Невозможно

      — Всё будет исполнено в лучшем виде, — Ода мрачно прищурился и сдул со лба прядь, всё норовящую залезть ему в глаза. Он крепче прижал к себе телефон плечом и вновь щёлкнул по стрелке, вчитываясь в бегущие ряды названий. По другую сторону трубки, раздались предупреждающие слова, — Я знаю, что моё время ограничено. Это не стоит напоминания. Задача не так уж и сложна.        Парень наклонил голову, пусто уставившись в английские буквы. Мягко прикусив зубами провод, он вставил в ухо круглую таблетку наушника, слушая первые строчки включенной песни. What is love? Oh baby, don’t hurt me Don’t hurt me No more Baby, don't hurt me, don't hurt me No more What is love?       Это было не то.       Нет, песня была классной, но совершенно неподходящей под нынешнюю ситуацию.       В худшем случае — это могло сбить весь его настрой.       Поставив себе мысленную отметку о существовании этой песни, Ода поставил плеер на паузу и вслушался в речь человека, всё ещё пребывающего на проводе. Как бы собеседник не пытался это скрыть, а нотки нервной взволнованности всё пробивались сквозь монотонный голос.        Ода с трудом смог подавить в себе тяжёлый вздох.       — Это всего лишь слабые женщины, они даже задеть меня не в силах, — осознание того, что он сказал, настигло его спустя пару секунд, и он, подгоняемый собственной совестью, поспешно добавил, — Не примите за дискриминацию.        Ну правда, что он мог поделать с тем, что какая-то женская буддистская община ничего тяжелее ребёнка поднять наверняка не могла.        Да и это проверено быть не могло, всё-таки обет безбрачия, все дела.        Ну или что там у них, Ода не разбирался.        — Он мог бы заказать сразу отряд спецназа, всем было бы проще, — парень неслышно фыркнул и потуже затянул лёгкую шаль на своём лице. Для чего-то понадёжнее, балаклавы там, шарфа, было безнадёжно жарко. Не должно быть так в середине весны. Хотя, если так подумать, возможно это было ожидаемо, учитывая ранние холода, — Просто отговорки. Клиент даже в Коалицию с трудом обратился.        Ода задумчиво нахмурился и уставился на хронометраж песни с довольно подходящим названием, указанный в углу.        — Я не понимаю, почему вы беспокоитесь уже после того, как направили меня на это задание, — он кивнул сам себе и нацепил на ухо второй наушник, — Я идеально подхожу по параметрам клиента, я нахожусь на втором месте в топе наёмников Коалиции, вы также знаете, что не в моих принципов как-либо уклоняться или халтурить. Вы сами меня сюда направили, будьте добры не сомневаться в своём решении.        Он щёлкнул по кнопке плеера, с удовлетворением вслушиваясь в первые ноты. Это было оно.        — Пять минут, я помню, — музыка глушила чужой голос, но не то, чтобы для Оды это было такой уж проблемой, — Справлюсь за четыре. Начинайте отсчёт. Извините, у меня помехи. Свяжусь с вами по окончанию.        Телефон занял своё место в кармане его штанов, а сам Ода, мелко покачивая головой, прислонил приклад винтовки к плечу.        Сквозь окна была видна самая обычная суета общины. Женщины, завёрнутые в чёрные хламиды, что-то переносили с места на место, выполняя привычные действия.       Тамошняя Матрона вышла из своей кельи и прошлась по галереи, сопровождаемая мелкой стайкой монашек, оказываясь перед нужным Оде окном ровно с началом слов. You can do what you want just seize the day       Выстрел пришёлся на акцентированное «want», ознаменовав начало ужасного беспорядка.        Матрона, захлёбываясь в собственной крови, безвольно упала на пол. Стайка её подопечных пронзительно завизжала, никак не предотвращая чужое падение. Обычная суета перестала быть обычной, становясь нервной и взволнованной. What you're doing tomorrow's gonna come your way Don't you ever consider giving up        Ода легко захлопнул крышку футляра винтовки, пинком ноги отправляя её под кровать какой-то монашки, чей труп сейчас стыл там же, и выскользнул из её кельи, не намереваясь хоть как-то даже пытаться скрыть своё присутствие.        Его пистолеты, уже ставшие родными за прошедшие месяцы, как влитые легли в руки. You will find, oh oh oh        Как по нотам, три монашки странным ковром легли на деревянный паркет, окрашивая его в багряные цвета крови. Ода невозмутимо перепрыгнул через их мёртвые тела, заворачивая в соседний коридор.        Не то чтобы он планировал устраивать здесь бойню, вовсе нет. Ему просто было надо сделать так, чтобы монашки ни за что не вышли наружу, прочь из этой смертельной ловушки.        Если бы они могли спокойно договориться о том, что женщины просто посидят в какой-нибудь комнатке, смиренно ожидая подрыва ихнего здания вместе со всеми ними, пока Ода делает свою работу и забирает чёртов ключ, то всем было бы лучше.        Но договорится они, ввиду разных интересов, к сожалению не могли.        Поэтому теперь Ода должен был тратить время ещё и на то, чтобы убить каждую, кто хотя бы дёрнется в сторону выхода.       Одна надежда - вот бы никто из них не додумался до того, что можно просто вылезть из окна. It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh I just want to be here beside you        Оттолкнувшись от стены, Ода кувыркнулся вперёд, на некоторое время зависнув в воздухе, и выпустил ещё четыре пули, стреляя по коленным чашечкам и лишая двух женщин возможности самостоятельно передвигаться.        В долгосрочной перспектив, их мягкосердечные подруги могли бы попытаться вынести их на себе, теряя своё драгоценное время и позволяя самому Оде беспрепятственно их перебить.        Наёмник приземлился на край старого буфета и тут же прыгнул вверх, руками цепляясь за высокое балки, служащие поддержкой потолку. And stay until the break of dawn        Дело пошло однозначно лучше.        Женщины, не видящее дальше своего носа из-за накрывающей их паники, совсем не обращали внимания на потолок и, не успевая даже вскрикнуть, замертво падали, перекрывая своими телами путь к выходу.        Намного легче было бы, если бы они просто дождались взрыва, заранее заложенных в фундаменте, бомб.       Но даже без этого, они сами, по сути, убивали друг друга. Оде просто оставалось выпустить очередную горячую пулю в лоб свалившейся в обморок женщины.        Если не думать о бомбе, могущей взорваться в любой момент времени, подобное задание больше напоминало отдых, серьёзно.        Ода помотал головой, очнувшись ровно по окончании припева. Расслабленно взмахнув руками, он пружинисто приземлился обратно на паркет, ловкими движениями перезаряжая пистолеты.       В голове чеканили своё слово складные иностранные строчки, каким-то образом, открывая у парня второе дыхание. Take a walk in the park when you feel down There's so many things there that's gonna lift you up See the nature in bloom, a laughing child Such a dream, oh oh oh        Взбегая вверх по лестнице, Ода благодарил здешних архитекторов за то, что выход у здания был только один, и попасть туда можно было только одним путём.        Разумеется, только для людей неподготовленных.       Он же, распахнув пыльное окно на лестничной клетке, выпрыгнул туда и зацепился за окно другой части здания, перпендикулярной этой части.        Ну, Ода точно мог сказать, что женщины точно не ожидали его появления из, казалось бы, тупика.       Впрочем, они вовсе его появления не ждали. It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh I just want to be here beside you Oh yeah, oh right       — I just want to be he-re, — из-за высокой громкости музыки в его ушах, сам Ода ни за что не смог бы оценить своё пение, но исказившегося в ужасе лица пожилой дамы, ему было достаточно, — besi-de you. And stay un-til the break of dawn.        На его пути встречалось всё меньше живых людей. Из-за замкнутой формы здания, ему приходилось так или иначе возвращаться в те места, где он уже проходил. Ода бы и не заметил этого, музыка слишком увлекала его, но приходилось быть хотя бы немного внимательным, если ты не хочешь споткнуться об очередной труп. You're looking for somewhere to belong You're standing all alone For someone to guide you on your way Now and forever It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh It's a beautiful life, oh oh oh oh        — I just want to be any-body, — Ода склонился над телом Матроны, легко проходясь по нему руками. К его величайшей радости, на её шее обнаружилась цепочка, на которую и крепился тот самый, нужный его клиенту, ключ.       Наёмник бодро выпрямился, для себя отметив, что он окончил даже раньше, чем вообще предполагалось. Песня даже не успела закончиться, а все 58 монашек мертвы, Матрона мертва, а ключ находится прямо у него в руках.        Ради интереса, он кинул взгляд на плеер, с застывшей на паузе песней.       «02:23, — он удивлённо хмыкнул, глядя на подобные числа. Это было слишком, даже для него. Быть может, ему стоило включать музыку так чаще? А ведь изначально, он делал это только для того, чтобы не потерять счёт времени и не пропустить взрыв, — Неплохо. Даже винтовку забрать успеваю.»        Вот только стоило ему дойти до двери, как его телефон коротко звякнул, оповещая о новом сообщении. О новом экстренным сообщении, если быть точным, так как звук у него стоял только на контакте его куратора. Тот бы просто так писать не стал.        — Это что ещё за номер? — он осоловело моргнул, уставившись на сообщение об экстренном вызове, — У Отдела по Делам Одарённых есть общие обязательные собрания? С каких пор?        Маленькая белокурая девочка весело похлопала в ладоши, радостно засмеявшись.       На экране шипящего телевизионного ящика крутили какой-то пластилиновый мультфильм, забравший всё внимание малышки.        Леон устало застонал, с громким звоном вернув ложку обратно в тарелку. Он откинулся на спинку стула, обречённо уронив лицо в свои ладони.        — Элизабет, ну будь человеком, мне ведь надо тебя покормить! — его голос уже срывался на высокие истеричные нотки, — Это ведь тебе хуже будет, ну не может такая малявка как ты без еды долго прожить!       Девочка только шикнула на него, мотнув своими крысиными хвостиками, еле как собранными из редких волос. Как бы в знак протеста, она ещё дальше отодвинула от себя тарелку со своей кашей, в которой, по уверениям их общей матери, было очень много очень нужных витаминов.       Мужчина задумчиво постучал рукой по столу. Бросив косой, прищуренный взгляд на свою мелкую сестру, он аккуратно встал, бесшумно дошёл до того, что в квартире его родителей звалось телевизором. Посомневавшись всего один миг, он решительно наклонился и выдернул провод телевизора из розетки.       Экран с резким звуком погас.        Взамен шипению и нелепой, детской музыки, раздался пронзительный громкий визг.       — Элизабет, ну сука, ну Элизабет! — Леон в панике схватился за свою голову, совершенно не ожидая ну просто крокодильего потока слёз. А ведь казалось, мелкий человек, год на свете живёт, откуда вообще столько жидкости в ней, — Чёрт возьми, к вам сын ваш приехал, в кои-то веки, а вы что? Ну какой к чёрту сын, верно?! Оставили с ребёнком и свалили хрен знает куда! Какие вы после этого родители?        Тем временем, плач всё набирал обороты, становясь полноценной истерикой.        Поморщившись от громкости писка девочки, Леон осторожно схватил её за щёки и немного потряс.       Девочка, с искажённым в утиной морде лицом, шокировано уставилась на него, кажется сомневаясь в наличии у него мозгов, и даже забыла о том, что вообще-то ей надо рыдать.        — Эли-за-бет, — он уже практически в отчаянии постучал пальцем о её лоб. Леон почти со стопроцентной точностью мог представить то сумасшедшее выражение лица, которое у него наверняка сейчас и было, — Ну вот что тебе мама говорила, а? Каша полезная, понимаешь? И вкусная. Мама ереси не скажет, тебе надо её слушать и покорно! Сука! Есть!        Где-то в отдалении прозвучал сигнал его телефона, но Леон только махнул на него рукой, занятый слишком важным делом.       — Вот, смотри, — мужчина щедро зачерпнул кашу ложкой и продемонстрировал её, сконцентрированной сейчас только на нём одном, сестре, — Я сейчас сам её съем и покажу тебе, как надо, окей?        Леон медленно открыл рот и поднёс к нему ложку, но тут вновь раздался сигнал телефона.        — Да, сейчас, сейчас! — чуть всё не расплескав, он ударил кулаком по столу и всё-таки проглотил эту ложку каши.        Элизабет, с наивным интересом ничего не понимающей малышни, недоумённо следила за тем, как её брат склонился над раковиной, попеременно плюясь и чертыхаясь.       — Чем в наше время детей травят только? Конечно, будешь здесь есть, — он ворчливо откашлялся, закрыл кран кухонной раковины и взял телефон, лежащий, как оказалось, не так уж далеко. Прислонившись к буфетнице, Леон, зло ссутулившись, кликнул по кнопке включения, — Щас посмотрим, кому я там так сильно нужен!        Недоверчиво прищурившись, Леон повторно перечитал ровные строчки сообщения.        Он поднял глаза на сестру и помахал ей экраном телефона, как бы спрашивая, не один ли он это видит.        Элизабет, будто и правда что-то понимала, только удивлённо пожала плечами.        Мужчина вновь уставился в телефон.        — А с каких пор эта крысиная конторка массовые мероприятия стала организовывать?       Леон до предела вытянул шею, взглядом выискивая красно-рыжую макушку. Беспокойные кучки людей мешали его поискам, а потому безжалостно отталкивались в сторону, освобождая дорогу взъерошенному мужчине.       — Эй, разуй глаза, ублюдок! — парень во врачебном плаще поморщился и встал с пола, где он оказался после столкновения с высоким брюнетом. Отряхиваясь, он обратился к стоящему неподалёку мужчине, — Ты вообще смотришь, куда идёшь?!        Дикие глаза, моментально обратившееся к нему, скорее всего в кошмарах ему будут сниться. Бешеного вида мужчина подошёл к нему ближе, заставив врача отшатнуться, и уставился на него немигающим взглядом.        — Вот такого роста, — неясно с чего начал брюнет, проведя себе под шеей линию рукой, — парень с бордовыми волосами. Видел такого?       Врач молча указал в сторону дрожащим пальцем.       — Матильда! — заприметив знакомую фигуру, радостно заорал Леон. Опёршись о спинку кресел более нижнего ряда, он перемахнул через него, вызвав возмущение сидящих там людей, и, ничего не замечая, понёсся к другу, — Матильда, ну наконец-то!        Мужчина устало выдохнул, приземляясь на соседнее с Одой сиденье.       Людей на это странное официальное собрание нанеслось со всего города, и найти среди них одного конкретного, не думающего даже отвечать на чужие звонки, человека, было, малость, сложновато. Благо, всех этих людей было куда вместить: у Отдела неожиданно обнаружился подземный конференц-зал, больше по виду напоминающий амфитеатр, прекрасно умещающий, казалось, всё население Йокогамы.        Оглянувшись по сторонам, Леон наклонился ближе к уткнувшемуся в бумаги Оде.       — Матильд, что здесь происходит вообще? Я слово «развал» за всю свою жизнь столько раз не слышал.        Парень его даже не услышал. Постукивая себе по губам, он внимательно вчитывался в какие-то цифры и графики, обозначающее явно что-то плохое.       Однако, через пару секунд он от них оторвался, устало взглянув на Леона. Бумаги он сложил в папку и просунул куда-то между ним и сидением, забывая их словно ненужный мусор, а сам пусто уставился на большой чёрный экран.       — Деградация, — веско припечатал Ода, — Ты на это опоздал - потом поговорим об этом, кстати - и всё пропустил, но только недавно новый шеф Отдела закончил вещать о массовом распаде структур. Правительство таки дожало.        — Чего? Подожди, какой распад? Чёрт возьми, да, опоздал, объясни, что к чему?        — Тебе как, с начала или по сути?        — Давай с начала, — кивнул ему Леон, — Я так лучше пойму, скорее всего.        Ода на это театрально откашлялся и, махнув рукой, поднял глаза к потолку.        — Значит слушай, — начал вещать он, — По вызову, поступившему сегодня ровно в 11:00 всем одарённым Йокогамы, я пришёл в Отдел точно к нужному времени. Меня, как и остальных, сопроводили в этот зал, и мы, одарённые, то есть, начали ждать. Ждали недолго, на сцену подошло пара секретарей, они бумаги на кафедру положили, сказали, что сейчас начнётся всё. Слушаешь?        — Ага, — сосредоточенно отозвался Леон, представив это всё в своей голове и обратив внимание на кафедру, где всё ещё лежали какие-то бумаги, — Давай дальше.        — А потом вышел шеф, — послушно продолжил Ода, — И вот здесь первый сюрприз. Старый, Канзаки, уволился, а на смену ему пришёл Танэда Сантока, неясно откуда вылезший, но принёсший на хвосте большие проблемы.        — Подожди, Канзаки уволился? — натуральное удивление попросту поглотило Леона. Он зарылся пальцами в свои волосы, представив перспективу будущих проблем, если это была только первая новость, — Этот-то Канзаки? Он же как монолит был, его вся верхушка боялась, а старику за шестьдесят! И что за хрен там его сменил?        — Кто там сменил его особо не важно. Важно то, что новый шеф не «монолит», и с уходом на пенсию Канзаки, правительство прижало нового, не ожидавшего такого, шефа. Отдел под властью Канзаки был сильной структурой настолько, что заставлял всю Японию считаться с собой. Канзаки удерживал правительство с этим проектом, но вот он ушёл, и удерживать правительство стало некому.        — А что за проект то?        — Проект массового распада. Правительство упраздняет многие наши структуры, чтобы Европа перестала считать нас опасностью. Мы себя ослабляем, чтобы гайдзины войной на нас не пошли, проще говоря.       — А они могли что ли?! И в каком смысле ослабляем?       — К примеру, Коалиции теперь больше нет.       Лицо Леона застыла.        Он недоверчиво прищурился, не до конца осознавая смысл чужих слов. Но Ода что-то не спешил говорить, что всё это шутка. Вместо этого он снова взял те бумаги и сунул их Леону.       — На, страница 8, — Ода закрыл глаза, вслушиваясь в быстрое шуршание страниц, — Там список упразднённых структур.        Постепенно зал пустел. Люди всё уходили, оставляя за собой всё своё возмущение, наполняя атмосферу негативом.       Леон и Ода так же медленно собрались и мрачно побрели на улицу, тихо переговариваясь между собой.        — А с отделом что? — обратился Ода к Леону, безразлично кидая бумаги в мусорное ведро. Ода, как вышел на улицу, сразу же закурил сигарету, честно украденную у мимо проходящего эспера, и уставился в заволоченное облаками небо, — Там какие-то примечания были типа: «туда-сюда, вот этого теперь нету, законы те же, номерок общий».        — Систему регистрации поменяли. Теперь, если одарённого фиксируют, то ему просто номер присваивают и не трогают никак. А законы и льготы, между тем, просто остаются на своём месте.        — Это получается, — осторожно начал мужчина, — Они никак ничего не поясняют? То есть, с эспером не встречаются, законы-льготы ему не рассказывают? Человек просто живёт как раньше, только имея при себя опасную силу? Это что вообще такое?        — То же самое ослабление, экономия к тому же. Эсперы не знают о своих правах, значит и воспользоваться ими не могут. Они будут считать себя противопоставлением обществу, может даже бояться самих себя. Скорее всего, в ближайшее время ожидается повышенная смертность среди одарённых, низкий уровень образования - всё в таком духе.       — А мы что? Мы ведь в курсе своих прав.        — А мы ничего, — бычок сигареты упал на асфальт и тут же был затушен чужой ногой, — Всё, как и раньше. Только кураторов теперь тоже нет. Нам выдали горячий номер отдела - у нас теперь связь 24/7. По сути, нам только лучше стало. И молчать сказали. Грозили, естественно.        Разговор затих.        Каждый в своих мыслях, они стояли на жаре, усиливаемой духотой живого города, и молчаливо смотрели друг на друга, словно пытаясь передать свои слова по незримой связи.        — А что нам делать теперь?       — М?        — Коалицию упразднили. Сроки наши, государственные, просто испарились в воздухе. Мы ведь свободны.        — Свободны, — Ода повторил за другом, задумчиво наклонив голову к плечу, — Знаешь, я ведь после Коалиции учиться должен был пойти. В военную академию. А теперь и её нет. У нас теперь ничего нет. У всех. Без работы, без возможности беспрепятственно на неё устроиться. Просто зависли в пространстве, в этом Дьявольском городе. Просто стали никем.       — А ведь мы все ненавидели это, — осознал вдруг Леон, ощущая глухую ярость в груди, — Навязанные рамки и законы. Выделяющие нас среди прочих людей. Они заставили нас привыкнуть к ним, нуждаться в них, а затем просто исчезли. А жить теперь как?        — А никак, — Парень ссутулился и бездумно поправил кобуру, скрываемую очередным кардиганом, — Мы теперь выживаем. Как раньше.        — Как всегда.