Тигр из Арборского леса

Wolf - First Aid Kit

В глазах мельтешило от разноцветных праздничных нарядов, венков, лент, костров, улыбок и сияния фонариков с витражными стеклами. Рыча в зубы – точнее, в стиснутый ими кусок мяса, руки-то были заняты пивными кружками, – Рас протиснулся сквозь последнее столпотворение на своем пути, ни разу не извинившись перед теми, кого отпихивал локтями. Как он и опасался, времени на поход за пивом ушло больше обещанных пары минут: Алала с Карибом, так и не дождавшись, успели смыться, зато на нагретое ими место пристроилась Юрка и уже вовсю болтала с Сирилом. – …в эту ночь пляшут до рассвета, потому что нашим теплом поддерживаются костры, а в ночь Силейз они не должны гаснуть, что бы ни случилось, – Первый вдохновенно вещал, подавшись вперед так, что огненные блики едва не лизали пальцы на босых ступнях. – А еще влюбленных, прыгнувших через самый большой костер клана, благословляет сама Владычица Очага, поэтому такому браку не нужно одобрение ни родительское, ни хранительское. – Тю, нашел, чем удивить, – со снисходительным видом отмахнулась Юрка. – У нас тоже такое есть, и без этих ваших долийских финтифлюшек. Ночь, когда молодежь, которой хагрен не нашел пару в течение года, набирается бражки и пляшет до опупения, а там уже по весне смотрят, у кого живот вскочит – тому, значится, и миловаться в церкви. Безотказный способ. – Но это же… Что «это же», возразить Сирил не успел – Юрка резким взмахом ладони показала знак «тишина!», и хоть вокруг из всех опасностей был разве что риск перебрать с хмельным, Первый все равно по выработанной в бою привычке замер, а эльфийка довольно осклабилась, повела носом и, выцепив взглядом Раса и его добычу, расплылась в улыбке: – Ё-маё, Тигр, тебя только за смертью посылать. Мне было обещано пиво херову кучу времени назад, а вместо этого все, что я получила – очередным сборником долийских баек по темечку. Совесть есть у тебя, а? – Нефу, – невнятно рассмеялся Рас, мотнул головой – блики медью запутались в его гриве, – и вручил напарнице кружку с самой роскошной шапкой пены. Юрка, охватив ее цепкими пальцами лучницы, зажмурилась и хлюпнула первым глотком, нарочно громким, чтобы никто не слышал недовольных возражений Сирила. – И вовсе это не байки, – тот независимо вздернул нос и тоже забрал свою кружку, уставившись на Раса снизу вверх требовательным взглядом в духе «сделай с этим что-нибудь!». – Я всего лишь рассказал ей о наших праздниках. А она в ответ – про эльфинажные традиции; очень интересно, между прочим, жаль, что ты много прослушал. – Аха, фофню я эфи фрадифии, – Рас то ли фыркнул, то ли хохотнул в ответ и уселся прямо на землю, привалившись затылком к бедру Сирила, поставил свою кружку между колен и вытащил из пасти, наконец, истекающее соком мясо. – Из бухла одна моча, а танцевать на весь эльфинаж умеют полторы калеки. Спасибо, обойдемся как-нибудь без. Расплата последовала незамедлительно – Сирил, уже впутавший пальцы в жесткие рыжие патлы, отдернул ладонь, а Юрка молниеносно нагнулась, цапнула острое ухо, дернула и отшатнулась, выпрямившись и с таким равнодушным видом присосавшись к пиву, будто ничего не было. «За что?» – мог бы возмутиться Рас, но только хмыкнул, запив обиду щедрым хмельным глотком. Юрка была скора на расправу, но отходчива, а он сам знал, чем рисковал, подразнивая плоскоухую. – И ты попустительствуешь такой несправедливости? – разодрав зубами волокнистое мясо, с набитым ртом спросил Рас, запрокинув голову так, чтобы видеть бездонный сириловский взгляд. Юрка гыкнула в стороне, сюрпнула пивом – с ее точки зрения все было донельзя справедливо, и Сирил, покосившись на обоих, только тонко улыбнулся, покачал головой и зарылся в гриву любовника, самыми кончиками пальцев оглаживая шрамы на бритой стороне черепа. – Tel’dar suledin Fen’Harel, – хитро сощурившись, с нотками истинно хранительского снисхождение пробормотал Сирил, услышал ворчание Юрки и поторопился добавить на торговом. – Ты знал, что так и будет. Иногда мне кажется, что тебе искренне нравится нарываться на трепку. – О, ну это я завсегда пожалуйста! – хмыкнул Рас, прожевал новый кусок и пошел на мировую. – Ладно, ладно, сам виноват. Давайте не об этом. Про ночь Силейз, слышу, уже все растрепал; а на весь этот балаган нажаловался? Сегодня вообще-то Tel’vunin Sa’Fen. Уточняя, какой именно балаган имелся в виду, Рас обвел изрядно обгрызенной ножкой царивший кругом праздничный разгул. Куда ни кинь взгляд – везде горели костры от крохотных, тлевших алыми углями огоньков до огромных золотисто-раскаленных громадин, тесно жавшихся друг к друг. Стены Скайхолда из-за многочисленных отблесков казались высеченными из золота, ночь поблекла, испугавшись гуляк – даже над опушками, где костров горело чуть меньше, небо казалось сероватым, а уж над замком оно и вовсе выглядело тусклым и выгоревшим то ли от густых винных паров, то ли от валившего клубами ароматного дыма. В самом Скайхолде, где празднование текло под присмотром Вестницы, еще, наверное, пытались соблюдать приличия, но за крепкими стенами гульбище час от часу только расходилось все сильнее. Воздух казался раскаленным от костров и дыхания плясунов, ветер, продиравшийся через толпы гуляк, нес с собой сладкие запахи жаркого, пшеничных лепешек в масле и выгоревшей можжевеловой коры, которой щедро, на удачу подкармливали огонь. Возле одних костров сидели и жарко спорили, подле других танцевали, с того края поляны, откуда Рас тащился с пивом, слышался особо громкий смех – изрядно подвыпившие разведчики состязались в меткости, швыряя по мишеням яблоневые паданки, – и везде было шумно так, что глохли уши, и всего – вина, смеха, улыбок, – было в достатке. – Как-как? Телювин Сафен? – передразнила Юрка, въедливым прищуром проводила шатавшуюся в обнимку парочку неподалеку и забулькала пивом. – Типа ваш праздник урожая? Так и называйте по-человечески. Весь Тедас гуляет, от Антивы до Коркари, пока пузо не треснет, Алала говорила, даже у варваров чет похожее есть, и только вы изъебнулись все усложнять. Рас прыснул смешком, Сирил вздохнул, закатив глаза – оба давно привыкли, что Юрка часто ворчала только ради того, чтобы поворчать. При этом она даже не пыталась спрятать улыбку – прихлебывала пиво и косилась на напарников почти снисходительно, пока блики костра вычерчивали морщинки на ее лице и серебрили седые волоски в тугом рыжем пучке, и на ответный внимательный взгляд только фыркнула, мол, колитесь уже, что опять не так. – Типа того, да, – беззлобно хмыкнул Рас, прикрыв кривой из-за шрама уголок улыбки краем кружки. – С одной маленькой поправкой: долийцам нечего жать. – Ох, какая жалость, – с видом ни капли не сожалеющим пробормотала Юрка. – Тогда… м-м-м… Что у вас вместо? День сбора последнего желудя? День, когда задница впервые примерзла к земле? Понятия не имею, просвети меня. И без того маленькая и сухонькая, она стала словно еще меньше, когда подалась вперед в ожидании не менее колкого ответа, но Рас со вкусом хохотнул и приподнял кружку, мол, уела так уела. Что примечательно, Юрка помедлила чуток, потом хмыкнула так, что морщинки разбежались еще и от уголков рта, и тоже приподняла в немом тосте кружку – взаимно, Тигр, взаимно. Они часто ругались. Но еще чаще мирились – потому что рыжая солидарность, как любил шутить Хоуп, и еще потому что знали, что перепалки их случались не со зла, а от неизбежности совместной жизни: как в сплоченном боевом отряде. Или семье. – Неплохие идеи, но здесь ты промахнулась, – улыбнулся Сирил, разгадав их игру взглядов. Юрка покосилась на Первого, закатила глаза, но все же кивнула одними ресницами, признавая, что не против послушать еще пару баек – а Сирилу только в радость рассказать. Он поерзал, устраиваясь удобнее; Рас, прикрыв глаза от удовольствия, хмыкнул – узнал жест хагрена, готовящегося к долгому повествованию, – и обмяк еще сильнее, запрокинул голову, уткнувшись макушкой практически ему в живот и напрашиваясь на ласку: традиции традициями, а друг о друге тоже хорошо бы не забывать. – Tel’vunin Sa’Fen – ночь Одинокого Волка, – Сирил заговорил, глядя куда-то в нутро пламени, одновременно с этим пальцами перебирая рыжие пряди и вычесывая из них мелкий мусор. – Практически круглый год мы жжем костры, потому что ищем веселья и любви, но когда лето приближается к исходу, а луна перестает сиять в кроне Ферваниса и оказывается в пасти Фенрира, ночи становятся длиннее, волчьи стаи, чувствуя скорые холода, смелеют, а Народ ищет у костров защиты от Ужасного Волка. – И что ж тут праздничного? – Рас не видел, но Юрка закашлялась так, будто поперхнулась. Он раскрыл один глаз, увидел хитрую лисью улыбку, озарившую лицо Сирила – блики костра играли в темно-синих глазах, бросали золотистые отсветы на бледные веснушки на скулах, клали бархатные тени под ресницы и крохотную ямку под нижней пухлой губой, которую хотелось равно кусать и целовать, – и, хмыкнув, снова зажмурился, предпочтя медленно потягивать пиво и греться теплом земли и касаний любовника, а не встревать в поучительную беседу. Тем более, Сирил и так замечательно справлялся. – Ужасный Волк сильнее любого зверя и хитрее любого из Творцов, и все же, он тоже может вестись на обман. Разве можно заподозрить в страхе и слабости того, кто танцует и радуется, как прежде радовался все лето? – Это типа… – Юрка наверняка нахмурилась, голос ее прозвучал приглушенно, будто она прикусила край кружки, – вы пытаетесь обмануть самого пиздатого обманщика? Мол, у нас тут праздник, нам не страшен серый волк, катись отсюда? Рас почувствовал, как напряглись пальцы Сирила, почти царапнувшие ногтями кожу за ухом, как тот закаменел, на миг задумавшись, как ответить на такое откровенное упрощение – и стоит ли вообще отвечать. Но в тоне Юрки не было насмешки – только недоумение, – да и Сирил от выпитого и от теплой тяжести затылка, прижавшегося к бедру, стал еще мягче и податливее обычного. – Если говорить очень просто, то да, ты права, – он невесело засмеялся, – но все, конечно же, сложнее. Праздник должен быть искренним, потому что неискреннее притворство только оскорбит Фен’Харела; но это еще не все. Мы знаем, чем задобрить его и чем отпугнуть, и как сделать так, чтобы Ужасный Волк увидел в клане равного себе охотника и отступился, оставив добычу достойному. – Иногда я начинаю жалеть долийцев. А потом вспоминаю, что вы просто на голову двинутые. Обманывать бога обмана, ну вы там конечно… – Юрка расфыркалась в кружку, разбрызгав вокруг капли пива, но Сирил никак не среагировал – Рас даже распахнул глаза, вглядываясь в его сосредоточенное лицо и уставившийся куда-то вглубь отсутствующий взгляд. Потом Первый встрепенулся, конечно, почувствовав шевеление охотника у своих ног – шуршала выгоревшая за лето жесткая трава, колола штаны и босые пятки, отдавая накопленный пыльный жар, щекотавший ноздри запахом зноя и сена, – и легко пожал плечами. – Мы не обманываем. Мы… – Сирил замялся, подбирая слова, и даже его ладонь замерла, запутавшись в патлах. – Этот ритуал очень древний. Когда эльфы были рабами Тевинтера, они забыли многое, но не то, как задобрить Фен’Харела и отвести беду от своих родных. Только представь, lethallan, сколько веков знание Хранителей берегло народ – Ужасный Волк прощает хитрость, если ее искусность равноценна его мастерству. – Ну, я да-а-аже и не знаю, – протянула Юрка с нарочито серьезным видом, – на мой скромный взгляд эльфийки, видавшей всякое дерьмо, городские стены тоже весьма неплохо защищают от волков. Ну, знаешь, немного камня и цемента без всяких плясок. – Это не просто пляска! – горячо возразил Сирил, но наткнулся на снисходительный Юркин взгляд и замолчал, насупившись. Эльфийка вздохнула – как-то слишком тяжело для ее птичьих тощих ребрышек, – болтнула кружку, прислушалась к пивному булькающему плеску перед тем, как тихо спросить: – Ты же сейчас не по пляскам горюешь, а по своим? – А ты как думаешь? – также тихо ответил Сирил, невесомо качнув головой так, что курчавые пряди закрыли лицо, и ладонь его соскользнула с рыжей макушки на крепкое плечо охотника. Рас тоже вздохнул. Ленное сонливое тепло, бродившее в венах хмелем, схлынуло, колено Сирила показалось слишком острым, чтобы удобно на нем лежать, да и земля к концу лета в горах недолго хранила солнечный жар. С закрытыми глазами про клан думать было легче – можно забыть, что лес вокруг Скайхолда слишком редкий по сравнению с Арбором, а вокруг танцуют, смеются и перетягивают музыкантов от костра к костру шемлен, – но теперь мысли снова вернулись к тому, что клан где-то на равнинах в сотне миль отсюда, а шемский праздник урожая совсем не похож на Tel’vunin Sa’Fen. Еще он подумал, что для остатков Гилайн ритуал проведет Хранитель Хавен, а Сирилу не для кого рисовать на земле чаровской защитный узор. И что для них двоих – троих, если с Катом, – больше нет смысла в ритуале, потому что Фен’Харел им точно не страшен. И что остаток ночи можно просто набираться пивом и радоваться теплу, не заморачиваясь воспоминаниями. И еще порадовался, что предусмотрел все заранее, почувствовав, как тих и задумчив стал Сирил в последние пару недель. – Ну вы тут еще хоронить всех начните, – буркнул Рас, извернувшись из-под ладони Первого, отгрыз от ножки последний кусок и швырнул обглоданную кость в костер, приложившись после к остаткам в кружке, чудом не поперхнувшись – так пристально уставились на него Юрка с Сирилом. Даже жалко было не подразнить их подольше – Рас медленно допил пиво, вытер жирные после мяса пальцы о штаны, тряхнул независимо головой и зашарил по бокам, вытащив из кармана мешочек с травяным сбором, а от голени отстегнув ножны. – Это еще нахуя? – подозрительно сощурилась Юрка, глядя на то, как поползли от удивления вверх брови Сирила, но тот не ответил сразу – сначала бережно принял дары, развязал шнурок и сунул нос в мешочек, удостоверившись, что в сборе есть все необходимые травы, потом вынул лезвие из ножен – даже Юрка бросила расспросы и залюбовалась тем, как золотые отсветы костра впитывались красной сталью хищно заостренного, похожего на клык клинка. Рас осклабился – недоуменное восхищение Сирила было именно той реакцией, которой он добивался. – Ну что, Сурчонок, – хмыкнул охотник, небрежным жестом махнув на праздничную толпу, – покажем шемлен, как надо танцевать этой ночью, чтобы не замерзнуть? А то без нас тут все стухнет с тоски. Юрка пробормотала что-то под нос с видом крайне неодобрительным, хотя по тому, как она склонилась ближе, разглядывая нож, было видно, что ей тоже интересно – а вот Сирил не торопился с ответом, сначала повертел клинок в ладони, проверил остроту заточки, кивнул, когда при слабом нажиме на пальце осталась лишь бледная полоса, а не порез, и сощурился, пристально уставившись на Раса. – Ты все правильно подготовил? – дотошно уточнил он, на что охотник только коротко засмеялся: – Обижаешь. Все, как полагается, вкусил кровь птицы, оленя и волка. – Волка? Волка-то ты когда укокошить успел? – то ли возмутилась, то ли восхитилась (а скорее всего, все вместе), Юрка. На рукояти кинжала действительно была намотана толстая конопляная нить с висевшими на ней сизым пером, клоком оленьей шерсти и волчьим клыком – Сирил тронул его пальцем и тоже покосился на Раса, едва заметно вздернув левую бровь. – Ну, я подумал, у Ката старый коврик стал слишком уж блохастым. А тут волчий след на охоте попался, так я решил, что все к лучшему. – То есть, ты не придумал ничего умнее, чем притащить оборотню-волку волчью шкуру вместо подстилки? – Ну а что он такой блохастый, – вздохнул притворно Рас, и Юрка, миг назад смотревшая с недоумением, запрокинула голову, захохотав. Смех у нее был громкий, захлебывающийся и жутко заразный – Рас ухмыльнулся до ушей, Сирил улыбнулся одними глазами, прикрыв рот ладонью. – А что Кат? – уточнил он, шире вывернув горловину мешочка, чтобы удобнее было высыпать травы. – Сказал, что сосать я себе до зимы буду самостоятельно, – пожал плечами Рас и попытался состроить просящую гримасу, которая с его рожей сочеталась крайне неестественно. – Если ты не будешь ко мне добр, конечно. Юрка, едва утершая слезы от предыдущего приступа смеха, снова загоготала, хлопая себя по бедру, приговаривая «ну босс дает» и рискуя пролить в никуда остатки в своей кружке, Сирил же чуть порозовел, опустил взгляд, взмахнув трепетными ресницами, и промолчал, разложив на колене несколько травяных веточек. На пару минут повисла тишина – насколько это можно назвать тишиной, от соседних костров тянуло музыкой и соблазнительными запахами жареного хлеба, смехом, гоготом над сальными шутками и приставучими свирельными напевами. Рас заткнулся, наблюдая – он все еще не был уверен, что Сирил посчитает ритуал хорошей идеей, но Первый, словно почувствовал на себе пристальный взгляд, поднял голову и также задумчиво уставился на охотника, в пальцах растирая сочившийся соком стебель веретенки. Никто не мог подслушать их немой диалог. Даже они сами, наверное, не расшифровали бы слов – дело было не в них, а в общих воспоминаниях, в снах Сирила, к которому приходил, отдавая приказы, эльф в волчьей красноглазой маске, и в деленной на троих тайне служения. Фен’Харел вернулся. Фен’Харел поведал, что Творцы были не защитниками, но жестокими правителями и рабовладельцами. Фен’Харел был теперь не страшен даже самой темной летней ночью – но и ритуал значил, наверное, не только защиту. По крайней мере для Сирила, а Рас следил сейчас только за его жестами – и когда Первый кивнул одними ресницами и потянулся к поясному кошелю, чтобы достать основу для зелья, охотник только хмыкнул, поднялся на ноги и схватился за ворот рубахи. – Эй, эй, а можно как-нибудь без сияния своими телесами, а!? – возмутилась Юрка. – Боишься ослепнуть от моего великолепия? – хохотнул Рас, свернул ткань вчетверо и небрежно бросил на бревно, расправив с хрустом плечи, перекинул патлы за спину, чтобы не мешались, показал в усмешке зубы. – Как ты там про таких, как я, говоришь? «Валить и трахать»? От возмущения последний глоток пива пошел у эльфийки носом – она покраснела, раздувшись от гнева, и замахнулась, метнув кружку. – Да ты мне в сыновья годишься, бесстыдник! – В таком случае ты гордишься мной, мамаша? Глянь, какие мышцы! – фыркнул Рас, играючи увернувшись. Кружка стукнулась о бревно напротив и укатилась куда-то за круг костровых отсветов, Сирил коротко хмыкнул, тут же поморщившись – перепалка отвлекала его от дела. Не найдя ничего лучше, он взял свою кружку, принюхался, кивнул мыслям – мол, сойдет, – и принялся вливать в пиво густую основу для зелья, вытяжку бересклетовых ягод и высыпал следом подготовленные охотником травы. Рас готов был уже пускаться в пляс – он не прогадал. Сирил, конечно, и так старался не расставаться с нужными чаще прочих компонентов, но вот вытяжка не нужна была ни для лекарских припарок, ни для ядов – только для ритуалов, и то, что она так удачно нашлась у Первого в подсумке, значило лишь, что он тоже готовился к этой ночи. Но все же стоило пока повременить. В кружке плескалась густая темная жижа, в свете костра оказавшаяся оттенка крови, натекшей из брюха – нашептывая хранительский наговор, Сирил размешал зелье лезвием ножа и поднялся на ноги. – Бля, ну вы хоть объясните, какую хуйню собираетесь сотворить на этот раз. Может мне свалить подальше надо, пока не рвануло. – На этот раз?! – оскорбился Рас, в отместку швырнув в Юрку снятый с бедра подсумок, но эльфийка на лету поймала его, перебросила к ранее снятому тряпью и с видом абсолютной уверенности пожала плечами, как будто ей действительно было, что долийцам припомнить. И пока Рас судорожно соображал, какие грехи у него остались за душой, Сирил закончил мешать зелье, стряхнул с ножа лишние капли и, присев на корточки возле Раса, начал объяснять: – Помнишь, я рассказывал про день Гиланнайн? Для охоты в ее честь Хранитель выбирает самых быстрых и выносливых. А для Tel’vunin Sa’Fen – самого сильного и упрямого, того, кто знает, что такое ярость зверя, того, кто становится Одиноким Волком, – вычертив острием ножа круг, сомкнувшийся вокруг стоп охотника, Сирил принялся вписывать по его краю хаотично на первый взгляд разбросанные руны. – Кровь птицы перебивает запах, кровь оленя придает сил, кровь волка маскирует сущность. Одинокий Волк охотится на клан и ставит на всех свою метку. Фен’Харел не отбирает чужую добычу, если видит равного по силе и хитрости. – Чот такое себе равенство, – хмыкнула Юрка, скептическим взглядом смерив Тигра с макушки до пяток, и с видом крайнего разочарования покосилась в свою пустую кружку. – И хрена ли делать из Раса Волка, если у нас уже есть Кат? Вы бы еще домашнюю кошку в волчью шкуру засунули. – Эй, ты что, считаешь, я недостаточно хорош? – оскорбился наигранно Рас. – Кат – Первый. Выбирает он, а не его, – одновременно ответил Сирил и вздохнул, распрямившись. – Хотя жаль, что Хоуп утащил его к Вестнице, это до утра, если не дольше. А нам надо начать в волчий темный час. Что-то подсказывало, что босс, которому хватило яиц выжечь свой валласлин, вряд ли согласился бы «играть в долийцев», но Рас тоже согласно кивнул – действительно, жаль. Посмотрел бы он на лицо командира, когда тому пришлось бы стать первой жертвой Одинокого Волка… – Не переступи круг случайно, – одернул его Сирил, болтнул ножом в зелье и вздохнул перед тем, как нарисовать первую линию. – И не отвлекай, пожалуйста. Я сам ни разу не совершал ритуал, только наблюдал. Рас кивнул с кривой усмешкой – мол, за кого меня принимаешь, – застыл каменным изваянием посреди круга, и даже Юрка, распахнувшая было рот ради нового вопроса, замолчала и подперла щеку кулаком, наблюдая за работой Первого. Его холстом было тело охотника – Рас оставил себе только штаны, краской – сложносоставное зелье, похожее на кровь, только более густую, ароматную, вязко обволакивающую лезвие ножа, заменившего кисть. Сирил вел клинком плашмя, без риска поранить, но со стороны подготовка к ритуалу смотрелась, должно быть, зрелищно: там, где Первый нажимал на лезвие, через мгновение проступала ярко-алая линия кажущегося надреза. Не двигаться было трудно – краска, стекавшая по долу клинка вязкими каплями, щекотала кожу и изредка тягучими каплями шлепалась вниз, на ступни и пыльную истоптанную землю. Мелкие штрихи на лбу и скулах дополнили валласлин, затерявшись в путаном узоре Эльгарнана, но потом Сирил прочертил длинную линию от подбородка до пупка, нашептывая наговор, и нож запорхал у груди, исчерчивая узорами ребра подобно ветвистой кроне. Расу не надо было прислушиваться к сосредоточенном шепоту на эльфийском, чтобы назвать, какая линия для чего была нужна. Короткий росчерк под нижними ребрами – чтобы дыхание хищника было глубоким и спокойным, позволяя долго гнать добычу. Завиток на ребро выше – чтобы мышцы стали крепкими, как камень. Линия еще выше, уходящая к шее, опутывающая кадык вязкой алой полосой – чтобы быстрее лап был только вой, взлетающий к небесам. Краска остро пахла травянистой горечью, кислой веретенкой и пивом, лезвие ластилось к коже в опасной близости от сердца – Рас дышал глубоко и спокойно, зная, что нескоро ему удастся набрать полную грудь воздуха, и Сирил был предельно осторожен, когда клал штришок к штришку, рисуя символические ветви вдоль вен на внутренней стороне предплечий и загнутые крючки когтей на ладонях. Узорами оказались покрыты спина – Сирил рукоятью кинжала отбросил рыжие патлы, чтобы не мешались, и симметрично расчертил лопатки и ребра такими же штрихами и завитками, как спереди, – и плечи, и даже стопы, где вдоль выпирающих жил тоже проступили сочившиеся красными символы когтей. Перед последним штрихом Сирил поймал взгляд охотника, дождался кивка одними ресницами – давай, мол, не медли, – и прижал лезвие под шестое ребро, нащупав три коротких едва заметных шрама. Сильнее надавил на клинок – четвертый порез появился параллельно остальным, Рас даже бровью не повел, привычный и к более серьезным ранам, а краска – символичная волчья кровь, – загустела на глазах, едва позволив тонкой струйке более светлой эльфийской крови стечь до живота. Зелья осталось на донце – Сирил отступил на шаг, проверяя верность работы, кивнул, вонзил нож по самую рукоять в землю перед Расом и протянул ему кружку, давая сделать последний глоток: – Elvhe dar somniari, – на одном вдохе произнес он. – Sa’Fen tel’somniar! Зелье было кислым – сводило скулы. Рас сделал жадный долгий глоток, нарочно небрежно вцепившись зубами в край кружки – вязкая жижа закапала на живот, запачкала штаны, густые потеки выкрасили подбородок и губы. Когда Сирил убрал сосуд, ухмылка – оскал? – охотника был тронут алым, и когда он тронул языком выпачканные зубы, краска лишь размазалась, но не исчезла. Рас переступил с ноги на ногу, поджимая пальцы, повел плечами до сладостного хруста, размял затекшую от неподвижности шею, словно заново привыкая к телу. Ничего не изменилось, но нанесенные метки возлагали на него новую роль – и вот за считанные мгновения, пока охотник готовился, из его жестов и повадок исчезла кошачья сытая плавность, сменившись чем-то более резким, опасным, голодным – волчьим. – Ma tu enfim, – Сирил присел и схватился за рукоять ножа, – a dar enansalin-ma, Sa’Fen. Как только он вырвал нож из земли – налипшая к остаткам зелья пыль скрыла хищно-красный блеск стали, – Рас запрокинул голову и ликующе взвыл, переступив черту круга, который больше не мог сдержать зверя. Юрка нахмурилась, по привычке опустив ладонь на бедро, где покоился обычно колчан, но одинокая эльфийка не могла заинтересовать хищника, призванного отпугнуть самого Ужасного Волка. Ступая по-волчьи, с носка на пятку, словно прощупывая землю перед собой, принюхиваясь по-волчьи, думая по-волчьи – о волчьем голоде и волчьих темных ночах, – Рас затрусил к огромному костру неподалеку, у которого собралось сразу несколько отрядов разведчиков: три десятка голов, если не больше, низких, высоких, остроухих и рогатых на любой вкус. Сирил поторопился следом, сдерживая улыбку, растерянная и хмурая одновременно Юрка попыталась сделать вид, что ее это не интересует, но плюнула, махнула рукой и зашевелилась вслед за Первым. Они успели – круг гуляк, расступившийся перед Расом, уже стягивался обратно, и эльфы в последний миг заняли места в толпе наблюдателей. От людей до костра было шагов десять. А ровно посередине закружился, низко пригибаясь и напряженно вскидывая голову к небу, Рас. От зелья все ощущения обострились, он чувствовал каждую трещину в земле под стелющимися плавными шагами, мог различить в толпе испуганный взгляд от заинтересованного, слышал десятки запахов – еды, пота, цветов, вина и хмеля, ужаса и ликования, струившихся в жилах под тонкой теплой кожей. Именно это и вело его: жар костра и тепло столпившихся, заинтересованно зашептавшихся гуляк. Среди них было несколько знакомых, признавших Раса даже под волчьей маскировкой, и несколько долийцев из других отрядов разведчиков – те сразу поняли, что происходит, заулыбались, приветствуя сородичей, и глядя на них, остальные танцующие, уже было встревожившиеся от непривычного зрелища, успокоились. Предыдущая мелодия ферелденского ремигольда как раз успела утихнуть, новую музыканты не начали – и в тишине, разбавленной лишь хохотом от соседних костров да треском поленьев, ритмичные хлопки Сирила прозвучали резко и отчетливо, как барабанная дробь. Взгляды метались от фигуры Раса к Первому и обратно; охотнику на них было плевать, Сирил же скорее гордился привлеченным вниманием – улыбнувшись загадочно и поведя плечом, он сделал первый шаг в сторону, выжидая, пока остальные не начнут повторять. Движения были простые: два шага противосолонь, хлопок, два шага обратно, резкий разворот на пятках с раскинутыми будто бы для объятий руками – и снова все с начала. Со второго такта влились наблюдавшие с улыбками долийцы, с третьего – заинтересованные незнакомым ритуалом смельчаки, с пятого – все остальные. А когда ритм танца разгадали и отдышавшиеся музыканты – им нетрудно было подобрать мелодию на ходу, первенство отдав барабанщику и флейтистам, – Сирил засмеялся, ускоряя шаги, подпрыгнул после положенного хлопка и запрокинул голову. Звонкий клич – хэй-я эй-я! – подхватили запоздало еще пара эльфов и людей, воздух зазвенел от голосов и мелодии, забурлил смехом и ревом подкормленного парой поленьев костра, взметнувшего в небо россыпь золотистых трескучих искр. И Рас, до этого лишь лениво кравшийся подле огня, снова взвыл, клацнул челюстями и метнулся к кучке разведчиков напротив, скаля красные зубы. Какая-то девчонка испуганно взвизгнула, отпрянув за товарища, еще двое захлопали в ладоши, довольные представлением, но Расу на них было плевать – Одинокий Волк уже увидел первую добычу. Юнец, схваченный за плечо, нахмурился так, что исказился узор Джуна на его лице, но дал рывком отвести себя от друзей и вытолкать на середину круга, ближе к костру. Потом он то ли вспомнил, что надо делать, то ли сообразил на ходу, подстраиваясь под движения Раса – охотник вился с обеих сторон, резко отшатываясь, как только его зубы оказывались в считанных дюймах от разведчика, и юнец, изобразив нарочитый испуг, сквозь который все равно проглядывало хмельное веселье, дерганными шагами описал круг, все ближе и ближе подступая к костру в попытке спастись. У него почти получилось. Рас чувствовал страх жертвы одновременно с довольством долийца, выбранного первым – разведчик двигался хорошо, в такт барабанному сердечному бою, и охотник дал ему дотанцевать до конца, пока костер не оказался в считанном шаге. Потом прокрутился на пятках, метнулся вперед, низко пригнувшись к земле, и в прыжке клацнул зубами, на волосок не коснувшись шеи юнца – остался только след краски ровно над трепетавшей от жара венной жилкой. Разведчик запрокинул голову и захохотал, захлопав в ладоши и притоптывая в такт мелодии. Остальные окончательно сообразили, что происходит – испуганные взгляды исчезли вовсе, засмеялись не только сородичи, и Рас, чувствуя, как горячеет воздух и как веселее бежит кровь в жилах, замер и то ли завыл, то ли захохотал, подставив лунному свету залитый краской – кровью его «жертвы», – рот. Мышцы бугрились на спине, оживляя ветви рисунков, пыль взвивалась под острожными шагами – как только кончился воздух в легких, Рас снова ступил на круг поиска, метнулся от человека к человеку, разглядывая лица и отыскивая новую жертву. Ему приглянулась знакомая из скаутов Лелианы, Лито: у нее было такое кислое выражение лица, что охотник уже едва не метнулся в сторону за новой жертвой – но долийка неохотно шагнула вперед, соглашаясь подыграть, и все ее огрехи разом забылись. Важно было только движение, и Лито выдержала темп охоты, без особого восторга, но все же дотанцевав круг бегства от погони. Шагала она неуверенно, словно подзабыла, как правильно убегать, но слушалась направляющих рывков Раса, кружившего подле добычи, и к концу даже неловко улыбнулась. В награду Рас оставил под ее ухом метку поцелуя вместо укуса – и резко метнулся в сторону, не успев даже взвыть победно: Лито уже развернулась с занесенной для затрещины ладонью, так что Рас только захохотал, скаля зубы, и бросился к кучке шемов на другой окраине круга. Видно, долийская забава пришлась народу по вкусу: пара парней выпихивали в центр круга, прямо в волчью пасть, хохочущую девчонку, и охотник подмигнул им, рывком за плечо притянув новую жертву ближе к себе. Она пахла по-другому – шемка, что взять, – и двигалась не так, как должно, но Рас помог, направил, подпихивая где локтем, где коленом, загнал ее ближе к костру – и когда запыхавшаяся, раскрасневшаяся девчонка пригнулась, поймав нужный ритм, оскалился и оставил на ее шее след смачного укуса, который назавтра должен был налиться оттенками лилово-страстного засоса. Девчонка хихикнула и раскраснелась еще больше. Круг танцующих завертелся еще быстрее – Сирил, безошибочно чувствуя настроение толпы, усложнял танец, ускорял шаг, все чаще и звонче выкрикивал гортанный клич призыва, который народ подхватывал с разнобойным воодушевлением, – и от этой суеты у Раса просыпался еще больший азарт. Мотая головой так, что грива превращалась в рыжее пламя на голове, охотник выбрался к окраине круга, бесшумно ступая, пригнулся, изображая волчью ищущую трусцу. Люди взвизгивали, давясь хохотом, и отшатывались каждый раз, когда он бросался к ним – а Рас сполна наслаждался даже этим шутливым, наигранным ужасом перед его маской. Раскаленный воздух булькал в груди, губы высохли и растрескались от кислого сока, ноги гудели от напряжения – он все время шагал на полусогнутых, прыгал, метался их стороны в сторону без минуты продыху, и острый пот пощипывал царапины на висках и свежий шрам на груди, но охотник не променял бы ни мгновенья ритуального танца на любую плату золотом. Ночь страха. Ночь крови, взывающей к крови. Ночь лесной шальной свободы, от которой жглось в подреберье и сердце стучало так громко, что казалось еще шаг – и выпрыгнет из груди, запляшет рядом. Следующим Рас утащил к костру васготку с заинтересованно вытянутой шеей – пришлось после круга прыгать, чтобы оставить поцелуй-укус в ее распахнутом вороте, и красавица, подмигнув, в ответ успела чмокнуть воздух в пяди от выпачканной алым щеки эльфа. Потом добровольно вперед вышагнул эльф – с гладким лицом, с повадками плоскоухого, но он все понимал. Шагал в такт, пугался волчьих зубов, клацавших над ухом, испуганно отшатывался от рывков охотника – и не переставал при этом хохотать, заразившись всеобъемлющим чувством свободы и разгульного веселья, того самого, что превращает любую улыбку в хищнический оскал. Остальных Рас не запомнил – он перестал различать в толпе лица, разве что изредка, когда замирал на секунду, чтобы взвыть, краем глаза примечал бездонный взгляд Сирила и снисходительный – чем бы дети не тешились, – Юрки. Прочие лица, улыбки и жесты стерлись из памяти, как и вкус чужой кожи, на которой он оставлял бледневшие, от красного в розоватому, метки. Шаги становились быстрее, жесты резче, вой громче и торжественнее – на ликующий вопль приходили от соседних костров плоскоухие и шемлен, пучили забавно глаза, шептались с соседями, выясняя в чем сыр-бор, и если единицы жали плечами и уходили, то десятки оставались – наблюдать и даже вышагивать вперед, напрашиваясь на роль следующей жертвы. Рас не мог перетаскать к костру всех зрителей – но отдавал дань всем желающим, каждого гоняя полный круг и в конце отмечая укусом или поцелуем, это уже кто как заслужил. Во рту было солоно от вкуса чужого пота, глотка пересохла, в глазах от усталости двоились лица и костровые отсветы – и музыка все нарастала, делалась громче, билась почти в конвульсии, подстраиваясь под ненасытный волчий голод, обретший этой ночью тело. Или то рокотала кровь в ушах? Или стучало, ударяясь в ребра, шальное сердце? Вряд ли Рас мог дать ответ, ведь для этого надо было задуматься – а он не думал. Его вели музыка и звериное чутье, а еще – взгляд Сирила, шевелившего незаметно губами и отсчитывавшего круги танца. Когда они переглядывались, у Раса внутри что-то делало кульбит – и он с новыми силами рвался вперед, щелкал челюстями и хватал свежих жертв, превращая ритуал в длительную загонную охоту, в растянутую на долгие минуты агонию, в которой выиграть мог лишь он один – но после, когда это станет интереснее всего. А потом Сирил кивнул ресницами, когда они переглянулись в очередной раз – жертв достаточно, Фен’Харел будет удовлетворен, – и Рас, кивнув в ответ, бросился за последним подношением. Он уже знал, кого именно загонит к огню, и Юрка, то ли в его шагах, то ли во взгляде прочитавшая свою судьбу, резко мотнула головой, всем видом давая понять, какую головомойку устроит напарнику, если тот осмелится. Рас оскалился радостно – еще как осмелится. Юрка скрестила руки на груди и нехорошо прищурилась, поджав губы в тонкую линию. Рас засмеялся – как будто это могло остановить хищника, – пригнулся, увертываясь от возможной затрещины, и подхватил тощую эльфийку на руки. У нее был ягнячий безобидный вес и совсем небезобидные острые кулаки, замолотившие охотника по спине и плечам. – Быстро поставь меня на землю! – заголосила Юрка, продолжая пинаться. – Я приличная эльфийка, не хуепотало какое! Тигр, мать твою! Грянули смешки тех, кто мог различить слова в ее вопле, Рас фыркнул, удобнее перебросил Юрку через плечо, схватив чуть выше колен. Она наградила его метким попаданием локтя по краю напряженно сошедшихся лопаток, он опустил ее на землю у костра, оставив смазанный, почти незаметный бледно-розовый след губ на скуле – и оба разошлись в танце весьма довольные друг другом, потому что в глазах эльфийки плясали вместе с бликами огня маленькие демонята, а губы, все еще шептавшие угрозы «беспутному охальнику», свело ослепительно-яркой улыбкой. Рас отпрыгнул назад, за границу кострового круга света, развел плечи и взвыл в разы громче прежнего, празднуя безоговорочную победу. Азарт кипел в крови, сила струилась в жилах – его буквально распирало изнутри звериной дикой страстью, жаром раскаленного голодом нутра и жаждой, которая была даже сильнее смерти, передаваясь от волчицы волчонку – и так бесчисленные поколения. Но как Одинокий Волк приходит, также он должен уйти – ради клана и его безопасности. Рас развернулся на пятках, взметнув пыль, и вместо того, чтобы заложить новый круг, уставился прямо на костер, просчитывая шаги. Зашептались на грани слышимости голоса зрителей – нет, не рискнет, не сможет, слишком высоко, – но зверь не мог распознать человечью речь, только страх в ней. А страх раззадоривал: Рас рыкнул в зубы, пригнулся и взял разбег, каждым шагом выбивая из земли пыль, которая оседала на распаренной потной коже. Жертвы у костра вздрогнули, посторонились, девчонку-шемку, вытолкнутую друзьями, кто-то оттащил за плечи с его пути – она, наверное, до последнего не верила, что Рас осмелится… Еще как. Не просто рискнул – но сделал, сильно оттолкнулся, подобрал ноги и перемахнул огонь, жарко лизнувший стопы и едва не подпаливший кончики размочалившихся пыльных патл. Прекрасней всего был миг в воздухе – музыка взлетела вместе с долийцем барабанным грохотом и оборвалась, когда он приземлился, перекатившись через плечо и припав на одно колено. Круг взорвался гиканьем, воплями восторга и грохотом хлопающих ладоней, заметались по земле вытянутые тени – темно-алые, золотистые, черные, всех оттенков пламени, – но Рас не слышал ничего, кроме грохота крови в ушах и сорванного дыхания. Краска размазалась, потекла от пота, посерела, напитавшись пылью, сделала его словно тяжелее и неповоротливее, будто надетый в спешке доспех, болели сбитые танцем ноги, дыхание скребло в глотке сухим комком – Рас чувствовал все в мельчайших деталях и оттенках, как если бы видел беспристрастно со стороны, но лишь одно чувство владело им так, что забывались и боль, и усталость, и вопли шемлен. Восторг. Восторг такой же всеобъемлющий, как жажда крови – им пела каждая жила, каждое мышечное волокно, каждая пядь кожи. И когда Сирил пробился через толпу и подлетел близко, сразу повиснув на шее, он тоже весь, от кудрей до пяток, пел, зазвенел струной, стоило Расу сомкнуть объятья и нащупать кончиками пальцев проступавшие острые позвонки. – И что это блять было, а? – рявкнула, пробившись сквозь нестройную кучку «жертв», Юрка и уперла руки в бока. – Ну ты еще скажи, что тебе совсем не понравилось, – пробормотал Рас, насмешливо косясь поверх плеча Первого. Лицо эльфийки было красноречивее самых мастерских полотен: на лбу и скулах горели лихорадочные красные пятна, глаза блестели, выбившаяся из пучка прядка перечеркнула морщинки на хмуром лбу. Миг она сомневалась (видно решала, отделаться затрещиной или все же дать смачного пинка); потом вроде бы смилостивилась, расслабившись; потом и вовсе засмеялась, опустив плечи и отмахнувшись ладонью: – Ладно, ладно, – прыснула Юрка смешком. – Вы, конечно, придурки, но зрелище устроили что надо. Ты там вообще жив, Тигрище, после такого-то? Легкие раздувались, как кузнечные мехи, голова шла кругом от жара и усталости, но бродивший в венах восторг перебивал все неприятные ощущения – наоборот, Рас наслаждался даже тем, как гудели поджилки и как хрипло звучал сорванный воем и рычанием голос: – А то, – просипел он довольно, сгребая Сирила в еще более крепкие объятья. – Живее всех живых. Юрка хохотнула и хлопнула его по спине, лишь сильнее размазав потекшую краску – на лопатке так и вовсе остался четкий отпечаток маленькой ладони. Сирил затрепыхался, пискнул и выскользнул из объятий на землю, но ладоней, вцепившихся в плечи охотника, не убрал, хотя и не сказал при этом ничего. Или сказал – бархатным взглядом, жестом скользнувшего по сухим губам языка, независимым кивком головы, от которого спружинили смоляные кудри? Рас засмеялся – от избытка чувств, от радости, что справился, от хмельного веселья, кипевшего в его венах там, где еще не до конца угас охотничий азарт и жар. Ему хотелось еще. Еще костров, смеха, танцев, движения, ощущения жизни, переполнявшей нутро – восхитительной смеси дикости и древнего знания, которые равно совмещал в себе его народ. Хотелось, чтобы кровь стучала в висках еще громче, заглушая даже внутренний голос. И чтобы шемский сброд не мешал лапать Сирила так, как чесалось с того самого мгновенья, когда нож коснулся кожи и вычертил первую линию мурашек от кадыка до пупка. – Так что? Мне надо добавить к своему рассказу еще что-нибудь, или наглядной демонстрации хватило? – тонко улыбнулся Первый, покосившись на напарницу. – Мне – хватило за глаза, – эльфийка кое-как заставила себя прекратить посмеиваться и скрестила руки на груди, – а вот народ сейчас очнется и потребует продолжения веселья. Им что говорить будете? Рас перебрал варианты – чтобы шли нахуй; чтобы не мешали; чтобы услышали леденящую кровь легенду об Ужасном Волке; чтобы не обращали внимания на обычный танец, – но Сирил привстал на цыпочки, губами коснувшись уха, и ему даже говорить ничего не потребовалось: Рас склонил голову и шепотом признался, что подумал о том же самом, а потом обернулся к Юрке через плечо. – А давай ты им что-нибудь напиздишь, а? – скорчил он просящую гримасу. – Что хочешь. – Что хочу? – протянула, смакуя, Юрка. – Что тебя покусала бешеная псина, и ты пустился в пляс от радости? Сирил поджал недовольно губы, но Рас щедро отмахнулся – мол, это тоже подойдет, – так что Юрка, не терпевшая такую быструю сдачу, не выдержала и поинтересовалась: – А вы-то куда намылились? – Да так, – Рас неопределенно пожал плечами. – Надо боевой раскрас смыть, что ли, а одному несподручно как-то… – Так давай помогу? – сообразив, к чему клонит охотник, хмыкнула скабрезно Юрка, но тот сразу же замотал головой, хохотнув: – Я же тебе в сыновья гожусь, забыла? Губы Юрки тронула улыбка столь открытая, что это был почти беззвучный смех – эльфийка смерила распаленного от нетерпения Раса, трепетавшего в предвкушении Сирила, тоже уставившегося на нее с мольбой, и вздохнула, снисходительно махнув рукой. – Ну шуруйте, что ли, – повторять два раза не требовалось, долийцы едва кивнули, благодаря, и тут же смылись, обогнув гущу столпотворения и шмыгнув в кусты – только ветви качнулись, пряча две фигуры с тесно сплетенными пальцами. Юрка лишь расфыркалась, глядя вслед – ага, как же, «раскрас смыть», придумали бы чего поубедительнее… – Эх, молодежь, – вздохнула она все с той же мечтательной снисходительностью в мудрых глазах, и даже несколько минут спустя так и не смогла перестать улыбаться.