Невозможно

Леон тяжело вздохнул, печально смотря на свободный хвост в своих руках. Красно-рыжие волосы были густыми, мягкими и будто бы шёлковыми - так приятно было их держать. Под светом солнца, изредка, их можно было принять за чистое золото - так они были красивы. А какие прекрасные причёски из них можно было сплести - так они были послушны. Чужие волосы было чисто по-человечески жалко. — Жалко, — в который раз удручённо выдохнул мужчина, с сомнением поигрывая маникюрными ножницами. Впрочем, владельцу волос на его мучения было наплевать, и тот только морщился от яркого света, прикрывая глаза руками. — Режь, говорю, — в который раз приказал Ода, но тут уже можно было расслышать слабые нотки раздражения. Солнце, духота и суета толпы радости не добавляли, — Мы сейчас на самолёт опоздаем. Я - так точно. И голову мне сейчас напечёт. — Ну пошли в тень! — он как мог пытался оттянуть решающий момент. — Где ты здесь свободную тень видишь? — разумно вопросил Ода, обведя местность, их окружавшую, руками. Вокруг, куда не глянь, сновали счастливые до смерти люди, с неуверенностью стискивая в руках билеты на самолёт. Все тени - а их и так было мало - были под завязку забиты прощающимися членами семей, — А в аэропорту ножницы отберут! Режь, быстро. Леон вновь вздохнул. На этот раз совсем тяжко. Ножницы они купили специальные, маникюрные, на которые, из-за небольшого размера, вполне могли закрыть глаза на таможне. Но ещё не зайдя в аэропорт, они уже успели услышать возмущения некоторых особо активных людей о том, что в полёт брать можно, а что нельзя. Ножницы в любом размере брать было нельзя. Можно было брать огнестрельное оружие любого калибра - тут без вопросов. Можно было брать колюще-режущее оружие. А ножницы, почему-то, колюще-режущим оружием не были, а потому брать их было нельзя. Действительно, логика достойная города Палермо, центра Сицилийской мафии. Столько людей Международный аэропорт Фальконе Борселлино на своём веку ещё не принимал. После того как Ода с Леоном благополучно расхреначели памятник истории в лице центрального штаба Вонголы с боссом самой Вонголы в придачу, проклятие испарилось как не бывало. Люди, ему подверженные, внезапно очнулись от сказочного замешательства, изменениям, что им повезло забыть. Больше не слышно было на улицах страшного звона цепей, не было радикальных изменений температур, неизбежно влекущих за собой скорую смерть. Будто бы не было тех лет ужаса и страха. Нет, они были - доказательством были пострадавшие люди, так и не воскресшие - но народ был в таком шокированном восторге, что всякие минусы прошлого вмиг перекрывались плюсами обозримого будущего. По радио и телевизору трещали без остановки о Божьем спасении грешной страны. Повсюду висели флаеры, возвещающие о различных празднествах по этому поводу. Люди растягивали между домами яркие-яркие ленты. Народ, опять же, находился в состоянии шокированного восторга. И, разумеется, этот же самый народ спешил наконец покинуть приевшиеся пейзажи Палермо. Аэропорты, вокзалы, порты - все транспортные точки были переполнены. Билеты бронировались за месяц вперёд, подолгу стояли люди в очередях к кассам. Неважно кто ты, насколько ты сильно любишь страну - ты захочешь её покинуть, безвылазно сидя в ней на протяжении долгого времени. Леон и Ода исключениями не были. Вернее нет, Ода был. Ода не хотел возвращаться в сырую Йокогаму, Палермо устраивало его полностью и ещё больше. Но тут какой момент был: во время проклятия правительство как могло блокировало выход внутренней информации за пределы страны - никто не хотел показывать свою слабость политическим конкурентам. А тут - чудесное спасение, рассказать надо срочно и всему миру. И вот так вот этот весь мир и узнал о Вонгольской сказке, что мучила и губила Италию на протяжении почти что семи лет. Разумеется, узнала и Йокогама. Истеричные звонки преследовали Оду на протяжении несколько дней. Все и сразу - даже те, кого он не знал совершенно - уже ждали его в Йокогаму срочно и вообще ещё вчера. Всем от него сразу же что-то понадобилось - позвонил даже Феодор, посокрушался на свою информационную систему, что скрыла от него такое событие, порадовался его, Оды, освобождение из границ жаркого Палермо, и выразил надежду на встречу и долгий рассказ о впечатлениях Оды на тему проклятия. Феодор - не тот человек, которого стоило бы игнорировать. Конечно, Ода оттягивал как мог. Официальной причиной своего не особо скорого возвращения в родные пенаты был диплом об окончании университета. Он сейчас, кстати, преспокойно себе лежал в пухлом синем чемодане и гласил о с блеском оконченном высшем образовании журналиста. Ода правда надеялся, что этот диплом ему пригодится и он реально сможет поработать по профессии - но интуиция смущённо говорила ему, что шанс на такой исход ничтожно мал, и предлагала не расстраиваться, а смотреть в будущее с позитивом. Леон в Йокогаму - чему Ода страшно завидовал - не возвращался. Он снова ехал куда-то в Америку, решать опять какие-то свои дела. Ода не вникал, и честно не мог предположить, что забыл человек, в этой стране чуть не растреленный и преследуемый ярым преследованием, собственно, в этой вот стране. Леон на подобный вопрос только смеялся и говорил, что ему всё ни почём, а если что, у него есть связи в одной прекрасной тюрьме. В общем, неважно. К превеликому сожалению Оды, Италию они покидали на совсем. Нет, возможно они и будут сюда возвращаться, но уже только в отпуск. Они, короче, переезжали. И тут возникал вопрос о всех тех вещах, что они накопили за своё итальянское проживание. Вопрос возникал только у Леона, на самом деле - Ода не любил особо шиковать и жил немного аскетичной жизнью. Все его вещи: немного одежды, с которой расставаться было жалко, техника, книги - всё спокойно помещалось в чемодан. Всё остальное у него было и дома в Йокогаме, а чего не хватало, в родне мог докупить там же. Леона же душила жаба, и ему хотелось взять даже поношенный временем полуразваленный диван, выкупленный ими когда-то по акции. Смотреть за мучениями Леона было весело, но Оду в то время интересовал только диплом и собственные почти разрушенные надежды. Так что он просто дал Леону месяц на раздумья - столько тогда оставалось до его выпускного - заказал им билеты, вручил один Леону и поехал в Рим на репортаж. Тихо щёлкнули лезвия. Нахмурившись, Ода критически оглядел свой лик в тёмном экране телефона, заостряя внимания на прядях по бокам, что сейчас стояли ровно перпендикулярно земле. — Я выгляжу смешно, — тяжёлый вес длинных волос, ранее державший их от завивания, теперь был отрезан, а значит превращал Оду в этакий одуванчик, — Режь дальше. Леон только с сожалением кинул отрезанный хвост в рядом стоящую мусорку и вновь взялся за ножницы. — Почему Марго не провожает тебя? — они немного сдвинулись, ближе подойдя к одному из бетонных столбов, в надежде отхватить хоть немного тени. Места реально не хватало, — Это не в её характере. — Мы расстались. — Ну наконец-то! — небо вокруг Леона вдруг стало сразу голубее, а солнце уже жгло не так сильно. Да и волосы у Оды росли достаточно быстро, что значило скорое восстановление прекрасной длины, — Боже, она так меня достала! Ты её бросил? — Да. — Красавчик! По какому поводу? Хотя здесь и повода не надо! — Я назвал её скучной и пустой, — в тоне Оды слышались слабые отголоски совести. Видно было, что сказаны эти слова на эмоциях, — А она в ответ начала говорить, что я тоже человек не самый интересный, совсем её не ценю и не люблю, не хочу на ней жениться. И ладно бы, так она говорила это долго, всё время повторялась и так на меня смотрела, что… Ну, я просто не выдержал. Они с Марго встречались два месяца. У Оды до неё было семь отношений в общем числе, партнёрами в которых были и парни и девушки. Кто-то был у него подольше, кто-то был поменьше - в конце-концов они неизбежно ссорились и расставались. Все велись на хорошую внешность, неплохие способности в учёбе, некоторую славу как журналиста - иногда Оду даже показывали по телевизору в новостях в рамках учебной практики. Ещё всем нравилась его спокойная, «зрелая» личность, не соответствующая его возрасту. Им нравились его деньги, которые он никогда даже не думал жалеть. А Оде в них нравилось то, что им нравился он. Всё. Марго подошла к нему почти сразу же после того, как он в конец разругался с Микаэлем, парнем с лингвистического - Ода, видите ли, совсем ему не писал - и сразу же предложила встречаться. Оде было всё равно. Он, разумеется, согласился. И с Марго даже было немного весело. — Нет, ну надо было раньше от неё отвязаться! — а Леон всё больше распылялся, параллельно продолжая стричь его, — Она же совсем невозможная, эта Марго! Честно, хуже твоей Лизы, которая, между прочим, была до безобразия неряшливой! Я всё ещё помню её комнату в общежитии: ещё никогда я не видел, чтобы кто-то так засирал своё жильё. — Стоп, стоп, стоп, — Ода немедленно откинул руки Леона в сторону, видя, как тот в азарте, уже и не разбирал, что можно стричь, а что не стоит, — Хватит. Сойдёт. Странный хохолок, торчащий точнёхонько на затылке, немного смущал, но с этим можно было смириться. С лысиной - нет. «Ну-у, — протянул Ода с оттенком позитива, — Хоть чёлка более-менее приличная. Чем-то похоже на то, как я ходил в свои четырнадцать.» На том и порешили. — Давай, — Леон криво ухмыльнулся и резко бросился на него, до хруста сжимая рёбра, — До скорого. Взлёт самолёта Ода проходил немного раньше, чем у Леона: тому предстояло ещё четыре часа томиться в толпе, словно в банке с сардинами. «Немного» - слова самого Леона, когда он на предложение Оды приехать чуть позже, ответил резким отказом, потому как хотел лично проводить в дальнее путешествие. Вход на посадку открылся секунд десять назад, а очередь уже выстроилась до конца зала ожидания - на удивление, очень много человек хотело попасть в Японию. — До скорого? — эти его слова Ода немного не понял. — Ну конечно! Я тебе обещаю: уже скоро я всё закончу и прилечу к тебе! — гордо заверил его Леон, всё ещё отказываясь отпускать мужчину. Очередь - Ода определил это намётанным глазом - стала длиннее ещё на пять метров. Стоило поспешить. Имелся шанс вообще не попасть на самолёт. — Ну всё, — Леон как клещами в него вцепился, Оде даже пришлось приложить весомое усилие, чтобы оторвать того от себя, — Благополучного тебе полёта. Я напишу, как доберусь. Созвонимся. — Обязательно. Тебе тоже, — тут он как-то странно поменялся в лице. Леон прищурился и подозрительно посмотрел куда-то в верхнюю точку головы Оды, туда, где сейчас гордо стоял хохолок, — Мне кажется… Или ты стал выше меня?! Ода предпочёл ничего не ответить и просто скрыться в стройных рядах потных людей. Йокогама встретила его не шибко приветливо. В небе собирались грозовые тучи, вдалеке уже слышалась гроза, и оставалось только надеятся, что в Йокогаме ситуация с погодой получше. Всё же: до города от аэропорта Ханэда было чуть больше двадцати километров. Иначе было бы совсем грустно. Половину суток лететь-лететь и прилететь в дождь. Ода встряхнулся и бодро похлопал себя по щекам. «Позитив, — методичка по саморазвитию, прочитанная им накануне, была ещё свежа в его сердце, — Нужно быть настроенным на позитив.» И уже более быстрыми шагами потрепал к трассе: вызывать такси. — Спасибо, — Ода вежливо кивнул, торопливо отстёгиваясь. За мутным окном - дождь всё-таки шёл в Йокогаме - были видны очертания его родного дома, — Сколько с меня? Ода спросил это на рефлексах, совершенно не задумываясь, и тут же себя одёрнул. Говорливый водитель за пол часа их совместного пребывания успел вывести из себя довольно флегматичного Оду.  Он уже знал, что в семье таксиста две дочки, но сына они с женой всё никак не могут сделать, что жена уже совсем ударилась в маразм, а тёща так и «страх мерзкий». И ещё много абсолютно ненужных ему подробностей.  Причём Ода даже сказал ему это: «Так и так, простите, совсем не хочется влезать в вашу личную жизнь» на что таксист ему «Да ты слушай, слушай, сынок, щас самое интересное начнётся».  В полной мере представив, чему мог стоить его простенький вопрос, и подтвердив это всё интуицией, Ода, краем глаза заметив уже открывшийся широкий рот усатого водителя, оперативными движениями, скорость которых обычному глаза отследить было невозможно, вынул из бумажника пару купюр, кинул их куда-то на переднее сиденье и выскочил из машины, громко захлопывая за собой дверь.  Немного невежливо, да, но Ода всё ещё хотел сохранить немного хорошего настроения, уже испорченного долгим перелётом, долгим ожиданием такси и возвращением в Йокогаму вообще.  Такси, как ни странно, тут же уехало прочь.  И водитель даже не выкрикнул никаких возмущений ему из открытого настежь окна.  Всё ещё хлестал дождь.  Ода, впервые за несколько последних часов, наконец расслабился.  «Я дома.»  Эта не слишком радостная мысль билась у него в голове.  Но Ода был мастером самообмана и спокойно убедил себя в том, что всё вокруг замечательно и прекрасно, он не имеет к этой жизни никаких возмущений, и вообще он в шоколаде, а не под холодным дождём, даже без зонта.  В приподнятом настроении, он сделал шаг на крыльцу своего дома.  И тут же отскочил обратно.  — Да ёб твою мать!  На крыльце лежал труп.