Трое

Простой браслет и заколка с хитрющей кошкой скользят по воздуху вот уже час с того момента, как Моргана решила проверить, насколько ей хватит сил и концентрации удерживать предметы магией. Ну, и также неторопливо разложить по полочкам сложившуюся ситуацию, раз её одолела бессонница, и ночь в замке такая тихая и спокойная. Чуть сбивает настроение только изредка доносящийся храп охраны, о которой можно слагать легенды. Сказал бы кто Моргане в прошлом о том, что когда-нибудь ей придётся размышлять над тем, чтобы стать драконом, она бы рассмеялась столь забавной шутке и одновременно опечалилась, ведь у этого человека явные проблемы с головой. Сама мысль об этом не укладывалась до конца полностью, ощущаясь чересчур громадной и фантомной, выходящей за рамки воображения. Каково это даже просто представить? Отринуть слабое тело и превратиться в огромного крылатого ящера с непробиваемой чешуёй и мощными крыльями. Забыть низменные чувства и стать более холодной в своей сложности формой жизни. Вытолкнуть страх и позволить магии стать воплощением самой себя. Звучало одновременно потрясающе и ужасающе. Будто это будет шаг на ступень, но вверх или вниз - вопрос остается открытым. Однако стоило сделать выбор как можно быстрее, потому что волшебница уже явно слышала дыхание смерти за спиной, чей предвестник накрывал жутким ознобом всё тело и прошивал дикой болью вплоть до костей. Прошло несколько дней с памятного момента, когда Клятва решила взять дело в свои руки. Теперь Моргана лучше чувствовала Килгарру, который то улетал куда-то дальше, то возвращался обратно, не давая о себе забыть насовсем. И Айтузу, сверкающего яркими вспышками эмоций просто от того, что девушка порой касалась их протянувшейся призрачной нити. И если с ещё не родившимся драконом можно было смириться и, возможно, даже поделиться своими чувствами, то с древним магическим существом всё было намного сложнее. Килгарра казался обособленным и незаинтересованным в возникновении между ними более сильной связи, однако скрыть полностью не получалось несмелую, печальную и зыбкую надежду на шанс прекратить целиком охватившее внутренности беспросветное одиночество. Где-то за семью печатями хранилась история жизни Великого дракона, сокрытая тысячелетиями, но не ощутить старую, ветхую от прожитых лет и по-прежнему мрачную, боль потери было невозможно. В нём будто боролись две противоположности, каждая из которых имела право на существование. И причина внутреннего сражения явно заключалась в Моргане, потому что иных вариантов для отказа, когда на другой чаше весов стоит выживание собственного рода, она совершенно не наблюдала. Интересно, что претендентов на магический брак метка больше не наблюдалось, равно как и Клятва перестала подкидывать варианты, будто то ли смирившись с тем, что носящая её продолжает отвергать достойных, то ли окончательно уверившись, что именно драконы - лучший исход, который может произойти. Ну да, кто мог бы переплюнуть мощнейших магических существ. По факту, у неё два варианта развития событий: либо умереть в му́ках за забытый всеми ритуал, пускай та же Моргауза наверняка считала, что сомнения и упрямство Морганы - наивная блажь, либо замкнуть хотя бы контур с драконами, один из которых жутко подозрительный и скрытный, а второй, наоборот, чрезвычайно яркий и светлый - сплошной белый лист, рисуй что хочешь. А насчёт завершения круга подумать как-нибудь потом, лет через четыреста, когда единственными близкими для неё личностями останутся Айтуза и Килгарра, а иссушающая горечь расставания с Артуром и Мерлином притупится и поблекнет. Моргана переводит взгляд на вещи, то взлетающие к потолку, то гарцующие рядом с постелью, и неизбежно гибнет от одной только мысли проститься с двумя родными до щемящей нежности олухами. И то, что она действительно любит обоих, каждого по-своему и безумно сильно, не отменяет того факта, что Клятва не реагировала на них, считая недостойными. Девушка поспорила бы с этим, но вот с кем? С безмолвно управляющей её жизнью меткой? С самой Богиней? У неё нет свободы, но она может дать её Мерлину и Артуру. Грустный смешок выползает наружу, спугивая на миг тишину: да и если бы была, волшебница не смогла бы выбрать кого-то одного, слишком отчаянно увязшая в паутине пронзительных чувств. Поэтому и выход видится только один - оттолкнуть обоих, даже если это означает, что разбиты сердца будут у всех троих. Она уже так поступила с Мерлином, который словно смирился с невозможностью восстановления былых отношений и теперь выглядит деланно равнодушным, иногда даже растерянно-злым, особенно, когда начинались препирательства с угрюмым Артуром. И началось всё с того утра, когда страдающий похмельем лопоухий дурак спутанно и вновь очень искренне извинялся за своё грубое поведение на пороге её комнаты, что и увидел выходящий из-за угла Артур, в мыле разыскивающий слугу. Тогда принц несколько мгновений созерцал обоих тут же потемневшими почти до чёрной бездны глазами, а затем очень спокойно и зычно позвал мага. Причем сделал это так, что Моргана вцепилась в косяк своей двери - Артур впервые выглядел настолько властно и агрессивно в беззвучной ярости, до жути напоминая своего отца. Волшебница хотела тогда вмешаться, но обе головы качнулись одинаково отрицательно, и ей пришлось остаться, буквально осязая между ними двумя сгустившийся тихий гнев и недосказанность. Что произошло в тот день, Моргана так и не узнала. И даже обтекаемые вопросы оставались без ответов, ведь что Мерлин с непроницаемым лицом, что Артур с наигранно беззаботным отвечали "всё хорошо, всё в порядке" и продолжали игнорировать друг друга, совсем перестав перебрасываться глупыми шутками об ослах и идиотах. И наблюдая за такими сценами, девушка с тяжёлым сердцем замечала, что актеры в обоих умерли страшной смертью давным-давно и что, вероятно, именно она всему виной. Всё опять упиралось лишь в неё, и в ближайшую вечернюю прогулку с Артуром она собирается довести своё несформировавшееся, пока ещё туманное решение до конца, даже если принц её за это возненавидит. Нет, пускай он возненавидит, так будет даже лучше. Но не только эти идиоты беспокоят Моргану, которая, по заявлению Гвен, день ото дня становится всё бледнее, на что та обычно солнечно улыбается и беспечно отмахивается, внутренне содрогаясь от очередного разряда и схожести ситуаций со своими возлюбленными. Хорошо, что занятые своими распрями молодые мужчины снизили накал бдительности и не видели метаний волшебницы, иначе шквал распросов от обоих снёс бы её с ног. Моргана ощущала всем нутром - над городом опять сгущаются тяжёлые тучи, и, к сожалению, дело не только в мерзкой погоде. Браслет Мерлина за эти несколько дней отлично зарекомендовал себя, плотной и крепкой стеной перекрывая доступ кошмарам и видениям, но интуиция и магия, беспокойно шелестящие в венах, ощущали приближение чего-то важного и тёмного, чего-то, способного переломить ход событий. Это чувствуется особенно пугающе на фоне вновь обострившегося желания Утера изловить каждого мага в королевстве, дабы изничтожить малейшие крупицы волшебства. После возвращения Морганы король предпочитал устраивать небольшие пиры и действовал в политике крайне осторожно, тревожась за душевное состояние своей дочери и за возможное новое похищение. Он изредка приглашал её к себе с целью отпотчевать, сначала ненавязчиво, а затем настойчиво пытаясь разузнать, кто же те смертники, посмевшие украсть подопечную Пендрагона. Естественно, в ответ Утер не получал ничего - волшебница продолжала придерживаться легенды "ничего не видела, ничего не слышала", чем только сильнее разочаровывала короля, явно желающего показательной казни, дабы устрашить противобороствующих его правлению. И если девушка действительно научилась прислушиваться к собственному внутреннему голосу, то вскоре его стремления совпадут с возможностями, которые всегда были весьма обширны. Наконец, почувствовав истощение магических сил, Моргана хватает зависшие в воздухе браслет и заколку и крепко прижимает к груди, внушая самой себе защиту людей, подаривших их ей. За всей этой судорожной канителью с Клятвой, Мерлином и Артуром она почти забыла о том, что живёт под носом у беспощадного тирана, стремящегося выкосить всех, кто обладает волшебством. И, честно говоря, девушка совершенно не представляет, как с подобным призрачным, но от этого не менее весомым, давлением сосуществует ушастый маг. Тот будто отгородился стеной от вероятной угрозы разоблачения и жил собственной жизнью, умудряясь при этом и колдовать, и выскальзывать из неудобных ситуаций. Моргана так не могла, и эта самая важная причина в пользу того, чтобы стать чем-то большим и более свободным, нежели нынешнее бытие в образе запуганного кролика с бунтующей сущностью волка, который порывался разорвать источник опасности. Казалось, будто сама магия против свирепой длани Утера, отчего приходилось сдерживать вспенивающиеся силы, что, на самом деле, отражали подсознательное желание. Но, раз от убийства она осознанно и рационально отказалась, не желая греметь славой цареубийцы и бастарда, незаконно посягнувшего трон, то существовать рядом с Утером с каждым днём становилось всё рискованнее. Моргана криво улыбается, плюхаясь на подушку. В её положении, в принципе быть магом безумно обременительно.