Привычный про́клятый мир

С утра в их зелёную от мха и трав «гостиную», простирающуюся между гор, снова приземлился Лефар, хлопая кожистыми крыльями с изумрудным отливом и взрыхляя гальку у ручья когтями. Петер подбежал его поприветствовать, но молодой дракон сам прошёл в сторону костра. Он хотел посидеть рядом, поучаствовать в разговорах, пока все четверо людей будут завтракать. Когда с трапезой было покончено, Петер неестественным голосом попросил Уэнда подняться. Юный лорд встал перед своим возлюбленным и подал ему руку, чтобы помочь встать, как больному или раненому. Уэнд заподозрил неладное, встал, но руку сразу отнял. Геральт и Лютик подошли и встали по обе стороны от Петера, странно улыбаясь. Это ещё сильнее укрепило опасения Уэнда. Он взглянул на Лефара, но по вытянутой змеиной морде дракона ничего нельзя было прочесть. Только глаза его улыбались с лёгким прищуром, но это как всегда. — Эй-эй, ребята, вы чего? — спросил Уэнд своих друзей. — Я несъедобный! Меня даже прожарить как следует не удастся! Визерион вон пробовал — недожарил. Петер ухмыльнулся и снова аккуратно взял его за руку. Взглянул в глаза. Уэнд притих. — Не бойся, я тебя не съем, — сказал ему Петер, продолжая так нежно смотреть на него своими невозможно прекрасными глазищами, что у Уэнда колени начали подгибаться. — Я всего лишь хочу спросить тебя: ты станешь моим мужем? Я люблю тебя, восхищаюсь тобой, я… — Хочу тебя, — хихикая, подсказал Лютик. Петер оглянулся на секунду и шикнул на безобразника, но не сбился: — …ценю и уважаю тебя, Уэнд. И я хотел бы провести с тобою свою жизнь. Что скажешь? Можешь не отвечать сразу, можешь отказать, я пойму. Между нами это ничего не изменит, должен заметить. — Петер резко втянул в себя воздух, и только сейчас стало видно, как сильно он волнуется. — Но я мечтаю, чтобы у нас было не только наше сегодня, но и… уверенность, что мы друг для друга больше, чем временное любовное увлечение. Так как? Поженимся? Уэнд так долго молчал, глядя на парня, что Петер тихонько выпустил его руку из своей, сделал шаг назад и опустил глаза. Лишь тогда Уэнд сообразил, что так и не сказал ни слова, а Петер, наверное, нервничал и ждал ответа, но, видимо, уже перестал. Уэнд сам схватил его за руку и ответил: — Да! И заговорил уже тише: — Да, Петер, да. Я так… Я самый… счастливый… везучий… онемевший от восторга сукин сын в мире! Как ты сказал? Всю жизнь! Да я бы… Но Петер не стал дослушивать, не в словах теперь было дело. Он бросился к Уэнду и словно ребенок с разбегу запрыгнул ему на руки, обхватил его ногами. Уэнд обнял Петера покрепче и закружил, рискуя наступить в костёр. Лютик и Геральт поймали его в последний момент, чтобы, обняв их обоих, оттеснить от тлеющих углей. Уэнд опустил Петера ступнями на траву, впился ему в губы. Лефар мотал головой от удовольствия и слегка взмахивал расправленными крыльями. Петер предупредил с утра только Геральта и Лютика, а дракон такого события никак не ожидал и был горд, что именно он стал свидетелем этого предложения. Сбывалась его маленькая и доселе почти несбыточная мечта — на его глазах люди соединяли свои судьбы. *** Свадебную церемонию провела Илур. Надолго откладывать не стали, устроили всё на следующий день. Низкорослые горные цветы не годились, чтобы сплести венки, так что Петер просто воткнул несколько цветков себе в волосы и Уэнду прикрепил на одежду, раз уж с его волосами приключилась такая беда. Уэнд всё норовил подчеркнуть цветком ту часть тела, которой больше всего гордился, но Петер умудрился его переубедить. И вообще, по мере приближения церемонии Уэнд пошлил всё грубее и грубее. Петер чувствовал его волнение и пытался прощать и морально поддерживать, но когда тот начал расхваливать природные достоинства омег, он уже подумывал ненадолго обидеться. — Если хочешь знать, я тоже волнуюсь, — начал он, — а ты совсем не помогаешь… — А я что? Я ничего! — шутовски тряхнул головой Уэнд. Петер понимал его. Но нельзя же считать себя недостойным в такой день и так рьяно пытаться доказать это. Неясно было только, как донести это до Уэнда. Петер чувствовал, что закипает. Вмешался Геральт. Он успокаивающим жестом отстранил Петера, взял Уэнда под локоток, отвёл в сторону и прошептал: — Всё понимаю. Страшно и хочется, чтобы тебя прогнали. Чтобы эта пытка ожиданием прекратилась. Думай, Уэнд. Ты правда хочешь всё сорвать? Уэнд одновременно помотал головой и пожал плечами. «Нет. Не знаю». Зато честно. — Ты уже согласился, — напомнил Геральт, — и, по-моему, правильно сделал. Питер справится с тем, чего ты боишься. Этот человек знает, чего хочет в жизни. И тебе остаётся только ему довериться. Сможешь? Вот тут Уэнд уверенно кивнул. — Спасибо, что вправил мозги, помогло, — сказал он, сглотнув, и бросил взгляд на стоящего в отдалении Петера. Тот с ожиданием смотрел на них. Уэнд ободряюще улыбнулся и показал пальцами сердечко. У Петера слегка кольнуло в груди — снова он говорит знаками! Но парень постарался не подать виду и помахал в ответ. Колец у них тоже не было. Лютик предложил взять ради такого случая те перстни с самоцветами, что он носил для красоты, но молодые отказались. Им хотелось чего-то более личного, того, что будет символизировать их собственную историю. Геральт рассказал, что в их мире во многих королевствах не используют кольца, а оборачивают руки молодоженов широкой атласной лентой или тканью. Что-то подобное у них нашлось. Лютик предложил сочинить для церемонии формулу супружеской клятвы. Но Илур знала слова, которые использовали её предки, когда женили людей в этом мире до исчезновения драконов, и было решено использовать их. Праздничное угощение не отличалось разнообразием, но оформить его постарались максимально торжественно. Зато музыкальное сопровождение ожидалось превыше всяких похвал. Голос Лютика уже восстановился, и он со своей ненаглядной лютней не подвёл. Во время сочетания просто наигрывал что-то светлое и нежное, внимание на себя и свою музыку лишний раз не перетягивал, но настроение создал удивительно трогательное. Саму церемонию устроили над живописным обрывом, откуда открывался потрясающий вид на долину и горы. Геральт обернул полотном вытянутую руку Уэнда, мягко сжимающую руку Петера. Молодые повторили за Илур слова супружеской клятвы, оба отпили вина из одного бокала и поцеловались. После этого Лютик отвёл счастливую пару с обрыва на широкую поляну и подал им идею потанцевать вдвоём, обнявшись. Уэнду такой танец был в новинку, обычно в народе плясали парами разве что вприпрыжку. Но покачаться вдвоём, обнявшись, под волнующую песню о счастливой любви оказалось тоже очень приятно. И до буйной пляски потом дело дошло, но уже после трапезы. Их запасы алкоголя подходили к концу, и ноги сами потянули всех в пляс, нельзя было воспротивиться звонким струнам. Попрыгать, взявшись за руки, и покружиться парами оказалось так весело! Несколько драконов наблюдали за праздником с отдалённого горного склона. Они не любили располагаться слишком близко друг к другу, а острое зрение позволило им всё прекрасно увидеть. Перед тем, как вечером сняться со своих мест и улететь, они подлетали по очереди к лагерю и, приземлившись ненадолго, говорили слова поздравления и желали своему кровному родичу Петеру и его избраннику Уэнду долгой счастливой жизни, полной любви. Лефар, к примеру, был вне себя от счастья и попросил разрешения когда-нибудь в будущем прилететь к ним в гости, чтобы посмотреть, как они устроятся в жизни. — Как же ты найдешь нас, мы же не знаем, где остановимся? — смутился Петер. — А письма к вам пока не ходят. На следующий день Лефар принёс им небольшой артефакт, Драконью Звезду, похожую на толстую суставчатую трость или тонкий телескоп. — Когда устроитесь, сделайте выстрел из этой штуки прямо в зенит, — объяснил он. — Это не Звезда, на самом деле — это скорее волна. Она прокатится по верхним слоям атмосферы, и мы все её почувствуем. Так я узнаю, где вы. А в день свадьбы Петер и Уэнд приняли торжественное поздравление ещё и от Визериона. Красный дракон теперь уже лично принёс извинения за свою страшную ошибку и церемонно благодарил Уэнда и его спутников за то, что даровали прощение. Важности дракон при этом не терял, вёл себя, как настоящий патриарх, и изрёк, что умение прощать ошибки — самое ценное качество в жизни. Уэнд потом все уши прожужжал Петеру, что Визерион — самый огромный, страшный и крутой, и что теперь красный дракон — его кумир. *** Они прожили в драконьих горах ещё три дня и познакомились ещё с тремя драконами. Как ни удивительны были их рассказы, а подошла пора возвращаться к людям. Но вот куда? Петер спросил Уэнда: — Что ты думаешь о том, чтобы нам с тобой съездить на Север, в Винтерфелл? Понимаешь, я хочу объявить о состоявшейся свадьбе во всеуслышание и при всех отречься от наследования северной короны в пользу сестры. Так я смогу почувствовать себя полностью свободным, смогу отправиться с тобой куда захочешь. Петер был уверен, что теперь Уэнд защищён тем, что он в браке с принцем, и Король Севера снимет с беглого кузнеца обвинения в нападении на лордов. Петер, если надо, поклянётся, что Уэнд тогда действовал по его приказу, защищал его, своего лорда. Уэнд согласился, что теперь, когда пострадавшие в стычке с ними альфы далеко от Винтерфелла, это должно сработать. — Когда все узнают, что мы вместе, — сказал Петер, — когда им придется принять моё решение пожениться с тобой, ты тоже поймёшь, что ты для меня не блажь, не дорожное приключение, не тайная интрижка. Я свою жизнь намерен перекроить на новый лад, чтобы жить с тобой открыто. И мне плевать, что раньше так никто не делал. — Меня больше пугает не то, что припомнят моё «преступление», — признался Уэнд. — Я волнуюсь за тебя. Как венценосный родитель отнесётся к выбору Петера, думал Уэнд. Что почувствует Король Севера, когда его поставят перед фактом, кто теперь его зять? Не придёт ли он в ярость и не сделает ли что-нибудь со своим непредсказуемым сыном? Характера леди Вирджинс, приемной матери Петера, Уэнд почти не знал. Но он не думал, что она станет чинить препятствия Петеру, ведь это её дочери в результате достанется трон и корона. А вот что скажет старая Санса Великая, Уэнд предугадать не мог. Возможно, властная леди-бабушка захочет заставить Петера жить, как следует, и ведь у неё для этого будут все возможности. Вдруг она запрёт Петера, а его внезапно нарисовавшегося «мужа» в лучшем случае выгонит, а в худшем — велит избавиться от такого подарочка судьбы более радикально. Риск, риск, столько риска... Но эти мысли Уэнду тоже пришлось оставить при себе. — Я неплохо знаю короля Антония Старка, — сказал Уэнд, — все цеха работали под его руководством, и наш в том числе. Обычно он умел слышать противоположное мнение. И даже умел соглашаться с ним, отказавшись от своих прежних взглядов, если доводы казались ему разумными. Но то в работе. Будет ли он так же терпим к событию, которое касается его лично? На которое он не мог повлиять? — Ну не убьёт же он меня! — засмеялся Петер. Он вспомнил, что нужно рассказать Уэнду о содержании письма от Сансы, в котором она благословила Петера делать выбор в пользу любви. Выслушав пересказ, Уэнд ещё сильней задумался. В конце концов он ответил: — Я бы мог притвориться, что боюсь вернуться, как преступник, что я хочу и дальше прятаться. Но я вижу, как тебе это важно, Петер. Поехали. *** Перед отъездом друзья узнали, что они не всех здешних драконов видели, некоторые находились сейчас на других континентах. — Отличный повод вернуться сюда снова и повидать их! — воскликнул Петер на прощанье. Лефар жутко оскалился, пытаясь изобразить улыбку, солнце блеснуло на белоснежных остриях его клыков. Илур, сидящая на дальних скалах, взмахнула крыльями и выпустила небольшой клуб огня, чтобы покрасоваться. Остальные драконы, с которыми они успели познакомиться, попрощались раньше. Как-то так получилось, что бард и ведьмак отправились на Север вместе с новоиспечённой парочкой как будто это само собой разумелось. Они и Север посмотреть хотели, и влюблённых подстраховать в их затее. Да и потом: кто ещё должен подтвердить людям, что свадьба состоялась, как не свидетели? В одну из ночей Ундин, лёжа на животе на узкой трактирной кровати и подпирая подбородок кулаком, спросил, глядя на Петера, растянувшегося на такой же кровати у противоположной стены. — Ты, случаем, не беременный? — Да ну тебя, Уэнд! — лениво ответил Петер, подумывая, не запустить ли в Уэнда подушкой. Тот прекрасно знал, что такого не бывает, просто дразнился. — Что за новые старые шуточки? — Твоя течка уже должна была начаться, разве нет? Просвети мужа. — Дай подумать, — юный лорд почесал бровь и нахмурился, считая дни. — Нет, ещё примерно неделю ждать. А что? Погоди, ты что, соскучился? Захотел этих ощущений? — Да ты меня и так каждую ночь балуешь, Петер, с тобой разве соскучишься, — улыбнулся Уэнд. — Хочешь сказать, для тебя нет никакой разницы? — осторожно спросил Петер. — Честно говоря, нет. Петер не поверил, но ему не хотелось признаваться вслух в своём страхе — а он подозревал, что его мужу больше нравится иметь дело с чем-то влажным и податливым, похожим на женское лоно. Не зря же Уэнд когда-то выбрал себе в супруги женщину. В первый раз у них с Петером всё случилось в удачный день, повезло. А вдруг Уэнд теперь каждую ночь с ним просто терпит неудобства, используя масло, радуясь малому и ожидая полноценных дней «проклятия»! Не думал Петер, что течки, которые он так ненавидел, станут благом, и он будет радоваться их существованию. — А тебе оно как? — спросил Уэнд. — По-разному ощущается? Просто я думал, для тебя самого во время течки всё будет проще. — Мне в любом случае хорошо с тобой, — обтекаемо ответил Петер. На самом деле во время течки его тело так нуждалось в ласке, что любое касание казалось счастьем, а уж секс становился поистине грандиозным. Сейчас он тоже здорово заводился, но не настолько запредельно. Тем не менее Уэнду Петер хотел казаться влюблённым и страстным в любой из дней. — А представь, если наша свадьба сняла Проклятие, если мой волшебный поцелуй любви сотворил с тобой чудо, мой принц, и ты стал таким, как я? Словно в сказке? — хихикая, спросил Уэнд. Петер улыбнулся и пожал плечами, не желая углубляться в эту опасную тему. Ведь если проговориться, что ему жаль было бы теперь лишиться течек, то Уэнд, чего доброго, неправильно поймёт. Решит, что в обычные дни Петер холоден к нему, что не так уж хочет секса в это время. *** Но из-за неосторожной шутки Уэнда, что принц расколдован, Петер задумался, как бы он себя чувствовал в жизни, кем бы был, если бы Проклятие не лежало на нём. На одной из стоянок на берегу реки в их привычной тёплой компании он задумчиво заговорил: — Если бы я был крестьянином, в моей жизни не было бы такой беды. Я бы мог выбирать спокойно, с кем хочу любви и секса. Но с другой стороны, будь я простолюдином, жизнь моя была бы куда труднее. Каждый день тяжко трудиться в поле — это же не мечом иногда помахать с учителем для сноровки. Старые Боги были милостивы, мне очень повезло, что я сын лорда и при этом не уродился бастардом. У них самая печальная участь. — Да, ты рассказывал о своём деде Тирионе Ланнистере, — вспомнил Лютик. — Дело даже не в нём. Его хотя бы не лишили фамилии и титула, его не изгнали из дома матери. Понимали, что он не кто-нибудь — сын Эйриса Таргариена, властителя всего Вестероса, и это служило незримой защитой мальчику. Тайвину Ланнистеру приходилось относиться к навязанному ему приёмышу по-особому, делать вид, что это его сын. — И не говори, — подхватил Уэнд. — А вот если ты простолюдинка, родившая сына от лорда — это куда более страшная история. Таким матерям и их детям не позавидуешь. Лютик весь обратился во внимание, Геральт тоже склонил голову, обозначая, что прислушался. Петер стал рассказывать: — Да, потребности альф и омег у незаконнорожденных юношей такие же, а возможностей — никаких. В прошлые века в чём-то было лучше. Распространенной практикой среди лордов было признавать своих бастардов, прижитых от простолюдинок, брать их к себе в семью и воспитывать наравне с детьми супруги. Даже если были живы и подрастали законные дети лорда, бастардов тоже объявляли лордами. Это потому что наследники слишком часто погибали от болезней и в войнах, и нужно было как можно больше детей. — Так должна же была сложиться традиция такого узаконивания сыновей, разве нет? — спросил Геральт. — Было бы хорошо. Но сейчас, в отсутствии войн, случаи признания бастардов стали редкостью. Наверное, лорды не хотят выдавать жёнам свои похождения на стороне. Благо, если бы про́клятые, родившиеся от незнатных любовниц, могли найти себе в пару бастарда под стать себе и если бы они могли поселиться и жить вдвоём где-нибудь на отшибе. Но народ их суеверно опасается, их отовсюду гонят. Найти себе жену и зажить, как все, такой парень тоже не может. Замуж за бастардов девушки боятся выходить, как будто это чудовища какие-то. — Понятное дело! — кивнул Лютик. — Никто не хочет рожать от них про́клятых детей. — Нет, их дети не наследуют Проклятие, ведь непризнанные бастарды не лорды по статусу, — ответил Уэнд. — Это такой же закон Проклятия, как тот случай, когда лорды, во взрослом возрасте получившие титул от короля, всю жизнь зачинают про́клятых, но сами остаются обычными, — добавил Петер. — После Великой Зимы это типичная история, — мрачно поделился Уэнд. — Первая течка или гон подросшего мальчика выдаёт мужу, что жена прижила сынка не от него, а от лорда. И обманутый муж убивает или жену, или подкидыша, или обоих. — Сам я лично таких семей не знаю, но слышал, — сказал Петер. — Конечно, ты таких не знаешь — твой лорд-отец нормальный, в его землях бастардов нет, — ответил ему Уэнд. — Он не тот, кто ищет утех с женщинами на стороне, чтобы потом бросить своих незаконных детей. А в Королевской Гавани, особенно у нас, в Блошином Конце, чего только не насмотришься. — Это ужасно, — прошептал потрясённый Лютик. — Я думал, Проклятие было создано, чтобы покарать виновных по справедливости, — тихо выговорил Геральт. — Может быть, Булверд Проклявший и хотел справедливой кары, но у него не было времени продумать все последствия, — ответил Петер. — Мне кажется, он был в таком ужасе от гибели всех Детей Леса, пришёл в такую ярость, что смог только собрать все возможные силы для мести, но не в состоянии был обдумать её обстоятельно. Ведь он и своей жизни не пожалел на это колдовство. Я уверен, что это не было хладнокровным расчётом. — Но справедливости в мире это не прибавило, — саркастично ухмыльнувшись, добавил Уэнд. *** В Винтерфелле, несмотря на опасения Уэнда, встреча семьи со сбежавшим сыночком прошла без скандалов. По крайней мере, в первый день, пока никто не знал о свадьбе, их приняли как подобает. Некоторый фурор возвращение беглеца с такой неожиданной компанией, конечно, произвело, но все члены семьи и придворные держались в рамках приличий в присутствии незнакомых спутников Петера: воина с желтыми глазами и музыканта с манерами лорда. Петер, как полагается, познакомил свою семью с Лютиком и Геральтом. Хорошо, что ему не было нужды представлять Уэнда лорду-отцу, ему не пришлось размышлять, как построить фразу: «Это мой друг Уэнд» или «Это мой муж Уэнд». Король Севера велел разместить в замке в комнатах для гостей всех троих, вежливо не припоминая, что у кузнеца есть за крепостной стеной свой дом. Поэтому ясно было, что Уэнд прощён. То, что к кузнецу вернулся голос, Старка, судя по всему, искренне обрадовало. А настоящее имя Ундина он, оказывается, знал. Выяснил его ещё при самом первом знакомстве — Уэнд тогда писал ему мелом на дощечке короткие ответы на вопросы о себе. И лишь на следующий день Петер, уже переодевшийся из скромной дорожной одежды в свой ежедневный расшитый наряд и прижав длинные волосы позолоченным обручем, попросил отца о личной беседе. Наедине он признался отцу, что заключил брак с Уэндом — настоящий брак, всамделишный, без шуток. Что сочетали их браком драконы. И что приехал он, чтобы отречься от престола. Петер не стал сообщать отцу эту новость в присутствии своих спутников или дожидаться случая, когда рядом будет леди-бабушка. Она встала бы на его сторону, конечно. Да и компания друзей могла бы защитить парня от гнева отца, если тот решит разгневаться. Но Петер решил поступить благородно и никем не стал прикрываться, а сообщил всё это с глазу на глаз. Зато он узнает истинное мнение отца, пусть и враждебное. Но Антоний Старк повёл себя так, как Петер и ожидал. После первого шока, который король запил крупным глотком вина, он отставил кубок подальше и стал ходить вдоль малой залы, размышляя. Петер стоял около стола для совещаний, положив руку на высокую спинку одного из пустующих стульев. Он не садился, но к собственному удивлению испытывал лишь лёгкое волнение, он ожидал с достоинством, не сжимался от страха и не кусал губы. — То есть, ты ставишь меня перед фактом? — хмурясь, спросил его лорд-отец. — Что ж, имеешь право. Не хотел бы я, чтобы кто-то диктовал свою волю в подобных вопросах мне. Потом они уселись друг напротив друга и поговорили как полагается мудрому отцу и взрослому сыну. С уважением друг к другу. Петер ответил на вопросы отца и рассказал, как он хотел бы жить дальше. В итоге Антоний взял ночь на то, чтобы всё обдумать, и на следующий день дал сыну ответ, что согласен. Петер может объявить всем и о свадьбе, и об отречении, а Король Севера поддержит его решение. *** Отречение Петера от короны прошло скромно: в присутствии семьи, гостей Петера и нескольких самых близких придворных. На священной поляне перед ликом Чар-Древа Петер просто сказал о своём решении, снял с головы и передал позолоченный обруч в руки сестре, а себе водрузил на голову серебряный. Весть об этом в тот же день разослали во все крупные дома Вестероса. Ничто в тот день не вызвало подозрений, что определённая перемена произошла в мире. Ни раскатов грома, ни какой-нибудь кометы, ни других небесных явлений замечено не было. Даже Чар-Древо не шелестело листьями как-нибудь по-особому. Только Вещий Бран, сидя на своей коляске, качая седой головой и улыбаясь, проговорил: — Чему суждено, то рано или поздно случается. Но никто не обратил внимания, потому что эти слова можно было отнести к только что произошедшей церемонии отречения от престола. Впрочем, равно как и к любому другому событию, большому или малому.