ваниль

      Обычно Хосока крайне раздражало пристальное внимание, но теперь, заметив направленный на него изучающий взгляд, он не смог сдержать улыбки.       — Что? — спросил он, покачивая головой, и обернулся к сестре.       — Мама с папой тебе этого не скажут, — поморщилась Джиу, — но выглядишь отстойно.       — Ауч, — Хосок наигранно схватился за сердце. — Ранишь до глубины души.       — Я серьёзно, — девушка проигнорировала его попытки сгладить углы и обеспокоенно сжала его ладонь в своей. — Не хочу до тебя допытываться, но ты явно приуменьшил проблему, когда рассказывал о том, что произошло.       Джиу избегала названий. Хосок предположил, что она слишком боялась заходить на неизведанную территорию. Вот чёрт, он выглядел настолько ужасно, что даже его безжалостная сестра действительно старалась быть с ним обходительной.       — Не хотелось бы… опять думать об этом, — всё-таки выдавил из себя Хосок, отводя взгляд.       — Уверен, что не хочешь облегчить душу? — скептично уточнила она.       Хосок понимал головой, что выговорись он хоть кому-нибудь, ему бы стало легче. И предложение Джиу звучало довольно соблазнительно для той части его разума, которой хотелось переложить этот груз на чужие плечи. Но он слишком хорошо её знал: сестра не смогла бы просто выслушать, вместо этого она бы обязательно встала на его сторону. Возможно, даже попыталась бы что-нибудь предпринять.       Поговорить с Юнджи, например.       От одной только мысли об этом, Хосока передёрнуло в ужасе.       Он явно был к этому не готов.       — Нет, всё в порядке, — не выдержав ещё одного сомневающегося взгляда, Хосок пояснил: — Насколько это возможно, конечно. Но я справляюсь.       — Смотри у меня, — сдалась его сестра, но затем погрозила ему пальцем. — Пока ты здесь, будем тебя откармливать. Отказываться от еды запрещено.       Хосок закатил на это глаза, но спорить не стал: он соскучился по домашней стряпне. У него самого сил хватало разве что сварить рамён, о любой другой горячей еде его желудок уже успел забыть.       — Не виделись с тобой всего пару месяцев, — продолжила ворчать девушка. — А ты превратился в ходячий скелет. Я бы этой мерзавке…       — Не начинай, — поморщился Хосок. К его облегчению Джиу хоть с неохотой, но послушалась. Всё же её внутренние барьеры ещё работали.       Может, они и помогали избежать ему лишней нервотрёпки, но чувство вины от того обгладывало кости лишь сильнее. Хосок видел свою вину и в осторожной непринуждённости Джиу, и в беспокойных взглядах матери исподтишка, и в холодном отстранённом лице отца. Никто не заходил на территорию небезопасных тем, а ещё никто и не пытался с ним спорить.       Даже если речь была о мелочи, вроде непонравившегося фильма, Хосок не встречал никакого сопротивления своему мнению. Даже если было очевидно, что с ним не согласны.       Хосок скучал по своей семье, честно. И очень их любил.       Но их стерильное общение засело в печёнках с самого первого дня.       — Джиу, давай поругаемся, — попросил он как-то посредине своего недельного пребывания в родительском доме. Глаза сестры округлились от удивления, но вместо привычной своей колкости о том, что он несёт какой-то бред, она выдала:       — О чём нам с тобой ругаться?       Ну прямо вишенка на торте.       Хосок много ел, много улыбался и много гулял с сестрой или матерью по улице, то помогая с походами в магазин, то бесцельно тратя время. Но пустота внутри от этого видимого благополучия разрасталась лишь сильнее. Время смазывалось в непонятное пятно, течение которого невозможно было ощутить или измерить. Казалось, вот только Хосок открыл глаза, чтобы встретить новый день, как ему приходится открывать их снова уже следующим утром, теряя где-то всю жизнь между.       Хотелось вернуться в уже знакомую и привычную столицу, хотелось получить нагоняй от Сокджина за мягкотелость и бездействие. К собственному ужасу, Хосок со зловещим торжеством ощутил, что с радостью бы последовал примеру Чонгука и разругался со всеми, только бы ощутить хоть какие-нибудь эмоции под пустотелой оболочкой своего существа. И начал бы с того же Чонгука. Просто потому, что у того была какая-то иррациональная тяга проецировать на Хосока все свои проблемы.       Ну чем не повод.       Но не было ни сил, ни желания, ни долбаного Чонгука под боком, так что Хосок продолжал медленно вариться в собственной апатии, имитируя бесконечный поток радости и веселья.       Именно этим и должна была закончиться его поездка. Милой, но пустой болтовнёй с родителями, бессмысленными стычками с сестрой (конечно же, не заходящими слишком далеко) и набитым домашней едой до блевотного рефлекса животом. Но если у Хосока и отбило напрочь чувство юмора, его судьба не могла похвастаться тем же.       И шутки у неё были херовые.       В последний до Хосоковского отъезда день они с Джиу решили прогуляться до молла в центре города: она давно ныла, что ей нужна помощь в том, чтобы подобрать платье на вечеринку в честь чьего-то там дня рождения, и Хосок решил, наконец, сдаться её уговорам. Терпеть муки гиперопеки ему оставалось совсем недолго, и пойти на уступку в такой мелочи больше не казалось пыткой. Кроме того, было даже немного любопытно взглянуть, как всё изменилось в его отсутствие.       Возможно, Хосок был не против вернуться в школьные годы не только мыслями. Тогда ему казалось, что он не живёт, а страдает, но теперь даже та излишне драматичная пора воспринималась как что-то забавное, приятное и живое. Тогда его эмоции ещё не притупились окончательно, а отношения с Юнджи не стали слишком серьёзными…       Хосок силком выгнал себя из мрачных дум и постарался отбросить воспоминания куда подальше: просто чтобы не вызывать неприятный ассоциативный ряд. Сестра будто бы не заметила его рассеянности и продолжила щебетать, как ни в чём не бывало, но, может, она лишь не хотела смущать его ещё сильнее.       Либо она уже не обращала внимания, потому что рассеянность в последнее время стала для Хосока самым главным описанием его личности.       — Надо будет зайти поесть, — не к месту заявила Джиу, разглядывая себя и отлично сидящее на ней платье с серебряными пайетками в узком зеркале примерочной. Хосок, пробежавшись по ней взглядом со спины, пожал плечами, уверенный, что она заметит его движение в отражении. Но куда больше он надеялся, что она ничего не увидит и попросту выбросит из головы вопрос, оставленный без ответа.       Честно говоря, Хосок уже устал есть. За последнюю неделю в него впихнули больше, чем он осилил бы самостоятельно за целый месяц. Он даже не был уверен, что это был здоровый подход к решению его проблемы.       — Мы пойдём, это не обсуждается, — проигнорировала его надежды сестра.       — Я и не спорил, — осторожно заметил он, не горя желанием пререкаться. Но, видимо, отсутствие у него энтузиазма всё равно прорвалось наружу, потому что уже мгновение спустя Джиу резко обернулась, буравя его осуждающим взглядом. Хосок не совсем понял, в чём успел провиниться: он не перечил ей и не сопротивлялся её благородным порывам, просто не мог захотеть того же, что и сестра. Она покачала головой, но, к счастью, больше не стала выражать своего недовольства и вместо этого спросила:       — Ну как?       — Оно нравится мне больше, чем прошлое.       — Разве ты не сказал то же самое в прошлый раз? — нахмурилась Джиу.       — Только потому, что каждое следующее платье сидит на тебе лучше и лучше. Не удивлюсь, если последнее окажется самым крутым.       Хосок округлил глаза для пущей убедительности и яростно закивал, будто одной только мимики было мало. Джиу, слабая к его чудачествам, невольно ухмыльнулась, довольно поведя плечами.       — Тогда красное бархатное оставлю на конец. Я чувствую, оно будет фееричным. А теперь покиньте кабинку, я переоденусь.       Почувствовать облегчение Хосок смог только полчаса спустя, когда они вместе с сестрой, навьюченной пакетами с новыми шмотками (их было куда больше, чем она планировала купить изначально), наконец покинули отдел. Но чувство это было мнимым и мимолётным, потому что уже мгновение спустя Джиу взяла курс на фудкорт, предупреждающе стреляя глазами. Хосок даже ощутил желание расхохотаться от её недовольства: что-то в её поведении делало сестру похожей на нахохлившуюся курицу-наседку.       — Я не собираюсь сбегать, — на всякий случай пояснил он и протянул руку, собираясь забрать у неё часть пакетов. — Тебе помочь?       — Спасибо, — улыбнулась она, немного оттаяв.       Хосок лишь пожал плечами, гадая, стоит ли комментировать, что та явно увлеклась с шоппингом. С другой стороны, живём один раз, а Джиу будто постоянно сидела на бочке с порохом: рвануть могло в любой момент, даже когда этого совсем не ждёшь. Вот Хосок и решил оставить подколки на другой раз.       Когда они добрались, еду заказывала Джиу (ну конечно же), поэтому минут через пятнадцать перед Хосоком на столе оказалось блюд раза в три больше, чем он мог съесть, не начав страдать.       — Будешь доедать всё, что в меня не влезет, — начал Хосок с незамедлительной угрозы. — Потому что ты явно забыла, что у любого человека есть свои границы. Это не «Трасса 60», чтобы у меня была чёрная дыра в желудке.       — Очень остроумно, — фыркнула девушка. — Я не собираюсь тебя пытать. Просто заберём остатки с собой.       — Как же обнадёживает, — пробормотал себе под нос Хосок и сделал огромный глоток ледяной колы. Мозг сразу замёрз, заставив своего хозяина съёжиться, но Хосок не удержался и от пары смешков. Он с детства не был таким беспечным и опрометчивым: с тех пор, когда они с Джиу поедали мороженое на скорость.       — А тебе точно нужно уезжать? Может, лучше останешься?       Хосок не выдержал бы ещё и недели в родительском доме, особенно если Джиу собиралась и дальше повсюду его опекать. Но вслух он об этом говорить, конечно же, не стал.       — У меня работа, — заметил он, считая это главным аргументом, который не должен был вызвать у сестры лишних вопросов.       — Да, но всегда ведь можно уволиться и найти что-нибудь здесь, — поморщилась та, не слишком убеждённая. — Ради кого там теперь оставаться?       Хосок не знал, его больше ранила уверенность Джиу в том, что кроме Юнджи и Юнги у него вообще не было близких людей, или то, насколько точно в яблочко она попала.       — Давай не будем усложнять. Не сейчас, — попросил он, опуская взгляд, и Джиу, хоть и с явным трудом, но прислушалась и закрыла неприятную для него тему.       Хосок знал, что он не должен чувствовать себя виноватым. Что это за помощь такая, если ему нужно переступать через себя, чтобы её принять? И всё же назойливый червячок продолжал изгрызать его душу, каждый раз напоминая после таких вот разговоров, что он худший брат и сын.       А ещё был худшим другом и парнем.       Он поёрзал на стуле и осторожно взглянул на Джиу, с трудом перебарывая нервозность. Та, уткнувшись в телефон, медленно поедала наггетсы и совсем не выглядела расстроенной или обиженной. Возможно, она прятала досаду где-то в глубине, как это обычно делал сам Хосок: в конце концов, они столько лет росли вместе. Было бы странно, если бы они не успели перенять друг у друга пару облегчающих жизнь приёмов.       — Поверь мне, я обязательно вернусь, если пойму, что всё окончательно вышло из-под контроля. Хорошо? — всё же не удержался он. Даже если сестра не восприняла отказ близко к сердцу, ему хотелось знать наверняка, что он приложил все усилия для её комфорта.       — Если бы люди могли сами понять, что они в заднице, дорогой мой, психологи бы не пользовались такой популярностью, — фыркнула та.       — У меня есть кому за мной проследить, — заверил её Хосок. А получив в ответ скептичный взгляд, пояснил: — Сокджин.       — Ладно, убедил. — Хосок понял, что она не преувеличивала своё беспокойство, только когда заметил, как расслабились её плечи. — А вообще, нужно будет на всякий случай обменяться с твоим другом телефонами, — тихо добавила Джиу уже для себя.       Хосок не удержался от понимающей улыбки и решил, что эти двое могли бы спеться. Особенно на фоне своей гиперопеки: ладно ещё Джиу, Сокджину же только повод дай замыслить очередной заговор против кого-нибудь. Возможно, это было бы забавно даже с его, Хосока, стороны «жертвы».       — Я скину тебе в Лайне, — заверил он сестру с хитрым прищуром, на что та заговорщицки подмигнула. Хосок понимал, что наверняка об этом пожалеет, когда будет в менее располагающем настроении, но пока что идея свести этих двоих в тандем нянек казалась ему практически гениальной.       Больше на скользкую дорожку неудобных разговоров они не заходили, продолжив болтовней о планах Джиу на грядущую вечеринку. Она перебирала задумки по макияжу, а Хосок подбрасывал свои немного дурацкие идеи, ибо даже за долгие годы в отношениях с девушкой он так и не научился хоть сколько-нибудь разбираться в косметике. Зато Джиу безудержно хохотала каждый раз, когда он выпаливал очередную глупость.       Для последнего дня в родном городе атмосфера была практически идиллической. Хосок и подумать не мог, что однажды всерьёз будет благодарен сестре за изматывающий поход по магазинам. Но хоть его икры и ныли от постоянной ходьбы и изнурительного стояния у шторки примерочной, а от жирного фастфуда уже подташнивало, Хосок чувствовал лишь приятную усталость. Джиу перед ним продолжала с широкой улыбкой на губах увлечённо рассказывать об очередном знакомом, которого её брат знал лишь по имени, и Хосок впервые за долгое время ощутил почти позабытый энтузиазм. Хотелось сохранить этот вылупившийся комок счастья и тщательно беречь его от налипнувшего по всей душе мрака.       Возможно, им следовало уйти сразу, как только Хосок перестал пытаться пропихнуть в себя, чтобы лишний раз порадовать сестру, ещё хотя бы один кусочек еды. Но болтовня текла рекой, легко и непринуждённо, Хосок наконец перестал украдкой поглядывать на часы и гадать, когда наступит завершение его принудительной социализации (для поддержания навыка, конечно, а не для его освоения). И, вроде как, у Хосока и не было брошюры «Как не проебать жизнь на тупых сюжетных поворотах», так что он остался, развалившись на стуле, и наслаждался гудящей подобно улью толпой.       Он рассеянно бродил взглядом по соседним столикам, отстранённо впитывая в себя образы незнакомцев, пока глаза за что-то не зацепились.       Сначала кольнуло в груди. И только затем болезненный импульс добрался до разума.       Тогда Хосок узнал в чёрном неряшливом силуэте Юнджи.       Её худи была на несколько размеров больше нужного, а торчащие из-под подола джинсы были потёрты далеко не по дизайнерскому, но скорее по бытовому замыслу. Тёмные волосы, хоть и чистые, были взъерошены из-за снятой недавно шапки, и пару прядок из чёлки налипло на лоб. На ней, кроме подводки, не было больше косметики, а губы обветрились и потрескались. В её зрачках будто плавали огромные ледники.       Но даже так у Хосока сбилось дыхание от того, насколько красивой и живой она была. Совсем не похожая на восковую имитацию из его воспоминаний.       Наверняка всё его переживание, весь ослепляющий его шок, отразился у него на лице, потому что сидящая к его бывшей девушке спиной Джиу уже через мгновение громко выругалась, подскочив, и судорожно принялась собирать вещи.       — Какого чёрта она здесь забыла? — злобно прошипела сестра, бросая на него обеспокоенные взгляды. Её ладони мельтешили перед ним по столешнице, и казалось, она ждёт от него чего-то, но Хосок не до конца осознавал необходимость в спешке. На самом деле, он скорее бы предпочёл застыть и прирасти к стулу, лишь бы больше никогда не двигаться. Мысли стали вялыми и сумбурными и перекатывались будто в пустоте. Но Хосоку всё же пришлось взять себя в руки, чтобы натянуть на лицо обнадёживающую улыбку и в очередной раз заверить суетящуюся сестру:       — Всё нормально. Не торопись.       Джиу окинула его неверяще-возмущённым взглядом. Кому-то определённо хотелось поспорить, но время было неподходящим, поэтому Джиу пришлось проглотить все свои возмущения и прислушаться к тому, что Хосок считал голосом разума. Хотя сама она скорее назвала бы это голосом травмы.       — Хорошо, — процедила она сквозь зубы, испытывая обиду от собственной беспомощности.       Больше всего на свете Джиу хотела бы стать тем бумерангом, который вернул бы Юнджи все те боль и страдания, что та причинила Хосоку. Но Джиу не могла ничего сделать. Не так, чтобы не ранить брата ещё сильнее. Не так, чтобы он не возненавидел её за все те грубые слова, что жаждали сорваться с губ и добраться до самой болезненной точки получателя.       Всё, что Джиу действительно могла для него сейчас сделать, — заткнуть своё желание разнести всё вокруг и позаботиться о брате так, как тот этого заслуживал.       Хосок же, даже уходя, не мог избавиться от греющего спину ощущения чужого взгляда.