Трое

Пару часов назад сестра прислала к ней ворона с тем самым заветным браслетом, который может стать спасением от изувеченных видениями снов. Когда-то, сжимая тёплый металл в постели, Моргана словно ощущала ласковые объятия сестры, что убаюкивающе прижимала её к себе и тихо напевала колыбельную, знакомую обеим с самого детства, но лишь одна из них помнила эти яркие моменты. Девушка засыпала без страха, абсолютно уверенная, что немного резкая, но яркая магия защитит разум от преследующих образов. Моргана не прикасается кожей к браслету и, обернув в платок, убирает в тайное место под подоконником - расшатанный камень легко выскальзывает наружу и скрывает за собой небольшое углубление, как раз достаточное для маленького схрона. Как бы ни силен соблазн надеть браслет и закрыть ревущую реку видений, которые девушка, в виду своей неопытности, просто не способна расшифровать как должно, она не может и дальше полагаться на сестру. Тем более, что, помимо уже знакомого заклинания ловца кошмаров, в магическое плетение втиснуто что-то ещё, тщательно сокрытое и весьма необычное. Моргана сомневается в опасности для её жизни вложенного колдовства, но метка предостерегающе нагревается, стоит даже подумать о возможности вновь почувствовать силу Моргаузы. На самом деле, несколько дней она старается выбросить из сознания противоречивую тоску и просто наслаждается тем, что Клятва никуда не дёргала и не тянула, и никакие "двое" не маячили с дурацким магическим браком. Моргана понятия не имеет, отчего так и почему, но искренне наслаждается данной ей свободой, ведь и знак беспокоил меньше обычного, причиняя вполне терпимую боль. Но, осознавая собственное невезение, наверняка в этом затишье кроется больше, чем она может понять. Мягкие осторожные касания Гвиневры, расчёсывающей ей волосы, чтобы соорудить очередную сверхсложную причёску, возвращают в реальность. Служанка выглядит очень сосредоточенной и одновременно наслаждающейся процессом не меньше, чем её леди: она так забавно морщит нос и хмурит брови, что Моргана не может сдержать лёгкой улыбки. Девушка всегда отмечала повышенный интерес Гвен к её густым локонам. Она завидовала белой завистью шелковистости и послушности длинных прядей, после неизменно начиная ворчать на собственные, строптивые и неуправляемые. Моргана же считала, что задорные упругие пружинки, непокорной копной собранные почти всегда в хвост, лучше всего отражали весёлый, открытый и в тоже время упрямый, несгибаемый характер подруги. Хотя, если следовать такой логике, незаконнорожденная дочь Утера должна стелиться пуховой периной под чужие ноги. Одно лишь представление об этом до предела раздражало. "Дочь Утера", - проговаривает про себя Моргана и кривится. Богиня... Почему её окружает столько лжи? И именно ей приходится распутывать эту сотканную отравленными словами паутину, разъедающую сердце не хуже, чем ржавчина - железо. Враньё Моргаузы, враньё Мерлина, теперь ещё и это. Она даже почти не удивляется. Правда о пугающей принадлежности к Пендрагонам чуть не взорвала взбешённое сердце после тяжёлого, мутного и мрачного видения, где, будто в каком-то ином мире, при иных обстоятельствах, Утер склонился над бессознательной Морганой и признавался в одном из самых тяжелых своих грехов. Ведь, получается, настоящий отец поспособствовал смерти лорда Горлуа, считавшего зеленоглазую девочку собственной дочерью, и её матери, вероятно, погибшей при Великой Чистке, раз титул Верховной Жрицы перешёл к Моргаузе. Кровный родственник... Как же тошно быть дочерью беспощадного тирана. И выходит, что Моргана имеет половину прав на трон Камелота, но, прожив уже столько дней с неистребимой мыслью о грязной связи между ней и Утером, она принимает тот факт, что, как и раньше, желание стать королевой у неё не появляется. Ей по-прежнему плевать на власть и на корону. Всё, что девушка действительно хочет - это смещения короля, ведь жизни при таком правителе не будет ни у простых людей, которых от одной лишь завистливой кляузы могли повести на плаху, ни у подобных Моргане и Мерлину, наделённых магическими способностями. Она знает, кто смог бы стать лучшим королём всех времён и народов, особенно после хорошей прочистки головы со стороны собственного слуги и подруги детства. У Артура все задатки мудрого лидера и благородного правителя, который способен в будущем привести Камелот к процветанию и миру. Вот только... Моргана совершенно не уверена, что доживёт до такого чудного мгновения. У неё очень плохое предчувствие, свернувшееся холодной змеёй в грудной клетке. Она тяжело вздыхает и, тем самым, привлекает внимание Гвиневры, которая всё также колдует над чёрными прядями - как, если не магией, назвать восхитительные творения ловких рук. - Заколка, которую подарил принц Артур, так прекрасна, миледи, - смуглая девушка специально поднимает на уровень глаз сверкающую вещицу, тем самым заставляя обратить на неё и взор Морганы. В зеркале отражается невероятно тонкая работа ювелирного мастера, сумевшего удивительным образом вдохнуть жизнь в свернувшуюся в клубок кошку из чёрного жемчуга, хитро приоткрывшую один изумрудный глаз. Изредка Артур приносит такие небольшие, но потрясающе изысканные безделушки, стараясь вручать их лично и наблюдать на её реакцией. Но он знает Моргану достаточно хорошо, чтобы понимать, что простой красивой брошью или заколкой она не будет впечатлена по причине почти полного равнодушия к драгоценностям. Однако, когда вместе с подобным изделием передают и книгу по военным искусствам или об обычаях забытых народов, отказаться от подарка становится абсолютно невозможно. Одна из множества причин, почему Моргана не могла выносить Утера - он выдал архивариусу целый список литературы, которая совершенно ни к чему юной милой леди. Ведь зачем читать о том, что никогда не придётся применять? Король будто не осознавал, что, ограничивая стремления к самопознанию и расширению кругозора, убивал те последние нити, соединяющие его с дочерью. - Истинно так, - Моргана кивает на застывшее в карих глазах восхищение и улыбается некой потусторонней улыбкой. Пожалуй, Артуру не стоит знать, как сильно такие маленькие знаки внимания заставляли её сердце трепетать от вспыхивающей нежности. - Всё в порядке, миледи? - Гвен возвращает руки в тёмные локоны и едва касается головы, разглаживая волосы от корней. Вопрос задан столь мимолётно и тактично, что волшебница не может не улыбнуться шире и намного легче на безмерную заботу о ней. Смуглая девушка обладает замечательной способностью быть ненавязчивым зрителем, действительно умеющего слушать и слышать собеседника. - Да. Моргана действительно верит в это, но... Гвиневра так не считает. - Я заметила, что последние пару дней Мерлин ходит весьма подавленный и рассеянный, даже хуже, чем обычно. И вы тоже не очень счастливы. Леди заметно мрачнеет, и Гвен прикусывает себе язык, пожалев, что начала этот разговор. Вот только внутри что-то упрямо твердит, что её подруге необходимо высказаться и отпустить ситуацию, как бы она ни была против. Ведь нет ничего хуже разъедающих переживаний, которыми не с кем поделиться. Моргана протягивает руку к хрупкой вазе, стоящей на туалетном столике, и вытаскивает из горлышка один из тёмно-фиолетовых, роскошных ирисов - Мерлин возобновил привычку тайно таскать цветы. То есть, конечно, сочувствующая Гвен неизменно повторяет почти еженедельно, что это она успевает где-то найти время на то, чтобы пополнять скромный гербарий леди, запасы которого растут с чудовищной скоростью. Но обе девушки слишком хорошо понимают, что именно лопоухий слуга раньше и сейчас приносит растения, каждое из которых поразительно долго пышет свежестью и жизнью. Встреться ей Мерлин, она бы влепила ему хорошую затрещину за то, что маг так глупо подставляется. И себе заодно, ведь ей всё ещё было дело до этого дурака. Каждый раз, стоит взглянуть на изящные хрупкие цветы, будь то небесно-голубые васильки, насыщенно-сиреневая гортензия или кипельно-белые астры, волшебницу одолевает вспышка ярости и желание сжать тонкие лепестки в кулаке, уничтожая природную красоту. Но потом приступ гнева сходит на "нет", и она просто оседает в кресле, находя некое умиротворение в том, чтобы просто смотреть на упрямые растения, судорожно впитывающие воду даже после смерти. Почему-то в каждом нежном цветке Моргана видит какую-то сторону себя, и уничтожение их равно по силе разрушению части собственного "я". Ей достаточно того, что душа и так покрыта вся трещинами и шрамами, некоторые из которых по-прежнему горели огнём лихорадки. Самое смешное, что Мерлин абсолютно не знал, что происходит с его подарками: он, будто ощущая её на расстоянии, избегал встречи с Морганой, а миролюбивой Гвен и иногда заглядывающему Артуру, с непонятным выражением лица прожигающему взглядом цветы, строго-настрого запрещено что-либо говорить слуге. Благодарности леди не было границ, когда принц не стал задавать лишние вопросы и просто принял к сведению её пожелание. Тем не менее, трусливый маг наблюдает совсем издалека: Моргана чувствует взор голубых глаз, жалко выглядывающих из-за угла, и внутренне раздражается тому, что внезапный приступ малодушия со стороны Мерлина не позволяет разрешить конфликт между ними. Раз ему это не нужно, то девушке подавно. Продолжает ли он сомневаться в ней, считает ли ведьмой, подозревает ли в ужасающих заговорах, хочет ли извиниться за наглый поцелуй, сгорает ли от наросшей грязью лжи - Моргане плевать. Много чести злиться на идиота. - Мне совершенно всё равно, что с ним происходит, - она вдыхает сладкий, пудровый запах цветка и осторожно возвращает к собратьям, не позволяя тонкому стеблю умереть раньше времени. Движения Гвен замедляются, будто в раздумьях, а потом она произносит очень неуверенно: - Это не моё дело... Но, надеюсь, что вы помиритесь. Ссора влюблённых всегда бьёт по обоим, понимаете? Моргана едва подавляет глухой стон в груди. Опять это неразрешённое недоразумение. - Нет никаких влюблённых, Гвен, - "какие-то дурацкие, совершенно ненужные чувства есть, влюблённых нет" проносится язвительной ядовитой стрелой. Мерлин действительно засел в груди отчаянной занозой, что постоянно напоминает о себе болезненным нытьём. - Между слугой и его леди ничего не может быть, - Моргана решает включить внутреннего Утера, хотя это и весьма противно. Гвиневра заметно тускнеет, будто теряя все краски, и рябь грусти поселяется на смуглом лице. - Это так, но... Хочется верить, что когда-нибудь случаются чудеса, и мир способен ещё переворачиваться с ног на голову. Или, наоборот, возвращать всё на свои места, - обессиленный смех вырывается из девушки, после чего она встряхивает копной кудряшек, натягивая на лицо фальшивую радость. - Звучит, наверно, по-детски, но такая потрясающая нелепость поддерживает меня. Моргана всматривается в отражение своей подруги и ловит изящные руки, укладывая себе на плечи и удерживая поверх своими ладонями. Большие пальцы успокаивающе проходятся по выпирающим костяшкам, обеспечивая собственным теплом. - Мы сейчас говорим не о моих терзаниях, не так ли? - леди зеркально копирует чужую слабую улыбку, тоже искренне желая помочь. Не всё же ей одной принимать на себя всплески эмоций. Гвен какое-то время молчит, собираясь с мыслями, а затем едва слышно выдыхает: - Мои отношения с Артуром закончились. Этого следовало ожидать: также как Мерлин избегал Моргану, Артур избегал Гвен, так как между этими двумя уже неделю как не витал флёр влюблённости и едва зарождающегося счастья. Больше всего леди пугает внутренняя война двух наиболее сильных и конфликтующих чувства: безумная злость на Артура за то, что причинил боль подруге, и эфемерное облегчение от того, что принца более не связывали романтические отношения с кем бы то ни было. - Он тебя бросил, - напряжённо чеканит Моргана; часть ярости переходит на саму себя, ведь ей не должно быть никакого дела до белобрысого увальня. Однако при одном воспоминании об Артуре накрывала такая гигантская волна ласкового спокойствия, что злость вспыхивает только ярче. Она думает, что давно забыла о своих старых, почти детских ощущениях, но, похоже, те таились до поры до времени. И даже наличие кровной связи их не останавливает. - Да, - подтверждает Гвиневра, но тут же торопливо продолжает в желании успокоить закипающую леди, - но печалюсь я от того, что ничего по этому поводу не чувствую. Чёрные брови Морганы удивлённо взлетают вверх; подруга лишь разбито пожимает плечами, словно действительно не понимая, что же с ней не так. - Я ведь правда думала, что люблю Артура... Но сейчас мне кажется, что прежде всего я любила сотворённый самой себе образ, понимаете? Какая девушка не мечтает выйти замуж за принца? Вот и у меня, как выяснилось, была такая мечта, хотя я считала, что выше подобной драмы и бесполезных мечтаний, - Гвен опускает голову в бессилии. - Будучи с Лансом, я думала об Артуре, и наоборот. Но, стоило Ланселоту покинуть меня, как в груди разрослась невиданных размеров пустота от раздавленного его уходом сердца. Я всеми силами стремилась залатать эту дыру, пыталась зашить её края чувствами принца, однако, что бы ни делала, запечатать эту червоточину так и не вышло. Любовь к Лансу оказалась намного больше и крепче, чем я могла себе представить. - Возможно, Артур это ощутил, возможно, я была недостаточно упорна в своих стараниях, но, в конечном счёте, именно он завёл этот разговор, результатом которого стало наше расставание, - Гвиневра поджимает губы, и первые слезинки скатываются с её ресниц. - Он отпустил нас обоих, и мне очень плохо от того, что в глубине души я рада такому исходу. Ведь пустота исчезает от одной только мысли о Ланселоте, а не об Артуре. Когда со стороны Гвен слышится сдержанный всхлип, леди тут же разворачивается и принимает подругу в свои объятия, не обращая внимания на стремительно намокающую дорогую ткань и расколовшийся от удара о пол гребень, украшенный драгоценными камнями. Она всего лишь поглаживает смуглую девушку по спине и прижимается к упругим волосам щекой, приговаривая, что всё будет хорошо. Ей никогда не нравилась эта набившая оскомину фраза, но Моргана действительно верит, что у добросердечной, светлой и замечательной Гвиневры Томас всё наладится, рано или поздно. Она обещает себе, что к следующему утру наберётся смелости и обязательно расскажет подруге о своём даре, будучи безотчетно уверенная в том, что Гвен сохранит такую опасную тайну в секрете.