Трое

Её вырывает из дрёмы не привычное видение-кошмар, коими обычно населены её беспорядочные тёмные сны, а нестерпимая, въедливая боль, ядовитой кислотой охватившая всё тело. Моргана мечется на липкой, пропитанной её по́том постели и болезненно выгибается на мягкой ткани, которая проходится по сверхчувствительной коже наждачной бумагой. Она хочет закричать, но не может. Горло сковано пугающим оцепенением; звук рождается в груди и умирает там же, будто поражённый проклятием немоты. Она хочет встать, но не способна даже и шагу ступить, ведь, стоит ей чуть приподняться, прикладывая неимоверные усилия, то тело отказывается подчиняться и падает обратно. Кто бы знал, сколько часов леди Горлуа пылает в свирепой агонии. Едва проснувшись, девушка успела обратить внимание, что ночь ещё не окончательно вступила в свои права, а уходящее солнце окрасило горизонт в бордово-розовый оттенок. Теперь же, измученно мотая мокрой головой, сквозь плотно сомкнутые веки волшебница замечает едва уловимое пламя рассвета, робко отлучающее сумрак от господства. Лишь позже острая боль начинает сходить на "нет", оставляя изломанные сухожилия, одеревеневшие мышцы и лихорадочно содрогающийся разум в покое. Вместо этого она изменяется и концентрируется, перетекает и стягивает всю разлитую в теле желчь в одной точке - левое плечо на несколько долгих мгновений облизывает жёстким морозом. Наконец, всё постепенно проходит. От пережитого наяву кошмара остаётся судорога, бесперебойно стреляющая в конечности, хриплое дыхание, жадно насыщающее внутренности спёртым воздухом, поволока слёз, застывшая в глазах мутной массой. И лёгкая пульсация в плече, которая неожиданно распространяет по изнурённому телу ласковый жар, ослабляя последствия почти убившей её магии. В том, что это колдовство, Моргана совершенно не сомневается - будучи даже на краю сознания, она явственно ощущала поток чужеродной мощной энергии, безжалостно испытывающей её на прочность. Видимо, Горлуа прошла непонятное испытание. И на том спасибо. Девушка разбито хихикает, но смех почти тут же переходит в надсадный кашель; она очень медленно, очень осторожно приподнимается с кровати, с трудом заставляя дрожащие руки и ноги слушаться. Первая попытка встать неудачна: ноги сводит тремором, и Моргана плюхается обратно, раздражённо скрипя зубами. Вторая и третья тоже заканчиваются ничем, но теперь волшебница хоть чувствует, как сгустившаяся кровь быстрее течёт по венам, наполняя утерянной силой. В четвёртый раз она встаёт с развороченной постели уже без природных позывов обнять землю-матушку и неверными шагами подходит к зеркалу, опасливо заглядывая в гладкую поверхность, отражающую бледную лохматую истощённую девушку, с темными кругами под глазами и нервно мерцающим взглядом. - Какая красавица, умереть - не встать, - шепчет Моргана с сарказмом и закрывает глаза, поворачиваясь в зеркалу спиной и приспуская ночное платье, боясь увидеть что-то ужасное. Она даёт себе несколько глубоких вдохов и выдохов на то, чтобы собрать в кулак всю волю, трусливо прячущуюся по закоулкам разума, и решительно распахивает веки. На лопатке, ближе к плечу, чернеет угольными контурами треугольник в круге. Знак кажется очень простым по виду, всего лишь ровные, острые и округлые линии, но сокрытая в ней таинственная магия посылает ощутимые вибрации по коже. Горлуа мягко касается его подушечкой пальца: метка на миг отливает золотым блеском, и всю руку окатывает лёгким бодрящим разрядом, который, как ни странно, не приносит боли, а больше походит на... приветствие. И тогда Моргана с замиранием сердца вспоминает, как последние пару месяцев перед отбытием в Камелот Моргауза была особенно воодушевлена и улыбчива. И случилось это после того, как сестра расшифровала какой-то старинный манускрипт, найденный в забытой пещере Верховных Жрецов Триединой Богини. - Больше никто не посмеет причинить тебе вред. Что ж, сестра опять это сделала, верно? Поставила жизнь Морганы на кон ради неё же? Какая жестокая ирония. Хочется разреветься, как маленький ребёнок, но она не может себе этого позволить. Не сейчас, когда Горлуа пообещала себе не быть слабой девочкой. Моргана как никогда мысленно благодарит Гвиневру за добрую душу и бескрайнюю тактичность: служанка стучит несколько раз по двери, прежде чем войти в её покои. Горлуа сразу становится некогда себя жалеть; она успевает натянуть ночное платье обратно и хорошенько проморгаться от пелены слёз. Не стоило никому знать, что творилось в душе начинающей ведьмы. Гвен заходит в комнату такой невероятно счастливой от возвращения своей леди и подруги, что Моргане даже искренне жаль её прекрасное настроение, которое моментально слетает со смуглого лица, стоит ей увидеть Горлуа в столь плачевном состоянии. Ахнув, служанка шустро ставит поднос с лёгким завтраком на стол и подлетает к ней, невесомо прикасаясь тыльной стороной ладони к всё ещё горячему лбу. - Боже, да вы словно в огне, миледи! - в мягком голосе звенит неприкрытое беспокойство и озабоченность; Моргана как-то жалко улыбается и с нежностью понимает, как же сильно скучала по своей подруге. - Вам нужно переодеться в чистую одежду. Гвиневра тянется к ночному платью... - Нет, я сама! - слишком напугано и подозрительно отшатывается от неё девушка, стиснув оборки в руках. Метка на плече вызовет чрезвычайно много ненужных вопросов, на которые у Морганы нет ответов совершенно. Карие глаза удивлённо округляются, а уголки пухлых губ опускаются вниз. Угрюмость тёмным пятном расползается по округлому лицу, но затем, что-то для себя решив, Гвиневра ободряюще кивает и идёт к кровати. - Хорошо, миледи. Я пока перестелю бельё. Моргана осторожно выдыхает. Похоже, придётся учиться одеваться и раздеваться самостоятельно.