Трое

- Сегодня состоится казнь этих людей за преступления перед Камелотом... Одной лишь Богине известно, каким чудом ещё не трескается безразличное выражение лица у Морганы, сидящей по левую руку от властно скандирующего Утера. Наверно, только тупая боль от стиснутой челюсти и едва не ломающихся от давления ногтей, вплавляемых в подлокотники судорожно сжатыми пальцами, позволяла оставаться в здравом уме. Ну и, конечно, слишком очевидно ощущается напряжение расположившегося с другой стороны от отца Артура, что осторожно косит на неё взглядом, полным тревоги, пока сила Мерлина лёгкими прикосновениями старается успокоить облизывающую праведным гневом магию волшебницы, вырывающуюся из-под контроля сознания. - Агата Мерриот, Уорнер Бут, Мелисса Делайт и Терри Ристел... Моргана не должна быть здесь. Не должна выслушивать чужой приговор и держать язык за зубами, не должна заглядывать в чужую душу и видеть себя в их глазах, не должна чувствовать направленную на неё жгучую ненависть и лютую ярость от своих сородичей. Не должна гасить в себе утробную безысходность от невозможности помочь невинным людям так, как может человек с силой Клятвы. - Все они признаны виновными в использовании чар... Богиня, да одна из них ещё совсем ребёнок! Лет пятнадцать-семнадцать, не больше; правильной формы личико, тёмно-русые, почти чёрные, волосы и серо-зелёный цвет глаз... На какое-то мгновение Моргана так ярко и чётко видит на плахе себя, что не выдерживает и зажмуривается до белых пятен, пряча столь ужасающий призрак в глубинах сердца и задыхаясь от тисков, сжимающих грудь до привкуса металла во рту. Похоже, она успела отвыкнуть от неутолимой и необузданной жатвы магов за месяцы передышки с Моргаузой. Всякий раз, что ей когда-то приходилось прятаться в окне и жалостливо отворачиваться от очередной жертвы жестокого тирана, её душа буквально теряла кусочек за кусочком, словно отбрасывая омертвевшую плоть. И сейчас девушка абсолютно уверена: с первых рядов, так близко к эпицентру отчаяния и так болезненно к погибели себе подобных, она просто не сможет смотреть на казнь и не умереть внутри окончательно. - Я, Утер Пендрагон, объявляю, что наказание за подобное преступление - смерть. Взгляд, который Моргана бросает на Утера, настолько полон омерзения в совокупности со смертельнейшим ядом, что волнение от Артура и стоящего рядом с ним Мерлина возрастает в разы и одновременно накрывает с головой плотной вуалью, проникая под кожу пузырьками-разрядами чужих буйствующих эмоций. Две пары голубых глаз прожигают правую половину лица чрезвычайно настойчиво и в то же время опасливо, беспокоясь за состояние волшебницы, которая им равноценно неравнодушна. Становится так невыразимо плохо, что аж смешно: Моргана еле успевает погасить на корню вспенившийся в глотке истеричный, полубезумный клёкот. После того, как она с горькой печалью покинула обрушенного новостями принца, все трое одинаково избегали друг друга, желая справиться с эмоциональной бурей самостоятельно. Не сказать, что это было хорошим решением; вероятно, если бы им хватило духа и гибкости прямо поговорить обо всём случившимся, то пространство между ними не стало бы столь гнетущим и удручающим. У каждого была и есть своя причина заковывать собственное сердце в броню, однако лишь Моргана кисло радовалась прекращению прогулок по саду и отсутствию цветов на туалетном столике, даже если от этого нечто внутри выло и скреблось о рёбра побитой псиной. Единственные столкновения между ними стали только по необходимости, то есть при сопровождении короля, общение - вымученным и максимально официальным. И это замечалось даже Утером, что уж говорить о рыцарях, Гвиневре или Гаюсе. Многие ненавязчиво пытались поинтересоваться мотивами столь охладевших отношений, но никто так и не узнал ответ: Моргана неопределённо улыбалась на это, поджимая губы, Мерлин отводил взгляд и старательно переводил тему, а Артур темнел на глазах и чуть не рычал в лицо вопрошающему, насколько это не его дело. Вот только, вопреки расстоянию и упорно возводимым стенам вокруг, волшебница как никогда отчётливо ощущала волны разрозненных чувств обоих, и уже вот это не давало полностью расслабиться и разорвать сковавшие их цепи, сделать последний, полный агонии рывок "от" вместо "к". Будто Клятва предпринимает ещё одну попытку "показать товар", и от этих мыслей Моргане хотелось вырвать источник сей магии с корнем. Где бы они ни были, что бы ни делали, всегда и везде фантомные образы двух мужчин шагали с ней рука об руку, успокаивая, раздражая и опечаливая одновременно. И, как ни старайся, уже не скрыть робкое, едва уловимое счастье от тающего одиночества, тихую благодарность от неуловимой, но твёрдой поддержки и разрастающуюся радость от возможности поделиться собственной сущностью с другими. Даже отторгая эти непонятно откуда возникшие волны их чувств, те преследовали её повсюду флёром остаточной энергии, словно не желая позволить принять окончательное решение. Однако Моргана не могла не заметить как заперт в тёмном уголке души секрет, который Мерлин оберегал с безотчётной мýкой, и как упрямо ещё не ушедшее, глубоко вросшее в нутро, непримиримое желание воевать с магами у Артура. Да, стены оболочек вокруг их сокровенного неуклонно таяли, особенно в случае с принцем, сражающегося за жизнь друга и подруги детства с исключительной настойчивостью с жизненными принципами внутреннего Утера. Но отрицать замкнутость обоих, учитывая, что волшебницу они почти не чувствовали, довольствуясь эфемерными, неосязаемыми касаниями к чужому разуму, было попросту невозможно. И всё же... И всё же её тянуло к ним с той же силой, с которой она тщетно отнекивалась от очевидного. Когда же волшебница желала наладить контакт с Айтузой или Килгаррой, аккуратно касаясь натянутых меткой нитей и уже почти улавливая ответ с другой стороны, мужчины будто ощущали инородное присутствие кого-то чужого, незнакомого и сильного, отчего неосознанно скрывали её пульсирующими, уплотнёнными в виде щита, эмоциями, обрывая связь. А всегда последующие после этого гулкое негодование и злость волшебницы, которые способны в буквальном смысле причинять боль, были им как с гуся вода - оба явно улавливали странные колебания, но воспринимали это как должное, будто дыхание или сон. Такое пугало. Пугало, насколько быстро они приняли и используют потусторонние узы, как нечто само собой разумеющееся. Словно так и должно быть изначально. Словно Клятва подстраивает их под неё. У неё плавало в обрывках мыслей смутное предположение, что, рассказав о своих сущностях друг другу (в том, что принц рассказал о тайне своего рождения слуге, у Морганы не было никаких сомнений), все трое преодолели некий предел доверия, пересекли неосязаемый рубеж, после которого Клятва начала воспринимать их... силу? Всерьёз? Достойными? И, если вполне понятно, почему Мерлин с таким спокойствием и блаженством принял возникшую из ниоткуда тонкую связь, ведь тот даже дольше знаком с превратностями магии, то понять, почему от Артура не исходило столь ярого отторжения магии, при всей его вбитой в голову ненависти, было трудно. И объяснять это он совершенно не собирался. Свои объяснения Моргана держала при себе, стараясь подавить возросшую силу метки. Забавно, насколько же поменялось мнение за такой короткий срок: теперь она бы предпочла, чтобы Клятва продолжала не замечать молодых мужчин, с невероятной лёгкостью и вальяжностью поделивших её душу надвое. - Я - ваш король, и король справедливый и беспристрастный. Но, согласно законам Камелота, у таких преступлений есть лишь одна мера пресечения. Магия - зло во плоти, и ей не место на нашей с вами земле. Утер без колебаний кивает головой, и палач играючи, властно кладёт руку на рычаг, с радостной преданностью готовый в любой момент оборвать четыре жизни в один миг. Едва уловимые шепотки среди людей угасают полностью, погружая площадь в гробовую тишину. Две занозы в сердце волшебницы замирают в подавленном молчании; Моргана совершенно же перестаёт дышать, не позволяя своему телу чувствовать воздух также, как скоро перестанут его вдыхать друиды на эшафоте. В голове становится оглушительно пусто, все мысли испуганно растворяются, оседая оборванными лоскутами. Нет, она не привыкла, она не может, не выдержит, не сдержит. "Нет-нет-нет-нет-нет" мерцает под кожей перекатывающейся в жилах силой, испепеляет пустынным солнцем и накатывает беспощадным наводнением. И даже фантомные прикосновения Артура и Мерлина, ощущающих её нарастающий порыв, не умиротворяют мрачную решимость, лавой вскипающей внутри. Стоит ли её относительно спокойная, но довольно жалкая жизнь четырёх других? Даже будучи выбранной Богиней, она осознает, насколько это равноценный обмен. Да и, на самом деле, ей уже не терпелось увидеть, как исказится в недоуменном отвращении лицо Утера, когда зелёные глаза его подопечной и незаконнорожденной дочери затопит ненавистным золотом, перемалывая все отношения в труху. А приятным сюрпризом к этому будет возможность заковать кожу в броню, сердце - в лёд, и отдаться течению магии. Распахнуть крылья и почувствовать полёт полной грудью без страха упасть. И тогда в ней что-то хрустит. Её плечи опускаются то ли от облегчения, то ли от бессилия, в то время как метка мучительно вспыхивает, словно предупреждая. Мысли о дурачке-слуге и принце-медведе вонзаются иглами в нежное нутро, кровоточат сожалением. Прежде чем поднятая рука короля опустится, подтверждая приговор, уже настроенная отшвырнуть палача с плахи Моргана ощущает знакомое, довлеющее и мудрое, присутствие, и резко вскидывает голову вверх, замечая, как тут же повторяют её движение Артур с Мерлином, улавливая за облаками огромную тень. Волшебница саркастично хмыкает, а после растягивает губы в благодарной улыбке: либо и тут Клятва решает всё за неё, либо отчаянный крик души был настолько громким и безутешным, что его услышал Килгарра и даже прилетел на помощь. Поразительно. Она хочет быть такой же свободной. Моргана ещё раз бросает взгляд на ожесточённое лицо отца и подавляет в себе холодное желание свернуть ему шею, но то лишь желание, а не полноценное действие. Она не готова обратить на себя гнев и разочарование Мерлина и Артура, не после того, что между ними происходит. Она не готова уподобиться тем, кого ненавидела. Но, возможно, став другой, изменив себя, у неё получится спасать невиновных людей от беспощадности короля Камелота. И ради такого результата она даже пожертвует собственным счастьем. Дракон рассеивает облака одним взмахом крыльев и пикирует вниз с гулким свистом, приземляясь на удивление аккуратно и слегка оскаливаясь от шума завопивших людей, что разбегались в разные стороны. Маги с петлями на шеях с суеверным ужасом следят за чешуйчатым телом, закрывающим их собой от ощетинившегося короля и рыцарей, чьи обнажённые мечи и щиты дрожали от страха. Жёлто-оранжевые глаза с нескрываемой насмешкой цепляют фигуру побледневшего до бела Утера, чтобы раскрыть пасть и издать рёв такой силы, что все в радиусе поражения оказываются сметены с ног. Хаос забурлил с новой силой; вскочивший Утер разъярённо отдаёт приказы, орёт что-то в лицо напряжённому Артуру, тот цедит сквозь зубы ответ и стреляет в неё взглядом, пока Мерлин помогает встать всё ещё немного дезориентированной волшебнице и спрашивает, в порядке ли она, даже не скрывая, что ощупывает женское тело собственной силой на предмет повреждений. Со всех сторон крики, лязг доспехов и мечей, глухое рычание дракона, треск дерева и скрип когтей о камни; слышится "Артур, уведи её отсюда, немедленно!", и перед Морганой тут же возникает принц, стискивая её запястье и тащит за собой к спасительным стенам замка. Мерлин семенит чуть позади, прикрывая тыл, и хмуро оглядывается назад, тревожно сводит густые брови. Она спускается с деревянной площадки, так горячо любимой Утером, возвышающей его над остальными, и спонтанно выдёргивает руку. Признательно вздыхает, когда Килгарра очень осторожно перекусывает перекладину с закреплёнными на ней петлями, защищает собой от лучников судорожно избавляющихся от верёвок магов и выпускает струи огня полукругом, разделяя пространство. С волнением следит за движениями дракона, что хвостом сдержанно отбрасывает подступающих рыцарей, не причиняя никому смертельный вред; Айтуза где-то на краю сознания бойко выпячивает грудь и непоседливо дёргает связь - ему явно тоже хотелось позабавиться вместе со старшим товарищем. Когда двое мужчин, женщина и девочка спрыгивают с эшафота и стремительно растворяются в беснующейся толпе, Моргана даже рада получить напоследок ту порцию желчной злобы, брошенную от юной Мелиссы. А потом, сквозь дым и пламя, Килгарра смотрит прямо на волшебницу в упор всего пару мгновений, но ей чудится, что проходят минуты и даже часы, когда время вокруг застывает, вихрится зыбким облаком. "Я могу забрать тебя прямо сейчас. Ты больше никогда не будешь одна. Твоя свобода будет простираться на многие мили без ограничений. А магия внутри станет неподсильна никому". Его мягкая забота, крепчающее ощущение безопасности вкупе с оживленно потрескивающими нитями, притягивающими к Айтузе, и восторженным зовом окутывают теплом и обещанием бескрайней силы, что позволит защитить всех дорогих ей людей. И для этого нужно всего лишь обменяться кровью... Моргана успевает шагнуть лишь раз, не обращая внимания на сосредоточенно сжавших челюсти мужчин, но краем глаза замечает, как из дальнего угла внутреннего двора замка спешно выкатывают огромную аркбаллисту , заряженную одной-единственной стрелой. Однако пугает до оторопи другое: от наконечника исходит столько мощи, что волшебницу чуть не пригибает к земле исходящей холодной вибрацией. И, кажется, Мерлин и даже Артур улавливают потенциальную угрозу. Аккуратно прощупав собственной магией зачарованный металл, Моргану осеняет догадкой - звенящая магия стрелы очень знакомо резонирует с магией Килгарры, что явно узнал эту мощь и разозлённо открыл пасть, намереваясь спалить не только подстёгивающего угрозами своих людей Утера, но и перепуганных стрелков, натягивающих тугую толстую тетиву во́ротом. Вероятно, наконечник - та самая переплавленная цепь, до этого удерживающая Великого дракона в пещерах под Камелотом. Учитывая всё это, девушка тревожно ощущает простой факт: стрела явно способна пробить драконью шкуру и оборвать жизнь многовекового создания. Моргана мысленно просит Килгарру остановиться и не сотворять лишних, невинных жертв, а потом собирается с духом, потому что для необходимого заклинания нужно не только много магии, но и прямой контакт глаз с объектом. А это значит, что прямо сейчас решалась её судьба, и даже то, что метка разъярённо плавит кожу, подавляет волю и мрачно нашёптывает о последствиях, не остановит упрямое желание помогать невиновным. Волшебница уже почти впитывает это наслаждение от всплывшей наружу кислотной истины, однако всё вновь идёт не по плану - перед ней плечом к плечу встают Мерлин и Артур, оттесняя назад. Принц сверкает потемневшим взглядом и воинственно, гневно вытаскивает меч, будто способный одной железкой потягаться со струёй пламени, а вот его слуга сжимает руки в кулаки, стягивая бурлящую магию в яростный клубок, и смотрит посветлевшими от бешенства глазами, готовый при свидетелях показать свою сущность. Глупец и безумец. Прекрасное сочетание силы без ума. Вот только враг сейчас далеко не дракон. Когда Моргана кладёт руки им на плечи, которые почти полностью скрыли её от холодно сверкнувших зрачков Килгарры, ей хочется оттянуть обоих в сторону и рявкнуть за только что предъявленную всему Камелоту дурость. Она бы точно не стала им объяснять, что собирается покинуть своё место заключения с фанфарами и удовольствием при виде отвращения и шока на постном лице короля. И без прощания с теми, кто занял равнозначное место в сердце, которое всеми силами старалась приглушить. Стоит тонким пальцам одновременно опуститься на правое плечо Артура и левое Мерлина, как её пробирает до нутра бурунами буйствующего океана и сгущающимися грозовыми облаками, переплетающиеся воедино с одиноким, воющим ураганом, что разрывал сознание уже очень долгое время магией Клятвы. Все они оказываются под шквалом соединившийся стихии: сбивающий с ног ужасающе стремительный ветер, ледяные брызги ливня, промораживающего до костей, и пронзительно обжигающие вспышки молний отталкивают, душат и топят, словно убеждая сдаться и погибнуть от руки чудовищного Тифона, забавляющегося чужими страданиями и отчаянием. Моргану отбрасывает за стену вихря раз, второй, седьмой, пятнадцатый, уничтожая снова, снова и снова; она ощущает всеми фибрами души глубокую боль ничего не понимающих молодых мужчин, и её пронзает озарение, подтолкнутое недовольно покалывающей меткой. Смысл не в том, чтобы преодолеть сопротивление безумствующей природы, а в том, чтобы позволить яростной силе поглотить тебя и взамен стать её частью, сделать собственной мощью, стирающей пределы неизведанного. Моргана пропускает через сердце каждую каплю, порыв и разряд, позволяя себе смириться с неизбежной монументальностью происходящего и распадаться на осколки, прежде чем оказывается внутри разбушевавшегося тайфуна и поднимает взгляд наверх, где через редкие перьевые хвосты облаков солнце освящает границы абсолютного штиля. Конечно, девушка слышала истории выживших моряков, которым посчастливилось добраться до центра шторма до того, как их корабль был разнесён в щепки, но никогда не думала, что когда-нибудь ей самой придётся шагнуть в око бури. Почти сразу облегчение сменяется напряжением и беспокойством; молодые мужчины по-прежнему сражаются со стихией, пытаясь грубо преодолеть препятствие, а от того быстрее сгорая в этом неравном пылу выдуманного боя. И если упёртую твердолобость Артура ещё можно понять, то вот Мерлина, всегда предпочитающего больше думать, чем идти напролом, это обычно не касалось, но, в итоге, у обоих в груди царило странное желание биться до отчаянного финала, будто умереть в ревущем огне предпочтительнее, чем тлеть угольком, доживая бесцельно прожитые годы. Причём было совершенно непонятно, с кем они сражаются: с придавливающей ко дну атмосферой, друг с другом или же с Морганой. Терпения у воинствующей природы становится всё меньше и меньше, и сквозь стену взбешённой природы волшебница отчётливо слышит зов драконов, которым не придётся преодолевать такую проверку, ведь они - само воплощение магии. И тогда Моргана, тщетно зашивая вспоротую рану души, эмоционально тянется к Мерлину и Артуру. Обнимает крепко-крепко обоих, успокаивая собственным теплом и, скрепя сердце, уговаривая их отступить. Она не может указать им на правильный путь, но способна защитить от разрушения глупых, упрямых личностей, даже ценой своей гармонии и такого прекрасного ока бури, сейчас скрывающего её от невзгод мира. На грани агонии шепчет и громко кричит одновременно, отталкивая их от бессмысленной борьбы и с противоречивой болью чувствуя, как оба вскоре внимают её словам, замирают перед штормом и, поддавшись её мольбе, делают шаг назад, словно смиряясь с очевидным. Моргана мученически радостно кивает, опуская взгляд и возвращаясь в штиль, но в следующий момент с судорожным вздохом просыпается в реальности: где-то там, в центре свирепствующего вокруг циклона, две пары мужских рук нежно и неумолимо сжимают её в объятиях, чьи владельцы сумели понять и принять суть пронизывающей, беспристрастно судящей их магии. Тогда оголённая кожа троих невольно соприкасается, а успокоенная равновесием древняя сила рассеивает испытание вокруг них. Девушка поражённо моргает пару раз, всё ещё пребывая в воображаемом тайфуне со своими возлюбленными. И когда принц задумчиво переглядывается со слугой, а затем поворачивают головы к ней, становится ясно, что объяснить придётся очень многое. Чувствовать действия друг друга становится настолько легко, что даже страшно; Клятва словно позволяет резонировать эмоциям на подсознательном уровне. В один и тот же миг Артур, с надменным лицом, демонстративно поднимает ещё выше меч и закрывает магов собой, пока глаза Мерлина и Морганы синхронно вспыхивают золотом, а переплётенная общими усилиями мощь ревёт в венах и поджигает аркбаллисту будто свечку. Они тщательно регулируют уровень силы, не позволяя пламени коснуться спрыгивающих в ужасе стрелков; волшебница хихикает от крика Утера, что в гневе трясёт рыцарей, вопя о воде и проклятой магии. Дерево прогорает до головёшек быстрее обычного, и только тогда Моргана всплывает из нахлынувших ярких, искрящихся эмоций, ощущая, как завибрировали в раздражении узы с другими претендентами метки. Айтуза с детским огорчением перекрывает поток, а глаза Килгарры наполнены такой вековой тоской, что волшебница почти шагает к нему и протягивает руку в подсознательном желании утешить его тянущиеся столетиями одиночество. Почти - прикосновения иных достойных вполне реальны и упёрто перекрывают с головой нужду в тепле, даже если ей это не нужно. Дракон качает огромной головой, угрожающе взмахивает крыльями, вновь повалив всех на землю, и, фыркнув дымом, взмывает в небеса. Ослепительный отблеск в лапах Килгарры вызывает у Морганы невольную ухмылку, особенно когда она с почти нескрываемым удовольствием слышит ругательства всклокоченного короля, потерявшего своё главное оружие против сильнейшего магического существа. Возможно, у него ещё и имеются остатки цепи в наличии, однако волшебница абсолютно точно уверена, что применить похожую стрелу у него просто не будет возможности. Поднимаясь с земли и принимая помощь от безумца и глупца, чувствуя, как её ладони смыкаются с другими, но от этого не менее родными, её сердце трепещет раненой птицей, наполняемое силой Клятвы. И в это же время Моргана до лихорадочной рези в покрасневших от дыма глазах думает о том, что слишком любит двух идиотов, чтобы им ввязаться в опасный танец с невероятной мощной магией, чьи условия: умри или прими.