Невозможно

Мир под номером шесть имел довольно сильные различия с его собственным миром.  Когда он только-только прошёл через Книгу и попал в эту линию вселенной, он поразился – воздух здесь был настолько свежий, настолько чистый: Ода на первых порах почти задыхался.   В этом мире не было Пламени, и это чувствовалось, даже несмотря на то, что Пламя само по себе не имело сильных эманаций как у способностей и в повседневной жизни ощущалось только с очень близкого расстояния.  Ода прекрасно знал, что каждый мир, который был связан с Книгой, имел свои отличительные особенности, заложенные в самом фундаментальном проявлении мира.  Первый, «оригинальный», мир был – как бы так сказать – основой мироздания, неким эпицентром, отправной точкой.   Все Авторы, попадавшие в потусторонний офис Книги, сперва обязательно пробегались по сюжету первого мира. Он был наглядным пособием того, что Автор делать не должен. Не должен умирать, то есть хотя бы постараться не умирать быстро, иначе без его присутствия скоро начнутся разного рода охоты за Книгой, которые могут привести к проблемам, масштаб которых мёртвые Авторы, уже навеки застрявшие в Книги, решить не смогут.  Хорошим, вернее, плохим примером был Одасаку, Автор из первого мира, который в нынешнее время имел безоговорочно мёртвый статус. Его мир не стёрся лишь неимоверным его трудом после смерти: скорректировать условия недоапокалипсиса так, чтобы он так и остался «недо» – это надо ещё очень постараться.  Второй мир был примером того, что будет, если Книга попадёт к Автору через вторые руки.   Читать сюжет миров, кроме первого, категорически запрещалось, но об основном замесе наслышаны были все: Дазай Осаму первого мира, благослови его Бог, не справился со смертью Одасаку – ещё один камень в его огород – и предпринял решительные меры по его спасению.  Что сказать, писатель из него получился аховый, потому как он самолично довёл до исчезновения около трехсот миров, которые сам и создал. Остался лишь один – второй – и то только потому, что Книга всё же смогла попасть к местному Сакуноске, что пусть и немного, но смогло стабилизировать этот мир.  Второй мир был олицетворением хаоса, мрака, момента, когда всё пошло «не по плану».  Третий мир, пожалуй, был настолько невинен, насколько это было возможно.  Он родился самостоятельно, по смешливой прихоти высших существ и не был испорчен ни насилием, ни лишней кровью. По правде говоря, это был мир с удивительно маленьким показателем преступности, но, возможно, это было потому, что все сколько-нибудь значимые террористы были ещё школьниками.  Автор того мира даже не имел особой необходимости появляться в Книге – он просто плыл по течению, больше напоминавшем день сурка, вроде бы даже был учителем этих самых террористов и потихоньку закладывал в чужие головы правильные понятия, одобренные всеобщим собранием трёх на тот момент гордых Авторов.  Стоило ли говорить, что тамошнему Автору прочие завидовали по-чёрному? Вернее, завидовали бы, но то было просто не в их характере.  Четвёртый мир, его собственный.  Что же, он, возможно, имел предвзятый взгляд и не мог судить здраво, но от своих коллег он слышал, что в этом конкретном мире роль такого человека, как Ода Сакуноске, была намного значительней, чем во всех прочих мирах.  Когда-то они все – имелось ввиду, Одасаку из первого, Зверь из второго, Учитель из третьего и сам Ода, обозначаемый в узких кругах «Матильдой», из четвёртого миров – думали над этим: почему же так вышло? Ведь они всегда были скорее важным, но всё-таки «второстепенным персонажем». Никто из них не имел право читать сюжет его мира, но они всё равно пытались, говорили какими-то замысловатыми фразами, обходили прямое упоминание словесно, догадывались об неоговоренных моментах. Всё же, они были одним человеком по сути и мышление имели одно и то же.  Общими усилиями была составлена теория «мировой суммы». По сути своей четвёртый мир был суммой двух разных вселенных со множеством своих ответвлений. И даже окончательно перейдя на сюжет, где он был «персонажем второстепенным», Ода не утратил своих свойств «центрального персонажа», на котором, по словам хотя бы того же Бьякурана Джессо, строились миллионы миров.  «Второстепенный персонаж» с характеристиками «центрального» также не мог оставаться на заднем плане и хоть как-то, но участвовал в основных событиях мирового сюжета, пусть даже совсем косвенно.  Вот как подумаешь об этом, проговоришь у себя в голове все эти странные термины, так сам себя сумасшедшим посчитаешь и в психбольницу положишь, во избежание причинения вреда окружающим тебя людям.  На самом деле вот это правило: «Не читать сюжеты чужих миров кроме первого» – было очень полезным для сохранения умеренного состояния психики, с учётом природы пятого мира, потому что в пятом мире у людей вместо глаз были пуговицы, а из рук у них вываливалась вата, просачиваясь сквозь тонкие нитки.  Каждый раз, когда Автор того мира по каким-либо причинам заявлялся в офис Книги, весь происходящий там сюр разом замирал, не выдерживая того безумия, невооружённым глазом видимого на тканевом лице.  Сакуноске Ода никогда не был расистом или чем-то в этом роде ни в одном из миров, но проще было бы разговаривать с животным, чем с живой странной куклой.   Никто из них не понимал, как работал пятый мир, почему люди в нём куклы, почему они живы и способны разговаривать, способны умирать. И даже не будь правила «не читать», вряд ли бы они прочли сюжет этого мира – просто от греха подальше, чтобы спалось ночью легче.  А вот шестой мир… Шестой мир на самом деле был очень похож на четвёртый, его собственный.  Ранее он упоминал, что они довольно сильно отличаются друг от друга – ну так они все друг от друга отличаются, в данной ситуации это было неважно.  Но шестой мир, также как и четвёртый, был кривой склейкой двух вселенных.  То есть изначально не предполагалось наличие такого человека, как Сакуноске Ода, и только потом, в результате особых обстоятельств, он внезапно возник, вмешиваясь в сюжет мира.    Оде решительно не нравилось то, что он не мог вспомнить свою жизнь до тринадцати лет, когда он подписал злополучный договор, перевернувший всё его существование.  Проблем с памятью он у себя никогда не наблюдал: он помнил то, в какой рубашке был Леон в их первую встречу, а это, между прочим, было аж семь лет назад. Довольно много, правда?  Да и раньше он прекрасно помнил все периоды своей жизни. В конце концов, смог же он как-то рассказать нерадивому другу всю свою биографию. И он помнил, что же там рассказал: про детство, про мать, про Хранителей.  Он помнит свои слова. А вот своего присутствия в них он не помнит.  И Ода же точно знает: ещё год назад, когда он жил в Италии, он помнил. Помнил, да ещё и умудрялся собирать дополнительную информацию о своей прошлой жизни: предупреждён значит вооружён.  А сейчас? Где это всё? Где воспоминания о том, почему его называли «Никчёмным», где лица семьи, Хранителей? Где воспоминания о Конфликте Колец, о путешествии в десятилетнее будущее, о Битве Представителей? Где это всё? Где?  Зарывшись в недра новостей мафии того времени, когда он активно в ней развивался, он смог отыскать последние, нестёртые школьные фотографии его Хранителей.   Он смотрел на них, пытался вспомнить события, связанные с ними: то, как они вместе прозябали над очередным сложным домашнем заданием, как бегали от Хибари Кёи, боясь его фирменной божественной кары. И не мог вспомнить.  Вот были воспоминания, была целая жизнь.  А теперь её не было.    Он будто родился в свои тринадцать с новой внешностью, с новым именем, с новой личностью.  А Савадой Тсунаёши являлся кто-то другой.  Оде это не нравилось.  Он никогда не любил ощущение того, что что-то выходит за границы его контроля.  Контроль – это спокойствие, спокойствие – это свобода.  Сакуноске Ода был готов на многое ради свободы – он был на свободе помешан, зациклен. Почувствовав её вкус, он уже не был готов от неё отказаться.  Понятие свободы прочно связалось с понятием жизни в его сердце. А жить он очень любил.  Свобода – это не только свобода физическая, но и психологическая. Человек с травмой – человек заведомо загнавший себя в рамки, от которых он не в силах был бы избавиться вовек.  В своё время, чтобы поддержать эту психологическую свободу, Ода стал мастером в том, что называется самообманом.  Он дошёл до того, что напрямую блокировал ненужные ему ни в каком смысле воспоминания.  Но у него и в мыслях не было вычеркивать из своей жизни тринадцать чёртовых лет – это было решением нелогичным, к тому же небезопасным.  Или он стёр их, но просто не помнил, когда и как?  Думая об этом, он путался ещё больше.  В итоге его мысли привели Оду к шестому миру. Автор того мира был похож на него в том смысле, что когда-то был совсем другим человеком, и было бы неплохо поделиться друг с другом своим опытом на этом поприще. Ведь они один и тот же человек, в конце концов, необходимо было понять, насколько же различались их ситуации.  Итак, обозвав эти доводы разумными, он принял решение переговорить с Автором шестого мира за жизнь.  Проблема была только одна: тот Автор был особенно асоциален, даже если сравнивать его со своими копиями из других миров, а потому очень нечасто появлялся в офисе, что затрудняло возможность разговора с ним. Не дежурить же в Книге дни напролёт, правильно? У него дел по горло и в своём мире.  Тогда ему в голову пришла ну просто гениальная идея.  Ведь все двери в другие миры кроме первого были открыты. И по идее, раз они сами могли путешествовать из своего мира в Книгу через эти двери, то почему бы не было возможным посещать и другие миры? Всё же они один человек.  Один человек, пусть с разным прошлым, немного отличающимся друг от друга характером – суть их была одна и та же. Не зря именно они из всех людей мира являлись Авторами.  Оказалось, проходить через другие двери он всё же мог.  Правда, посадочка была не слишком мягкая: если в своё мире он просто будто засыпал на мгновение, ничем не выдавая своего путешествия помимо закрытых в напряжении глаз, то в этом мире, так как он всё же был гостем незваным, его выкинуло откуда-то с неба.  Благо, падать было невысоко, но всё же резкий удар спиной о каменную плитку нельзя было назвать приятным.   В тот же миг у него из лёгких весь воздух выбило: мало того, что удар всё же на него повлиял, так ещё и воздух в шестом мире был слишком чистым, не таким, как в других мирах.  Не то чтобы он бывал в других мирах, но всё же.  Раньше он этого не замечал, но сейчас отчётливо мог понять, что весь его четвёртый мир был насквозь пропитан запахом гари и пепла. Пламя влияло на мир гораздо больше, чем он мог себе представить.   В его голове почему-то пронеслась случайно подобранная информация о рыбах, живущих в самых глубинах океана. Учёные поражались, как менялись эти рыбы, попадая на сушу: если внизу, в своей родной среде, они были круглыми, забавными и действительно странными на вид, то наверху они превращались в сморщенные тряпки.  Ода чувствовал себя этой рыбой.   Весьма странное ощущение, он мог сказать.  Схватившись за грудь, он резко встал, игнорируя слабое помутнение в своих глазах и разноцветных мушек вокруг, и спиной опёрся о перила, отделяющие набережную от моря.  Он в Йокогаме – понял он, краем глаза поймав родные пять небоскрёбов – это было уже хорошо.  Быстро сунув руку в карман, он поблагодарил себя за то, что как раз не далее как вчера по дороге домой забежал в круглосуточный и пополнил свой жизненно важный запас сигарет, необходимых ему для нормального функционирования. Привычно щёлкнув пальцами, он поджёг кончик, затягиваясь с флегматичным облегчением.  Если он хотел нормально дышать в этом шестом мире, он должен был прочно заполнить свои лёгкие смогом. Всё равно из-за регенерации на него это никак не влияло.  В этом мире у них был закат.  В его собственном сейчас должно было быть раннее утро.  Ода почти лениво растянулся на перилах, зажав сигарету в зубах и запрокинув голову назад.  Перво-наперво он должен был определить, насколько отличался его мир от этого.  И он сейчас не имел ввиду воздух без Пламени – это он уже осознал и принял – его интересовали временные рамки и какой-никакой сюжет.  Также неплохо было бы выяснить, где сейчас находится Автор этого мира.    В принципе, он мог бы заморочиться, притвориться шпионом Италии на пол ставки и, приняв шаблонный образ действий, пойти ненавязчиво выуживать информацию из прохожих. Ну или хотя бы взглянуть на дату свежей газеты.  Но Ода что-то не видел каких-либо прохожих в ближайших ста метрах набережной линии, а до газет явно надо было пройти какое-то расстояние, так что он поступил так, как поступал почти во всех трудных случаях своей жизни.  Он задумался.  И интуиция радостно начала играть с ним в горячо-холодно.  «Значит, здесь пока не было конфликта, — подтвердил он свои догадки. Больно кусок Йокогамы, который ему сейчас удавалось лицезреть, выглядел хорошо и благополучно. Даже пройди этот конфликт у них, всё равно должны были остаться какие-то видимые последствия, — Но до него не слишком далеко.»  Ода задумчиво сделал ещё одну глубокую затяжку, ощущая, как Пламя привычно выжигает мельком осевшие внутри него пылинки смога.  Он не слишком хорошо знал, что ему следовало бы делать с этой информацией.  Так что он опять задумался, смиренно предлагая интуиции свои мысли.  Та весело трезвонила, радуясь его вниманию.  «Значит, другой Я недалеко, — Ода прищурил один глаз и наклонил голову набок, просчитывая числовые значения в своей голове, — Метров пятьдесят?»  Интуиция метафорически помотала головой.  «Тогда тридцать»  И сейчас она с ним согласилось.  Иногда у Оды возникало странное ощущение, что интуиция — это вполне живой разум, находящийся внутри него и тихо спящий там до критических ситуаций.  Конечно, правдой это не являлось.  Конечно.  — Одасаку! — заголосил в отдалении счастливый голос, почти переходящий на немного визгливые ноты.  Ода поперхнулся, закашлявшись от неожиданности, и широко открыл глаза, поворачивая голову в сторону возгласа.  Дазай, находящийся от него на расстоянии около десяти метров, с чрезвычайно довольным лицом махал ему рукой, быстро приближаясь к нему почти летящей походкой.  Какое-то смутное смирение зашевелились в его груди, когда он прикрыл глаза рукой, активно притворяясь, что его здесь нет.  «Возможно, стоило нацепить хотя бы медицинскую маску», — обречённо подумал Ода. Но умные мысли обычно приходили, как это бывало, в самый последний момент, когда ничего уже сделать было нельзя.   А Дазай Осаму шестого мира тем временем радостно нарушил негласные мировые законы – нет, серьёзно, Ода слышал трещание пятого измерения, четвёртой стены или как там это вообще называлось – и остановился около него, бодро прищелкнув каблуками с выпрыгивающим из него энтузиазмом.  — Привет! — начал он громко, всеми своими еле заметными манерами до боли напоминая Дазая его мира.  И Оде бы сейчас впору потерять самообладание, начать странно себя вести и подчистую выдать свою иномирность перед самым неподходящим для этого человеком, но…  Его характер ему просто этого не позволял.  — Привет, — только выдохнул он, слабо махнув рукой.  Лицо Дазая засветились ребячливым позитивом.  — Ты куришь? С каких это пор? — прощебетал он и продолжил, не давая вставить слово, — Одасаку, а ты же знаешь, как это вредно! Курение наносит вред сердцу и кровообращению, увеличивает риск развития ишемической болезни сердца, инсульта, заболевания периферических сосудов и цереброваскулярных заболеваний, — отчеканил шатен как по учебнику, произнося такие страшные слова с привычной весёлой улыбкой, — В общем, сигареты – это смерть! Точно, это же смерть! Одасаку, а почему ты не сказал мне раньше, что куришь?! Давай я тоже начну – будем умирать вместе!  Ода, не контролируя себя, щелкнул пальцем по чужому лбу.  — От сигарет умирают очень долго, — поучительно постучал он по голове притихшего Дазая, — Ты скорее просто будешь мучиться от всяких болезней. Вот я не курю и курить не буду, потому что не хочу проблем с организмом в таком возрасте.  Его собеседник непонимающе захлопал глазами и прищурился, скептично посмотрев на сигареты в его руке.  Ода тоже на неё посмотрел.  — Но ты же куришь сейчас, — убеждённым тоном заявил Дазай, — Кого ты пытаешься обмануть, Одасаку?  — Нет, я не курю, — тем не менее, Ода выпустил дым из своего рта, предварительно отвернувшись от Дазая, — Курю не твой я, курю я, а мне можно.  Дазай, кажется, не знал, что ему на это ответить.  Он как-то почти беспомощно поднёс руку к подбородку и прищурился, пусто глядя на злополучную сигарету.  — Всё же Одасаку непостижим, — в итоге сказал он, звуча так, будто это должно было быть очевидным выводом.  Ода пожал плечами.  — Дазай, — в это же самое время за их спинами раздался спокойный голос, — Прости, что опоздал.  Дазай вмиг обратился в ледяную фигуру. Его лицо как-то странным образом напряглось, начиная напоминать странную восковую маску. Большие, распахнутые с непонятным чувством глаза медленно оторвались от сигареты и перешли на синие глаза перед ним.  Ода пару секунд пусто поглядел на него, а затем выглянул из-за его плеча, распрямляясь.  Напротив него стоял он. Точно такой же Сакуноске Ода, начиная от чёрт лица, до привычного слабого подворота рукавов светлого пальто.  Автор шестого мира.  Пару секунд никто из них ничего не говорил. Затем Автор шестого мира кивнул, кажется, что-то решив в своей голове, и спокойно обратился к Оде, никак в лице не изменяясь:  — А ты как сюда попал?  — Через дверь.  — Не думал, что это возможно.  — Как оказалось.  — Понятно.  И они вновь замолчали, продолжая пристально смотреть друг на друга.  Ода вновь затянулся сигаретой, почувствовав, как свежий воздух шестого мира в который раз уже пытается его подавить.  Дазай же явно находился в состоянии дикого дискомфорта, довольно сильно выбивающегося из околомирной и дружелюбной атмосферы, поддерживаемой одним из замечательных закатов Йокогамы и тихим морским гулом.  Он медленно, напоминая собой шарнирную куклу резкими щелчками его конечностей, поменял своё положение, боком становясь по отношению к одинаковым людям рядом с ним.  — О-да-са-ку? — настороженно раздельно полу утвердительно проговорил он, скосив взгляд на новоприбывшего.  — Да, Дазай?   Дазай дёрганно повёл плечами и расставил руки в стороны, призывно махая запястьями.  Они поняли его без слов и, не сговариваясь, синхронно сделали шаг вперёд, слабо касаясь открытой кожи его рук.  Холодно сияние «Неполноценного человека» осветило собой пространство.  Дазай попеременно внимательно посмотрел на лицо сначала одного, а затем другого Сакуноске Оды и, не найдя каких-либо видимых отличий, как-то почти смущенно свёл брови вместе, теряя своё былое напряженное обличие.  — Два Одасаку? — беспомощно пробормотал он. Оде показалось, что в его голосе пронеслись какие-то отголоски странно-весёлого безумного чувства, но, Боже, ему показалось, — Всё это время в мире существовало два Одасаку? Вы знаете друг друга, да? И меня вы знаете…. Два Одасаку… Два Одасаку…  Ода сочувственно похлопал его по плечу и тут же одёрнул руку в сторону, встречаясь с совершенно диким взглядом.  — Я почему пришёл, собственно, — не отводя взгляда от Дазая, он медленно поднял руки, показывая, что он безопасен. Дазай шестого мира вёл себя как Дазай четвёртого мира, а тот вёл себя как облезлый бродячий кот временами, — У меня вопрос.  — Какой? — Автор шестого мира – ну, или просто Шедевр, как они его начали называть непонятным даже им образом – наклонил голову и повторил действия Оды, как только бешеное внимание кота между ними переключилось на него.  — Жизненный. Это быстро, но я всё же надеюсь, что я вас особо не отвлекаю.  Шедевр отрицательно помотал головой.  — Дазай позвал меня прогуляться. Если это быстро, то… Дазай, ты не против, если мы отойдём?  Они оба проследили за тем, насколько медленно моргнул человек, известный в узких кругах как «Демонический вундеркинд», и осторожно сделали ровно восемь шагов назад, молча посчитав это расстояние условно безопасным.  Тут Ода как опомнился.  — А я тебе мир не ломаю случайно? — немного опасливо нахмурился он и увидел такое же выражение на лице своей копии.  Они прислушались к себе.  — Мы бы знали об этом, — протянул Шедевр, — Правильно?  — Никогда не имел дело с разрушением чужих миров?  — Не доводилось. А ты…?  — Вроде как имел. Проблема именно в этом.  Шедевр посмотрел на него, выглядя ничуть не удивлённым открывшимся фактам. Он только приподнял брови.  — Проблема в разрушении чужого мира?  — Нет, это нормально, я думаю, всё же тот мир, вроде как, был десятилетним будущим, которое уже просто не могло случится в нынешних обстоятельствах. Проблема в том, что я не помню довольно большой период своей жизни. Конкретно тот, когда меня ещё не звали Сакуноске Ода. Я хотел спросить тебя, не сталкивался ли ты с чем-то подобным.  Ни капли не задумываясь, Шедевр быстро кивнул.  — Сталкивался. Около двух лет назад, — его лицо обеспокоенно дёрнулось. Губы сжались в тонкую полоску, — Странно, что мы оба столкнулись с этим явлением. Совпадения такими не бывают. Но, тем не менее, это даже вписывается в мою теорию.  Они посмотрели друг на друга. Их губы зашевелились в один и тот же момент.  — Книга, — раздался сдвоенный голос двух одинаковый людей.  — Когда мне было восемнадцать лет, я осознал, что не могу ничего вспомнить до момента, как я получил документы на новое имя, — Шедевр начал говорить, не дожидаясь чужих слов, а просто читая и так понятную атмосферу между ними, — Я никогда не страдал забывчивостью. Я не хвастаюсь, но у меня идеальная память – очень близко с гипертимезией. Было удивительно, если я не мог вспомнить, что я ел на ужин две недели назад, а уж забыть целую жизнь не представлялось для меня возможным. Тем не менее, именно так всё и было. Знаешь, мне не нравится, когда вещи находятся не под моим контролем. Это мешает моей свободе.  В этот момент Ода ещё раз почувствовал, насколько же они все друг на друга похожи.  Он смотрел в чужие глаза и не видел в них признака другого человека. Вернее сказать, он смотрел в свои глаза и видел в них только себя.  И что, что прожили они совершенно разную жизнь? Сейчас они разделяют её на двоих, являются друг для друга этакими доппельгенгерами – двойниками из параллельных реальностей, что в принципе имело смысл.    — Итак, я понял, что мне было необходимо вспомнить то, что я так странно забыл, — Шедевр продолжил, — Я перепробовал много методик. Все эти гипнозы, о которых пишут в интернете, медитации. Пробовал даже ходить к настоящим экстрасенсам. Знаю, конечно, что они вообще ненастоящие, но мог же среди них попасться эспер. Но всё это было безрезультатно: я не смог ничего вспомнить и просто спустил на ветер свои деньги и время. Так что в конце концов – я всё же решил довести дело до конца – решил попробовать наиболее известный метод, который, как мне говорили, является наилучшим в таких ситуациях. Я попробовал поехать в место, которое дало мне наиболее яркие воспоминания за всю мою жизнь: в мою школу. У меня была надежда также пообщаться с моими бывшими учителями под предлогом того, что я подбираю школу для моего ребёнка. Всё-таки у меня совсем другая внешность, что исключало возможность раскрытия моей бывшей личности, так что это было безопасно.  — Я думал об этом, — Ода понимающе кивнул, — Я хотел вернуться в город, где вырос. Но прежде всего для меня показалось важным поговорить об этом с тем, кто мог бы иметь такой же опыт.  — Хорошо, что ты это сделал, потому что, знаешь… В этой моей поездке кое-что пошло не по плану.  — Что ты имеешь ввиду? — в его голове заиграли самые разные варианты событий.  — Я не стану описывать тебе всё в точности, ты меня пойми, — Ода понимал: они всё ещё надеялись не нарушать все существующие во вселенной правила, — Но скажу так: та ситуация, что произошла со мной в этой поездке, попросту не могла со мной произойти.     «Не могла?» — он больше прежнего почувствовал в словах своей копии определённую неправильность.  Он поднял бровь, побуждая Автора шестого мира продолжить.  — Слышал о законе Мёрфи? — внезапно спросил Шедевр и сам же ответил на заданный им самим вопрос, — Принцип гласит: «Если что-то может пойти не так, оно пойдёт не так». У меня это принцип приобрёл абсолют. Я просто не знаю, как объяснить то, что, приехав в мою бывшую школу, я обнаружил, что человек, имевший весьма… неприятное значение в моей жизни оставил мне там подарок. Моя прошлая личность пропала без вести – я буквально мёртв, но даже так я умудрился завлечь себя в неприятности, даже больше не имея к ним прямого отношения.   И Шедевр замолчал, будто ушёл в себя.  — Насколько это было плохо? — осторожно спросил Ода, уже догадываясь о масштабах проблемы.  — Погибли люди, — хмуро ответил Автор шестого мира, — Ученики и учителя. Погибли. В школе. При практически невозможных обстоятельствах, понимаешь меня? Не-воз-мож-ных. Такого в мире не бывает, не могло было быть. И всё закончилось – всё прекратилось – люди перестали умирать, как только я покинул школу. Но! — он даже в какой-то мере весело хмыкнул, пожав плечами, — Я смог вспомнить некоторые важные моменты. Точнее, я смог восстановить память на уровень нормального человека, не помнящего какие-то бытовые мелочи или своего раннего детства. Как-то так. Хотя, я думаю, если бы я пробыл там дольше, я бы помнил больше, но у меня не было выбора. Я не мог оставаться там.  — М-м, — Ода прикрыл глаза. Он посмотрел на тлеющую сигарету в своей руке, на свою копию из шестого мира, на Дазая, всё так же смотрящего на их дуэт бешеными глазами, — Думаешь, со мной произойдёт тоже самое?  — Я уверен. Книга своенравна, ей нравятся нынешний мы, она не хочет, чтобы мы вернулись к тому, чем мы были. Ты тоже слышишь её, а потому знаешь, чувствуешь то, чего она желает. Книга – не просто артефакт, скорее высшая сущность, и эта сущность нас любит, но довольно странным образом. Ну, ты понимаешь.   «На самом деле я давно перестал что-то понимать», — вот, о чём сейчас думал Ода, вглядываясь в чужое лицо и видя на нём ровно такие же мысли.  Ода прокашлялся, чуть сморщился от того, что воздух этого слишком чистого, белого мира вновь забрался в его горло, и резко хрустнул шеей, решая.  — Я всё же попробую, — не в их характере было отступать при виде опасностей. Они скорее прорезались сквозь них, добиваясь своих целей.  — Как и ожидалось, — понятливо протянул Шедевр и бросил косой взгляд куда-то за его плечо. Нацепив странное выражение обеспокоенности, что откровенно чужеродно смотрелось на их общем лице, он с тёмным блеском уставился на Оду, — Знаешь, это весьма опасно. Раз ты выяснил, что можно проходить через чужие двери, так, может, я пойду с тобой? Двое лучше, чем один.  Ода свёл брови вместе.  «С чего это он… — прекрасно зная, что неприятности и лишние проблемы они люто ненавидели, задался вопросом Ода, но взгляд, о котором он уже успел позабыть, мечом пронзил его спину, заставляя вздрогнуть, — Хорошо, понятно.»  Дазай был его другом, но также и неземным существом, с которым Ода предпочитал сталкиваться тщательно подготовленным и на условиях, поставленных заранее им же.  Автор шестого мира, очевидно, считал ровно так же.  Ода отвёл от Шедевра взгляд, притворяясь, что он не понимает, что они вообще-то разные люди, как бы.  — Мне комфортнее одному.  — И всё же я настаиваю.  — Я тоже настаиваю, — и, махнув рукой сначала параллельному себе, а потом и параллельному другу, он медленно, не оборачиваясь спиной к ним, направился к ближайшему переулку.  Ода не знал, с какими спецэффектами он из этого мира уйдёт.