*** Покои Валиде Айше Хафсы Султан. ***
Султан Сулейман вышел из-з ширмы, когда за его любимой закрылась дверь, и посмотрел на мать: Валиде Султан сидела с пасмурным выражением лица, сжимая руки и смотря в одну точку. Падишах молчал с минуту, что-то обдумывая и давая время подумать и своей матер. — Сынок, я не верю ни единому ее слову, и…. — Я услышал достаточно, Валиде. — Прервал Айше Хафсу, Сулейман. — Как я и думал — Махидевран ни в чем не виновата, и Вам стоит принести извинения за оскорбление, нанесенное Вами. Я не потерплю подобного неуважения к ней, и не только потому, что она мать наследного шехзаде и двух моих дочерей — она, прежде всего, моя любимая женщина. И если Вы выказываете подобное неуважение к ней, то, что будет, если и в гареме ее уважать перестанут? И виноваты Вы в этом будете. — Сулейман, пойми, она умная и внимательная женщина, должно быть, она догадалась или увидела тебя. — Настойчиво твердила крымчанка. — Валиде, достаточно. Вы ее не любите, и я это прекрасно знаю, но из-за чего возникла в Вас эта злоба — ума не приложу. — Султан Сулейман заложил руки за спину. — Шехзаде Махмуда и Раифе Султан передайте к Махидевран на попечение, а Нармин и шехзаде Мехмеду выделите отдельные покои. Они уже взрослые, пора им учиться жить отдельно. Да и Нармин может быть тесно вместе с матерью и братом с сестрой. — Сулейман уже хотел уйти, но добавил. — И больше я не хочу слышать обвинений в сторону Гюльбахар-Махидевран, надеюсь, Вы прислушаетесь ко мне.*** Дворцовый сад. ***
В беседке сидела Хатидже на диване, а на тахте возле нее сидели матери наследников — Бихруз Султан и Хюррем Султан. Обе султанши пришли вместе со своими шехзаде — Мехмедом и Джихангиром. На улице было ясно и пели птицы, а Мехмед вместе с Мустафой стояли возле Бали-бея с луками в руках, а Джихангир беспокойно сидел на руках у рыжеволосой матери. Сафие вместе с Михримах ходила по зеленой траве, что-то по детски лепеча и бегая за пролетающими мимо них бабочками. — Хюррем, приходил лекарь к Джихангиру? Шехзаде плачет и плачет, весь дворец это слышит. — Заметила сестра султана, когда мальчик вновь заплакал. — Госпожа, я внимательно слежу за своим шехзаде. — Хюррем стала успокаивать плачущего шехзаде. — Простите, позвольте удалиться. — Пусть лекарь осмотрит шехзаде, я потом спрошу у Адак-хатун, был ли у нее шехзаде, это ясно? — Спросила Хатидже и рыжеволосая султанша кивнула, и, поклонившись, ушла вместе с Джихангиром на руках. Бихруз посмотрела вслед уходящей Хюррем и слабо улыбнулась. — Госпожа, Хюррем-хатун так долго ждала своей беременности, а после рождения долгожданного сына хочет, чтобы он казался всем лучше, и совсем не понимает еще, как растить сына. Может, стоит поручить шехзаде кому-то, кто больше разбирается в этом? Или приставить обученную всему няню, чтобы она позаботилась о ребенке. — Предложила мать шехзаде Мехмеда. — Бихруз, что делать с шехзаде Джихангиром и как его воспитывать — дела Хюррем и Повелителя. Как он решит — так и будет. Лучше займись своим сыном. — Хатидже кивнула в сторону второго турецкого принца, который в это время бросил лук на землю и скрестил руки на груди. — У твоего Мехмеда не хватает выдержки и терпения. Бихруз взволнованно посмотрев на сына, встала с тахты и поклонилась сестре султана, отправляясь к Мехмеду. К этому времени, в саду показалась Махидевран с улыбкой на лице, направляясь к беседке, где сидела Хатидже, наблюдающая за детьми. Михримах, заметив мать, улыбнулась ей, и вскрикнув: «Мама!» — подбежала к ней. Весенняя роза султана мягко улыбнулась госпоже Солнца и Луны, после чего, провела рукой по ее русым волосам, поцеловав в лоб, и вновь отпуская вторую дочь к Сафие Султан. — Хатидже Султан. — Черкешенка поклонилась султанской сестре, присаживаясь на тахту. — Махидевран, здравствуй. Рада тебя видеть. — Султанша улыбнулась в ответ. — Как все прошло? — Даже лучше, чем я предполагала. — Ответила Весенняя роза. — Думаю, султан был в покоях, поэтому я изъявила желание перед Валиде Султан, чтобы Махмуд и Раифе ко мне под крыло попали. Я обещала Гюльсуне и имею намерение слово свое исполнить. Мне же и Мустафе будет лучше. — Верно. — Кивнула Хатидже. — Махидевран, Ибрагим все знает. И нет, я сама ничего ему не говорила, он догадался сам. — И что же теперь планирует делать паша? — Осторожно поинтересовалась черкешенка. — Ничего. Ибрагим обещал, что ничего и никому не расскажет, Повелителю так тем более, он постарается все уладить и решить это дело, так что, будем ждать результатов. — Ответила сестра султана. — А как…? — Нет. Он не кричал, не обвинял ни в чем. Только заверил, что он поможет и не станет вспоминать эту историю. Если ты об этом. Султанши разговаривали еще долго без всяких неудобств и без всякой опаски, пока на горизонте не показался султан Сулейман. Сафие и Михримах заметив мужчину, стали друг возле друга и склонились. С тахты вскочила и Махидевран, когда султан уже был в беседке; Хатидже тоже поспешила встать, но как только поднялась с дивана, в глазах все завертелось и поплыло, так что султанская сестра опустилась обратно, приложив руку к виску. — Хатидже, что с тобой? — Сулейман обеспокоенно посмотрел на любимую сестру. — Голова закружилась, все в порядке, спасибо. — Хатидже встала вновь, когда головокружение прекратилось и улыбнулась. — Я рада Вас видеть, дорогой брат. Мы так и не виделись после того, как мы с Ибрагимом приехали. Мне жаль, что Гюльсуна-хатун пропала, не представляю, как Раифе и Махмуд будут это время без матери, пока ее не найдут. — Спасибо, Хатидже, но не беспокойся об этом. Гюльсуну найдут и вернут во дворец, при первой же возможности, Ибрагим этим и занимается сейчас, хотя есть проблемы и существенней. — Ответил падишах, посмотрев на Махидевран. — Махидевран, луноликая моя госпожа, Валиде передала мне твое желание позаботиться о Раифе и Махмуде, и я даю тебе свое позволение. Их сейчас же переместят в твои покои. — Благодарю тебя, Сулейман. — Черкешенка улыбнулась. — Я приложу все усилия, чтобы Раифе и Махмуд не чувствовали никаких неудобств. Но, Повелитель, нам впятером может быть тесно: Нармин уже подросла и все силы в учебу вкладывает. — Я это понимаю, поэтому Нармин переберется в отдельные покои, я уже отдал нужные приказания и к вечеру покои будут готовы. — Улыбнулся Сулейман. — Махидевран, пойдем со мной, нам еще нужно кое-о-чем поговорить. — Конечно, мой государь. — Махидевран поклонилась Хатидже и пошла вслед за падишахом, покидая сад. Хатидже осталась вместе с дочерью и племянницей, пока те играли на траве, а Бихруз Султан, забрав сына после его занятия — ушла к себе. Мехмед хоть и был немного нетерпеливым, но оставался милым, любознательным и непосредственным шехзаде. Второй шехзаде старался быть послушным и выполнять все просьбы и приказания его матери Бихруз, и отца, когда виделся с ним, но шехзаде завидовал Мустафе и сестрам, которым внимания уделяли в разы больше: начиная от слуг и заканчивая родителями и родственниками. Шехзаде Мустафа передал свой лук Бали-бею и, приблизившись к беседке, поклонился тете. — Хатидже Султан, здравствуйте. — Поприветствовал старший наследник. — Здравствуй, Мустафа. — Султанша улыбнулась и жестом руки пригласила присесть мальчику возле нее. Мустафа давно не был тем маленьким шехзаде, которого интересуют только игры и веселье, он стал с уважением относиться ко всем своим учителям, внимательно слушал советы родителей и своих наставников — Ибрагима-паши и Бали-бея. Да и внешне он стал меняться: увеличился рост, начали уходить детские черты лица, да и тембр голоса изменился, а во взгляде уже не читалась детская наивность. Шехзаде Мустафе было уже двенадцать, Мехмеду семь, как и Нармин, Баязиду было пять, Михримах и Сафие по два года, а Джихангиру год. Время текло как бурная река, быстро и неумолимо, не щадя никого на своем пути. — Как у тебя дела, Мустафа? Я слышала, тебя очень хвалят, как твой отец, так и преподавателя вместе с наставниками. — Улыбнулась госпожа. — Спасибо, тетя, у меня все в порядке. — Ответил Мустафа. — Я и правда очень стараюсь, чтобы оправдать ожидания отца и моей Валиде. Только вот, — он запнулся на секунду, тут же продолжив. — Я очень боюсь за матушку. Валиде Султан не любит ее и я слышал, что пропажу принцессы на мою мать возложили. Говорят, что именно из-за нее Гюльсуна-хатун пропала. — Мустафа, мой дорогой племянник, тебе не стоит тревожиться по этому поводу. Повелитель уже объявил, что Махидевран Султан не виновата. — Ободряюще сказала сестра султана. — Главное знай, Мустафа, ты сможешь защитить всех, кто тебе дорог только в том случае, если будешь сам силен не только физически, но и умственно. — Я это знаю, тетя Хатидже. — Кивнул старший шехзаде. — Пообедаешь вместе со мной? — Предложила Хатидже Султан. — Нет, тетя, прошу прощения, отец ждет меня на обед сегодня вместе с сестрами и матушкой. — Шехзаде встал с места, поклонившись. — Позвольте Вас оставить и забрать Михримах с собой. — Конечно, Мустафа, иди. Ты не должен спрашивать моего разрешения, если тебе нужно уйти. — Султанша кивнула, отпуская старшего племянника. Мустафа подошел к сестре и двоюродной сестре, аккуратно уводя Михримах за собой. «Мустафа уже повзрослел, еще года три и гарем пора будет ему отбирать. Но мы так и не знаем, кто та девушка, которая представляет опасность?» — задумалась султанша, но когда подошла Сафие, оставила свои мысли. — Мама, я есть хочу. — Сказала девочка. — Я устала и хочу к папе. Когда мы к нему пойдем? — Папа сейчас занят, мы сходим к нему позже, хорошо, солнышко? — Султанша улыбнулась, поцеловав дочь в лобик.*** Покои Хюррем Султан. ***
Рыжеволосая султанша вошла в покои, покачивая на руках плачущего сына. Джихангир все плакал и не умолкал, и его плач разбивал сердце всем, кто его слышал, вдребезги. Хюррем, сколько не старалась успокоить сына, он продолжал плакать и капризничать. — Джихангир, сыночек мой, миленький, чш-ш-ш…. — Качала она. — Не плачь, умоляю тебя… Где лекарь? Я же приказала его позвать! — Госпожа, я позвала Адак-хатун, она сейчас придет. — Поклонилась Эсма. Хюррем Султан продолжала успокаивать сына и то время, пока не пришла Адак-хатун — тянулось для рыжеволосой бестии вечно. Она и сама была готова расплакаться, не имея больше сил слушать плачь единственного и любимого сына. Главная лекарка приняла из рук султанши Джихангира, после чего, положила его на кровать, сначала лицом, а потом и спиной к себе. Хюррем ходила взад, вперед, пока шел осмотр и подмечала все эмоции, которые были на лице у Адак. Когда женщина стала ощупывать спинку шехзаде, Хюррем насторожилась: на лице и в глазах у лекарки мелькнуло что-то похожее на ужас и удивление, после чего, она приподняла рубашку и стала руками мять и щупать место между верхней частью лопаток, чуть ниже шеи, отчего, шехзаде Джихангир заплакал еще громче и больнее. — Что ты делаешь?! — Вспылила султанша, яростно смотря на Адак-хатун. — Ты не видишь, что моему сыну больно от твоих прикосновений?! Что с ним, скажи мне! Ничего серьезного? — Госпожа, кажется, я выявила серьезный недуг у шехзаде, — осторожна, начала говорить Адак-хатун, отстраняясь от маленького османского принца. — Кости, как теперь мы узнали, растут неправильно у шехзаде, и только сейчас они дали о себе знать. Вероятно, у него будет горб! Хюррем замерла в оцепенении: «Горб?». Этот диагноз был, как смертный приговор, ее сын обречен всю жизнь мучатся, и мало того, что на него будут кидать косые взгляда, когда будет виден горб, так его будут мучить и сильнейшие боли день ото дня, с которым ему придется жить и мириться. — Это… Его можно вылечить? — С надеждой и блеском от слез в глазах, спросила Хюррем. — Нет, госпожа, простите. Вряд-ли это возможно. — Отрицательно покачала головой женщина. — Вон. Все вон! — Как раненный зверь, прикрикнула Хюррем Султан и все беспрекословно удалились из покоев, пока по щекам несчастной матери текли слезы отчаяния и боли. И только когда она и Джихангир остались одни, девушка горько заплакала, даже не пытаясь утереть слезы, вместо этого, беря на руки маленького Джихангира и прижимая его к себе. — Мой шехзаде, мой сыночек…. Мама будет рядом, мама всегда будет рядом. — Шептала она сыну на ухо. — Чтобы не случилось, я буду рядом…*** Покои Хатидже Султан и Ибрагима-паши. Вечер. ***
Весть о том, что шехзаде Джихангир неизлечимо болен, очень быстро разлетелась по дворцу Топкапы, и даже за его пределы на небольшое расстояние. Но это ненадолго: одни скажут друзьям, те передадут своим родным и другим друзьям, и весть быстро разлетится за пределы Османской империи. Хатидже, даже помня все то, что совершила Хюррем в прошлом, жалела ее и Джихангира. В невинного шехзаде в особенности. Но ничего не было поделать и они ничего не могли сделать, чтобы помочь мальчику. — Джихангира так жалко. — Заметила Хатидже, сидя на кровати. После ужина госпоже стало плохо, и периодически к горлу подходила тошнота, после чего, через недолгое время, исчезала, не оставляя после себя и следа. Сестра султана списывала это к нервам и переживаниям, поэтому не стала беспокоить ни мужа, ни лекарей. — Да, невинный шехзаде, еще совсем ребенок, а уже заболел такой страшной болезнью. Да поможет ему и Хюррем-хатун Аллах всемогущий. — Согласился уставший визирь. — Ты выглядишь уставшим, было много работы сегодня? — Да, Повелитель решил, что мы должны вскоре отправиться в следующий военный поход. На Венгрию в этот раз. — Ответил визирь. — Приказал начать все приготовления, после чего, мы должны без замедлений выдвигаться. — Так быстро. Вы, можно сказать, только-только приехали… — Вздохнула султанша, приложив руку к виску. — Хатидже, что с тобой? — Ибрагим обеспокоенно подошел к супруге, беря ее за руку. — Тебе плохо? Я позову лекаря… — Нет, не нужно, я в…. — Султанша не успела договорить, как в глазах все закрутилось-завертелось и тут же помутнело, и голова госпожи опустилась на подушку. Ибрагим-паша запаниковал и занервничал еще больше, и, продолжая сидеть возле супруги, отдавал приказания звать лекаря. Сафие, услышав крики отца, выбежала из своей комнатки и испуганно посмотрела на лежащую без сознания мать. — Сафие, цветочек, вернись в свою комнату. С мамой все будет в порядке. — Стараясь успокоить скорее себя, чем дочь, сказал визирь. На глазках дочери визиря выступили слезки, но она все же послушалась отца и вернулась в свою смежную с родителями комнату. Лекаря долго ждать не пришлось: неподалеку были слуги, поэтому они, поторапливая, друг дружку позвали вторую лекарку, после Адак-хатун — Юрюнай-хатун. Это была молодая лекарка, закончившая свое обучение и прибывшая около года назад на службу во дворец Топкапы. Ее не часто допускали к госпожам, когда она только приехала, поэтому, чаще всего, она была возле Адак-хатун, набираясь больше опыта, перед тем как начать работу самостоятельно, и ей, наконец, выпала честь провести осмотр сестры султана — Хатидже. Ибрагим, пока шел осмотр его супруги, удалился из покоев, чтобы успокоить дочь и не мешать лекарке. Юрюнай довольно быстро и ловко осмотрела госпожу, сделав все, чему ее учили, после чего, постаралась привести Хатидже Султан в сознание. Что вышло не сразу, но Хатидже все же очнулась с небольшой головной болью. Хатун помогла султанше нормально прилечь и задала несколько вопросов, после чего, помолчав, улыбнулась и молвила: — Госпожа, у меня есть подозрения, что Вы находитесь в положении. Поздравляю. Но, я все же позову Адак-хатун, и она Вам все точно скажет, верны мои предположения, или нет. Когда Адак-хатун уже подтвердила беременность султанши и оповестила об этом Ибрагима-пашу и Сафие Султан, пришла Валиде Султан. Открылась дверь, и в покои вошла Дайе-хатун, а после нее, показалась и Айше Хафса Султан с радостной и безмятежной улыбкой на лице. Ибрагим-паша немного отошел от лежащей на кровати Хатидже, поклонившись теще, а Сафие осталась сидеть на кровати подле матери. — Хатидже, дорогая, я так рада. — Женщина опустилась на кровать и поцеловала дочь в лоб. — Поздравляю и тебя, Ибрагим-паша. Иншалла здоровенький ребенок родиться. — Аминь, Валиде Султан. — С улыбкой согласился визирь. — У тебя будет брат или сестра, Сафие. — Обратилась Валиде Султан к внучке, держа ту за руки. — Ты рада? — Я больше хочу брата, но, — Сафие как-то виновато опустила голову. — Обо мне забудут? — Нет, солнышко. Нет, конечно, почему такие мысли? — Хатидже приобняла дочь. — Такого не будет, верь мне. Малышка-султанша крепко обняла мать, но тень сомнения все же осталась в ее глазах. Мать султана предложила устроить следующим днем праздник в честь беременности сестры падишаха, но Хатидже отказалась, аргументировав свой отказ тем, что сейчас не время для праздником, ведь намечается следующий поход, да и в добавок, шехзаде Джихангир болен и его матери совсем не до праздников. Айше Хафса Султан лишь пожала плечами, удалившись к себе, оставляя семью наедине друг с другом. Вскоре, султан Сулейман официально объявил о том, что начнутся приготовления к военному походу на Венгрию, и назначил своего верного визиря и товарища Ибрагима-пашу главнокомандующим турецким войском — сераскиром, подняв его жалование от двух, до трех миллионов акче в год, чем удивил не только мужа Хатидже, но и других пашей. Но в этот раз, было решено не брать с собой в поход никого из шехзаде, по неизвестным никому, кроме самого Мустафы, Ибрагима и султана причинам. Мустафа очень хотел поехать, и даже говорил с отцом, но Сулейман был непреклонен и пригрозил сыну, сказав, что больше не возьмет его с собой, если он не перестанет так себя вести, и Мустафе пришлось остаться в Топкапы вместе с матерью и братьями с сестрами. Отправились на войну в Венгрию в мае, попрощавшись с семьей и целенаправленно, не сворачивая со своего пути. Гюльсуну так и не удалось найти, поэтому этот вопрос остался не закрытым и отложенным. Раифе и Махмуд, первое время, очень плохо привыкали к новой матери, точнее сказать, мачехе и часто плакали, просыпаясь по ночам, и подолгу их не могли успокоить. Но Махидевран Султан все же удалось справиться с малышами. Шехзаде Мустафа продолжал учиться. Вместе с ним учились и Мехмед с Нармин, к ним же, еще присоединился Баязид. У всех них были разные темы, разные уровни, но учителя особо не отличались. Махидевран, а затем и Хатидже Султан пытались разузнать у старшего наследника, почему его не взяли в поход, но тот отмалчивался, как партизан, и чаще всего, уходил с книгой в руках в свои покои, продолжая чтение или какое другое занятие. «Матушка будет переживать, да и сестры тоже. Не хочу им рассказывать. Стыдно» — думал шехзаде. — «Я мужчина, и не стану жаловаться». Война тянулась долго из-за дождей, которые настигнули их, поэтому поход задерживался и выходил за рамки выделенного падишахом время, но Османы не собирались сдаваться, и через четыре месяца уже были под Мохачем, планируя и обдумывая следующие шаги, прямо как в шахматах. Обстановка была напряженной и никто не знал исхода этой трудной войны, но каждый надеялся на свою победу, ведь борьба была не на жизнь, а на смерть. Никто из сторон не сидел, сложа руки, у каждого из воинов в руках была сабля, тела были закованы в тяжелые доспехи, а лошади мчались по дорогам и полям битв. Султан Сулейман приближался к Вене и приближенные Папы Римского пророчили конец христианскому миру, если великий и могущественный султан Сулейман Хан захватит Вену, ведь ему уже удалось заполучить корону венгерского короля себе. Золотой венец было приказано Бали-бею в Будду доставить и возложить на Заполии, и как бы бей не отказывался, приказа султана нельзя было ослушаться. А пока шла война у султана с неверными, война между Махидевран Султан и Валиде Айше Хафсой Султан на время приутихла: черкешенка была занята детьми, благотворительностью и решением небольших сложностей в ее землях, подаренных и доверенных ей султаном Сулейманом, Валиде Султан укрепляла союз между собой и Бихруз Султан, начиная поддерживать ее и второго внука. Но, крымской принцессе было крайне сложно обделять любимого и первого внука — Мустафу, а также остальных детей своего сына, рожденных Весенней розой и находившихся под ее крылом Махмуда и Раифе. И пока крымчанка металась от одного к другому, Бихруз ликовала: у ее сына, наконец, появилась поддержка, а в будущем, может появиться и шанс стать султаном, вот только его старший брат Мустафа уж очень мешает и женщине пришлось задумываться над тем, как бы в будущем своего сына в Манису послать, а от Мустафы избавиться. И это было очень сложно: султан очень любил первенца и почти во всем потакал ему, Валиде Султан не обделяла поддержкой и вниманием внука, мать вообще усердно занималась его образованием, этикетом и другими вещами, а множество слуг и стражников не сводили взгляда с главного наследника престола, и вот поэтому сейчас было крайне сложно от него избавиться. А главное, не совсем выгодно сейчас. Хюррем и Гюльнихаль вели себя тихо, собственно, как обычно. Мать шехзаде Баязида не была конфликтной, а Хюррем вовсе было не до интриг из-за больного сына. Хатидже Султан проживала во дворце Топкапы, определив малышку Сафие к учителю, дабы она начала свою учебу. И пока девочка была у учителей, султанша занималась и своим развитием, вперемешку с поднятием авторитета у народа, прославляя свое и мужа имя, чтобы, наконец, хоть немного, утихли недовольства в народе по поводу высокого и, как говорят, не заслуженного положения главного визиря, в руках у которого была вся страна, и выше него был только султан. Султанша старалась развивать уже существующие мечети и столовые, передавая из своих собственных средств не маленькие суммы акче. Живот у госпожи рос, и поэтому, Авшар-хатун прибыла в Топкапы для того, чтобы помогать своей госпоже, а Бейза осталась во дворце у Ипподрома, продолжая заботиться и управлять им в отсутствие хозяев.*** Покои Хатидже Султан Хазретлери. ***
Хатидже Султан с огромным круглым животом сидела в сиреневом платье на диване, а подле нее восседала Махидевран Султан со стаканом шербета в руках. Дети были на уроках, а младшие сидели в саду, греясь на летнем солнце. — Султан может относительно скоро вернутся. — Нарушила молчание султанская сестра, посмотрев на подругу. — Знаю. — Согласилась Гюльбахар-Махидевран. — Как только он вернеться, я решила, что пора раздобыть мне свободу, а затем и титул Хасеки и законной султанской супруги. — Уверена, что у тебя все получиться? И ты готова к тому, что тебя могут отправить в ссылку? — Поинтересовалась Хатидже. — Буду надеяться, что этого не произойдет. — Черкешенка поставила на столик стакан с шербетом. — Но, если я и отправлюсь в ссылку, то не думаю, что надолго. Султан Сулейман не сможет пробыть долго без меня, я для этого все делала, и ничто не должно пойти не по плану. У меня будет лишь одна просьба к Вам, Хатидже Султан, — мать наследного шехзаде посмотрела на сидящую рядом подругу. — Мне было бы спокойнее дворец оставлять, если бы Вы присмотрели за детьми в мое отсутствие. — Махидевран, не беспокойся, я за всеми пригляжу, и когда ты вернешься, вот увидишь, все будут в целости и сохранности. — Сестра султана мягко улыбнулась и по-дружески сжала руку Махидевран. Султан Сулейман короновал в Будде нового правителя Венгрии, своего доверенного человека, проведя нужные для этого скромные церемонии. А после назначения нового венгерского правителя, падишах решил следовать дальнейшим своим планам: взять Вену, там же перезимовать, не возвращаясь в Стамбул, а потом захватить и остальные германские земли. Падишах дальновидно управлял военным походом, и в этом ему помогали Ибрагим-паша и Бали-бей. К концу сентября по их подсчетам, они уже будут у стен Вены. Даже сидя в лагере, планы усовершенствовались и обдумывались каждую минуту, и Карл пятый понимал шаткость своего и своего народа положения. У них не было столько силы, сколько ее было у Османов, но все же правитель надеялся на те военные силы, кои им должны были прислать их друзья. Осенью, в октябре, немного раньше положенного срока на месяц, Хатидже Султан благополучно родила. На этот раз, султанша родила сына, и Валиде Султан дала внуку имя вместо султана или отца мальчика — Хасан. Султанзаде Хасан. У мальчика, на отмену от его родителей, были светлые блондинистые волосики, пока что, больше похожие на пушок. Этой же осенью, султаном Сулейманом была снята осада Вены. Это был кровавый, жестокий и трудный бой, который пережили не многие воины из обеих сторон. Многие семьи лишились братьев, сыновей, супругов и просто друзей, но получили вечную и посмертную память и уважение. Реки крови текли, не останавливаясь, а мертвые тела превращались в горы. Обе враждующие стороны понесли большие убытки, но только одна одержала верх и победу, пойдя на риск и против ненастий природы, в виде осадков и холодной погоды. Даже честно проиграв, падишах с достоинством принял этот факт и пообещал себе, что в следующий раз он не допустит ошибки, не примет поражения и, сняв осаду Вены — войска вслед за султаном двинулись домой, где их уже ожидали родные и близкие.*** Топкапы. Покои Валиде Айше Хафсы Султан. ***
Несмотря на то, что был ноябрь месяц, в столице было довольно тепло для последнего месяца осени, поэтому султанши были одеты не так тепло, как следовало бы. После Валиде Султан стояла Хатидже с сыном на руках, и рядом с ней стояла Сафие в милом желтом платьице и плетеной диадеме, украшающей каштановые волосы девочки. За ними, стояла Махидевран с детьми, рядом ютились Йетер и Ирмак-хатун, на руках которых мирно посапывали подросшие за это время шехзаде Махмуд и Раифе Султан. Дальше шли Бихруз, Гюльнихаль и Хюррем вместе со своими шехзаде — Мехмедом, Баязидом и Джихангиром. — Валиде, — султан Сулейман в расшитом кафтане коричневого цвета. Мужчина поцеловал руку матери и прислонил к ней лоб. — Как я рад увидеть Вас спустя долгое время. — Мой величественный сын, мы все очень соскучились и тоже рады видеть дома. — Женщина крепко обняла сына-султана, после чего, тот подошел к сестре, аккуратно ее обнявши и взявши в руки рожденного племянника. — Поздравляю, Хатидже. Иншалла Хасан проживет долгую и счастливую жизнь. — Сказал Сулейман, целуя лоб племянника. — Благодарю, брат. Я рада Вас видеть дома, иншалла Вы вернулись невредимым. — Ответила с улыбкой Хатидже, принимая на руки сына, пока ее брат присел на корточки и обнял Сафие, поцеловав ее в лобик и прошел дальше к черкешенке Махидевран и детям. — Мой падишах, Сулейман. — Махидевран поцеловала руку султана Сулеймана и, выпрямившись, молвила далее. — Я молилась всемогущему Аллаху, чтобы Вы поскорее вернулись к нам, и иншалла, Всевышний услышал мои молитвы, любовь моя. — Я тоже скучал по тебе, Махидевран. Твои письма поднимали мне настроение и заставляли двигаться вперед. — Сулейман нежно поцеловал любимую. Падишах был очень рад видеть сыновей, дочерей, племянников, и вообще всю семью. Видеть их улыбки на лицах и наконец, чувствовать, что он прибыл домой, но, не смотря на это, усталость брала свое и поэтому, падишах, откланявшись, вернулся к себе, чтобы отдохнуть. В гареме, был устроен праздник в честь возвращения падишаха: разносили сладости и шербет, пели и танцевали наложницы, и по всему гарему лилась музыка, благодаря талантливым девушкам, играющим на инструментах. Айше Хафса Султан предложила сыну послать и ему девушек, чтобы они развлекли его танцами и доставили удовольствие, но падишах отказался, ведь планировал провести время с своей любимицей — Гюльбахар-Махидевран. Ибрагим, вместе с Хатидже Султан, дочерью и сыном тоже остались в Топкапы, приказав подать им ужин в покоях. Визирь рассказывал о трудностях, об удачах и неудачах, которые постигли их в походе, а Хатидже и Сафие увлеченно слушали мужчину, на руках которого покоился султанзаде Хасан. — А братик тоже будет ездить с тобой на войну? — Спросила Сафие у отца. — Когда подрастет, начнет учиться и если позволит Повелитель, то, конечно же, пойдет с нами. — Согласился Ибрагим-паша. — И мы будем подолгу в разлуке, папа? — Спросила Сафие, и Ибрагим, улыбнувшись, усадил дочь себе на колено, поцеловав ее в лоб. — До того, как твой брат вырастет, пройдет еще много лет, Сафие. — Сказал мужчина. — После разлуки, нас всегда будет ждать долгожданное воссоединение. Эта ночь, пожалуй, для всех семей, которые, наконец, воссоединились со своими родными, стала самой долгожданной и счастливой. Даже природа не решалась нарушать идиллию, царившую в империи: ни ветра не было в эту ночь, ни дождей, и даже на небе рассыпались, словно алмазы, холодные и яркие звезды. Утром, во дворце первое время царила тишь да гладь, но вскоре, тишина главного дворца была нарушена, и слуги принялись за работу. Гаремные девушки уже застелили свои постели и успели позавтракать, принимаясь за уборку и учебу, а султанши только-только поднималась с мягких кроватей, неспешно умываясь и подбирая наряд, дабы встретить новый день. Матери шехзаде собирали сыновей на уроки, после чего, отправлялись к Валиде Султан, чтобы пожелать матери падишаха доброго утра. Но не Махидевран. Черкешенка была в султанских покоях и у нее были совсем другие планы на сегодня.*** Покои султана Сулеймана Хана. ***
Падишах и его любимица сидели на тахте, а перед ними стоял столик с завтраком. Сулейман был в рубахе и дорогом зеленом кафтане, а на Гюльбахар-Махидевран красовалось красивое и элегантное платье золотого оттенка. Каштановые волосы черкешенки плавно спадали на плечи, а на лице красовалась улыбка для ее господина. Для падишаха их разговоры с Махидевран были бесценны, поэтому он, когда оставался наедине с возлюбленной, забывал обо всем на свете. Во время разговора, Махидевран Султан поджидала нужных слов и момента, чтобы привести в исполнение свое намерение, и ждала она долго, пока, наконец, Сулейман не подошел ближе к нужным для черкешенки-султанши моментам. — Моим глазам в радость видеть, как любимая женщина сияет от счастья и смеется. — Молвил он. — Не представляешь, насколько мне не хватало наших разговоров в походе, только письма от тебя и спасали от уныния и грусти. — Я хоть и счастлива, Сулейман, что ты вернулся, что я могу видеть тебя и чувствовать себя любимой, но стыд и разочарование в собственной слабости — не дают мне покоя. — Приступила к действиям, Махидевран, опустив глаза, в которых появился решительный огонек. — За что тебе стыдиться, моя роза? Скажи мне, и мы вместе решим этот вопрос. — Обеспокоенно, ответил султан Сулейман. — Совсем недавно до Вашего возвращения из похода, у нас с Валиде Султан вспыхнула небольшая ссора, и она произошла, когда Нармин была возле меня. — Начала говорить девушка. — Я пыталась мирно уладить возникший небольшой конфликт и хотела, чтобы Нармин временно покинула покои Валиде Султан, чтобы не слушать ссору, но когда Валиде сказала нечто, что меня глубоко задело, Нармин не сдержалась и защитила меня, и недовольство госпожи перешло и на нее. — Махидевран нацепила на лицо грусть. — Наша дочь очень расстроилась, а мне было стыдно смотреть ей в глаза. Я не смогла уберечь Нармин от услышанного из уст Валиде Султан, и мне стыдно за это. И за то, что испытала на себе гнев бабушки. — Но из-за чего вспыхнула ваша ссора? — Все также с беспокойством, поинтересовался Сулейман. — Что тебе сказала Валиде? — Из-за какой-то мелочи, я уж и забыла вовсе. — Пожала плечами Махидевран и добавила. — Меня назвали рабыней и сказали знать свое место. Вот, что меня гложет, мой Повелитель. Нармин не должна была этого слышать и я не хотела бы, чтобы она в будущем слышала подобное, но не знаю, как уберечь ее. Как уберечь Мустафу, Нармин и Михримах в будущем от этих горьких и болезненных слов, что их мать является рабыней в глазах Валиде Султан и всех остальных, кто тоже так считает. — Валиде и никто другой не сможет больше называть тебя рабыней, Махидевран. — После сказанных слов султаном, Махидевран подняла глаза, уставившись на мужчину. — Я дарую тебе свободу, Махидевран. Отныне, никто не назовет и не посмеет называть тебя наложницей или рабыней.***
Из покоев султана, Гюльбахар-Махидевран Султан вышла с гордо поднятой головой и по-настоящему счастливой улыбкой на лице. Она стала свободной. Свободной, впервые в своей жизни, с ее плеч и шеи будто сняли тяжелые кандалы, которые не давали ей расправить крылья и словно птица парить над миром. Даже воздух теперь казался ей другим: чистым и легким, а не душным и тяжелым. Свободная госпожа почти не заметила, как ноги привели ее в покои, где были Дидем-хатун и Гюльшах-калфа, которые успели привести в порядок покои и отдать приказания по поводу обеда для их госпожи. — С добрым утром, госпожа. — Они поклонились, когда Махидевран Султан. — Утро воистину доброе. — Почти пропела Махидевран, присаживаясь на диван. — Подготовьте мне новое платье. — Как прикажите, султанша. — Дидем поклонилась и со скоростью света выбежала из покоев в личную гардеробную султанши, дабы выполнить приказание. — Госпожа, Вы сияете, словно яркий солнечный луч. — Заметила Гюльшах-калфа, когда Дидем вышла из покоев. — Если позволите узнать, что-то произошло? — Я свободна. — Коротко и с улыбкой ответила султанша, посмотрев на верную калфу. — Повелитель даровал мне свободу, и я теперь свободна, как чайка, парящая над бурным морем, Гюльшах. — Госпожа… Я Вас поздравляю. — Калфа не знала, как реагировать на эту новость, но она была безумна рада за свою госпожу и к приходу Дидем-хатун, также ярко сияла от радости, как начищенный до блеска медный таз. Гюльбахар-Махидевран Султан облачилась в роскошное насыщенного фиолетового оттенка платье с кафтаном, ткань которого была украшена золотыми нашивками, а на талии покоился поясок в тон нашивкам. В ушах появились золотые серьги, а весь образ вместе с распущенными густыми волосами дополняла такая же невысокая корона. — Когда Вас увидит Валиде Султан — то с ума сойдет, в этом я ручаюсь! — Восхищенно, сказала Дидем, немного отходя от черкешенки. — Весь гарем ахнет, когда увидит Вас. — Дополнила Гюльшах-калфа, направляясь вслед за свободной султаншей, которая направлялась в гарем, чтобы устроить праздник и оповестить всех, что теперь она свободная женщина.*** Гарем. ***
Многие рабыни сидели на тахте и болтали о своем. Там же были и Гюльнихаль вместе с Бихруз Султан, тихо сидящие немного в отдалении от других девушек и разговаривали о том, что приходило первое им в голову, чтобы скоротать время и не давать тишине ввести их в неловкость. Дайе-хатун вместе с Гюль-агой и Нигяр-калфой стояли и тихо перешептывались, не обращая внимание на посторонние глаза и уши, ровно до того момента, как высокие двери в ташлык открылись, и в гарем вошла Махидевран Султан. Наложницы приветственно поклонились, продолжая свои разговоры, а служащие гарема оставались стоять на месте, лицом к султанше. — Дайе-хатун. — Подозвала к себе Махидевран, хазнедар гарема. — Госпожа, слушаю Вас. — Поклонилась женщина, подходя ближе к Махидевран Султан. — Я хочу провести праздник в гареме и поручаю Вам его устроить. Пусть Шикер-ага приготовить угощения для девушек, а Гюль-ага вместе с Нигяр-калфой выдадут девушкам бакшиш. — Услышав про «бакшиш», рабыни и наложницы гареме заинтересовались, и стали тихо наблюдать и слушать разговор. — Госпожа, я все подготовлю, но позвольте узнать, по какому поводу Вы устраиваете праздник? Валиде Султан должна знать. — Спросила Дайе-хатун. — Валиде Султан, уверена, уже знает. — Махидевран посмотрела на балкончик, где стояла свекровь с недовольным и злым выражением лица, а подле нее, возвышалась Хатидже Султан с улыбкой гордости и радости за подругу, создавая контраст. Султанша вновь перевела взгляд на хазнедар, и немного громче, сказала. — У меня праздник, Дайе-хатун. Утром, сам Повелитель даровал мне свободу. Я больше не наложница и не рабыня, и могу не спрашивать ни у кого позволения, если желаю что-то сделать. Дайе-хатун на секунду остолбенела и, подумав о чем-то, все же поклонилась, тихо сказав: — Я займусь устройством праздника, госпожа, не беспокойтесь. — Удалилась из гарема. Девушки стали увлеченней шептаться и улыбаться, а Бихруз пораженно уставилась на черкешенку, почти разинув рот от удивления. Гюльнихаль Султан только встала с места и подплыла к Махидевран Султан, поклонившись. — Махидевран Султан, я Вас поздравляю. — Добродушно, как и всегда, сказала русинка. — Пусть Аллах и дальше будет милостив к Вам. — Спасибо, Гюльнихаль, желаю и тебе того же. — Кивнула Махидевран в ответ. — И ты приходи на праздник, буду рада тебя видеть. — Обязательно, госпожа. Благодарю за приглашение. — Султанша поклонившись, удаляясь, а за ней, сдержанно поздравив и откланявшись, ушла и Бихруз Султан, скрежа зубами — в ее планах этих новостей явно не было, как и в планах могущественной Айше Хафсы Султан. — Если будут какие-либо пожелания — смело обращайтесь к Нигяр-калфе и Дидем-хатун, а они мне передадут ваши просьбы. — Сказала Махидевран, подскочившим с мест девушкам. — Благодарим, госпожа. Да продлит Аллах Ваши годы и пошлет счастья и богатства, — слышалось из всех сторон из уст рабынь. Поблагодарив девушек за пожелания, султанша удалилась к себе, ожидая последствий своих действий. Но, как ни странно, султанская мать не приходила к ней и наоборот, как узнала позже, решила заняться подготовкой к празднику обрезания троих шехзаде — Мустафы, Мехмеда и Баязида, объявив о своем желании сыну. Праздник прошел успешно: девушкам раздали бакшиш от имени Махидевран Султан, разносили шербет и много сладостей в гареме, а танцовщицы и музыканты показывали свое мастерство, играя на инструментах и танцуя перед всем гаремом. На празднике были все султанши, кроме самой Валиде Султан и Дайе-хатун. Крымчанка больше не желала мириться с дерзостью ненавистной невестки и стала думать над тем, как бы избавиться от черкешенки, и как можно скорее.*** Покои Гюльбахар-Махидевран Султан. ***
Султанша сидела на диване, а Нилюфер-хатун укладывала Михримах Султан спать, заплетая ее волосы в косички, в той же детской. Гюльшах-калфу отдыхать, а Дидем, после того как помогла госпоже переодеться, вернулась в гарем. За окном, как ни странно, лил как из ведра холодный дождь, когда еще утром светило яркое солнце, и Махидевран уже знала, что дождь ничего хорошего не предвещал, но она была готова ко всему. «Если я правильно все рассчитала и делала, то султан должен позвать меня в покои, а завтра, у меня будет поездка на отдых в Старый дворец» — думала султанша. Прошлое еще немного времени после того, как султанша успела все еще раз обдумать, как послышался стук в дверь, и в покои медленно вошел Сюмбюль-ага с поклоном. — Госпожа, — присущая улыбка евнуха была у него на лице. — Наш государь пожелал видеть Вас в своих покоях и уже ожидает. — Сюмбюль-ага, передай Повелителю, что я не могу прийти к нему. — Настойчиво ответила султанша, встав с дивана. — Но госпожа, позвольте узнать, почему? Вы не здоровы? — Поинтересовался Сюмбюль-ага. — Сюмбюль-ага, передай Повелителю, что я не приду, и нет, я здорова. — Молвила Махидевран, складывая руки за спиной в замок. — Иди же и доложи то, что я сказала. Ага покорно и с неким волнением поклонился, удаляясь из покоев, чтобы передать султану Сулейману то, что повелела ему черкешенка-султанша. Время шло мучительно долго, но Весенняя роза держалась и старалась успокоить себя, ведь обратного пути уже нет и быть не может. Она пообещала себе еще в начале пути, что не подведет детей и саму себя, но… Внезапно, в комнате появилась устрашающая прохлада и тени, а некоторые свечи потухли. В покоях воцарилась тишина, и поселился мрак, а время будто замерло. Девушка обернулась и застыла: перед ней, в двух метрах стояла черная безликая фигура с рогами на голове, и султанша всем нутром чувствовала ухмылку демона, который давно к ней не захаживал, как и Хадиджа. — Азамат. — Полушепотом, сказала Махидевран, еле заметно выдыхая. — Давно не было ни тебя, ни Хадиджы, я даже расслабилась на некоторое время и забыла о вас. — Да, согласен. Давненько я не проведывал своих игрушек. — В своей манере, бархатистым голосом, ответила темная фигура без лица, подплывая ближе к султанше. — Не было надобности. — И сейчас ее нет. — Уверенно ответила Весенняя роза. — Неужели? — Ухмылка точно стала шире. — А мне кажется, что я как раз вовремя появился. От тебя так и веет, — он вдохнул и тьма стала больше. — Сомнениями. Могу время вспять немного повернуть. Для меня это такая мелочь, а вот для тебя… — Нет, не нужно. — Ком так и засел в горле султанши. — У меня и Хатидже Султан все под контролем, и в помощи нет надобности. — Уверена? — Демон вплотную приблизился к девушке, и его тьма ловко приподняла ее подбородок, фиксируя голову в одном положении, не давай той двигаться. Азамат всмотрелся в зеленоватые глаза, и Махидевран тут же почувствовала, как «нечто» копошиться в потаенных местах ее сознания, выворачивая наружу все страхи и переживания. Девушка опомнилась и стала старательно закрывать и защищать свой разум, как могла, пока демон Азамат сам не отпрянул и не освободил ее. — Больше не стоит так делать. — Махидевран встрепенувшись, выпрямилась. — Это заходит дальше установленных границ. — Для демонов границы — ничто, Махидевран. — Ответил он. — Но что ж, раз помощь моя не нужна, и я убедился в этом самостоятельно — удаляюсь. Удачи… Тьма тут же рассеялась, демона в комнате не стало тут же, а свечи загорелись вновь, будто и не было нежданных гостей. Когда черкешенка только-только опомнилась и привела себя в порядок после появления демона, открылась дверь, и Сюмбюль-ага снова передал султанский приказ явиться к нему в покои, и султанша снова просила передать султану, что пожаловать не сможет. Сюмбюль-ага распереживался сильнее, но делать было нечего — приказ нужно выполнять. Время потянулось вновь, и Махидевран на этот раз уже была готова ко всему. В голове отбивались удары сердца, но затихли, когда в двери постучались. Тогда, султанша на ватных ногах, подплыла к двери и открыла их: перед ней стоял Сулейман с ярко выраженным непониманием и злостью на лице. — Почему ты не явилась, как я просил? Что это все значит? — Спросил мужчина, стоя за дверью и смотря на любимую. — Повелитель, я бесконечно уважаю и люблю тебя. Но я не могу приходить. Нельзя. — Ответила Весенняя роза, ели-ели дыша от волнения, но стараясь его не показывать. — Нельзя? — Переспросил Сулейман и, Махидевран кивнув, продолжила. — Нельзя, мой любимый падишах, как бы мне не хотелось делить с тобой одно ложе. Отныне, это грехом будет считаться. — Девушка сложила руки спереди у талии. — О чем ты говоришь? Что за грех? — Ты великодушно подарил мне свободу, Сулейман. За что я всегда и навечно буду благодарна. Я больше не рабыня, а свободная женщина. — Напомнила султанша, затаив дыхание. — Только заключив брак перед лицом Аллаха и в присутствии свидетелей, мы сможем быть вместе. Иначе, мы будем считаться грешниками и блудными людьми. Сказав это, Махидевран театрально вздохнула и положила руки на ручки дверей, запирая перед лицом падишаха дубовые двери, и как только она скрылась в своем «укрытии», смогла вздохнуть и спиной облокотится о стену. Она сделала все, что от нее зависело, обратного пути уже нет и не будет.