Равная

             Энола является к нему вечерним призраком, непривычно изящная, завернутая в мятно-цветочные бантовые складки, ударяя тугими кольцами волос – и стучит настойчиво, неотвратимым лесным пожаром, отвлекая, направляя к себе, захлёстывая присутствием: энергичная, громкая, упрямая – слишком схожая.       С юношеским задором выдаёт просьбу, рвано и быстро, не успевая передумать, задохнуться в неловкости, не позволяет ему отказать – хотя бы самым простым движениям, раз-два-три, куда ставить ноги, ты ведь точно умеешь, конечно, ты же Шерлок Холмс, ты умеешь всё, а это очень важно, я тут читала книги, вот платье и светские беседы, я бы не просила по прихоти, но приходится, – он привычно отделяет из паутины слов основное и тускло удивляется:       – Разве матушка не научила тебя?       Энола не сразу отводит глаза – даёт возможность разглядеть весёлые искры воспоминаний: неловкая пляска без музыки, под фальшивые попытки повторить задорную мелодию, цветастые юбки, деревянные башмаки, растрёпанные волосы, а напротив устало-довольная улыбка на материнском лице – заслуженный отдых от стрельбы и шахматных партий, пока за окном расцветает весенний сад, что заслоняет молодой зеленью все тревоги окружающего мира.       – Те танцы, которые я знаю – слабо подходят случаю, – отвечает наконец-то, горделиво-задумчиво, но стеснительно ныряет ломкими пальцами в кружева нежного платья.       Шерлок не спрашивает – не имеет власти отговорить от очередной дерзкой задумки: сам такой же, дышит интригами и загадками, бросается в манящий омут опасности и балансирует на острой грани, – поэтому он только выпрямляется статно, показательно заводит одну руку за спину, а другую протягивает к Эноле – деликатное приглашение.       Ритм шагов смягчает ковер – пыльный, потёртый, гладкий, девчонка глаз отвести не может от витиевато-мозаичного узора, что сливается в единую пёструю вспышку, когда Шерлок одним крепким движением подтягивает ее чуть ближе к себе – у Энолы как-то внезапно и странно перехватывает дыхание, словно рёбрам становится тесно в плотных объятиях корсета, но она заставляет себе поднять голову и следовать по размашистому кольцу шагов – получается кукольно-напряжённо, и слова её поспешно сглаживают неловкость:       – Я отвлекла тебя?       Вопрос неуместно-ненужный – широкая столешница небрежно покрыта скатертью цифр и слов, что стягивают нити загадки в общий клубок, – но Шерлок отвечает:       – Пытался разгадать послание. Безуспешно, – он морщится едва заметно, ведёт её дальше в развороте, отпускает ровный изгиб талии: – Отдаляйся.       Энола ловит ресницами его образ: серьезный, спокойный, уверенный, – и согревает в памяти неожиданно трепетно, продолжая цепляться взглядом за смятый узел шейного платка на чужом горле – и послушно отстраняется, скользит ровную линию до противоположной стены – это на что-то похоже, он уже видел подобное, где-то совсем недавно...       – Может, на карте есть подсказка? – их ладони встречаются и Энола снова вздрагивает, на этот раз от угрюмой складки на высоком лбу, и поспешно добавляет: – Сам говоришь – это игра.       – Определенно. Узнать бы правила.       Пламя свечей трепещет вместе с ними, расплескивая тени по углам, – что заполнены-переполнены историями о людях, числах, тайнах – и сверкает на острых сколах фарфорового сервиза, на шероховатой поверхности шахматной доски       и в её глазах – ясных, любопытных, умных.       Ритм ускоряется – Энола дважды путается в изломах гладкой ткани на пышных юбках, прежде чем перестраивается достаточно успешно, чтобы поднять глаза к сосредоточенно-внимательному лицу и осторожно продолжить:       – Ты был на всех отмеченных местах?       – Дважды. Ничего общего. Необходимо сузить круг, – Шерлок говорит короткими фразами, в темпе танца, мелодию которого отстукивают каблуки его туфель, и делает шаг к Эноле, отдавая ей больше пространства по-вечернему тёмной комнаты: – Поворот.       Энола слушается уже привычно, почти без запинки, и обрывки документов на полу, – потревоженные быстрым движением её юбки – танцуют вместе с ними, перешептываясь бумажным шелестом.       – А если... – начинает она неуверенно, убаюканная теплом его прикосновений и тяжёлым биением сильного сердца, что так близко-близко, на расстоянии одного неполного шага – необходимая дистанция, – и смолкает нерешительно, оступаясь, разглядывая мужские пальцы, что держат её собственные       снова вмешивается в чужое дело.       Но Шерлок – скрытный, холодный, замкнутый Холмс! – неожиданно замедляется, ведёт тише, мягче, спокойнее, и ласковым взглядом позволяет продолжить, подталкивает, подбадривает – я пойму тебя, я вижу в тебе себя, одна суть, одно воспитание, помнишь? – и Энола сглатывает внезапный комок горечи: это те воспоминания о старшем брате, что никогда не принадлежали ей, потому что смотрел он на неё только из газетных вырезок.       И поспешно обращает буквы в слова:       – Ты говоришь, точки на карте не связаны между собой ничем, верно? А что если их связал тот, кого ты ищешь? Что если эти линии...       – Шифр, – заканчивает Шерлок, склоняет Энолу последним жестом, трепетным и тягучим, заставляя девичьи пальцы сомкнуться крепко на его предплечье – задумчиво и до странного правильно, – и переводит взгляд на карту.       Эти линии – шаг, квадрат, поворот, шассе, наклон.       Эти линии – танец.