- Донхёк, ты уверен в том, что...
- Я не понимаю, что тебя не устраивает? - Ли смотрит с явным неодобрением в глазах, складывая на груди руки явно не в дружеском жесте. - Ты то последнее лицо, которое даже теоретически может быть заинтересованно в моем налаживании отношений с Марком!
Сяоджун тяжело вздыхает, упирая руки в бока и низко свешивая голову. Да, всё именно так, и он явно не тот, кому следовало бы настаивать на контакте заблудшей канадской души с потерянной корейской семьёй, но... он не может иначе. Не может поступать, как говно, и притворяться, что ему не воняет.
- Хёкки, понимаешь, он отец...
- К чёрту такого отца! - и без того подошедшее, после встречи с Марком, к концу терпение Ли окончательно капитулирует перед обстоятельствами, уступая место тупой, ничем не прикрытой агрессии. На самом деле страху, но Хёк слишком боится, чтобы позволить себе это признать, тем более в присутствии посторонних. - У Минки нет отца, у Минки есть папа и дяди! - слова больно бьют Джуна в самое сердце, но он держится, стараясь не показать ни своей слабости, ни обиды. - А знаешь что, - и становится заранее очевидно, что продолжение фразы просто не способно никого обрадовать, - шёл бы ты сейчас отсюда, а? - Донхёк рычит и плюётся ядом, раня прежде всего себя самого, но Сяо разумно не берётся ему в текущих условиях на этот грустный факт указывать. - Я... я не настроен с
тобой сейчас обсуждать
моего сына!
Хёк отворачивается, уводя взгляд в сторону, наблюдает за тем, как ребёнок заинтересованно возится в песочнице с группой ребятишек примерно своего возраста, и Сяоджун признает своё вынужденное отступление временной, но необходимой мерой. Ему достаточно знаний и понимания чужого характера, чтобы рассудить, что совсем скоро парня отпустит и придёт вторая фаза, полная сожаления и стыда, и, вероятно, где-то там его может поджидать хоть какой-то успех, а пока... пока куда разумнее отступить и не раздражать Ли лишний раз. Он и в обычном своём состоянии слишком остро реагирует на любые вопросы в отношении своего ребёнка, ну а Марк стабильно действует, подобно добросовестному катализатору, в разы повышая остроту его реакции.
Парень шумно выдыхает, прикрывая глаза, вдыхает, на четыре счёта, как учил Тэён, и... пугается до чёртиков, вспоминая о сыне. Взгляд рыщет по цветным шапочкам и костюмчикам в поисках нужного, и Минки находится тут же, всего-то в метре от своего прежнего положения, сидя на корточках и лопоча что-то там на своём детском с очаровательным мальчиком в милой жёлтенькой, точно солнышко, панамке. Хёк медленно выдыхает, пристраивая ладонь на груди в попытке утихомирить колотящееся сердце. Он резонно начинает подозревать себя в паранойе на почве гипертрофированного родительского контроля. Может, ему вместе с Тэёном стоит походить к Доктору Муну? Обсудить проблемы, проработать свой тревожный синдром...
“Это всё Марк виноват!”
Донхёк находит для себя единственно разумное и логичное объяснение всему свалившемуся на него хаосу, которое его более чем устраивает абсолютно по всем фронтам. Однако, поиски эти отнимают критический объём сил, и парень чувствует себя эмоционально и физически истощённым. Он бросает на сына контрольный взгляд и отходит чуть подальше, тут же опускаясь на лавочку и откидываясь на жёсткую деревянную спинку. Кажется, у него даже глаза устают, фиксируясь в одной точке, точно попадая в капкан сфокусированного внимания и не имея возможности даже шелохнуться. Его спутанные мысли устремляются следом единым потоком, неизменно приводя сознание к бездне не раз обдуманных, передуманных и перемолотых жерновами памяти мыслей об одном единственном человеке. Донхёк буквально ненавидит его сейчас за один лишь факт повторного вмешательства в свою, казалось бы, устоявшуюся, вполне себе достойную жизнь. Он взрослый мужчина, он папа! Он давно дорос до того, чтобы оставить свои юношеские метания и первые влюблённости далеко позади! У него есть Минки, и лишь он один достоин быть им любимым - у Донхёка нет ни времени, ни сил, ни желания... ни права любить кого-то кроме своего сына. На этом он стоит почти три последних года, на этом строит свою счастливую и осознанную... а тут опять Марк, чего ему в Канаде не сиделось, Ли, и всё летит к чертям собачим, утягивая за собой и Донхёка и его так и не состоявшуюся “сознательную”.
Хёк дрожит на вдохе - он не хочет входить в эту воду снова. Ему больно от одной только мысли и страшно представить, чем обернётся их жизнь, если Марк не прекратит отравлять своим присутствием его существование. Донхёк чувствует непосильную тяжесть, что опускается на плечи, прижимая к земле и не давая поднять головы.
“Это всё Марк..”
Яркий детский крик разносится на метры вокруг и резко выдёргивает Донхёка из его тяжёлых дум. Парень на автомате смотрит в последнее место пребывания ребёнка, но находит его абсолютно пустым. Сердце тревожно замирает и, обрывая вдох на середине, пускает широкую трещину поперёк. Хёк срывается с места и несётся туда, где уже начинает кучковаться группа таких же родителей, как и он сам.
- Минки! - Донхёк обрывает голос в пару секунд, продираясь через лишних, непонятно откуда взявшихся людей. - Минки! - кричит, распихивая всех вокруг плечами, пока, наконец, не вываливается в пустое пространство у игрового комплекса. - Мин.. - он замирает на секунду, пока взгляд фиксируется на лежащем на мягком тартановом покрытии сыне. - Малыш...
Донхёк опускается рядом и дрожащими руками стирает бегущую от маленькой кнопочки носика дорожку. Малыш хмурится и в следующую секунду оглушает всех вокруг испуганным, полным боли криком.
Джэхён стягивает очки ниже и сжимает переносицу до самых искр в зудящих глазах. Сегодня он как-то по-особенному устал и совершенно не имеет никакого желания работать. Он хочет домой, обнять мужа, накрыться одеялом, усадить рядом сына и смотреть всем вместе мультики до самого ужина. Вполне себе желание взрослого, крайне ответственного главы семьи.
Жужжание телефона в кармане лабораторного халата отвлекает, наконец, давая сколь-нибудь реальный повод оторвать взгляд от светящегося ряда мониторов. Джэхён хмурится, глядя на высветившееся имя контакта, отчего-то заранее предчувствуя непонятную тревожную щекотку за грудиной.
- Хё.. - ему приходится сглотнуть и набрать в лёгкие побольше воздуха, чтобы прервать обрушившийся на него поток слёз и причитаний. - Ли Донхёк! Остановись и перестань плакать, если хочешь, чтобы я тебя понял, - на том конце на секунду воцаряется относительная тишина... о тишине тут, конечно, речи не идёт, но хотя бы Хёк перестаёт соревноваться в громкости с Минки. - Что произошло, Донхёк?
- Я не знаю, я отвлёкся всего на минуту, не знаю, может больше, просто задумался, но он был у меня перед глазами, Джэхён, клянусь, я следил за ним..
- Прекрати тараторить и ближе к сути, Донхёк.
- Он упал, Джэхён! Минки упал! Тут кровь, а я..
- Так, спокойно, - и самому Чону сейчас нихера не спокойно. - Вызывай скорую немедленно..
- Они отвезут нас к тебе? - голос младшего дрожит и бьётся мелкими осколками, и по телефону он сам кажется сейчас не более, чем ребёнком.
- Нет, Хёкки, послушай.. у нас нет детского отделения, мы не сможем вас принять..
- Я не хочу везти его в другое место! Я боюсь отдавать его незнакомым людям!
- Ли Донхёк, возьми себя в руки! Твоя задача сейчас - позаботиться о сыне! - пререкания и слёзы обрываются на раз. - Я знаю, куда вас повезут. Там сегодня дежурит доктор Ким, Ким Чондэ, помнишь его? - Хёк тихо угукает, крепче прижимая сына к себе. - Я ему позвоню, он будет вас ждать и обо всём позаботится! Договорились? - ещё один слабый угук перекрывается отчаянным детским плачем. - Ну вот, и Минки с планом согласен... не теряй времени, Донхёк! Звони немедленно!
***
Донхёк, словно загнанная в угол жертва, мечется по небольшому отрезку коридора перед широкими распашными дверьми отделения, куда уже давно.. по меркам парня, целую вечность назад, шустрый персонал унёс его сына. Тысячи мыслей и миллион обвинений роятся в его тревожном сознании и каждую следующую секунду работают только на усугубление. Хёк уже успевает дойти до придумывания сценария, что он будет делать, если.. когда на противоположном конце коридора появляется знакомая фигура.
- Хёкки.. - старший даже не успевает ничего сказать, как попадает в плен болезненно отчаянных объятий.
- Это моя вина! Это всё я виноват! Я не уследил за ним.. я отвлёкся буквально, а он.. он упал, Марк!
- Шшш, всё будет хорошо, не переживай.. он в надёжных руках, врачи смогут ему помочь... - сердце самого Марка предательски сжимается и отчаянно ухает вниз. Когда Джэхён позвонил ему и немедленно сказал ехать по этому адресу, он, естественно, не обрадовался, но сейчас, видя состояние Донхёка, он и вовсе не знает, о чём думать.
- Что.. что, если не смогут? Что, если.. - младшего кроет волной паники. Он хватает ртом воздух, но никак не может вдохнуть.
- Ok! Calm down! Just breathe, Hyuck! Deep breath in and full breath out.. slowly, ok? - он спускается на один уровень с полными паники глазами, опустив обе руки на плечи, фиксирует чужую дрожь, и, глядя в его глаза, Донхёк замирает.. как и прежде. - Hyuckie?
Младший быстро-быстро моргает несколько раз и открывает рот, словно желает, наконец, что-то сказать, но именно в этот момент заветные двери распахиваются, и в потоке слишком яркого белого света появляется тот самый доктор Ким с заплаканным, но крепко обнимающим невесть откуда взявшегося плюшевого зайца, ребёнком.
- Минки! - Хёк не задерживается и сотой доли секунды, мгновенно бросаясь навстречу и принимая из чужих рук сына.
Он обнимает его, сплющивая пухлые детские щёчки и заставляя малыша потерянно смотреть по сторонам в поисках спасения, гладит спинку, головку.. но при виде приклеенного на лобик, у самой кромки волос, пёстрого пластыря и ярких следов антисептика по ссадине на носике и верхней губе, реки слёз устремляются по родительским щекам с ещё большим рвением и неуёмным энтузиазмом.
Пытаясь оценить происходящее своим ограниченным детским восприятием, ребёнок путается окончательно и не находит ничего разумнее, чем всплакнуть вместе с папой. Папе то виднее. Если папа плачет, то и Минки должен!
- Ли Донхёк, что ты делаешь? Смотри, довёл ребёнка до слёз! - Чондэ пытается мастерски приструнить обоих. - С этим храбрым молодым человеком всё в полном порядке! - врач жмёт на кнопку носика, и Минки эффективно отвлекается от своей так и не понятой до конца трагедии. - На этот раз всё обошлось лишь лёгким испугом и парой ушибов.. ах, да, и первым заслуженным боевым ранением, как у настоящего героя! Взаправду-взаправду! - только услышал, судя по всему, уже знакомую речь старшего, Минки мгновенно перестаёт грустить, расплываясь в довольной зубастой улыбке. - Ну вот, другое дело! - Ким подмечает, что и папочка старается взять себя в руки, а потому разумно полагает, что вся эта ситуация основной пик проходит всё же удачно. - Ли Донхёк, предвосхищая твою тираду о плохом родительстве, сразу скажу, это не так! Хватит с меня одного Тэёна с этими песнями, так что не ешь тут чужой хлеб, - парень поджимает губы, мыслью врача явно не проникаясь. - Тебе лучше понять это сейчас, тут, пока я тебе могу разумно всё разложить. Эти ситуации и дальше будут происходить: твой сын будет падать, раниться и обжигаться - это неизбежная и крайне полезная часть его взросления! - Донхёк крепче прижимает к себе заветное тельце, заставляя ребёнка недовольно пыхтеть. - Ни он, ни мы сами не живём в вакууме. Ему нужен этот опыт, и так или иначе он его получит. Ты не уследишь за каждым его шагом, так что прекращай с этим самобичеванием, - Чондэ бросает короткий взгляд на растерянно замершего на своём месте Марка, но надолго не задерживается. - Так, проходи в регистратуру, к ним выслали все рекомендации и назначения. Жду вас завтра до 10 утра на контрольный осмотр. Договорились? - парень кивает, пытаясь как можно более незаметно стереть с лица следы недавней истерики. - Я отойду на минутку, прошу прощения..
Доктор Ким хоть и не психолог, но для того, чтобы понять, что здесь что-то происходит, знания в области ментального врачевания и не нужны. Он сдерживает улыбку, замечая, с каким настороженным интересом Минки смотрит на незнакомого дяденьку, почти забывая про истерзанного зайца, что едва ли не с боем вырвал у персонала. Судя по серо-зелёному лицу того самого незнакомца, парень всерьёз рискует стать следующим пациентом, если это напряжение не снять в ближайшее время, а потому доктор Ким благоразумно решает самоустраниться.
- Hey buddy! - с перепугу его голос ломается, срываясь с пересохших губ низким, едва ли не угрожающим хрипом, а потому малыш, недолго думая, прячется на шее у папы, для надёжности прикрываясь игрушкой.
Это окончательно возвращает Донхёка в момент, напоминая о том, что они тут не одни.
- На лезь к нему, Марк, - его голос в ответ режет уверенно и крайне болезненно. - Он тебя не знает. И боится, - каждое слово кривой ржавой иглой натужно застревает в заполошно колотящемся сердце. - С-спасибо за помощь.. но.. больше не подходи к нам.
Донхёк уходит, не прощаясь и не оборачиваясь, пока Марку всерьёз кажется, что он тут умирает, истекая кровью и ядом сожаления. Естественно, он не надеялся, что всё это окажется легко, но даже и подумать не мог, что будет настолько сложно. Он
наивно самонадеянно полагал, что поддавшись прежним эмоциям и чувствам, Хёк.. пусть и не сразу, но всё же подпустит его ближе и рано или поздно, попадёт под флёр былого очарования старшего. Что ж, он кретин. И это грустный факт.
Донхёк не то что не поддаётся весьма спорному и, откровенно говоря, сомнительному очарованию, но активно ему сопротивляется. Он строит свою жизнь, оставляя его, Марка, за границей строго охраняемого личного пространства, не пуская даже заглянуть, наблюдая ход этого строительства, не то что в нём поучаствовать.
Марк впервые в своей жизни ощущает себя столь тотальным муд... кромешным неудачником. Кому нужны эти его карьерные взлёты, когда он тут, в жизни, переживает столь эпично глубокое падение.
- Что ж, полагаю, ты и есть отец Минки, - Марк механически оборачивает голову в сторону незаметно вернувшегося в коридор врача. - Доктор Ким Чондэ. Как ты, наверняка, успел понять, имею непосредственное отношение к процессу вынашивания, рождения, а теперь уже и взросления твоего сына.
- Марк Ли, - младший протягивает в ответ руку, коротко сжимая предложенную к рукопожатию кисть.
- Да, да, Джэхён меня предупредил, - Чондэ крайне хрестоматийно прячет руки в карманы своего медицинского халата, цепляясь большими пальцами за отвороты. - Давай, пройдём в мой кабинет. Нам есть о чём поговорить.
Марк всё ещё чувствует себя до крайности уязвимо, двигаясь след в след за значительно уступающим ему в росте медиком, что то и дело доброжелательно здоровается с персоналом и даже по пути успевает дать медсёстрам пару корректировок и направлений... Марк чувствует себя до крайности ущербно, если уже оставаться до той же крайности откровенным. Будто на таком ярком контрасте с этим столь явно уважаемым человеком, его собственная неприкаянность по жизни больно режет глаза всем. Прежде всего, ему самому.
- Проходи, - доктор Ким приоткрывает дверь, пропуская младшего вперёд. - Не переживай, я не задержу!
- Да всё... - слова не ложиться на язык, и Марк всё больше придерживается мнения, что ему стоит помолчать. - Мне всё равно некуда торопиться.
- Садись, прошу, - Чондэ указывает на весьма комфортное кресло для посетителей, а сам занимает собственное рабочее место перед парой мониторов. - Что ж, учитывая все известные мне нюансы и тонкости, полагаю, нам стоит быть откровенными и не ходить вокруг да около, - парень несмело кивает, пристально рассматривая смотрящий на него в ответ острый край стола. Ему настолько тошно, что как-то сама собой закрадывается позорная трусливая мысль у нему приложиться. - Что ж... - доктору Киму вполне достаточно как профессионального, так и жизненного опыта, чтобы понять, что в юном семействе всё не сказать чтобы ладилось.
- Вы что-то хотели сказать? - Марк всего на мгновение поднимает взгляд, но уводит обратно, не выдерживая нападок собственного внутреннего критика. Это там, в среде незнакомых и неизвестных, он может бравировать ростом и положением, обычно, этого уже достаточно, но тут.. тут перед ним человек иного толка. Он знает самую гнусть Марка, самую его подлость.
- Марк, я знаю, что у вас с Донхёком всё сложилось непросто, - Ли монотонно кивает, тяжело сглатывая. - Пойми правильно, я не из праздного любопытства, мне нужно было знать контекст ситуации, чтобы верно провести его через беременность, - Марк поджимает губы. - Он сам признался мне, что не поставил тебя заранее в известность о.. такой вероятности..
- А это что-то меняет? - он не желает принимать подачки от старшего. Не сейчас и не в ситуации, в которой чувствует вполне себе осознанную вину.
- Ну, вообще-то, да. Меняет и многое, должен сказать, - Чондэ откидывается на максимально эргономичную спинку своего кресла и складывает на животе руки, устремляя на парня серьёзный взгляд. - Если бы ты был одним из тех гандонов, что до кровавого поноса боятся ответственности и бегут от неё, сломя голову, прятаться между следующей пары ног, мы бы с тобой тут не сидели. Никогда, - Чондэ выговаривает свою тираду, находясь в таком спокойном умиротворённом состоянии духа, что Марка колотит от какого-то неясного ему диссонанса. - Итак, ближе к делу! Не будем терять времени! - старший вновь подаётся вперёд, упираясь предплечьями в столешницу. - Должен сказать, положение твоё незавидно, но всё же не безнадёжно. Хочу, чтоб ты понял самое главное: Донхёк очень, очень близко к сердцу принимает буквально всё, что хоть как-то связано с сыном. Это началось буквально сразу, с первого же триместра, - Марк глупо моргает, надеясь вникнуть в процессе. - Он задавал миллион вопросов всем, кому только мог, прислушивался к каждому шевелению, пытался проанализировать каждое ощущение, - Марк чувствует, как по спине струйками бегут мурашки холода. - Он очень боялся, что что-то пойдёт не так.. а когда увидел Минки, то и вовсе пропал.
- Зачем.. зачем вы мне это говорите? - он не хочет грубить, просто понимает, что после этого разговора будет чувствовать себя как раз одним из тех гандонов, о которых так красочно распинался только что доктор Ким.
Чондэ неясно усмехается, кивая, точно самому себе.
- Затем, что Донхёк, в твоём присутствии, ощущает себя точно так же, как и ты сейчас, разговаривая со мной - под давлением и угрозой, - Марк замирает. - Ему страшно. И не то, чтобы у него совсем не было на это поводов. Он не ломанётся к тебе навстречу, даже если у него вдруг такое желание возникнет. Более того, ещё как минимум ближайший год, его ведущим инстинктом, по-прежнему, останется то же рьяное родительство.
- Почему? I mean.. это нормально? Это у всех так или.. или с ним что-то не так?
- Всё с ним так, и это.. я бы сказал, это вариация нормы, просто.. своеобразный такой её экстремум, - Чондэ начинает сомневаться в своём решении, провести эту поучительную беседу именно сейчас. - Я это к тому, чтобы ты принял в учёт его крайне возбудимое и нестабильное эмоциональное состояние. Во многом, помимо его врожденного ярко-выраженного темперамента, это обоснованно буйством гормонов. Они постепенно успокаиваются, но на это нужно время. Сейчас он никоим образом не отделяет себя от сына, поэтому, видя в тебе угрозу своему собственному спокойствию, автоматически проецирует её на Минки, - Марк сводит брови, косвенно свидетельствуя хоть о какому-то приближению к пониманию.
- Получается.. у меня нет никаких шансов? - но то самое, необходимое понимание, судя по всему, проходит мимо него.
Глубокий, полный скорби и тоски вздох Чондэ добрым знаком, отчего-то, младшему совсем не кажется.
- Нет, - пауза после прилетает контрольным в голову. - Если этот вариант тебя устраивает, и именно его ты так старательно подсознательно ищешь, - Марк молчит, понимая, что в его положении это лучшее, что он может сделать, чтобы не выставить себя ещё большим идиотом, чем уже успел. - Знаешь, я хоть и врач, но всё же скажу, - Ким смотрит с подозрительным прищуром, и младшему от действия этого взгляда под землю хочется провалиться. - Вокруг тебя очень странная аура, - брови парня неминуемо ползут вверх, - она заставляет в тебя верить, - доктор Ким, вдруг, как-то неясно преображается, снова становясь собранным и внимательным медиком. - Считай, это мой жест доброй воли, - он выдёргивает из блока один из листов для записей и беглым мелким почерком оставляет нужные пометки. - Дальше сам, - Чондэ протягивает записку, удерживая её довольно странным жестом и глядя на младшего, даже как-то, по-отечески строго. - Докажи, что я не ошибся.
***
- Нет, ну как ты мог, а? - Тэён недовольно пыхтит, недобро складывая руки на груди, и едва сдерживается, чтобы не вытоптать ритм своего негодования прям здесь, перед комнатой Минки. Во имя одного лишь детского сна он и держится, дожидаясь его “неродившего” папочку под дверью. - Я просто поверить не могу, что в такой ситуации ты оставил меня в неведении..
- Вот поэтому и оставил, - Донхёк уволакивает старшего в сторону, по пути улыбаясь устроившемуся на диване перед телевизором Сончану. - Пойдём, хён, я нам чая налью.
- Не нужен мне чай! Мне нужны объяснения, Ли Донхёк! - Тэён усаживается на своё до сих пор оставшееся традиционным место в этом доме и обиженно вздыхает, наблюдая за тем, как младший, уже нажав кнопку на чайнике, тянется к нужной банке чая. - Это тот чай, что Кун передавал? С китайским лимонником? - Донхёк улыбается, понимая, что уже на половину прощён. - Я всё равно жду! Не только чай!
- Хён, я позвонил Джэхён-хёну, потому что он всё ж таки медик, ты должен меня понять. Я не мог попросить о помощи Джонни.. они с Тэн-хёном заслужили отдых. Тем более! Хён в положении - ему нельзя так рисковать! - Хёк тихо выговаривает мысль за мыслью, крайне логично обрисовывая ход собственных действий в экстренной ситуации. - Я знал, что вы с Сончаном на занятиях.. что тоже важно!
- Допустим! - старший не хочет спорить с тем, что и так понятно. - Но как так вообще вышло?.. - это плохой вопрос, но Тэён просто не может его не задать.
- Это.. я сцепился с Марком, а потом ещё и Сяоджун.. не знаю, может это проявление какой-то там солидарности, но он неожиданно встал не его защиту, и я... в общем, мы и с ним поссорились, и в своих мыслях я отвлёкся.. Хён, я был рядом! Я не понимаю, когда он успел туда забраться!..
- Ну в этом они мастера, будь спокоен, - Тэён берёт собственные эмоции под контроль, понимая, что он тут, вроде как, старший и должен помочь, а не критиковать. - Он и в считанные секунды успевать будет, погоди, только окрепнет и скорость наберёт!
- Ты специально меня пугаешь? - парень кривится ставя, наконец, на стол пару чашек с ароматным напитком. За окном, не пойми откуда, разыгрывается натуральный шторм, так что чай сейчас оказывается тем, что надо не только для тела, но и для души.
- Я морально готовлю тебя к неизбежному, - Тэён мягко улыбается, накрывая чужую ладошку своей и коротко сжимая. - Ладно. Самое главное, что всё обошлось! Минки жив, здоров, а ссадины.. его первые боевые отметины! - Донхёк качает головой, скрывая от старшего обеспокоенный взгляд.
Нет, он не переживает за сына - Чондэ всё ему объяснил и на цифрах и снимках заверил, что с малышом всё, правда, в порядке. То, за что сейчас так переживает молодой родитель, забытая в парке коляска. И опять с любимой соской сына! Чудо, что в этот раз Хёку удалось уложить его так быстро. Обычно, дневной сон без “Тэдди” выливается в сущий кошмар, но тут видимо пережитые ребёнком эмоции пошли на пользу прежде всего его родителю.
Донхёк поджимает губы, понимая, что он охренеть, как влип. Он не работает, денег, что полагаются по выплатам на Минки, ждать ещё две недели - это слишком долгий срок. Да и Джонни.. он заметит. Хёк не может наглеть ещё серьёзнее, чем он обнаглел уже.
“Но Минки нужна коляска.. Минки нужен его Тэдди...”
- Донхёк, что случилось? - Тэён привлекает внимание к своей скромной, сидящей прямо тут, перед его носом, персоне, и Хёк понимает, что влип ещё крупнее, чем полагал прежде. Он ничего не сказал Джонни и не планировал, по возможности рассчитывая инцидент скрыть, но судя по всему, теперь от этого плана ему придётся отказаться - ему правда нужна весьма значительная для неработающего отца одиночки сумма. Попросить у Тэёна он тоже не решается, так же как и объяснить... а тот объяснений явно требует и в полном объёме. - Ты выглядишь так, точно тебя что-то тревожит, - старший склоняется чуть ближе, укутывая парня полным тепла и приятия взглядом, чем усугубляет полную сомнений агонию младшего в разы. - Хёкки, не кори себя так! Это не твоя вина. Знаешь, сколько ещё таких его выходок прилетит?
- Хён.. - Донхёк сглатывает, решаясь признаться в истинных причинах своего нервозного состояния. - Понимаешь, сегодня.. Там, в парке..
Звонок в дверь обрывает его праведный порыв в последний из возможных моментов. Парень испуганно смотрит на старшего, не понимая, кто это может быть.. если Джонни с Тэном всё же узнали и примчались, они его на конфетти покромсают..
“но зачем им звонить, если у них есть ключи?”
- Иду, иду, - Донхёк торопливо семенит к двери, отчего-то опасаясь... чего-то. Он уже не знает, чего ещё ожидать от этого бесконечного дня, поэтому боится каждой его секунды. Раскат грома встречает его у самого порога, и парень едва сдерживается от того, чтобы не вскрикнуть. - Что с этой погодой не так? Не помню, чтобы в прогнозе.. - Хёк тянется к ручке, но открыв дверь, тут же стремится захлопнуть её обратно.
- Подожди, подожди! Я.. я не буду тебе надоедать, я просто.. вот, - Марк отходит в сторону, вытягивая вслед за собой бережно укутанную в плёнку коляску.
Его коляску. - Пока шёл к вам, там ливень зарядил... я не придумал ничего лучше и быстрее, - парень неловко стряхивает с полиэтиленового купола целые лужицы воды. - Мне помогли в магазинчике тут, неподалёку.. so, hope it works!
- Но как ты?.. - Донхёк вкатывает коляску в прихожую и, чуть разворошив тонкие слои её укрытия, выуживает из кармана ту самую пустышку сына, о которой переживал больше всего.
- Охрана парка оцепила площадку, чтобы проверить все крепления и успокоить родителей, тогда их внимание и обратили на коляску. Они передали её в камеру хранения, а сторож, убедившись по записям камер, что она действительно ваша, связался с приёмным отделением больницы.. - Марк замечает настороженный взгляд младшего. - Чондэ помог мне, - всё марково объяснение вполне можно было уместить в одно это последнее предложение, но он, как и всегда, выбирает самый длинный и извилистый путь.
- Спасибо, - Хёк опускает глаза, занимая себя нащупыванием того самого, невидимого и неуловимого, краешка, за который нужно потянуть, когда замечает растущую под старшим лужу. - Марк, ты же промок насквозь!
- Ha? Oh yeah.. у меня не было зонтика, так что.. да всё нормально! Я тут.. - он суетится и мнётся, стараясь скрыть продёрнувший тело озноб за хаотичными действиями. - Think I should better go.. yeah, bye! Take care!
Он сбегает по таким же сырым, как и он сам, ступенькам, едва не соскальзывая с последней, и быстрым шагом устремляется по тротуару, не давая младшему и шанса себя остановить. Впрочем, тот и не пытается. Лишь глупо стоит у открытой двери и тревожно смотрит вслед явно усугубляющему своё состояние парню.
- Ты поэтому переживал? Из-за коляски? - Тэён приваливается плечом к стене и не без тревоги смотрит на какого-то совершенно потерянного младшего.
Донхёк тихо угукает, демонстрируя зажатого в руке Тэдди, запирает дверь и, дабы избежать прямого контакта, принимается снимать эту бесячую в россыпи дождевых брызг плёнку.
- Кто его надоумил только?! - Хёк нервно комкает пластик в комок, понимая, что старательности Марка в вопросах упаковки вполне можно позавидовать - судя по всему, он на это действо угробил весь рулон!
- Хёкки, коляска вернулась, Тедди на месте, проблема решена, - Донхёк подозрительно замирает, - так чего же ты злишься и нервничаешь сейчас?
Он даже не успевает сообразить и сопоставить суть вопроса и собственные ощущения, когда его услужливое в такие моменты подсознание уже выдаёт готовый ответ, проигрывая минувший пару минут назад эпизод с мокрым, как мышь, Марком.
Он злится. Он страшно злится на глупость и беспечность старшего! Раз ему хватило мозгов зайти в магазин и купить грёбанный рулон плёнки, уже мог бы раскошелиться и взять зонтик ещё и для себя! Но нет! Зачем?! Лучше бегать по городу мокрым, выставляя себя никому не нужным героем!
- Донхёк, что происходит? - Тэён сменяет тон, давая понять, что это не та тема, которую младшему удастся замолчать. Он и так сегодня “накосячил” достаточно, так что теперь Тэён ощущает себя в полном праве требовать детальных и крайне подробных объяснений.
***
Донхёк подозревает себя в какой-то нездоровой паранойе.. естественно, нездоровой! Какой ещё она может быть? Господи, это паранойя, а не морковка на завтрак! Вдох, выдох, к чёрту! Ничего не помогает унять этот внутренний тремор и жрущее его по кускам беспокойство, и даже понимание всего этого многоступенчатого процесса схождения с ума ничем не облегчает и не успокаивает. Донхёк, в принципе, ничего не может поделать с собой и своим тревожным мозгом, и именно поэтому он в этой самой точке, отчаянно стремящаяся стать невозвратной.
Ещё один вдох на пробу, и из-за глухого полотна доносится довольно приятный звук дверного звонка. Однако, далее ничего не следует. Тотальная тишина заполняет пространство, и в этом лощёном холле довольно престижной многоэтажки становится просто до тошноты омерзительно и страшно.
Стремясь избавиться от этого тягостного чувства, парень жмёт на звонок повторно, проникаясь теперь ещё большей симпатией к приглушённому звуку. Он чуть склоняется, разворачиваясь к двери одним ухом и едва сдерживая себя от того, чтоб не приложиться к её поверхности. Всё же камеры никто не отменял, и меньше всего ему хочется, чтоб за разъяснениями на этаж явилась служба безопасности, а он тут стоит… с яйцами и сельдереем в пакете.
Донхёк даёт себе слово, что третья попытка, по закону жанра и кармы, станет последней, после чего он с чистой совестью и запасом продуктов вернётся домой, готовить куриный суп для сына и укладывать своего малыша спать.. когда по ту сторону всё ещё временно отгороженного от него пространства слышатся странные шаркающие звуки и недовольное ворчание.
- I’m coming.. - Хёк шумно вздыхает. Что ж, ночевать Минки, судя по всему, будет сегодня в компании Сончана. - Yeah? - Марк не с первой попытки, но всё же открывает дверь, устремляя на внезапного гостя воспалённо-красные глаза.
- Here is Korea man, - младший отпихивает его в сторону, не дожидаясь дальнейших расшаркиваний и приглашений, быстро стягивает с пяток задники кроссовок и, безошибочно ориентируясь в незнакомом пространстве так, точно век в нём живёт, направляется прямиком в кухню.
Марк тупит. Не то, чтобы это было чем-то из ряда вон выходящим, но видимо болезнь усугубляет, так как тупит он знатно.
- Марк Ли, закрывай дверь и возвращайся в постель! - Донхёк скидывает свою сумку на стол, решая для начала быстренько разобраться с продуктами.
Старший, как в тумане, молча следует указаниям. Он амёбой растекается по матрасу, едва удерживая сознание, чтобы то раньше времени не свалилось в оздоровительную спячку. Но видимо, в какой-то момент, он всё же срывается, смыкая веки дольше положенного рядовым морганием.
- Хей, подвинься немного, - Донхёк мягко толкается в плечо, присаживаясь на самый край чужой постели. Марк видит картинку всё также мутно, и зыбкий контур младшего, с предусмотрительно натянутой на лицо маской, всё крепче воспринимается мозгом за иллюзию. - Надо измерить температуру, - он лишь на секунду прикасается контрастно прохладными пальчиками к горячей голове, не видя смысла лишний раз лапать старшего, чтобы подтвердить очевидное. - Давай, помоги мне, - Хёк вытягивает из под старшего зажатый угол одеяла и чуть дёргает край майки, протягивая пластиковую палочку градусника. Марка, туго провернувшего какие-то вероятно важные шестерёнки в голове, хватает только на то, чтобы отодрать руку от тела, приподымая и как-бы крайне навязчиво прося всё сделать за него самостоятельно. Младший на драматичность его телесных мук шумно вздыхает, однако прогибается, справляясь с необходимой процедурой самостоятельно.
Марк снова закрывает глаза и лишь улыбается, когда в ожидании нужного звука Хёк принимается стирать влажным полотенцем с чужого лица и шеи выступившую липкую испарину. Младший совершенно точно знает, что позже проклянёт себя за то, что делает сейчас... а если ещё и Джонни узнает... то сидеть ему в четырёх стенах под домашним арестом до дня совершеннолетия Минки.
Наконец, градусник отчитывается о проделанной работе звонким писком, заставляя старшего лишь на секунду приоткрыть глаза. Цифра в горящем пикселями окошке впечатляет в самом неприятном значении этого слова, давая Хёку гарантию, что сегодня он уже точно никуда отсюда не уйдёт.
Донхёк пытается не анализировать собственные ощущения, сосредоточивая всё своё рассеянное внимание и усилия в моменте. Ему необходимо отплатить Марку добром на добро, позаботиться, чтобы он не сдох тут в одиночестве,
оставляя их сына сиротой с малолетства, а после, со спокойной душой и чистой совестью, идти к себе.. домой.
Донхёк промакивает сырые руки о мягкое вафельное полотенце, как-то скомканно-неловко озираясь по сторонам: приятный глазу полумрак создаёт особенно уютную атмосферу, на плите тихо пыхтит кастрюлька, то и дело приподымая запотевшую стеклянную крышку, чтобы выпустить в воздух новую порцию насыщенного аппетитного аромата, диван с кучкой мягких подушек и перекинутым через спинку пледом воровато выглядывает из-за угла и так и манит парня присесть по итогу этого бесконечного дня с чашкой чая и посмотреть по телевизору что-нибудь приятно-ненавязчивое, расслабляющее... или может почитать книжку? Хёк даже охамел в край и своевольно зажёг обнаруженную там же, на кофейном столике, ароматическую свечу, умудрившись окончательно превратить гостиную просто в какой-то чудовищный центр притяжения для своей уставшей тушки и своего же уставшего мозга. Взгляд продолжает бессистемно скакать по предметам и деталям интерьера, собирая эмоции по углам.. и эмоции эти свидетельствуют сейчас против всего того вранья, что Хёк старательно взращивает в осознанной части мозга, планируя предъявить миру и, главным образом, Марку за правду.
Крышка бряцает в очередной раз и, не желая переварить бульон, Донхёк снимает кастрюльку с огня, решая дать ему постоять так ещё какое-то время, пока он сходит посмотреть, как там старший.
Хёк на ходу развязывает фартук и перекидывает его через спинку одного из стульев за обеденным столом. Проходя мимо стеллажа с книгами и теми самыми уютными безделушками, парень, не удержавшись, переставляет парочку из них, восстанавливая, как ему кажется, нарушенную гармонию и носком ноги так же невзначай поправляет съехавший ковёр.. когда его, наконец, накрывает осознание того, что он, чёрт возьми, творит последнюю пару часов - Донхёк ведёт себя так, как если бы он уже жил тут, с Марком, так, как если бы это пространство и впрямь было ему домом.
Волна холодного ужаса прокатывается по телу, микроскопическими капельками холодного пота проступая по вискам. Он не станет этого делать, он не будет совершать этой ошибки, не вляпается в фантазию о Марке опять.
Парень упрямо поджимает губы, стискивая кисти в полные решимости кулаки. Он тем же носком возвращает ковёр в изначально кривое положение, переставляет предметы на стеллаже в прежние места, всем сердцем веря, что в этот раз “Ctrl+Z” сработает так, как надо, и вся его система не залагает, раз за разом выводя error 404 на любой его запрос к подсознанию.
- Марк? - в спальне старшего царит кромешная темнота, и, оставляя дверь в едва освещённый коридор приоткрытой, Хёк аккуратно обходит чужую кровать, решаясь оживить находящийся подальше от старшего ночник. В тёплом ореоле искусственного света, красное, до сих пор температурящее лицо смотрится как-то совершенно по-особому уязвимо. Донхёк голой силой воли вырубает эмоции, понимая, что ему лучше покончить со всем этим как можно скорее. - Марк, проснись, пожалуйста, - он мягко тормошит старшего, присаживаясь поближе и дожидаясь, пока тот не откроет глаза. - Тебе нужно поесть, чтобы выпить лекарства, - парень хрипло хмыкает в ответ, судя по всему, тем самым желая выразить своё согласие. - Не засыпай, я принесу тебе бульон..
Пока Марк послушно пьёт из пузатой кружки, то и дело дуя на дышащую влажным ароматным паром поверхность, Хёк пытается занять руки хоть чем-то, в надежде сберечь себя от сравнения старшего с сыном. Стоит сказать, тщетно, но хотя бы дышать скопившейся на полках и прочих поверхностях пылью этому самому “больному” больше не придётся. В том, что тот именно “больной”, и вероятно на всю голову, сомнений больше не остаётся. Марк постоянно бубнит себе что-то под нос, благо, на английском, и глупо улыбается, то и дело подмечая в поле своего зрения младшего. Донхёк его игнорирует, всё равно ничего ровным счётом из его бубнежа не понимая.
Поверхности для протирания в минималистично обставленной спальне заканчиваются быстро, а Марк рискует уснуть раньше, чем увидит дно измученной кружки.
- Ну чего ты с ней возишься?! - Донхёк откладывает тряпку, возвращаясь на уже ранее занимаемое рядом со старшим место. - Давай, допивай! Я тебе вот тут таблетки..
- Красивый, - Марк неожиданно переходит на корейский, переводя свой бубнёж в категорию воспринимаемого, а главное, предельно точно понимаемого. - Почему ты такой красивый.. - Донхёк замирает, боясь даже дышать громко. Не то, чтобы чужие слова для него что-то решали, но...
- Ты бредишь, Марк Ли, - его строгий тон и суровое выражение лица не бьются ни с контекстом, ни с пропитанными заботой действия, но младший попыток не оставляет. - Тебе следует выпить лекарства.
- Помоги мне, - совершенно неожиданно старший дёргает Донхёка на себя, цепко хватаясь за предплечье, и, потеряв и без того шаткое равновесие, тот едва ли не заваливается на чужую грудь.
- Ма-кы? - его уже начинает мелко потряхивать, и паника плещется в зрачках, рискуя быть узнанной, но Марка сей факт, очевидно, нисколько не смущает.
Он, как ни в чём ни бывало, убирает кружку с почти допитым бульоном на прикроватную тумбочку, но вот лежащие там же, буквально в сантиметре от, капсулы почему-то не берёт, вместо этого приоткрывая рот и кивая младшему на оставленные без внимания медикаменты. Хёк заторможенно ведёт головой, прекрасно понимая, чего от него требует старший.
Донхёк проигрывает задуманную партию с треском и фанфарами. Он сам только со второй попытки перекладывает убегающие из-под пальцев капсулы в ладошку и, каждый раз, естественно, невольно задевая кончиками пальцев чужие губы, аккуратно, по одной перекладывает в чужой рот, следом поднося стакан с приятно прохладной водой. Марк запивает лекарства, не отрывая тяжёлого мутного взгляда от Донхёка, и каждый его звучный глоток простреливает импульсом колючего электричества тело младшего, выдёргивая последнюю опору в виде позвоночника, превращает в спутанный сгусток накалившейся до предела энергии.
- Теперь я безопасен? - Марк облизывает мокрым языком губы, и где-то тут Хёк забывает, где проходят его собственные красные линии, в какой момент он оказывается почти лежащим на старшем, когда чужие руки успевают сместиться ему за спину... и где, чёрт возьми, его маска, призванная защитить от посягательств всякого рода заразы?
Заторможенный кивок, несмотря на опоздание, засчитывается в качестве положительного ответа, и Хёк прикрывает глаза, обрекая себя на неизбежное.
Марк целует совершенно собственнически, сминая мягкие губы так, точно всегда именно так и делал, каждый день так было, и так оно и должно быть впредь, всегда, и Хёк дрожит, безвольно закатывая глаза от переизбытка всего и сразу на одного бедного него. Его мозг в считанные доли секунды проходит весь обратный ход эволюции, возвращаясь в своё исходное одноклеточное состояние, ядром которого, как и прежде, остаётся Марк Ли.
Тихий сдавленный стон звучит поощрением и откровенной провокацией, на которую старший ведётся с великой радостью и отдачей. Донхёк зарывается пальцами во влажные спутанные пряди, переставая лишь принимать, но отдавая теперь многократно больше. Пальцы с силой вжимаются в упругое тело, и лишь укус по аппетитной нижней губе заставляет всего на секунду оторваться друг от друга.
- Нет, нет, нет.. что я делаю.. - Донхёк сбито дышит, продолжая осыпать мелкими поцелуями улыбающийся ему рот.
- You have no fucking idea how badly I wanted to do this with you again, - младший вдруг начинает понимать английский, широко распахнутыми глазами продолжая таращиться в льющие на него тонны похоти едва приоткрытых глаз старшего. - Every night I wished to have you there with me..
Донхёк затыкает его новым поцелуем, не давая сказать ещё хоть что-нибудь, что он неожиданно для самого себя сможет понять. Однако, его рвение обрывается, стоит только пальчикам проскользнуть по ставшей вдруг влажной коже.
- Марк? - он находится всего в паре сантиметров, и голос едва преодолевает границу слышимости за тихими всхлипами старшего. - Марк, тебе плохо? Болит что-то?..
- Прости меня, я.. я так хочу познакомиться с ним, правда хочу, - младший мгновенно трезвеет, словно только сейчас вспоминая, что, вообще-то, в этой лодке их не двое, а трое. - Я так мечтал о сыне.. я не хочу, чтобы он боялся меня. Не хочу, быть для него чужим...
Донхёк продолжает молчать, лишь слушая эту сбивчивую исповедь и глядя на старшего во все глаза. Марк признаётся ему во всём, что покоится в его памяти, но самое главное в том, что очень хочет стать Минки настоящим отцом. Он его ещё даже не знает, а уже любит... пусть и не по-настоящему, Донхёк видит это до боли отчётливо, но всё равно любит. Марк влюблён в саму идею -
”у него есть сын” - и это становится ещё одной проблемой в длинном разделяющем их списке неразрешимых разногласий.
