Невозможно

Ода сейчас пребывал в очень странном положении.  Он стоял у дверей в свою ванную, прямо смотря на своё отражение в зеркале, и всё никак не мог переступить уже порог и попасть в само помещение: ему мешали.  Мешал Дазай, своими ногтями-когтями вцепившись в раму двери. Для надёжности, он ещё и крепко стиснул торс Оды своими ногами, чтоб уж точно заблокировать вход.  Крики и жалобы уже пару минут как прекратились, и сейчас они просто стояли вот так и ждали непонятно чего.  Ода ещё раз, чувствуя в груди ещё не помершую там надежду, дёрнулся вперёд, попытавшись попасть в ванную.  Дазай в ответ сильнее стиснул его - слишком сильно для человека в его состояния - и отказался отцепляться.   Они оба всё ещё молчали.  Борьба между ними была ужасно интенсивной. Они были упёртыми людьми со своими принципами и честью - никто не хотел отступать.  И Ода не хотел этого делать.  Вообще, он нёс Дазая мыться - он уже не мог выносить того, что человек в его доме уже несколько дней точно не мылся и продолжать пачкать мебель.  А Дазай, несмотря на то что сам жаловался на условия своего здесь пребывания, от их улучшений отказывался и почему-то яро сопротивлялся походу в ванную.  Будто кошка.  Дазай, на самом деле, по жизни напоминал облезлую чёрную кошку.  Он смотрел на него с агрессивным недоверием, как кошка. Его тело было похоже на тело кошки. Он шипел на Оду, опять же, ровно как и кошка. Это было почти что невыносимо. Дазай был очень упёртым, ровно как и Ода. У него был такой вид - погружающий в пропасть. А ещё были его глубокие тёмные глаза, которые, кажется, были полны уверенности в том, что солнце никогда больше не взойдет. Несмотря на первое впечатление, он являлся человеком немногословным. В его голосе звучало отторжение, дающее понять, что взаимопонимания между ним и кем-либо ещё попросту не могло существовать. Никто не мог его понять. Никто никогда его не поймёт. И он сам это прекрасно понимает. Таким был Дазай Осаму. Хотя с тем, что его никто не сможет никогда понять, Ода был готов поспорить. Его интуиция, если ей, разумеется, правильно пользоваться, могла привести Оду в полное понимание о чём-либо, и люди не были исключением из этого правила. А ещё он вроде был журналистом по недавно оконченному образованию. Вытягивать информацию из людей - его работа. Но Ода всё же не брался понимать Дазая. Зачем? Он не рассчитывал продолжать их знакомство. Дазай был «точкой», предначертанной ему судьбой, но это вовсе не значило, что Дазай должен был в этой судьбе остаться. По скромному мнению Оды, Дазай выглядел как человек, могущий вечно приносить тебе новые, неизведанные доселе проблемы. Ода не любил проблемы. Также ясно было и то, что Дазай действительно очень сильно хотел умереть. Казалось, что все ценности жизни, присущие большинству людей - виделись им такими же бессмысленными, никчёмными и мерзкими, как мусор на свалке. Вот поэтому Дазай хотел «выйти». Единственный способ быстро покончить с болью и ранами, добиться желаемого «крепкого сна» - это покинуть мучительный плен в стенах чужого дома. Однако, по неясным причинам, Ода отказывался его отпускать и продолжал о нём заботиться, делая это невозможным. И именно из-за этого Дазай принимает решение проклинать Оду до конца своих дней. По крайней мере, Оде так казалось. Когда Дазай понял, что чисто физическим путём он выбраться не может - а он пытался ещё один раз после той, первой, попытки: лестница оказалась поистине страшным врагом - он решил поступить как разумный человек и измотать врага морально. И с тех пор у Оды не было ни минуты покоя. Дазай имел очень и очень много претензий к своему проживанию и еде, что ему подавали, в том числе. Эти претензии он не стеснялся выражать самым наипротивнейшим образом: его голос в эти моменты становился таким мерзким-мерзким, высоким-высоким, а лицо искривлялось в праведном возмущении. Он жаловался на неудобный сон, на то, что в туалет его выводили только два раза в день, на то, что еда слишком горячая, на то, что еда слишком холодная, на то, как сильно болят его раны, на то, как сильно жмут ему бинты, на то, что без одежды, в одном нижнем белье да повязках, ему до безумия холодно, на то, что ему скучно, на то, что книги у Оды совершенно неинтересные, на то, что Ода слишком часто кому-то звонит и т.д и т.п. Ничто не могло избежать его критики, будь то неаккуратно причёсанные волосы Оды или количество ложек сахара, что Ода предпочитал класть в чай. Дазай критиковал способ, которым Ода удерживал Дазая в этаком плену, поучительно его наставлял мол, пленника покидать нельзя и день и ночь, а Ода покидал всё время, что было совершенно неправильно. Да что уж говорить, если иногда он мог выдавать случайные претензии по окружающей обстановке: уродливые обои, плешивый ковёр, жёсткий матрас. Причём такие претензии выдавались запалом и звучали сразу по несколько раз, видимо, чтобы лучше дошло. Но Ода был терпеливым человеком. Он был не из тех, кого можно было вывести из себя обычным нытьём, к тому же, он был, как много раз повторялось, мастером самообмана и вполне мог притвориться, что это нытьё он не слышит вообще. В конце концов, это начало окупаться. И однажды Дазай сказал, звуча до ужаса опустошённо: — Я не могу… достучаться до него. Этот парень… Он от природы полный болван. Это было немножко обидно, но Ода решил простить ему это и скинул всё на противный возраст Дазая: пятнадцать лет, всё-таки, пубертатный период, все дела. После этого Дазай стал относиться к Оде немного лояльнее. Но в ванную он всё равно отказывался идти на отрез, несмотря на уменьшение количества критики в сторону Оды. Ода не хотел этого делать. Дазай очень удобно вцепился в него и в дверь - Оде не приходилось прилагать какие-либо усилия, чтобы удерживать его на руках, Дазай вполне справлялся самостоятельно - а потому Ода незаметно отпустил чужие ноги и резко вцепился в бока мальчишки. Тот недоумённо замер, на секунду прекращая сопротивление, а затем пронзительно завизжал и чуть согнулся, спасаясь от ощущения щекотки. Этой секунды Оде хватило на то, чтобы быстро отцепить Дазая от дверей, одним широким шагом пересечь помещение и посадить Дазая в ванну. Дазай не сразу осознал своё положение. А когда осознал, тут же возмущённо вылупился на Оду и открыл было рот, готовый взорваться новой кричащей тирадой, но был вынужден его поспешно закрыть, чтобы вода не попала внутрь него. Ода включил душ, схватил Дазая за шкирку и тем же методом, которым обычно моют всяких животных, стал мыть кошкоподобного человека. Дазай всё же не выдержал: — Больно, дурак! Мои раны открываются, а бинты мокнут и спадают, ты думал хоть чем-нибудь перед тем, как пихать меня сюда?! — Да. Я думал головой о том, как же муторно будет стирать постельное бельё, — спокойно ответил на претензии Ода и, убедившись, что волосы полностью намокли, полез за шампунем, предварительно выставленном на раковину, — Сейчас закрой глаза, а не то шампунь попадёт. Будет больно. — Да знаю я-Ай-яй! Больно, больно, больно, щипет, прекрати! — Я предупреждал. Дальнейшее мытьё прошло без эксцессов. Ода небрежно взъерошил чужую обиженную голову полотенцем и им же завернул молодого человека в подобие махрового рулона. Подхватив его на руки, Ода вышел из ванной и понёс Дазая в гостевую. Дазай очень выразительно молчал. Вернувшись из своей спальни - Дазая, всё-таки, следовало хоть немного одеть, так что он выбрал ему одну из своих старых футболок, которые он носил в раннем возрасте - Ода застал картину сидящего на кровати и скрюченного в странной позе Дазая, смотрящего на него исподлобья своими большими, томными и смертельно-печальными красными глазами: в них попало слишком много мыла. Аура смерти, витавшая над головой парня, впечатления на Оду не произвела. Дазай с взъерошенными и пушистыми волосами ещё больше начинал напоминать то ли смурную кошку, то ли смурного птенца. — Я принёс тебе одежду. Это старая футболка, я в неё давно не влезаю, но тебе может быть немного велика, — тут Ода заметил выглядывающие из-под полотенца пальцы ног, на которых грустно повисли сползшые бинты, — Обсохнешь, я перевяжу тебя. Давно пора. Дазай сохранял молчание и тогда, когда его перевязывали, и тогда, когда на него натягивали футболку - всё-таки слишком большую, но и так сойдёт. Когда Ода выкидывал старые бинты в корзину, стоящую в углу гостевой под небольшим столиком, Дазай всё же заговорил. — Чемодан, — произнёс он так, словно это просто слово имело очень большое значение. — Что чемодан? — Ода, тем не менее, этого значения не разглядел. Дазай мрачно взглянул на него и пояснил: — Когда ты втащил меня в этот дом, ты также тащил чемодан. Позже ты разбирал его при умирающем мне. Почему у тебя был чемодан? — Потому что я был за границей. Через пару секунд до Оды кое-что дошло. До Дазая, судя по его застывшему в восковой маске лицу, тоже. — То есть…? — осторожно начал он, — Твой самолёт вполне могли задержать, а такси опоздать, попав в пробку…? — Да, вполне. — И ты мог и не найти меня на своём крыльце...? — Да. И, кстати, почему именно моё крыльцо привлекло тебя? — И я мог вот так вот просто умереть…? — Дазай предпочёл на последний вопрос не отвечать и вынес на свет подобный страшный вывод. — Да, — срезал Ода. В комнате на пару секунд установилась тишина. А потом Дазай пронзительно заорал в отчаянии. — Ну почему всегда я?! Ва-агх! Ну почему именно со мной всегда случаются такие неудачи?! Дазай очень хотел умереть. — Ты должен мне моральную компенсацию! — подытожил Дазай, закончив свой театр одного актёра. — Хорошо, — Ода решил больше не расстраивать бедного ребёнка, — Скажи мне, чего ты хочешь. Давай ответил так, будто он все эти дни только и делал, что тренировал ответ на этот вопрос: — Хочу сашими из рыбы фугу! Сделай! Такифугу, или фугу, — род лучепёрых рыб семейства иглобрюховых отряда иглобрюхообразных. Род включает в себя 26 видов. Большинство видов распространены в северо-западной части Тихого океана, но несколько видов встречаются в пресных водах азиатских рек, относящихся к Индо-Тихоокеанскому региону. Это только что была вырезка из Википедии. А между тем рыба фугу была очень ядовита и, без должной профессиональной обработки, была смертельно опасна для человека. Поэтому Ода только приподнял брови и прямо спросил: — Ты думаешь, я вдруг решу собственноручно отравить тебя после всего того, что я для тебя сделал? В глазах Дазая разбились все видимые надежды. — Да откуда ты знаешь, что она ядовита?! Ода в ответ посмотрел на него взглядом, так и говорившем: «Ты дурак, мальчик?» В конце концов, они достигли некоторого взаимопонимания. — Знаешь, а я ведь прекрасно понимаю, что у тебя нет никаких других занятий, кроме лечения меня, — Дазай вновь жаловался, но уже без былого огонька, так, по привычке, ни на что не надеясь. При этом, он размахивал руками, что Ода, после некоторых раздумий, решил оставлять свободными. Обе его ноги, тем не менее, оставались привязанными к кровати. — Но у меня слишком много свободного времени! Никакого чтения, никаких телефонных звонков, никаких видео и радиопередач, только немного музыки с той повторяющейся записи на магнитофоне! Я выучил наизусть так много песен, что могу начать их петь среди ночи, вдруг проснувшись. У тебя действительно больше ничего нет? Чего-нибудь реально весёлого? — Нет. — Что за резкий ответ…? Чем ты обычно занимаешься-то? — Дазай посмотрел на него с крайне удивлённым видом. Ода начал перечислять: — Компьютер, планшет, телефон, радио, книги - выбор, который я тебе не дам, — и, не слушая чужой отчаянный стон, продолжил, — Как ты относишься к настольным играм? У меня есть колода карт. — Я знаю. Она на книжной полке, — сказал Дазай, делая серьёзное лицо, — Но мне не десять лет. Игру в карты нельзя назвать развлечением, тем более весёлым. — Это твоя точка зрения… Хорошо, тогда может поспорим на что-нибудь? На секунду в глазах Дазая промелькнула искорка. — Хм, но есть ли у тебя хоть что-то, на что можно поставить? Не похоже, чтобы у тебя было много денег. Это была неправда. У Оды было очень-очень много денег. За работу киллером платили прилично - Ода был профессионалом и брал за свои услуги честно, но дорого. И хоть он уже давно ушёл из этого дела, на его личном счету у него скопилась очень приличная сумма. Вернее, до крайности неприличная, как говорили те немногие, кто об этом знали. Но Ода никогда не имел за собой особо дорогих привычек, и дом его был обставлен совсем просто, но зато со вкусом. На одежде он тоже не шиковал. Поэтому люди обычно ошибались насчёт его благосостояния, судя по внешнему виду. Дазай тоже ошибся. Но Ода не любил разрушать мнения чужих людей и бездумно спорить с ними, так что он позволил себе не разрушать умозаключения ребёнка. Немного подумав, Ода поднялся со стула, на котором он провёл бесчисленные часы наблюдения за Дазаем, и стянул с верхней полки гремящую коробку. — Тогда что насчёт такого? — в коробке оказались шахматы. Ода обвёл рукой чёрно-белые фигуры, — Это будут наши фишки. Мы будем играть в покер с ними в качестве наших ставок. Техасский Холдем, один на один. Начальная ставка - одна фишка. Верхнего предела нет. Если тебе удастся победить весь мой банкролл из шестнадцати фишек - я собственноручно вынесу тебя из этого дома и даже укажу путь к ближайшей реке, с какой ты мог бы сброситься, в качестве бонуса. — А? — Дазай радостно, но в то же время недоверчиво прищурил глаза, — Ты уверен?! Что-то ты слишком серьёзно настроен. А что будет, если выиграешь ты? Значит ли это, что я должен буду отдать тебе все свои заначки? Как будто Оде нужны были деньги от человека, выглядещего как малолетний нищий. Но он предпочёл сказать это в более мягкой форме. — Нет смысла договариваться на то, чего сейчас здесь нет, поскольку я не могу подтвердить факт того, что у тебя вообще что-то имеется. — Значит думаешь, что это фальшивые деньги… Ода не думал. Ода уже доставал эти деньги из-под кровати, куда он их в первый же день закинул, и, путём некоторых умозаключений, утвердил, что деньги явно краденные, но не фальшивые. — В любом случае мне они абсолютно не нужны, — тут он, на удивление, сказал абсолютную правду, — Что же. Как насчёт того, чтобы раскрывать один из своих секретов каждый раз, когда кто-то теряет шестнадцать фишек? Лицо Дазая самым незаметным образом исказилось в понятливую гримасу. — Секрет? — усмехнулся он, — Ты давно об этом подумывал, не так ли? Нет, не подумывал. Интуиция Оды самостоятельно работала только в тех случаях, когда её хозяину угрожала прямая опасность. В остальное же время, Оде нужно было смоделировать ситуацию или вопрос, на который он бы хотел получить ответ. То есть, если бы Ода вдруг захотел узнать чьё-то имя, ему бы пришлось перебирать бесконечные списки всех тех имён, что он мог только вспомнить, в своей голове. В противном случае - ему бы пришлось перебежать букву-за буквой. В случае правильного варианты, интуиция радостно сигналила ему своё согласие, а затем вновь удалялась куда-то в далёкие глубины сознания, в то время как Ода, преспокойно себе пользовался полученной информацией. Короче, чтобы пользоваться интуицией, надо было уметь думать. Живя в Италии, почти что полностью экранированный от его интуиции из-за действия проклятия, Ода этот навык малость растерял, но, при нужде, вполне мог бы рассказать всю биографию абсолютно случайного человека, хоть это и заняло бы мучительно долгое время нудных переборов - слишком много факторов пришлось бы учитывать. В общем, если бы Ода захотел, он бы узнал всю жизнь Дазая, а не только какие-то его секреты, от корки до корки. А подобное условие он предложил, мотивируясь тем, что Дазай выглядел очень азартным человеком, как раз из тех, кто и впроголодь будет ставить последнее на спор, будучи полностью уверенным в своей победе. Но Дазаю, разумеется, не надо было знать данный факт. А потому Ода только пожал плечами, что переводилось примерно так: «Да, ты прав. Ты меня раскрыл, что поделать.» А между тем, Дазай ехидно ухмыльнулся, а в глазах было столько игривости, что позавидовал бы самый шаловливый ребёнок. — Хах, а это уже интересно. Собираешься узнать мои секреты? — пропел он, — Прошло так много времени с тех пор, как кто-то рискнул бы меня обыграть! — Я рад, что ты в настроении, — с ноткой облегчения кивнул ему Ода, начиная раздавать карты, — Готов? — Начинай в любое время, как пожелаешь. Одеяло было откинуто куда-то на пол. На разглаженной простыни лежали карты, над которыми склонились два человека: две карты перед Одой, две перед Дазаем. Все лицевой стороной вниз. И прежде чем Ода успел положить следующую карту, Дазай, невинно сложив руки перед собой, заговорил: — Ты кажешься честным человеком, поэтому я поделюсь с тобой кое-чем. — Чем же? — Тем, кто предложил эту игру - был ты, но тем, кто привел тебя к ней - был я, — в эту самую секунду Дазай выглядел на удивление взрослым. Он спокойно продолжил, — Я уже говорил, что на полке лежат игральные карты, да и время вроде бы больше убить нечем. Нам двоим особо не было на что спорить. Очевидно, что мы придём к заключению, в одном из результатов которого будет стоять моя победа и моя свобода. Если бы это был какой-то другой вариант и на этот ты бы не согласился - я бы просто поднял ещё больше шума. И именно таким образом я смог добиться от тебя той игры, которую и желал. Мысленно, только мысленно, Ода поаплодировал этому человеку. Разумеется, если бы они тут оба не разыгрывали спектакль - каждый по личному сценарию - достижение Дазая выглядело бы очень впечатляющим. Дазай был, безусловно, очень умён для своего возраста. Но Ода, в своё время, тоже был таким, а сейчас он ещё и вырос. У Дазая изначально не было и шанса. Но Ода не решился развеять впечатление этого наивного ребёнка, что выглядел так уверенно. — Я понял, — спокойно выдал ему Ода, — Значит, ты тоже рассчитываешь на победу? — Безусловно, — ответил ему Дазай с улыбкой, которая, казалось, так и сверкала, — В данной игре я ни разу не проигрывал. Нет ни намёка на блеф или шутку. Он абсолютно серьёзен. — Вот почему, — прочеканил Дазай, выдвигая первую ставку вперед, — Вот почему ты никогда ты не услышишь от меня ни одного секрета. И именно с этими словами, Ода решил устроить себе небольшую тренировку давно забытой «Безупречности». Спустя тридцать минут игнорировать очевидный исход игры не представлялось возможности. — Код доступа к аварийному вооруженному хранилищу Портовой Мафии… 7280285E, — каменное лицо Дазая в этот момент, виделось Оде предметом чёрной зависти. — У тебя много секретов, — с уважением кивнул он парню. — Ну конечно же! Я ведь главнокомандующий спецподразделения под прямым командованием Босса! — выкрикнул Дазай и в отчаянии завалился спиной на кровать. Карты взлетели в воздух, — Аргх, что, чёрт возьми, происходит? Вытекает так много личной информации! Это унизительно! Это была их восемнадцатая игра. Ода, разумеется, выиграл все. Домашний адрес, способности и навыки подчинённых, время и возраст присоединения к мафии, общая сумма денег, которую Дазай имеет на руках, чем он занимается в организации, его любимая еда, местонахождение секретных хранилищ, а ещё тот факт, что его нынешний босс по имени Мори когда-то был подпольным врачом и так далее, и так далее. Можно продолжать бесконечно. Дазай обратился к нему с той интонацией, что в народе называют чистым отчаянием: — Ты… блефовал, не так ли? — его глаза могли прожечь в голове Оды дыру. Но он только склонил голову набок. — Блефовал? — Я заметил это ещё в середине игры. Это точно какая-то техника. Ты использовал что-то, чтобы предвидеть, как будет разворачиваться ход игры. Сначала я ослабил бдительность, потому что думал, что всякие выходки будут направлены именно на меня, но если они были направлены на само место и ход игры, то это объясняет твоё отвратительное предвидение и успех. Дазай выглядел до ужаса расстроенным. Ода решил быть с ним честен. — Прости, я не хотел этого скрывать, — покладисто согласился он, — Моя способность позволяет мне заглянуть в ближайшее будущее на 5-6 секунд. Вот почему я мог видеть всё, начиная от следующего развития игры, следующей ставки, которую нужно сделать, заканчивая следующей картой, которая появится. Я давно не использовал эту способность, а потому решил, что небольшая тренировка была бы кстати. Это было несправедливо и невежливо, здесь я с тобой согласен. Как и ты, я никогда раньше не проигрывал в подобных азартных играх. Давай сведём эту игру на «нет». С самого начала я просто хотел помочь тебе убить свободное время и скрасить скуку. — Мы не можем оставить это просто так! — яро запротестовал Дазай, — Мы не можем, даже если захотим! Если бы мы ставили на деньги - ты бы просто вернул их мне полностью, но я дал тебе информацию! Ты знаешь, что не потеряешь её, даже если «вернёшь» мне, так? Она никуда не денется из твоей головы! Что же тогда можно сделать? Можешь ли ты полностью забыть все, что слышал и видел? Ода был мастером самообмана. Дазай выглядел до ужаса расстроенным. — Если это единственное, что мне остаётся, то я попытаюсь, — честно пообещал он, в искренней попытке помочь. — Ха-а-а-а?! — последний вздох Дазая был каким-то слишком мёртвым. Да и вообще, общая эмоциональная усталость читалась на его аккуратном лице, — Твои шутки не смешные. Причём ты всегда говоришь их с серьёзным лицом. Это даже шутками-то не назовёшь. Ода приклонил голову: — Я вообще-то и не шутил… — Ага, как же, — Дазай повернулся в его сторону с угрюмым лицом, — Аргх, чёрт, Мори-сан отругает меня за утечку информации об организации. В голове Оды на секунду сделалось пусто. Затем он смущённо спросил собеседника: — Кто этот… Мори-сан? Дазай удивлённо захлопал глазами и внимательно прищурился, вглядываясь в его лицо с поразительной концентрацией. Что он там выглядывал - понятно не было, но через пару минут он ошалело высказал запоздалый вопрос: — Ты что… правда… забыл?