ундин быстро оглянулся, поймал взгляд Петера, перевернул с бедра на живот висящую через плечо тяжёлую котомку, присел на корточки и подставил спину. Сжав кулак, он указал Петеру оттопыренным большим пальцем через плечо, разрешая забираться. Ничего подозрительного, решил Петер, да и не насмехался Ундин ни разу до этого. — А как твоя рука? — спросил он, неожиданно оробев. Ундин разогнулся, чтобы снова взглянуть назад, широко улыбнулся, но, как показалось Петеру, чуть криво и насмешливо, и по́шло поманил его указательным пальцем. Лицо Петера исказилось от возмущения и брезгливости. Дрын засохлый! Да так презрительно только нищих подзывали отдельные надменные господа, когда хотели бросить им в шапку медный грошик. Но Ундин уже снова повернулся задом, нагнулся и повторил свой жест большим пальцем за спину. Он уловил недовольство Петера по лицу и решил, что тот по-прежнему стесняется предстоящих объятий, переживает, что его поведёт от плотного трения с кем-то недостойным. Ундин постарался показать Петеру, что простодушно не придаёт этому эпизоду никакого особого значения, что вообще ничего не заметил. Петер хмуро закусил губы и шагнул вперёд. Допустим — ему только показалось, что Ундин издевается. Чтобы не давать над собой смеяться, нужно не подавать виду, что его что-то смущает. — Ладно. Раз договорились… — сказал он. Перекинул за спину дорожную котомку и ботинки, свисающие с шеи, подошёл и примерился. Ему даже не пришлось подпрыгивать, оставалось только прилечь грудью на эту широкую спину и обвить Ундина руками и ногами, оставив ниже под собой ремень с подсумками, обхватывающий мужчину вокруг талии. Петер так и сделал. Ундин, резко выпрямляясь, подбросил Петера, а сам завёл руки чуть назад и подхватил его под бёдра, чтобы тот не съезжал. Петер ахнул от неожиданного взлёта и крепче вцепился в Ундина. Теперь главное, чтобы Ундин не поскользнулся и не свалил Петера в воду. Сначала мужчине придётся босиком преодолеть участок колючей жёсткой травы, растущей вдоль берегов, но это недолго, а под густыми лесными кронами будет только палая листва, хвоя и мягкий мох. Ундин ещё раз легонько подбросил лорда у себя на спине, устраивая его поудобней, и шаг за шагом начал подъём на крутой берег. На спине Ундина Петер вдруг почувствовал себя в безопасности. Да не мог его спутник поддразнивать его! Это Петер слишком мнительный. Наоборот, Ундин всё время защищает его, заботится и оберегает. А жест… Ну, а как ему ещё объясняться, кроме как жестами! Видя, с каким трудом Ундин взбирается на склон, выжимая их общий вес то правой ногой, то левой, Петер испытал вдруг не прилив желания, которого боялся, а волну необъяснимой нежности. Чтобы облегчить задачу Ундину и не заставлять его нагружать раненую руку, поддерживая Петера, парень покрепче стиснул его талию бёдрами и от души обнял за шею. Через три дня, хоть течка и кончится, никуда Петер его одного не отпустит! И домой не вернётся. Лучше отправится с ним. А то вдруг Ундина потом нагонят, схватят? Или вдруг грабители? А у Петера хотя бы есть меч, и он делал успехи в тренировках. Да что угодно может случиться с одиноким путником! Просто ногу подвернёт в безлюдном месте — и некого будет послать за помощью. Нет, теперь это его друг и подельник, теперь им судьба идти вместе. Теперь это его Ундин — не слуга, а товарищ, — и Петер просто не сможет с ним расстаться… По крайней мере не убедившись, что с ним всё хорошо. Петер на мгновение припал щекой к затылку Ундина, вдыхая запах его кожи, но от ходьбы сильно качало, и прижаться надолго не удалось. На Петера вдруг нахлынуло иррациональное ощущение, что он нашёл своего альфу, что это именно тот, кто ему нужен. Петер вроде понимал краем сознания, что это глупая фантазия, почти детская, ожидание, что кто-то большой возьмёт тебя и отнесёт в безопасное место, где будете только вы вдвоем и ваши чувства, но парень не мог сопротивляться воображению. Слишком приятно было думать, что это лучший на свете альфа несёт его к себе, полный желания и предвкушения, это он бережно поддерживает Петера под ягодицы, это он сейчас положит его на сухой мягкий мох и сделает с ним что-то прекрасное, что-то, чего Петер так давно ждёт и жаждет, что-то, от чего он будет плавиться, как мягкое олово в тигле. Петер отбросил дурацкие опасения и позволил себе впитывать ощущения. Что может быть приятней, чем томление, когда жмёшься всем телом к тому, кому полностью доверяешь; приятней, чем чувство обладания, когда сжимаешь между бёдер эту мускулистую талию; приятней, чем уверенность, что крепко сцепил руки перед грудью у родного человека и ощущаешь прямо около подмышек его плечи, а дышишь ему в волосы. Петер зажмурился, не в силах пережить охватившее его счастье, пусть и выдуманное. Только бы не застонать, только бы Ундин не заметил!.. Отдалившись от ручья на заметное расстояние, Ундин остановился. Он присел и аккуратно ссадил Петера на землю. Петер не смог стоять, он сел на колени и спрятал лицо, низко опустив голову. Надо было отдышаться. — Сейчас… — пробормотал он. — Сейчас встану. Ундин чувствовал спиной, пока шёл, что Петеру нравится обнимать его, к тому же парень не сказал ни слова за всю дорогу. Вот Ундин и не спешил его ссаживать. Но он не предполагал, что Петера от качки может замутить. Сейчас Ундин не мог спросить его о самочувствии, поэтому склонился и приподнял голову Петера за подбородок, чтобы понять, насколько всё плохо. Но на лице Петера от этого движения появилась безвольная доверчивая улыбка. Он приоткрыл глаза и глянул на Ундина затуманенным шальным взглядом. — Сейчас… — повторил он. — Надо идти? Ты иди. Я догоню. Ундин покачал головой и улыбнулся про себя. Хорошо всё с его лордом. Просто замечтался. Не Ундину было его осуждать, он сам предавался мечтам всё время, пока его нёс. Ундин отошёл в центр поляны, снял свою котомку и, достав оттуда короткий походный топорик, бросил её на землю. Вернулся к Петеру, со значением положил рядом с ним огниво, а сам не спеша пошёл в лес, поднимая на ходу толстые сухие ветки, годные на растопку. Петер глянул на огниво, постарался собраться и понять, что вокруг происходит. Ундин хочет, чтобы Петер разжёг огонёк, пока сам он собирает хворост. Выходит, Ундин выбрал место для ночлега. — Ты не смотри, что я… — попытался оправдаться Петер, глядя, как удаляется Ундин. — Я просто задремал на ходу. Ты зачем меня до самого места нёс? Мог бы и раньше снять… Но Ундин уже скрылся за деревьями. Петер ещё раз тупо посмотрел на огниво и подумал, что сейчас самое время сменить омегавоск, там, наверное, полный потоп. Не стоило так расслабляться. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Верно?