Cadillac & Hublot

      В голове Киры будто мигала красная лампочка, заставляя накинуться на свою добычу без всяких промедлений. Он итак ждал, терпел и подавлял в себе этот порыв слишком долго. Хазин тут же подхватил парня за талию, притягивая в поцелуе ближе и жарче, будто за то время, что они не целовались, обнулился счётчик и снова — как впервые, так же желанно и необходимо.       Три мысли наперебой оглашали майора, стучась о внутренние стенки черепа.       Хочу тебя — самая громкая, самая постоянная и зафиксированная, прожигающая нервы и воспламеняющая кровь, будто ключ повернули в замке зажигания.       Держу тебя — самая сильная, заставляющая крепче обхватывать руками, будто отпусти он на мгновение и парень просто растворится, окажется сладким предрассветным видением, мимолетной дымкой истосковавшегося по взаимности и ласки сознания.       Для тебя — самая острая, в самое сердце проникающая, сталкивающаяся в голове с остальными с глухим ударом бильярдного шара, стучала рефреном и отзывающаяся, казалось, в теле, мозгах и душе.       Губами втягивая, посасывая наглый, болтливый язык в собственный рот, практически сталкиваясь зубами, скользя ладонями по прогибающейся спине, Петя чувствовал, что у него попросту подкашиваются ноги. Если бы не необходимость быть опорой сразу для них двоих, он бы попросту стёк на холодную плитку, утягивая парня за собой, на себя, под себя — не важно. Ничего не важно.       Самое важное — это упиваться вкусом таких необходимых губ. Отзываться собственным стоном в ответ на его оглушающие стоны.       Ебаться в ванной Гречкину, определённо понравилось и в первый, и во второй, и, несомненно, в третий раз. Вообще у парня ни с кем не было столько подходов в ванной, считай, ЗА РАЗ. Казалось бы, не располагал холодный санузел к потрахушкам. Но, оказалось, что предыдущие пассии к этому не располагали.       А вот Петя располагал. Везде, где можно, на любых поверхностях и с большим энтузиазмом. Создавалось впечатление, что куда бы он не пришёл, везде начнётся ёбля и дай бог, чтоб мозга. Потому что ебаться с этим мужиком по-настоящему, со всей страстью и отдачей мог ТОЛЬКО КИРИЛЛ И НИКТО ДРУГОЙ!       Мягко подталкивая майора к выходу, Кирюша так ненавязчиво намекал, что хочет продолжить всё это безобразие не здесь.       — Меня ноги не держат от твоих ласк, — выдыхает Кира, наконец разорвав поцелуй; всё-таки дышать жопой он ещё не научился и лёгким по-прежнему требовался кислород. — Разложи меня уже под собой, желательно на мягкой койке. Она уже остыла и загрустила без нас.       Как в итоге они оказались в спальне, как вообще Петя смог куда-то идти, а не сорваться и не затрахать парня «здесь и сейчас» неизвестно. Однако желание Кирилла оказалось исполнено полностью и абсолютно в соответствии с запросом — Хазин буквально опрокинул его на кровать, нависая сверху.       Разложить под собой. Наблюдать за каждой эмоцией, иметь возможность терзать, ласкать и целовать в любой момент. Выебать этого хуйлушу, глядя глаза в глаза. Кажется, они предугадывает мысли и желания друг друга.       — Неужели ты думаешь, что я способен тебе отказать в подобном, мой мальчик, — зеркаля бесовские огни на дне зрачков, Петя склонился над Кириллом, жарко дыша в губы. Он оперся на руки по обе стороны от парня, чтобы ничего не мешало и можно было полностью сконцентрироваться на самом важном. На Кирюше, находящимся в его руках.       Хазин будто определиться не мог, с чего начать, куда целовать и где коснуться в первую очередь. Пару минут назад всё было очевиднее и проще — им сносило остатки мозга и всё, о чем можно было думать — как бы не наебнуться. А теперь все мысли были только о нём, о его драгоценном мальчике под ним, который ждет, будто тоже успел соскучиться и жаждет его не меньше, чем сам Хазин.       Зато прекрасно мог определиться Гречкин. По его личным внутренним часам майор пиздец, как тормозит со своими театральными паузами. Неужели было непонятно, что любое секундное промедление заставляет парня страдать от неразделённых чувств.       Возможно в 20 и в 30 лет близость ощущается по-разному, но крышу, совершенно точно, сносит одинаково.       А ещё Кирюша просек, насколько сильно Хазина выбивают из колеи очевидные просьбы, произнесённые вслух. Именно поэтому парень активно пользовался своим языком во время секса не только для поцелуев и отсоса, но и для ярких эмоций, которые его, как правило, переполняли.       Он не понимал какого-то там ханженства — не болтать во время секса. Что за удовольствие трахаться с бревном и схуяли он должен молчать, если ему охуенно хорошо.       Запустив руку в волосы на Петином затылке, Кирилл притянул его к себе для нового, не менее желанного поцелуя. Гречкин тянул пряди у самых корней, комкая их в кулаке и снова расслабляя, будто делал массаж. Обхватив бёдра майора, он принудительно заставил того опуститься, чтобы стояк друг друга был ощутим резко и отчётливо.       Хазин одновременно сладко и голодно проурчал в поцелуй, невольно подставляясь под ласку, будто прирученный хищник. По сути, Петя себя и ощущал таким с Кириллом. Майор был конечно не таким цепным псом режима, как тот же отбитый и зашоренный Гром, и хоть это и было скорее комплиментом коллеге, самому Хазину подобное ревностное отношение к долгу претило. Но он умел весьма неплохо стрелять, а на адреналине — драться так, что и паре бугаев было проблематично его скрутить. Да и прекрасно отдавал себе отчёт, что происходит с теми ебланами, которых он вычислял и сдавал Графу.       Но с Кирой всё было абсолютно иначе. В его чутких руках хотелось практически мурлыкать, прикрывать глаза и подставлять под его острые зубы беззащитное горло. Обоюдное доверие, совершенно неожиданно возникшее там, где, казалось бы, неоткуда взяться, доходило у них едва ли не до абсолюта. И это, вместе с остальными охеренными эмоциями, которые дарил щедро Хазину этот хуйлуша, только сильнее распаляло.       — Такой чувствственный… Мой охуенный мальчик… — Петя ненадолго сместил внимание с поцелуя на так опрометчиво подставленную шею и вновь принялся прочерчивать одному ему понятные линии языком и губами, — и такой нетерпеливый. И ненасытный. Тебе всегда так мало, ты хочешь кончать подо мной снова и снова, верно?       Чернеющими глазами наблюдая за явно недовольным его неспешностью парнем, Петя слегка сместился, чтобы перелечь рядом и избавиться, наконец, от мешающих ему брюк. Достаточно было приподняться на пятках и стащить штаны с задницы, а дальше уже ногами они прекрасно стягиваются. Благо это привычное действие при должной сноровке можно вполне ловко совершить и одной рукой, а вторую положить на уже влажные трусы Кирилла и слегка сжать руку на изнывающем члене парня.       Если нимфомания не заразна — то им явно есть о чем рассказать учёным. Потому что как иначе объяснить, что именно с этим вечно недотраханным ебанатом член Хазина сам находится в состоянии вечного стояния.       — Я так хочу тебя слышать. О твоих желаниях… О том, чего тебе хочется, — Петя неспешно поглаживал парня по члену, зацеловывая ключицы, грудь. Едва касаясь пирсинга приходился по напряжённым соскам языком, благо мазь не была мерзкой на вкус, хотя было бы откровенно похуй.       — Хочу слышать твои стоны. Знать, что тебе очень хорошо. Слышать, что нравится больше всего, — Петя спрятал практически влюблённую улыбку где-то на животе парня.       И этот человек доказывал Кирюше (своим поведением по крайней мере), что всё эти телячьи нежности не для него? Да он же сам тянулся, просил, открывался навстречу, стоило подставить ладони, погладить или утянуть в негу за собой. Кто тут ещё отзывчивый?       — Мне всегда мало ТЕБЯ, — на последнем слове Гречкин сделал акцент и тут же застонал, получив в шею болезненный, сильный, но такой сладкий укус.       Хазин его откровенно, без зазрения совести, целенаправленно помечал, делал свои неповторимые пометки, чтобы никто не мог претендовать.       Марат уже точно оценил его работу и даже раскинул свои пошлые мыслишки. Выкуси, дядь. Место занято! Эти багровые татуировки ещё долго не сойдут с бледной кожи. А если вдруг и поблекнут, то лишь для того, чтобы уступить место новым и ещё более ярким.       Да и о ни каком-другом мужике речи идти не могло, а о девке тем более. Никто из них не сможет добиться и за год того, чего добился Петенька за пару дней. Кира ведь ни сказал ни слова о своих эрогенных зонах, о том, что его заводит или что претит. Майор до всего дошёл сам, причём с первого раза и безошибочно. Всё, что бы он не делал, заставляло Киру плыть, как омегу в течку.       А, может, это просто Хазин его соул или как там называются фанфики, где персонажей тянет друг к другу? Если это так, то отпадёт масса вопросов, которые ульем роятся в голове у парня. Ведь нельзя с первой минуты так чувствовать и вести партнёра, будто знаешь его чуточку больше, чем всю жизнь.       Да, возможно Кирюша и преувеличивал, но чувствовал себя именно так. Слова, сказанные Петей на ухо, укусы, до разноцветных звёзд в глазах, сжатая ладонь на члене, майор делал всё, чтобы парня разрывало от ощущений и чувств.       Я так хочу тебя слышать…я так хочу тебя слышать…я так хочу тебя слышать…       Эта фраза пульсировала в голове неустанно, заставляя Кирилла плавиться всё больше.       Это звучало, словно заклинание, потому что Гречкин сорвался в громкий стон, когда Петя одновременно провёл рукой по члену и чуть прикусил сосок. Холодная мазь и штанга внутри будто расплавились от горячего языка, а чистые боксёры промокли насквозь.       Нахуй, спрашивается, надевал? Думал всё закончится и секса не будет? Или Кира такой чистюля и сразу нужно надеть сухое?       Черта с два! Кирюша — та ещё похотливая и грязная сучка, готовая сутками ебаться, не обращая внимания ни на засохшую слюну, ни на грязную одежду, ни на сперму во всех щелях. Просто потому что весь грязный секс для него в кайф и в этом не может быть ничего постыдного.       Уткнувшись лбом в подрагивающий от возбуждения и сбитого дыхания живот парня Хазин замер, пытаясь сам дышать хоть немного ровнее. В противном случае мысли начинали разбегаться, он банально не знал, где хочет коснуться сильнее, а собственное тело потряхивало.       — Сладкий мой… Что же ты со мной делаешь, мой мальчик, — Петя прижался губами к солнечному сплетению, возвращая самого себя в подобие сознания.       Ему хотелось одновременно расписать парня, наставить на нём меток, чтоб каждое дышащее существо знало, что опоздали, что он ЕГО. А несогласных просто давить голыми руками и рвать зубами. Чтоб всё видели, что этот прекрасный, охуенный, сексуальный, волшебный мальчик принадлежит ЕМУ ровно также, как сам Хазин принадлежит, и телом и душой. И одновременно — скрыть за семью замками, увезти так далеко, чтоб ни одна живая душа не могла ему навредить, коснуться, да просто — расстроить.       — Кир… Кира… Кирюша… — Петя шептал неразборчиво, то ли звал, то ли просто фиксировался таким образом, покрывая бесконечными поцелуями, укусами, метками, царапинами каждый участок светлой кожи.       Сколько раз Хазин воззвал его по имени? Было не счесть. А сколько назвал «мой мальчик»? Можно было не считать вовсе. При каждом удобном случае, возможности, просто вскользь, майор называл его своим.       Кира старался не фиксироваться на этом и просто принимал все, как возбужденную болтовню во время или после потрахушек. Но каждый раз это простое слово «мой» затавляло горячо и отчаянно верить.       — Твой, — только и смог выдохнуть Гречкин, впиваясь ногтями Пете в плечи, ища опору.       Проведи меня до дома, мы знакомы до истомы!       Комом в горле застрянут, день был слишком натянут.       Песня сама всплыла в голове и мозг прокручивал эти две строчки по кругу, пока Кира откровенно тонул в ощущениях, неге и ласке одного единственного человека.       От простого принятия Кириллом его ебанутых приступов жадного собственничества, от того, с какой лёгкостью он произнёс «твой» будто действительно не сомневался и выдавал Пете на это полное право, от саднящего ощущения ногтей на спине и шее Хазин просто поплыл, полностью утратив остатки рассудка.       А я твой. Забирай — и делай что захочешь, только позволь отдавать тебе всего себя, ласкать тебя, нежить, иметь и принадлежать в ответ.       Стянув с Кирилла бесполезное и откровенно лишнее бельё, Петя отбросил то куда-то в сторону, моментально возвращаясь к прерванной цепочке поцелуев. Мимоходом прижался к губам. Отстранившись, моментально спустился ниже, зубами чуть царапнул ключицу. Судорожно вдохнул одновременно с Кириллом.       Они или дышат в симбиозе, или один напоминает другому, что дышать необходимо.       Петя вновь прокрутил обе штанги, он не мог заставить себя оторваться от украшения. Не после слов Кирилла: «я сделал их для тебя».       Невозможный. Ебанутый. Мой.       Проведя языком дорожку вдоль по груди, обрисовывая каждый выступ сокращающихся мышц, начиная от кадыка и до пупка, Хазин простонал, ощутив судорожную хватку на своих плечах. Прогнулся в спине, подставляясь под проворные пальцы и острые ногти, вновь терзающие его спину, позволяя Кириллу впиваться в плечи и оставлять его собственные метки.       — Хочу набить татушку. Или шрамирование. По твоим засосам или царапинам. Чтоб всегда были твои следы на мне. Навсегда, — вслух, абсолютно не скрываясь, проговаривал свои мысли Петя, не отдавая себе отчёт, что затаивший дыхание Кирилл его прекрасно слышит.       Слышит, слушает и запоминает.       Хазин вновь сменил язык на губы, втягивая кожу, лаская, нежа, и своими не менее острыми ногтями на контрасте ощущений провёл алые полосы по выступающим рёбрам. Царапнул внутреннюю сторону бёдра, дорожкой поцелуев прошёлся по всей длине члена. Подул легонько на истекающую смазкой головку, не сдержавшись, собрал блестящие капли языком.       Видимо, так чувствует себя дикий зверь, нашедший своего человека. Стремится пропитаться этим запахом, привязать и привязаться и оставить свои отметки, заявить права. Во всяком случае, приказы ему отдавать явно не потребуется — он выполнит любое пожелание безо всякой дрессировки — на чистом энтузиазме.       Гречкина откровенно растаскивало в разные стороны от крышесносных слов, поцелуев, действий. Всё, что делал с ним Хазин, было за гранью реальности. Парень только каким-то чудом держался на краю сознания, чтобы не рухнуть в обморок просто от того, что Петя считает его своим.       Значит ли это, что раньше он никому подобного не говорил? Значит ли это, что больше он ни на кого не посмотрит?       Кира мог только предполагать и догадываться, но точно не сейчас. Позже. Когда он сможет вновь нормально дышать, а не жадно глотать воздух, когда сможет соединить хоть два слова, а не бессвязно скулить под сильным, горячим и таким охуенно желанным телом. Позже. Всё это будет позже.       Всё, что делал с Кирюшей в этот раз майор, стало одной изощрённой пыткой. Мужчина применил все способы воздействия, которые только мог найти в своём арсенале, не прибегая к посторонним предметам. Только собой, только своими руками, губами и языком он вырывал отчаянные стоны, смешанные со всхлипами и рваными вздохами.       Наверняка, если записать Кирилла сейчас диктофон и воспроизвести в спокойной, не предвещающий ничего обстановке, встанет у всех. Даже у тех кому отрезали яйца. Уж очень блядски он звучал, даже в своей голове.       Что уж говорить о распаленном Пете, который от звуков его голоса сильно прикусил нежную кожу, до следов зубов, до синяка, до крови и тут же получил хриплый крик, эхом разнесшийся на всю квартиру. Даже холодильник в дальнем углу перестал шуршать и испуганно замолчал.       Гречкину казалось, что его глаза закатились так сильно, что еще чуть-чуть и они сделают оборот вокруг своей оси.       Вернувшись снова к манящим, искусанным ими обоими мягким губам Кирилла, Петя втянул своего мальчика в развязный поцелуй, буквально сразу же не давая шанса перенять ведущую роль и вытрахивая стоны из парня языком, передавая собственные вместе со стекающей по подбородкам смешавшиеся слюной. Не разрывая этого безумия, Хазин откинулся на спину, утягивая Гречкина на себя, на свои бёдра, настолько сильно он хотел ощущать парня всеми органами чувств.       Дай мне насладиться тобой. Прочувствовать. Распробовать. Запомнить. У нас так много времени впереди. Но я хочу знать тебя наизусть. У меня с тобой рвет крышу и начисто срывает тормоза.       Плавиться в таких объятьях — чертовски правильно. Кира подставлялся под нетерпеливые ладони, оглаживающие его бока, грудь, бедра, выгибался навстречу, терся и отвечал на самые сладкие и определенно, самые развязные поцелуи за свои двадцать лет. Отправленный сигнал в космос, который парень не посылал (в сознательном состоянии, по крайней мере), вернулся ему со всеми плюхами и лутами, какими только было возможно.       — Тогда, я хочу парные, — пауза с ответом Кирюши затянулась, но он, собрав последние силы, смог произнести то, о чем думал последние сутки, но не решался озвучить.       От не боялся бить очередную, десятую-двадцатую татуировку, ведь их у него итак было предостаточно, он боялся, что колоть какие-то парные штуки, когда вы знакомы без году неделя, Хазин не захочет. Для себя-то парень уже четко решил, что делать тату станет в любом случае, желая навсегда запечатлеть в памяти их встречу.       Даже если она станет короткой, без продолжения и закончится уже завтра, он хочет запомнить ее на всю оставшуюся жизнь.       Гречкин больше чем уверен, что впредь, где бы он не оказался и с кем бы не встретился, второго такого человека, как Пётр, блять, Хазин он не встретит никогда. Такого второго попросту нет и быть не может.       Парные. Одинаковые. Вместе набить. Неужели ты тоже также сильно хочешь сохранить в своей жизни и памяти всё, что происходит между нами, сколько бы это не продлилось?       Если Петя в самом начале считал, что всё это не более, чем интрижка, приятный досуг для них обоих, где никто никому ничего не должен, то с каждым последующим словом, поступком, мыслью, осознавал — ни-ху-я. Они попали оба, фатально. И как бы не сложилось у них в дальнейшем, обе их жизни разделятся на до и после этого безумия.       И Хазин был готов абсолютно на всё, чтобы это после оказалось чуть больше, чем навсегда.       — Ты всё, что мне нужно, Кирюш, — перехватив парня за руки, Петя притянул его руки к лицу, коснувшись обоих запястий губами там, где сумасшедше сильно бился пульс. Он становился зависим от его сердцебиения.       — И я поддержу любую твою идею, даже самую бредовую, — толкнувшись бёдрами вверх, Хазин будто напомнил замеревшему Кириллу, отчего они, собственно, отвлекаются, — особенно ту идею, которая предполагает, что мы получаем удовольствие, сладкий.       Слишком сильно шарашило Петю по двум крайностям, от щемящей сердце нежности до безудержной жажды обладания. Он сам уже даже не замечал этого. Видимо потому, что обе эти эмоции были одинаково сильны, а желания — равноценны. Также, как он никогда не смог бы выбрать, отчего его хуярит сильнее — принадлежать Кириллу или то, что тот принадлежит ему.       — Но эскиз выбирать тебе…       Потому что Хазин не мог поручиться за себя, за то, что не выберет сопливую и банальную хрень.       Даже если Хазин врал, что всё, что ему нужно — это Кира, плевать. Он говорил это слишком вкусно и сладко, чтобы не верить. Даже если это лишь громкие слова, Гречкин в них верил, потому что хотел. Всеми силами хотел.       Горячие губы на запястьях, по тонким венам, лишь подтверждали всё, что Петя сказал. Человеку, которым хоть чуточку не дорожишь, не хочется целовать руки, это слишком интимно, душевно интимно.       Именно поэтому, игнорируя собственный стояк, Кирилл смотрел во все глаза, запоминая каждую чёрточку Петиного лица.       Как он прикрыв глаза, ведёт по руке, обводя выступающие участки кожи языком, как тяжело дышит, щекоча волоски и вызывая блаженные мурашки.       Резкий толчок под задницу выводит парня в реальность и на него уже смотрят чёрные, как ночь глаза. Жадно, вожделенно, не оставив в себе и следа нежности, царившей секунду назад.       — Сейчас идея у меня только одна, — Кирюша провёл языком по губам майора, пробираясь внутрь языком, но не проникая в рот. — Чтобы ты натянул меня на себя, как следует.       А всякие там татуировки, эскизы и прочую сентиментальную ерунду они оставят на потом, когда мозг будет в голове, а не в головке.       — Я полностью согласен, мой хороший, — утробно урча в их сомкнутые губы, Петя хищно улыбнулся, одним рывком подминая своего бешеного под себя.       — Но чтобы ты был подо мной. Хочу видеть, как ты постепенно сходишь с ума от наслаждения, — Хазин принялся беспорядочно водить жадными руками по телу парня, говоря ему прямо в губы, — неспешно брать тебя, глядя в твои зеленеющие от похоти глаза.       Почему-то именно с Кириллом хотелось вывести откровенность на новый уровень. У майора итак не было загонов относительно того, что стоит или не стоит делать в постели — его устраивало абсолютно всё, что приносило удовольствие обоим. Но с этим несносным, невозможным парнем, хотелось полностью раскрыться, хотелось словами, действиями, всём, чем возможно, показать, насколько сильно он желанный. Скромностью Хазин и до встречи с Гречкиным не отличался, а уж о его похождениях порой такие слухи ходили, что Пете самому становилось безумно интересно попробовать то, что ему приписывали.       Вот уж точно: обвинить меня в том, что я не совершал — значит подать мне охуительную идею.       — Только, мой хороший, нам определённо потребуется смазка, — лукаво улыбаясь, Петя поцеловал парня за ухом, чуть прикусив мочку.       Точно, надо поискать несчастный пусет. Или новый ему купить, что-ли.       — И у меня есть одно предложение, мне интересно, что ты на это скажешь, — коротко лизнув парня по шее, Хазин сел на колени, давая Кириллу возможность встать и найти уже так необходимый им флакон.       Гречкин итак сходил с ума, без всяких слов и одобрений. Тихо, незаметно и очень целенаправленно. Со стороны даже могло показаться, что он нормальный, но это в корне было не так. Его мозг просто плыл, превращаясь в податливое желе.       Если раньше он слышал в свой адрес неодобрительные возгласы, упрёки, что он извращенец и ведёт себя как блядь, то теперь, за то же самое, он получает самую большую награду — Петю. Просто напросто все люди попадались не его и не могли по достоинству оценить Киру.       А Хазин смог. Не только оценить, но и пощупать и даже опробовать во всяких неприлично-приличных позах. Кирилл вполне согласился бы на любые игрушки, приблуды и игры, которые принесут в итоге удовольствие им обоим. Глупцы те, кто всю жизнь ограничивается одной позой.       Нехотя приподнявшись на локтях Кирюша сверкнул своими глазищами, обдавая майора адовым огнём желания, а член, маячащий у того перед лицом, подрагивал в боевой готовности.       В принципе, Гречкина ничего не смущало. Он готов был подождать пару минут, пока Петенька налюбуется прекрасным телом под собой.       — А если её у меня нет? — хитрый прищур и улыбка, конечно же говорили об обратном, но парню явно хотелось позаигрывать или взять Хазина на слабо. — Без неё не справишься?       Петя даже прижал ладони к сердцу, правда с правой стороны, паясничая и сделал вид, что оскорблён до глубины души и в лучших чувствах.       — Я? Возможно и справлюсь… Но тогда у нас будет два варианта… — Хазин, не сдерживая своих желаний, перехватил парня за талию и протянул к себе. Провёл мокрую дорожку языком по животу, будто случайно лизнув по члену и отпустил негодника.       — Или обойтись дрочкой, или тебе ждать, пока я сгоняю до тачки, — Хазин с неким сожалением даже выпустил парня из рук. Захотелось усадить его себе на колени, обнять и посидеть так немного. Просто удерживая на руках.       Гречкин охотно подавался навстречу, издавая такие сладкие уху майора звуки. Парень практически трепетал в его руках, не скрывая получаемого удовольствия даже от такой простой ласки. Кира дёрнул ногами, желая приподняться самому, продвинувшись к Пете, подтянуться ближе, но вес в 75 килограмм сверху явно мешал. Пришлось подчиняться.       Опыт получения наслаждения без возможности двигаться и хоть немного контролировать ситуацию, Кирюша уже получил. И он ему понравился.       — Чёрта с два куда ты куда-то пойдёшь сейчас, а уж дрочить я могу в гордом одиночестве, — ни один из предложенных Хазиным вариантов Кирилла не устраивал. — Пока не выебешь меня как следует, чтобы все соседи знали, насколько мне охуенно, я из квартиры тебя не выпущу.       — Ты ведь понимаешь, что при подобной угрозе я могу не выпускать тебя из кровати и, заткнув рот кляпом, чтобы никто ничерта не слышал, оставаться здесь навсегда при таких условиях? — Хазина откровенно веселила угроза подобного рода.       Не выпущу. Да я сам от тебя не уйду по собственной инициативе.       — Особенно учитывая наличие звукоизоляции, — Петя, будучи «тупым ментом» тупым никогда и не был, а догадаться, что в квартире для потрахушек предусмотрена даже такая мелочь — легче, чем спалить школьника-барыгу.       Даже если бы звукоизоляции тут и не предусматривалось, соседи здесь были ничуть не лучше и, в силу больших квартир и самозанятости, никто не обратил бы внимание на их потрахушки.       Гречкину ничего не оставалось, кроме как бессознательно толкнуться навстречу, скользя по влажному языку с уже хлюпающим звуком. Смазка из хуя текла качественно и, надо признать, с завидной регулярностью.       Нравится тянуть время, сладкий? Не проси меня сегодня дать тебе кончить быстрее. Придётся очень долго умолять…       — И всё же — следует найти уже чёртову смазку, мой хороший, — проведя языком по всей длине члена парня, он подул на головку и медленно, даже как-то блять вдумчиво, облизал, будто чёртов леденец. — Пока ее не пошел искать я. Оставив тебя одного. Привязанным к кровати. С кляпом. И вибратором в заднице. — Оторвавшись от увлекательного занятия вылизывая сочащегося члена, Петя посмотрел на Кирилла совершенно блядским взглядом. Хазин вновь слегка царапнул нежную кожу зубами, будто невзначай вскинув руку и чётко попав ощутимым щелчком по штанге, — как тебе такой план?       — Неужели ты можешь так со мной поступить, — слова давались парню с трудом, потому что умелый язык уже во всю обвивал головку, чередуя с мягкой, горячей щекой. — Бросить меня связанным, со стояком одного? В таком случае дверь не закрывай. Гуляй, может кто мне и поможет.       На последней фразе Кирюша уже пожалел, что открыл свой блядский рот. Укус на член пришелся не очень сильный, но весьма ощутимый, чтобы охнуть и зашипеть. Добивался ли Кира реакции от майора? Конечно же. Просто она превзошла его недалекие ожидания чуть больше чем на «нихуя себе».       Хуевый, абсолютно премерзкий и унизительный план. Оставить его в таком состоянии на произвол судьбы. Гречкин даже думать не хотел о таком издевательстве со стороны Пети. Ведь доверил ему себя, а он…       А как Кира вообще за прошедшие 24 часа успел доверить себя всего такого открытого (на удивление) и готового ко всему какому-то малознакомому МУЖИКУ. Никогда раньше за ним таких порывов не замечалось, а сейчас… Сейчас парень не понял сам, как Хазин вот так просто взял и подмял его под себя, а Кирюша даже не заметил.       Ему это чертовски, до звёзд в глазах и толчков в заднице, НРАВИЛОСЬ!       — Не делай так, пожалуйста, — судорожно схватив майора за предплечье, Гречкин со всей силы впился пальцами в руку. Он готов был поспорить, что глаза неожиданно стали на мокром месте, хуй пойми от чего.       Хазину показалось, что сердце пропустило удар, когда родные глаза заблестели явно не от желания или любопытства.       — Маленький мой, тише… — сгребая парня в охапку, Петя притянул его к себе на колени, утыкаться лбом в лоб и ловя практически испуганный взгляд, — эй, ты чего? Как же я могу оставить тебя? Тем более в таком состоянии?       А вот к тем, кто подарил тебе страх быть брошенным в беззащитном состоянии, у меня есть пара вопросов.       — Малыш… Кирюшенька, — перехватив его руки, Петя судорожно выцеловывал следы, оставшиеся от наручников и старался как можно крепче и бережнее прижать к себе своего мальчика. Безумно трогательного сейчас, совсем мальчишку, которого до дрожи в руках хотелось защитить даже пусть и от самого себя. Да Хазин скорее бы убился, чем хоть как-то ему навредил. Даже мимолетной тени испуга ему хватило, чтобы появилась причина себя корить в ближайшее время.       Чего-чего? Сам шутит несмешные шутки, а потом задаёт тупые вопросы, блядь такая.       Несильно ударив майора в плечо Гречкин тут же укусил его в то же место. Да, он злился и, таким образом, мстил.       — Несмешные у тебя смехуёчки, хуйлуша, — фыркнул парень, впрочем, тут же оттаивая.       Всё-таки настроение у него менялось, действительно за 0.3 секунды.