* * *
— Что делает мисс счастливой? — спросил Роми, появившись в её комнате днём и поставив серебряный поднос у изножья её кровати. Эльфы всегда ставили еду в это место. — Прости, но я не совсем понимаю. Что ты имеешь в виду? — переспросила Гермиона, оторвав взгляд от сада и переведя его на эльфа. Его глаза были полны вопросов, а опущенные уголки губ свидетельствовали о беспокойстве. — Роми и Квинзел заметили, что мисс всё время очень грустная. А Роми и Квинзел не любят грустить, от этого на душе становится тоскливо. Мерлин, этот эльф не мог оставить её равнодушной. Как нечто подобное может служить такому жестокому хозяину, как Малфой? Как его злоба и жестокость не растоптали их светлые маленькие души? Когда ей наконец удастся сбежать, она заберёт эльфов с собой. Гермиона поклялась себе в этом. Она покажет им, что существует другой мир, полный доброты. Девушка обязательно компенсирует всё то бесчеловечное обращение, к которому они привыкли. — Мы хотим сделать всё, что в наших силах, чтобы порадовать мисс, — произнёс Роми, взбираясь на подоконник. — Поэтому скажите, что мисс любит делать? Что сделает её счастливой? — Много чего, — напрягшись, Гермиона изо всех сил выдавила из себя улыбку и снова уставилась в окно. — Вряд ли теперь это имеет значение. — Чем Роми может помочь? Роми мог бы принести ещё чайников? Мисс любит читать? У хозяина огромная библиотека. Роми мог бы принести книги. Она подавила дрожь при упоминании библиотеки Малфоя. В юности она, наверное, упала бы в обморок от возможности порыться в пресловутой библиотеке поместья Малфоев. Она могла только гадать, какие древние тома и бесценные экземпляры находятся в его коллекции. Сейчас же девушка испытывала отвращение от возможности прикоснутся к книге, которую он держал в своих измазанных кровью руках. — Не утруждайся, Роми, всё хорошо. — Роми нравится заботиться о Мисс. Роми и Квинзел очень нравится мисс Грейнджер. Если бы мы смогли порадовать её, это сделало бы нас очень счастливыми. Эльф придвинулся ближе, и его крошечная тёплая ручка легла на её бедро. Как давно она ощущала так много искренней заботы, вложенной в один жест, чем сейчас? — Что помогает мисс чувствовать себя лучше в дни, когда ей грустно? Гермиона глубоко вздохнула, чувствуя, как её глаза защипало от слёз. Она всё ещё не смотрела на эльфа. Если она взглянет на него, то что-нибудь внутри неё точно рухнет. Она не сможет сдержать слёзы. Она не могла взглянуть на него. Слабачка. — Мне нравится рисовать, — прошептала Гермиона. — В дни, когда мне одиноко или грустно, я люблю рисовать. Рисование всегда было тайным увлечением Гермионы. Она находила рисование невероятно успокаивающим. Берёшь в руки кисть и плавно проводишь яркими густыми красками по холсту. Второй по эффективности вид терапии после чтения. Сколько она себя помнила, Гермиона была одержима знаниями. Она жаждала их. На протяжении всей юности девушка испытывала непреодолимую потребность в книгах. Стремление впитать каждое слово, каждое заклинание и узнать что-то новое всегда было у неё на первом месте. Ничего не ускользало от пытливого ума Гермионы. Она с лёгкостью могла вспомнить всё, что когда-либо читала. Непреодолимая тяга к знаниям и стала её личной клеткой. За этими грустными карими глазами хранилось огромное количество данных. Они буквально были заперты в её голове. Казалось, что вот-вот и её голова не выдержит такого объёма информации. Рисование же дарило такую нужную её разуму свободу. Возможность избавиться от надоедливых голосов, нескончаемой болтовни, потребности решать проблемы и просто... выпустить пар. Взять в руки желаемые краски и избавиться от непреодолимой потребности всё знать и всех спасать. Рисование было бальзамом для её души. Мерлин, она и не осознавала, насколько сильно соскучилась по этому. Она бы всё отдала за возможность сесть перед холстом, сжимая между пальцами кисть... Или сигарету. Гермиона взглянула на нетронутый хрустящий снег и представила, что это холст. Она уже хотела мысленно выводить на нём узоры, прежде чем заметила что-то похожее на тень. Она была крошечной, как чернильное пятнышко на чистом листе бумаги. Сначала она подумала, что ей привиделось, но чем дольше Гермиона разглядывала пятно, тем больше оно становилось, растекаясь по снегу чёрной кляксой. Ей потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы понять, что это и вправду была тень. Чёрная Тень. Гермиона распахнула окна и высунулась наружу, насколько это было возможно. Пару дней назад она всё-таки убедила эльфов снять с окон защиту, заверив их, что не собирается выпрыгнуть при первой возможности. Они сделали всё, как она просила, но на всякий случай наложили дополнительные чары. Она могла полностью открыть их, но магия не позволила бы ей высунуться больше положенного. Всё же это было лучше, чем ничего. Теперь время от времени лёгкий ветерок обдувал её лицо. Задрав голову к небу и прищурившись, она вглядывалась в потемневшие облака, пока не увидела то, что искала. Сначала ей показалось, что Чёрная Тень вот-вот упадёт. По мере приближения дракона Гермиона заметила, что её крылья были плотно прижаты к бокам, но зверь не падал. Она стремительно снижалась, держа курс на сад. Это было чересчур быстро даже для дракона. Она пикировала со скоростью света. Даже когда до земли оставалось около шестидесяти метров, она не снизила скорости. Никаких признаков замедления ни на высоте сорока пяти, ни даже тридцати метров не было. Быть может, Гермиона ошиблась и драконица всё-таки падала? В момент, когда она достигла высоты около пятнадцати метров, девушка затаила дыхание. Она отпрянула от окна, приготовившись к сокрушительному столкновению гигантской чешуйчатой туши с земной поверхностью. Но в последнюю секунду Чёрная Тень раскрыла крылья, встречая ими воздух, и зависла в паре метров от земли. Каждый взмах был подобен сильному раскату грома. От них снег вокруг вздымался, заставляя снежинки плясать в едином вихре. Ударная волна прокатилась по саду, как только дракон коснулся земли. Красные брызги окрасили некогда белоснежный снег. Подняв голову к небу, дракон издал пронзительный рёв, от которого волосы на руках Гермионы встали дыбом. Это не было похоже на то, что Гермиона слышала от неё до этого. В этом звуке не было враждебного шипения, как тогда у скал Дувра, когда Драко взвалил Гермиону ей на спину, и не было глубокого рокочущего клича, который ознаменовывал её появление на поле боя. В этот раз звук был болезненным. Хриплым. Скорее вопль, чем рёв. Чёрная Тень махнула своей огромной головой, оставив на снегу ещё больше крови. Малфой вмиг спешился, сорвав с себя маску и отбросив её в сторону. Резко развернувшись, взмахом руки он призвал домовых эльфов. Гермиона не расслышала приказа – ещё один драконий вопль заглушил его голос. Но по выражению лица она поняла: Драко был в ярости. Его брови были искажены от гнева, зубы обнажились в оскале. Малфой кипел от злости. Вряд ли когда-нибудь в своей жизни она видела его таким разъярённым и жаждущим крови. Через мгновение эльфы аппарировали со всевозможными зельями и травами в руках. Бледно-голубое свечение вырвалось из палочки Драко. «Похоже на целебные чары», — предположила Гермиона, когда Драко накладывал их на левое плечо драконицы. Драконица запрокинула голову и снова издала рёв. На этот раз звук был более душераздирающим: он вобрал в себя всю её боль. Гермиона закрыла уши руками. Малфой накладывал на дракона одни чары за другими, пока эльфы возились с её раной. Его движения были неистовыми, полными отчаяния. С момента пленения Гермионы они срывались друг на друга множество раз. Они бросались друг в друга колкими фразами, подталкивая друг друга к пропасти. Однако Малфой всегда излучал жуткое спокойствие. В любое время суток он был собран и его идеально-каменное лицо не выражало ни одной лишней эмоции, помимо гнева, злобы и ненависти. Сейчас же он был полной противоположностью самого себя. Жаждущий расправы, он был твёрд в своих намерениях. Сердце Гермионы остановилось, когда его ледяные серо-голубые глаза столкнулись с её. Вот только больше в них не было и следа прежнего холода. В них разгоралось пламя. Прорычав через плечо очередной приказ, он направился к дому, не отрывая взгляда от Гермионы. Его зловещее выражение лица не сулило ничего хорошего для Грейнджер. Он шёл за ней. Паника охватила Гермиону. Лёгкие отказывались качать воздух. Он казался горячим, удушливым. В глазах Малфоя было нечто дикое, как у тигра, слишком долго запертого в клетке. Она не могла точно определить, что это было, но это чертовски пугало её. Не дав себе шанса задуматься, о чём именно кричали её инстинкты, Гермиона сделала то, на что не решалась двенадцать дней: она покинула свою камеру. Гермиона резко распахнула дверь так, что та врезалась в стену, оставив вмятину на штукатурке. Желудок сжался от страха, когда она перешагнула порог и ступила в полную неизвестность. Она помчалась по коридору влево. Портреты перешёптывались и цокали ей в спину. Они кидали на неё свои неодобрительные взгляды, когда девушка пробегала мимо них. Она изо всех сил старалась игнорировать раздражающее шушуканье, сосредоточившись на том, чтобы дышать как можно ровнее и тише. Она остановилась возле величественной раздваивающейся винтовой лестницы. Одна её часть вела в сады, а другая – в неизведанную часть поместья. Она понятия не имела, куда бежать. У неё не было ни оружия для самозащиты, ни плана действий. Покинуть поместье она не могла, об этом ей проговорились эльфы. Может быть, она найдёт место, где сможет спрятаться от Малфоя? Секретный проход или шкаф где-нибудь в чулане? Этот дом поистине огромен – где-то же должны быть укромные местечки! И дураку понятно, что Малфой рано или поздно найдёт её, но это не означает, что она не может попытаться отсрочить это. Гермиона не единожды повторяла ему, что не сдастся просто так и не будет облегчать ему задачу. Гриффиндорка превратит его поиски в своём сознании в непреодолимое испытание. Она была решительно настроена сдержать своё слово. Громкие шаги гулким эхом раздались позади неё. Безошибочный стук каблуков по паркету. Малфой был уже близко. — Гре-е-ейнджер! — послышался зловещий голос. Каждый слог её фамилии был буквально пропитан яростью. — Ты же не думаешь, что я не найду тебя в собственном доме? Гермиона бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Достигнув последней и при этом подвернув лодыжку, она заставила себя подняться на ноги. Доверившись инстинктам, она выбрала лестницу, ведущую вглубь поместья. В доме у неё наверняка больше шансов скрыться, а сад не подходит: слишком мало укромных мест. К тому же Чёрная Тень и эльфы, вероятно, всё ещё там. Как правило, драконы ведут себя непредсказуемо при ранениях. В уязвимом положении они ещё более опасны и вспыльчивы, и Гермиона не хотела быть сожжённой дотла в процессе поиска укрытия. Выбранный маршрут привёл девушку на большую кухню. Она подбежала к ящикам, попыталась выдвинуть их, но они не поддавались. Гермиона попробовала ещё раз, двумя руками обхватив медные ручки и надавив на ящики всем своим весом. Паника почти вытеснила здравомыслие, когда она поняла, что ничего не выйдет. Вероятнее всего, они были запечатаны магией. Малфой и впрямь оказался дотошным маленьким ублюдком. Она двинулась дальше, проверяя каждый шкаф и сдерживаясь, чтобы не завыть от отчаяния, когда в них не оказывалось ничего, что могло бы помочь ей. Без магии не обошлось. Она даже не могла использовать грёбаную сковородку, чтобы защититься. Грейнджер была беспомощна. Снова. С первобытным рыком она распахнула дверь кладовки и протиснулась внутрь, всё ещё безоружная. Она оставила дверцу слегка приоткрытой, чтобы следить за входом, не выдавая себя. Когда Малфой появился в поле зрения, дыхание спёрло. В том, как он расхаживал по кухне, аккуратно проводя окровавленными пальцами по гранитной столешнице, прослеживалась его хищная натура: плечи расслаблены, голова слегка наклонена, поступь как у пантеры и взгляд, холодный убийственный, метавшийся из стороны в сторону. Он искал её. Охотился. — Я знаю, что ты здесь, Грейнджер, — почти промурлыкал Малфой. Гермиона сильнее прижалась в дальнюю стенку шкафа. Девушка мысленно молилась о том, чтобы он не слышал яростное биение её сердца. — На твоём месте я бы высунулся, львёнок. Легилименция будет в разы больнее, если ты будешь играть не по правилам, — произнёс Малфой, обходя кухню и оставляя багровые следы на столешнице. Когда он пропал из её поля зрения, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Оно отказывалось биться в прежнем ритме, его звуки, казалось, эхом отдавались по комнате. Чересчур громко для того, чтобы оставаться незамеченной. Каждый удар сопровождался болью, словно маленький молоточек, задающий его ритм. Малфой рывком распахнул дверцы шкафа. От испуга с губ Гермионы почти сорвался крик. Почти. Страх и паника сменились волной адреналина. Кровь в жилах кипела, придавая ей уверенность. Прислонившись к задней стенке шкафа и собрав все силы, двумя ступнями она вмазала Малфою по голеням. Послышался хруст. Драко развернулся, истошно прорычав от боли. Он опёрся о дверной косяк, чтобы не упасть. Это был самый подходящий момент для побега, и Гермиона собиралась воспользоваться им. Девушка быстро выбралась из шкафа и попыталась проскользнуть мимо него. Но, к её сожалению, он всегда был на шаг впереди. Схватив её за волосы, Драко со всей силы толкнул Гермиону на пол и навис над ней. Жгучая боль от удара прокатилась по её затылку, заставляя искры сыпаться из глаз. В попытках дать отпор она била наотмашь – удары приходились то в одну конечность, то в другую. Без магии их силы были неравны. Он был намного сильнее. Весом своего тела Малфой пригвоздил её к полу. Прежде чем он успел зажать руки девушки над головой и лишить её всякой надежды на спасение, она успела сильно вмазать ему по челюсти. Крик разочарования вырвался из груди Гермионы. Малфой взял верх. Снова. Она уже намеревалась плюнуть ему в лицо, но замерла, уловив направленный на неё взгляд. Потому что теперь он излучал не просто огонь, а адское пламя. Его радужки заполонило адское пламя синего цвета. После чего он, словно кувалдой, снёс её стены и проник в разум.* * *
Сила заклинания Малфоя выбила из девушки весь воздух. Зрение затуманилось из-за растущего давления на виски. Гермиона не сомневалась, что, пока она лежит на полу, в своём разуме она вот-вот задохнётся. По её меркам, эту боль нельзя было сравнить ни с одной другой, испытуемой ранее, не только физической, но и душевной. — Что за... — Гермиона поперхнулась, пытаясь подняться на четвереньки. Она бы, блять, поползла за Малфоем, если бы пришлось. — Что, чёрт возьми, с тобой не так?! Она смутно помнила момент, когда Малфой материализовался позади неё. Лишь звук его ботинок, отчётливо шагающих по коридору, выдавал его присутствие. По спине пробежал холодок, когда он перешагнул через её распластанное на полу тело. Пока Малфой направлялся к двери, Гермиона могла распробовать на вкус излучаемый им гнев. В воздухе он ощущался как примесь смерти с металлом. Его текущий настрой не сулил ничего хорошего. Нельзя было допустить, чтобы он проник в её воспоминания. Кто знает, какую злую шутку сыграет с её разумом его непредсказуемость. Неизвестно, какой вред он нанесёт её психике, находясь в таком неуравновешенном состоянии. «Боль ненастоящая, — проговаривала она про себя. — Это всё не по-настоящему, это всё в твоей голове ». Из последних сил она заставила себя приподняться на локтях. Гермиона старалась отвлечься от неистовой боли и сосредоточиться на действиях Малфоя. Сосредоточиться на угрозе. Он направился прямиком к обугленной искорёженной двери, над которой работал уже несколько дней. Драко остановился перед ней и, ни секунды не колеблясь, занёс над ней левую ногу. Его мантия яростно развевалась позади него, когда Малфой нанёс сокрушающий удар. По воздуху прокатился громкий треск, и Гермионе показалось, что её сейчас стошнит. Укреплённая деревянная дверь, которую Малфой на протяжении этих дней безуспешно пытался взломать, теперь была открыта. Нет, она была не просто открыта. Она полностью растворилась, яростно сорванная с петель от силы его удара. На несколько мгновений они оба замерли, затаив дыхание и молча разглядывая руины, за которыми когда-то было заперто первое драгоценное воспоминание Гермионы. Она насчитала двадцать бешеных ударов своего сердца, прежде чем Малфой посмотрел на неё через плечо. Он одарил её самой омерзительной из всех подаренных ей ухмылок, прежде чем исчезнуть по другую сторону дверного проёма. Гермиона поднялась на ноги ещё до того, как он вошёл внутрь. Она узнала комнату, стоило ей только перешагнуть порог. Бежевые стены с кремовыми коврами, добротная деревянная мебель и потёртые кожаные диваны – всё было обращено в сторону небольшого телевизора. Не обязательно было смотреть на фотографии, стоящие на полках, чтобы понять, где именно она находится. Именно сюда Гермиона мечтала вернуться, с тех пор как началась война. Она фантазировала о том, с каким блаженством войдёт именно в эту комнату именно в этот момент. Потому что это был дом её детства, которого больше не было. От этого безопасного уголка не осталось ничего. Ничего, кроме кучи пепла и костей. Ещё одна вещь, которую война отняла у неё. Малфой стоял в уютной гостиной, сложив руки на груди и прислонившись к стене. Остановившись рядом с ним, девушка отметила, что теперь на его лице не было злости: она сменилась надменностью. Уголки губ слегка растянулись в самодовольной ухмылке, и он с упоением наблюдал за происходящим. Гермиона смотрела, как в комнату, напевая какую-то мелодию, вбегает её маленькая версия, а за ней группа – других детей, все в ярко-розовых праздничных шляпах и поясках. Это была её вечеринка, вечеринка в честь шестилетия Гермионы, если она не ошибалась. Глупое воспоминание, которое она почему-то так тщательно скрывала. По сравнению с местонахождениями баз Ордена и Гарри или даже тайными встречами с Медузой и другими секретами, которые она хранила, это сущий пустяк, но это было её самое раннее живое воспоминание, поэтому девушка его берегла. Слишком дорогое и личное для неё. Конечно, это не то, чем стоит делиться с Пожирателем смерти, с рук которого по-прежнему стекает кровь. — Мерлин, я думал, что хуже, чем та копна волос, которую я видел в Хогвартсе, быть не может, — злорадно отметил Малфой, наблюдая, как маленькая Гермиона ведёт своих друзей к диванам, чтобы поиграть. — Кажется, я ошибался. Гермиона промолчала. У девушки не было ответа. Она была слишком зла, слишком напугана тем, какие обороты принял этот день. Несмотря на скрупулёзную медитацию и бесконечные тренировки, он всё-таки проник туда. То, что она считала невозможным, было растоптано его навыками легилименции, подпитываемых яростью. Он ворвался в её сознание с невообразимой силой и снёс первую дверь, просто сгорая от негодования. Что, чёрт возьми, она теперь будет делать?! Она могла практиковать свои техники блокирования весь день напролёт, но если ярость подпитывала его до такой степени, то это только вопрос времени, когда остальные её двери сломаются под силой его ботинка. Что, если она попытается... Гермиона застыла на месте. Дыхание замедлилось, когда в гостиную вошла её мать. Её мать. Ангелоподобная женщина, такая чистая душой, держала в руках праздничный торт с шестью горящими свечами. Гермиона не видела свою мать с тех пор, как... — В чём дело, львёнок? Ты не хочешь оскорбить меня? — спросил Малфой. Холодные нотки вернулись в его голос. — Язык проглотила? И что, никаких оскорблений в мой адрес? И даже не будет гриффиндорской речи о победе добра над злом? Гермиона была готова поклясться, что у неё ёкнуло сердце, когда из кухни появился отец с древней видеокамерой размером с кирпич. Мать поставила торт на кофейный столик и велела всем детям собраться в круг, после чего комнату заполнил хор детских голосов, скандирующий: «С днём рождения!» А когда мать поцеловала её в лоб, Гермиона сжала руки в кулаки. Её глаза жгло от слёз. В груди становилось холодно и пусто. — Ну, я должен сказать, что разочарован, — продолжил Малфой, не обращая внимания на то, как её плечи начали слегка подрагивать. — Я ожидал от тебя большего. Куда подевалась эта дерзкая маленькая сучка... — Хватит, Малфой! — рявкнула Гермиона. — Просто... достаточно. Девушка чувствовала, как он внимательно наблюдает за ней своими обжигающе холодными глазами, изучая каждую деталь, пока вечеринка вокруг них продолжалась. Гермиона не смотрела на него – её взгляд был прикован к матери. Девушка успела забыть, как красива была её мать, забыть о той нежной утончённости, которую она, казалось, излучала от природы. Она была чистейшей души человеком, готовым на всё ради любого, чего бы это ей ни стоило. Такой искренне бескорыстной... Долгое время Гермиона была уверена, что самым жестоким моментом в её жизни было стирание воспоминаний родителей о ней. Однако это меркло по сравнению с тем, что ей так и не удалось увидеть их до того, как они были убиты. Теперь самым душераздирающим фактом для неё стало известие о том, что чары, стирающие память, ослабли спустя три года. Её родители вернулись в их семейный дом, отчаянно пытаясь найти свою дочь, после чего были замучены и казнены Пожирателями смерти, которые уже долго охотились на них. — Ты не виновата, они оказались не в том месте не в то время, — сказал Кинглси, как будто это должно было унять её боль. Как жаль, что этот факт её ничуть не успокаивал. Она не нашла утешения в его словах. Не нашла до тех пор, пока не выследила тех Пожирателей смерти и не убила их. Тогда и только тогда Гермиона почувствовала утешение. Что-то отдалённое напоминающее его. — Ты же знаешь, что это бесполезно, — прошептала Гермиона, чувствуя, как слёзы второй раз за день защипали ей глаза, когда она смотрела на своих родителей. — Из этих воспоминаний ты ничего не узнаешь об Ордене. Малфой не ответил, но она знала, что он всё ещё наблюдал за ней. Вероятно, анализируя каждое подёргивание её брови и то, как гриффиндорка сопротивлялась слезам. Искал её слабые места, которые мог использовать против неё, как и подобает бесчувственному психопату. Что ж, Гермиона не покажет ему их. Не позволит ему увидеть, что она сломалась. Ни сейчас, ни когда-либо. — Столько усилий, — съязвила Гермиона, вкладывая в свой тон как можно больше злобы, — и всё ради чего? Вечеринки по случаю шестого дня рождения девчонки? Какое разочарование... — Напротив, Грейнджер, — произнёс Малфой тихим, как шёпот, голосом, таким же ядовитым, как у неё. — Я нашёл здесь больше, чем мог желать. Вот это действительно привлекло её внимание. Она повернула голову, наконец оторвав лицо от матери, чтобы посмотреть на непрошенного гостя. Мерлин, как же она его ненавидела. — Твой разум не такой неприступный, как тебе хочется думать. Он сделал уверенный шаг к ней, намереваясь увидеть, как она отпрянет от него. Но Гермиона не сдвинулась с места, застыв и вызывающе вздёрнув подбородок. — Ты уже сломалась, и я испытываю такое грёбаное удовольствие оттого, что я тот, кто сделал это с тобой. Последние слова повисли в воздухе, словно заставляя её снова и снова прокручивать их в голове. После он развернулся и вышел из комнаты. Гермиона наблюдала за тем, как он резко повернул налево, переступив порог. Драко желал сорвать с петель ещё одну дверь и вторгнуться в ещё одно из её драгоценных воспоминаний. Она бросила последний взгляд на свою мать, запечатывая в память нежные черты её лица, прежде чем рванула за ним. Единственное, что было хуже, чем Малфой, рыскающий в её голове, это то, что он был там один.