«Bound Gods»

      Матери он сказал, что забыл вещи и вернулся их забрать. Лариса Петровна ничего не заподозрила: она всегда была излишне доверчивой, и Максим не раз мысленно упрекал её в этом. Однако сегодня он был рад, что её вопросы касаются лишь того, хорошо ли он питается и как справляется на новом месте без неё. Отчим вовремя отвлёк мать, хотя и предлагал чисто по-мужски посидеть с пивом или чем-либо покрепче, но Максим отказался, мотивируя тем, что ему завтра рано вставать, чтобы перед парами забежать на квартиру.       Братишка уже полностью обжился в его комнате, завалив всё вещами, журналами и книгами. Он обрадовался появлению Максима, упрашивая забрать с собой, чтобы мать не посылала его завтра в школу на контрольную. Брашинский рассмеялся и предложил Денису помочь с домашней работой. Максим старательно гнал все воспоминания о времени, проведённом в клубе.       Возможно, сбежать было не лучшей идеей. Но Максим просто не смог переступить порог квартиры, зная, что туда скоро вернётся Сергей. Встретиться лицом к лицу после увиденного было тяжёлой задачей. Про Савина Максим старался даже и не думать.       Ему нужно прийти в себя. Решить что-либо. В конце концов, понять самого себя! Его охватило оцепенение, которое грозило взрывом, едва кто-либо нажмёт спусковую кнопку. Он никогда бы не подумал, что можно ощущать себя так никчёмно, не в силах помочь ни себе, ни другому.       Денис заворочался позади него, перевернувшись на другой бок. Максим замер, прислушиваясь к его дыханию. Спит, только не крепко. Максим осторожно поднялся и спустил голые ноги на пол, растрепав волосы рукой. Он и сам не заснёт, если будет крутиться, и малому не даст. Брашинский неохотно встал и успокоил проснувшегося брата, что сбегает только на кухню — туда и обратно. Денис повернулся на спину и принялся досматривать свой сон, так и не узнав, насколько растянется это неопределённое «туда и обратно».       На кухне было тесно после отцовской квартиры. Максим по привычке устроился на шаткой табуретке, зацепившись носками за задние ножки. Стакан неприятно холодил пальцы, пока парень, сдвинув брови, рассматривал его. В воде невозможно было рассмотреть даже своё отражение при свете искусственных ламп.       Глупая попытка помочь Серёге провалилась. Более того, Максим влез туда, куда ему не следовало бы лезть ни в коем случае. Оттолкнув и едва не расплескав при этом стакан с водой, Брашинский поднялся и вышел на балкон. Початая пачка сигарет отчима лежала где и обычно. Пусть они были крепче, чем курил Максим, но сейчас это было как раз то, что нужно. Ударит в голову.       Жаль только, что высота не кружила так голову, как в квартире отца. Двенадцатый этаж против второго — ничто. Никакого страха, никакого воодушевления — знакомый пейзаж, не сулящий ничего, кроме скуки и повседневности. Максим облокотился о балкон, рассматривая мимо проходящую компанию знакомых ребят.       Отказаться от квартиры и клуба из-за того, что он увидел? Из-за того, что в его глазах низко пали и Савин, и Карпов? Максим не был девственником, да и порносайты не раз посещал, когда у него появился личный компьютер. В школе они с друзьями обменивались дисками с фильмами, покупали запретные журналы и делились первым опытом. Максим был ранней пташкой: уломать свою девушку на секс он смог быстро, а потом ходил, гордо рассказывая небылицы о том, сколько раз кончал.       Однако весь жизненный опыт не подготовил Брашинского к тому, что он видел между Серёгой и Савиным. К тому, что испытывал, не в силах ни пошевелить рукой, ни подать голос, чтобы прекратить представление. И собственное бессилие просто приводило в бешенство. Сейчас, когда он свободен, вспоминать свои пришедшие в смятение чувства было ужасно. И дело даже было не столько в Савине и Карпове, сколько в самом себе.       Слишком глупо было поддаваться на провокации мужчины, но что случилось, то прошло. Вопрос — что ему делать теперь? Как общаться с Савиным и Карповым?       — Максим! Проснись!       Брашинский подскочил и тут же зацепился ступнями за ножки табуретки, повалившись с вскриком на пол кухни. Кажется, под утро он всё-таки заснул, вернувшись на кухню. Лариса Петровна заволновалась, но сын быстро успокоил её, натягивая усмешку и шутя над собственной неуклюжестью. Заметив время на часах, Максим принялся собираться, невпопад отвечая на вопросы матери, на упрёк в курении — пачку сигарет он так и забрал с балкона, оставив улики на столе, — а потом коротко поцеловал её в щёку и выбежал.       Голова была пустой да ещё и раскалывалась от недосыпа. Забить на университет и прогулять пары? Максим поморщился. Придётся вернуться на квартиру и разбираться с проблемами. Возможно, Серёга внял Савину и ушёл в университет, может, ещё не вернулся. Надежда мизерная, однако сидеть и ждать, что без него что-либо изменится, бессмысленно.       Увы, Серёга был дома, понял Максим, как только открыл дверь. Бурно шумел пылесос, вдоль коридора выстроились коробки и вещи. Максим осторожно обошёл все препятствия, отыскав трудящегося в поте лица Карпова в гостиной, где тот рассматривал какую-то вещь, бросив работающий пылесос у ног. Со спины лицо парня невозможно было увидеть и понять, какие эмоции тот испытывает, однако несколько мгновений спустя фотография в серебряной рамочке оказалась вновь на полке искусственного камина, а Серёга принялся вычищать ковёр. Подняв голову, он заметил Максима в дверях.       — Привет! — с лёгкой улыбкой поприветствовал он, выпрямившись. — Ты был у себя дома?       — Да, — коротко ответил Максим, хмуро разглядывая лицо парня. Улыбка Серёги была уже не такой. Она принадлежала спокойному и уверенному в себе человеку, а не находящемуся на грани срыва, изо всех сил сдерживающего в себе горечь потери. Савин выиграл. — Кое-что забыл дома.       — Нашёл? — с иронией поинтересовался Серёга.       — Нет, — отвернулся Максим.       Перед глазами встали картины обнажённого Сергея, закованного в колодки. Подрагивающее и извивающиеся от боли тело, покрасневшие от порки ягодицы. Стоны, вскрики, удары плетей, тяжёлое дыхание, разговор вновь стояли в ушах.       — Эй, а ты не хочешь мне помочь? — окликнул его Карпов за спиной.       — Чего? — не понял Максим, обернувшись.       — Убраться помоги, — повторил Серёга, усмехнувшись и откинув в сторону длинную чёлку. Он выключил шумевший пылесос и обвёл рукой комнату. — Ты же теперь тоже тут живёшь! В универ, я так понял, ты не собираешься идти.       Несколько секунд Максим озадаченно смотрел на парня. Серёга поднял бровь, потом вновь взял фотографию с полки и кинул Брашинскому, с ловкостью поймавшему серебряную рамку.       — Держи. Она тебе нужна или выкинуть?       На снимке был он и отец. Кажется, ему было лет семь и он тогда плохо понимал, кем является этот мужчина, изредка появляющийся в их доме с подарками. Его визиты сопровождались вкусной едой и счастливыми улыбками матери. Примерно в то время он стал понимать, что это его родной отец, а отчим ему чужой, и он постоянно злился и плохо себя вёл. Осознал в школе, на уроках, что у него иная фамилия, не такая, как у матери. Раньше был просто Максимка, а теперь стал для учителей и одноклассников Максим Брашинский.       Отцу пришлось долго мучиться, прежде чем его сын образумился, — до тех самых пор, пока не родился Денис. Мать тогда развелась с первым мужем, и в её жизни появился будущий второй. Максим осознал, что взрослые слишком часто ошибаются в своей жизни, хотя ему трудно было признать Ларису Петровну не идеальной, которой кажется каждая мать своему ребёнку. Но с отцом они помирились.       Но тогда семилетний Максим был зол на настоящего отца, даже несмотря на все его визиты, которые всегда были ярким воспоминанием в жизни. Вот и эта фотография была сделана в детском парке возле какой-то группы сказочных скульптур. Темноволосый мужчина стоял, облокотившись о богатыря, пока недовольный мальчик в цветастой куртке восседал на ветке рядом с чёрным котом на цепи. Кажется, отец его просил спуститься, но Максим из-за вредности не желал.       — Если хочешь, я могу убрать все фотографии, — предложил Серёга. Максим поднял глаза на него, всё ещё пребывая в далёких воспоминаниях, когда он был обиженным на весь мир семилетним мальчишкой. — Ну и вообще все вещи. Просто без тебя я не уверен, что оставить, а что — нет. Это же теперь твоя квартира.       — Моя, — эхом повторил Максим. Он поставил обратно фотографию рядом с другими, где темноволосый мужчина постепенно, с каждым новым снимком, седел и набирался морщин с разными людьми на своём жизненном пути. — Пожалуй, это лучше оставить. Только пыль стереть.       — Тряпку можешь взять на кухне, — усмехнулся Серёга.       — Хорошо, только переоденусь, — вздохнул Максим. Он повернулся, но замешкался на долю секунды. — Ты теперь в норме?       Лицо Серёги омрачила едва заметная тень сомнений, но потом всё скрыла горькая усмешка.       — Вроде бы да. Мне уже легче. Извини, если я заставил тебя беспокоиться. — Несколько секунд он молчал, потом, опустив глаза, спросил напрямую: — Это ты был вчера?       Вопрос застал Максима врасплох. Он прекрасно понимал, что имеет в виду Сергей.       — Да, я, — наконец выдавил Брашинский, не сдержав в голосе всю гамму эмоций, которая переполняла его прошлым вечером. Всё, что заставил его увидеть Савин, на что он пошёл, глупо желая вытащить Серёгу из-под его плети. Собственное бессилие и опустошение, которое пришло после. Словно его самого прогнали через все пытки и унижения.       — Я так и подумал, — негромко произнёс Серёга, рассматривая незамысловатый узор ковра. — Зачем?       — Мы с Владиславом Юрьевичем поспорили из-за тебя, — коротко ответил Максим, не желая вдаваться в подробности. Ему и так было тошно от себя. — Я ни хрена не понимаю в ваших извращениях, он прав. Закроем эту тему, я не хочу ничего вспоминать!       Серёга кивнул и принялся вновь за уборку. Максим бросился в свою спальню, быстро переоделся и вернулся с тряпкой. Он не был любителем бытовой работы, однако она снимала мозговую нагрузку. Монотонная работа, занимательные находки: фотографии, брелоки, записи, личные вещи отца — всё отвлекало от мыслей о вчерашнем. Серёга был более общительным, чем раньше, от него так и исходила волна позитива, хотя иногда в глазах мелькала тоска и боль, когда он смотрел на какие-то вещи. Максим, пристально наблюдающий за каждым его движением, замечал малейшие детали.       Правда то, что ошейник исчез, он понял не сразу. Он видел, что что-то действительно изменилось, и только позже осознал, когда рукой Сергей пытался нащупать недостающую кожаную удавку на шее. Вероятно, это было символическим ритуалом — снять ошейник, принимая смерть хозяина? По крайней мере Максим так предположил.       Может, это означало, что Сергей собирается отказаться от новых унижений и перейти к нормальному образу жизни?       В конце концов, он же парень! Ему должны нравиться девчонки. Можно даже попросить Машку найти какую-нибудь подружку для Сергея. А там он встанет на ноги и отбросит все ненормальные предпочтения.       — Слушай, на выходных моя девушка приезжает, — начал издалека Максим. — Уже завтра. Как ты смотришь на то, чтобы сходить куда-нибудь? Она может пригласить подругу. Можно сходить в кино, потом куда-нибудь потусовать.       Сергей отвлёкся от своего занятия — он аккуратно снимал шторы, чтобы отнести в ванную. Никто из парней не собирался заниматься стиркой, и они рассчитывали на приходящую домработницу, которую лишили работы нынешней генеральной уборкой.       В глазах обернувшегося Сергея было откровенное недоумение и недоверие.       — Знаешь, наверное, не стоит. Это не для меня, — отказался Карпов.       Ванильное мороженое. Максим буквально слышал эти слова, произнесённые голосом Савина.       — По-дружески, — предпринял последнюю попытку Брашинский, злясь от собственных усилий. Почему он должен Сергея ещё и уговаривать?       — Послушай, Максим. Это бесполезно, — отвернулся Сергей, спускаясь со стула со шторой в руках. — Я гей.       — Это что, диагноз? — раздражённо поинтересовался Максим, выпрямляясь. — Ты вообще целовался с девушкой хоть раз?       Сергей с иронией взглянул на Максима, словно поражаясь его мышлению.       — А ты целовался с парнями? — задал ему встречный вопрос Карпов. — Ты думаешь, это что-то изменит? Я ещё в школе понял, что хочу встречаться с парнями. Хочу секса с ними. И даже больше. И знаешь, сколько мне попадалось таких, предлагающих помочь и «вылечить» от моей «болезни»? Десятки и сотни. И ничего хорошего это мне не принесло!       Сергей отвернулся, собирая шторы в один ком. Максим вспомнил об изнасиловании, рассказанном Савиным. Подробностей он не знал, но, возможно, обвинения Сергея относились к этому событию?       Тряхнув головой, он попытался выбросить мысли из головы. Потому что слишком хорошо вырисовывался образ связанного Сергея, покорно стоящего на коленях в пыточной комнате.       Воспоминания воскресили было утихнувший гнев: на Савина, на Карпова, на себя, на отца. Но Дмитрий Брашинский лежал под двумя метрами земли в могиле, Влад отсутствовал, лишь Серёга оставался перед глазами, словно красная тряпка для разъярённого быка. И он же втоптал благие намерения Максима в грязь.       — Может, всё потому, что ты сам таких ищешь? — с ядом в словах произнёс Брашинский. Сергей замер на полдороги к двери с напряжённой спиной. — Сам напрашиваешься на то, чтобы из тебя половую тряпку делали. Отец умер, теперь можно найти нового хозяина, который будет тебя бить и трахать. Например, Владислава Юрьевича. А почему ты ещё не с ним вообще? Может, лучше съехать к нему, чтобы не втягивать меня в свои грязные игры?!       Шторы упали на пол грудой белья. Сергей развернулся, его лицо исказила гримаса гнева, мгновенно прибавившая пару лет. Максим вспомнил, что это он младше, хотя казалось наоборот. Но его злость наконец могла найти выход, всё остальное отошло на другой план.       — Страшно испачкаться? Тогда что же ты подсматривал за этими грязными играми? — бросился в нападение Сергей. — Чем ты лучше? Или скажешь, что сейчас не хочешь меня избить?       Максим с трудом сдержался. Словно обухом по голове оказались слова Сергея.       — Если хочешь, можешь бить меня сколько угодно, — продолжил Карпов, откинув чёлку со лба. — Могу дать тебе плётку и даже посоветовать, куда бить больнее. Только это не вернёт тебе твоего отца, как бы ты ни хотел.       — При чём здесь отец? — напряжённо спросил Максим. Его контроль над собой буквально находился на острие ножа.       Теперь бить Сергея он не мог, хотя руки просто чесались. Чем он тогда лучше тех парней, изнасиловавших того, или даже Савина? Хотя честная драка — это нормально, но ведь Сергей прямым текстом говорит, что защищаться не будет. В результате сам Максим будет же и виноватым.       — А разве ни при чём? Разве ты не из-за этого меня ненавидишь? И твоя забота — разве это не всего лишь лицемерное прикрытие? Ты ненавидишь меня за то, что это со мной жил твой отец. За то, что хозяин умер, а вы так и не смогли поговорить. Чёрт подери, да хозяин точно так же мучился от того, что не может с тобой сблизиться, потому что ты ничего не сможешь понять!       Кровь ударила в голову прежде, чем Максим смог что-либо осознать, заставляя броситься на Карпова.       Однако он первым оказался повержен, когда Серёга резко сделал подсечку и повалил его спиной на пол. Прежде чем Брашинский успел подняться, парень уже держал его в прямом смысле слова за горло.       — Не думай, что если я нижний, то не могу за себя постоять, — раздражённо заметил Сергей. В его карих глазах горела злость, знакомая Максиму. — У меня есть... у меня был единственный человек, которому я подчинялся, чьи приказы я с радостью готов был исполнять на коленях. И это всегда делало меня сильнее. Из-за него я готов был идти против толпы. Сейчас этот человек мёртв, но я пообещал, что буду жить. Ради него. И не собираюсь меняться из-за кого-либо.       — Урод! — процедил Максим. Сдаваться просто так он не собирался, хотя и не ожидал, что Сергей умеет давать сдачи. По крайней мере раньше он казался лишь серой забитой мышью, готовой лечь под любого. Сейчас же он был просто парнем, которого нужно было проучить. Из собственного чувства справедливости, искажённого злостью и словами Сергея. Без лишних мыслей о каких-либо последствиях.       Стряхнув с себя парня, Максим с рыком бросился в нападение. Времени на высокопарные речи уже не было — оба берегли дыхание, чтобы за короткие секунды нанести больше ударов. Максима хватило на три, Сергея — на два. Несмотря на браваду, Карпов был измотан депрессией и вчерашней сессией, а потому долго не мог сопротивляться, да и по весовой категории немного проигрывал. Не успевшего защититься от удара в лицо Сергея отбросило назад, где он споткнулся о диванный столик и повалился на него. Элемент интерьера не рассчитывался на такие нагрузки, а потому одна его ножка с треском надломилась, заваливая столешницу вместе с парнем. Карпов попытался было подняться, но повалился обратно, хватая воздух ртом. Из разбитого носа медленно стекала тёмная кровь.       Оттирая пот над верхней губой тыльной стороной ладони, Максим приходил в себя.       — Чтоб тебя! — сплюнул Брашинский, шатающейся походкой выходя из гостиной. В голове бурлила кровь, перед глазами всё застилала ярость, и он с трудом добрался до кухни.       Горькая правда, высказанная в лицо, мало кого радует. Максим даже и не пытался думать о том, что обида на отца, копившаяся всю сознательную жизнь, начнёт играть с ним в сумасшедшие игры. Да, они редко виделись, но виделись. Дмитрий много значил для Максима, однако они жили в параллельных вселенных. В точках пересечения которых происходили аномальные события.       Ополоснув белое махровое полотенце, Максим присел на табуретку и принялся обтирать лицо. Горело ухо, по которому ему заехал Сергей. Где-то под рёбрами, вероятно, будет синяк. Рукав футболки разорвался по шву.       Но легче от драки не становилось. Только голова гудела от извечных проблем и воспоминаний об отце. Всё то, что он так долго подавлял в себе, изображая вид, что их нет, — всю злость, горечь и обиду на Дмитрия Брашинского, всё поднималось в душе, лишая спокойствия.              Сергей с трудом поднялся, хлюпая носом. Обидно осознавать, что он проиграл, хотя сам виноват, ему бы следовало следить за собой, а не закрываться в своей скорлупе.       Тело ещё не забыло вчерашнего, хотя в разгаре драки Сергей не думал об этом. Сейчас оставалось только жалеть — казалось, он состоял из одних синяков. Максим не Савин, рассчитывать силу удара не спешит, как и места попадания, да и Карпов был скорее сабом, чем мазохистом. Понятное дело, что в нём было и то, и другое, но он больше удовольствия получал от подчинения, чем от физической боли, хотя она придавала больше яркости чувствам. Но всё же драка и экшен во многом отличались.       И ведь казалось, что он смирился со смертью хозяина. По крайней мере нашёл в себе силы, когда проснулся утром, посвежевший, полный энергии. После сессии так всегда. После вчерашних рыданий — тем более. Только вот Максиму стало хуже.       Свидетели были не впервой для Карпова. Брашинский-старший не раз присутствовал на экшене, да и совместные параллельные сессии с другими Верхними и их нижними бывали. Тематические вечеринки тоже не ограничивались распитием чая. У Савина было его согласие на подобные вещи. Его табу были лишь копро¹, кровь и увечья. Однако даже по интонациям голоса, по напряжению Мастера, по изменению его поведения он подсознательно знал, кто следил за ним вчера, тщетно пытаясь освободиться от пут.       Да и слишком знакомым было чувство, словно рядом был умерший хозяин. Наверное, именно поэтому он смог впасть в маловероятный в его депрессивном состоянии сабспейс².       Максим же испытывал сабдроп³. Ведь отчасти у него тоже была сессия — добровольно Брашинский ни за что бы не принял участия в экшене, просто наблюдая и ничего не предпринимая, а значит Мастер его зафиксировал. Максим бы не молчал, и Сергей слышал знакомые звуки, словно кто-то порывался заговорить, но ему мешал кляп. Бондаж — это уже практически сессия, особенно для негативно настроенного и неопытного в этом смысле Брашинского. Да и Максим — не его отец, Дмитрий Евгеньевич, со своими увлечениями.       Выбравшись из горы деревянных обломков, Сергей осмотрел устроенный беспорядок. На губах стоял металлический вкус собственной крови, и он попытался стереть немного. Пирсинг не задело, и это хорошо, ибо грозило большими проблемами. Зубы на месте, ничего не сломано. В принципе, всё заживёт. До свадьбы заживёт.       Сергей горько усмехнулся. Максим всерьёз предлагал ему попробовать с девчонками познакомиться. У него было много подруг в университете, несколько — в социальных сетях и ещё больше — в театре. Актрисы вообще раскрепощённые дамы, особенно с учётом, что Сергей достаточно харизматический актёр на сцене. Играть с ним было одно удовольствие, а о других наклонностях, кроме гомосексуальных, никто не в курсе. По крайней мере официально; не заметить его ошейник трудно, но его относили больше к увлечению готикой или, в некоторых менее разборчивых случаях, к эмо.       Так что новые подруги Сергею были ни к чему. Как и глупые попытки исправить его ориентацию. У Сергея всегда возникало неприятие, когда разговор касался таких вещей, особенно с малознакомыми людьми. Когда-то Сергей просил хозяина познакомиться с сыном, но Дмитрий Евгеньевич наотрез отказывал. Вот Савин с ним несколько раз мельком встречался, однако для Сергея Максим Брашинский был табу. Но несмотря на это, хозяин оставил его со своим сыном. Написал Максиму позаботиться о нём. И о том же просил самого Сергея, хотя тот и так считал своим долгом служить Брашинскому-младшему, если тот захочет.       Но Шрединг прав. Максима интересуют ванильные отношения, и о Теме он слишком мало знал до недавнего времени, а то, что узнал, скорее всего, отпугнуло его раз и навсегда. Требовать от него больше того, что написал Дмитрий Евгеньевич в своём завещании, просто издевательство. Прямо противоречащее кодексу БДР.       В груди что-то вновь кольнуло при воспоминании об умершем хозяине.       Где-то недалеко ожил мобильный, чудом уцелевший в драке. Сергей осмотрелся, пытаясь отыскать его на звук. Нашёлся телефон в груде штор, сваленных им у двери.       — Добрый день, Мастер, — вежливо поприветствовал он Савина, присаживаясь на диван. Он с тоской посмотрел на сломанный столик. Хорошо хоть стекла не было, иначе он бы разбитым носом и ссадинами не ограничился.       — Добрый, Серёжа. Максим дома? — поинтересовался Влад.       — Да вот, вернулся час назад, — неохотно выдавил Сергей. Савин слишком хорошо разбирался в нижнем, чтобы не услышать в его голосе, что что-то случилось.       — Ты в порядке?       — Мы подрались. Все живы.       На другом конце выругались. Сергей поднял голову к потолку, ощущая, как капает с носа кровь. Ладонь была вся красной, пока он безрезультатно вытирал губы и подбородок. Ему нужно умыться.       — Я скоро буду.       — Мы сами можем разобраться, — слабо воспротивился Сергей, не желая вмешательства Савина. Скорее всего, Максим подерётся ещё и с ним. Сергей отчётливо понимал, что в этом месте он лишний. Теперь здесь дом Максима, а не Дмитрия Евгеньевича. — Я просто съеду. Завтра поговорю в театре, может, кто из девчонок меня приютит на время, а там разберусь по ходу дела.       — Серёжа, мне в любом случае нужно поговорить с Максимом, вчера не получилось. Так что просто предупреди его... Хотя нет, а то он куда-нибудь сбежит.       — Как скажете, Мастер, — вздохнул Карпов. Он отключил мобильный. Вообще-то необязательно поддерживать этикет Верхнего и нижнего вне встреч, но уж больно Сергей привык. К тому же приятно было ощущать свою зависимость хотя бы от Савина, его контроль, его власть над собой.       Поднявшись, Карпов всё-таки отнёс шторы в ванную, скинув в корзину для домработницы. Прошёл на кухню, где сидел, отстранёно уставившись в одну точку, Максим. Он вздрогнул, услышав шаги Сергея, и в его взгляде тут же появилась злость. Впрочем, Карпов прошёл мимо, не проронив ни слова.       — Вообще-то я хотел подружиться, — процедил Максим отнюдь не дружелюбным тоном.       Серёга закрыл глаза, глубоко вдыхая воздух. Если он не будет спокоен, то они опять подерутся, а тут куда больше острых предметов, которые могут быть травмоопасными.       — Для дружбы не нужно пытаться изменить мне ориентацию и делать нормальным по своим меркам.       — Я же не знал, что ты так в штыки всё воспримешь.       Сергей мысленно фыркнул. Если это он в штыки воспринимает, то что можно сказать про Максима? Он и вовсе не контролирует себя.       — То... что ты говорил про отца — неправда. Я не ненавижу тебя из-за него, но и особой симпатии не испытываю. Я геев не жалую.       — Заметно, — с иронией выдавил Сергей. — Потому у тебя руки чешутся меня избить за мою ориентацию, не так ли? Закроем лучше эту тему. Мне хватило уже. Лучше давай отложим, пока я не восстановлю силы. Если бы я не ослаб из-за произошедшего, то я бы не проиграл.       — Чёрта с два! — скептически оценил его позицию Максим.       Сергей оглянулся на Брашинского. Слишком похожий на Дмитрия Евгеньевича, особенно своим упрямством и нежеланием пойти на компромисс, если однажды решил. Переубедить Брашинского-старшего было сложной задачей, с которой постоянно сталкивался Савин. Даже видя многочисленные доводы в противовес своему решению, Дмитрий Евгеньевич упёрто стоял на своём. В том числе — нежеланию сближаться со своим сыном и наследником. В душе хозяин был трусом, боявшимся раз и навсегда упасть в глазах Максима. И, кажется, Сергей понимал, почему тот волновался.       — Посмотрим. Если что, я съезжаю. Завтра узнаю, у кого можно остановиться, и перееду. Вещи, может, правда, не сразу заберу.       Максим обернулся к нему. Нахмурившись, он рассматривал пострадавшее в драке лицо Сергея, что-то лихорадочно раздумывая.       — Не нужно никуда съезжать. Отец хотел, чтобы ты оставался тут, — произнёс Максим. Сергей мысленно хмыкнул. Оказывается, последние заветы Дмитрия Евгеньевича его сын принял буквально. Хотя сам изображает вид, что отец ничего особого не значил в его жизни.       — Ты сам сказал, что не...       — Мало ли что я сказал! — бросил Максим, поднимаясь. — Отец хотел, чтобы ты тут жил. Места хватит.       — Послушай, — Сергей разозлился. Вообще-то заветы Брашинского-старшего были законом не только для его сына, но и для его саба, который и после его смерти оставался верным ему. — Я не хочу портить тебе жизнь своими...       — Спасибо, мне уже её испортили. И ты, и Владислав Юрьевич, — с презрением кинул Максим, в очередной раз перечеркнув своими словами всё спокойствие Карпова.       — Ещё не до конца, — процедил Сергей. Одним махом оказавшись рядом с Максимом, он заехал ему в живот, сравняв общий счёт. И когда тот согнулся пополам, схватившись за живот, Сергей вцепился пальцами в шею парня, поднимая вверх искажённое гневом и болью лицо, накрыв губами раскрытый в крике рот. Не ожидавший такого подвоха Максим широко распахнул глаза, задыхаясь от нехватки кислорода. Внезапность атаки его немало ошарашила, как и поцелуй — глубокий и без капли смущения. Сергей умел целоваться, хотя и не особо любил. Два целующихся мужчины в его понятия не особо входили, больше секс и отношения.       Но ради Максима он старался, пристально наблюдая, как наряду со злостью и болью в глазах появляется новая смесь чувств.